Текст книги "Иван Таранов"

Иван Таранов
Анатолий Рубин

© Анатолий Рубин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

От автора

Иван Таранов – одна из самых ярких и неординарных личностей, о которой узнали россияне в начале нынешнего столетия. Его образ стал использоваться в рекламе пива в виде анимационных сюжетов, юмористических рекламных роликов. Их главный герой ― бесстрашный и лихой авиатор и пивовар всем сразу полюбился, а отдельные фразы из них разошлись на пословицы, афоризмы, появились анекдоты про Таранова.

Но кто он ― человек или легенда? Чудак-помещик или фабрикант-пивовар или поэт-авиатор? А может быть, и то и другое и третье? О разнообразных интересах этого талантливого человека-легенды можно узнать из многочисленных публикаций о нем, появившихся в прессе. Был создан образ человека с разносторонними интересами и талантами, с неудержимым духом искательства и неутомимой энергией, сердцееда, романтика технического прогресса, со стремлением к новому, и обладающего бесконечным оптимизмом и жизнелюбием, тонким умным юмором и безграничной преданностью любому делу. Он олицетворял собой русскую романтику, предприимчивость, благородство и широту души.

До сих пор многие считают, что Иван Таранов ― это вымышленный персонаж. Другие утверждают, что на самом деле наш герой ― реальная историческая личность, и что он жил в конце XIX ― начале XX века и в Оренбургской области им была построена крупная пивоварня.

Однако был или нет такой исторический персонаж, не так важно. Главное другое. Иван Таранов встал в один ряд с такими литературными героями как Дон Кихот, барон Мюнхаузен, Штирлиц.

В этой книге хотелось рассказать некоторые истории из жизни этого человека, его увлечениях и любовных приключениях, основанных на легендах об этой неординарной личности.

1. Родовое гнездо

Майским утром 1902 года московский поезд Ташкентской железной дороги подходил к Оренбургу. Внешний вид города для едущих из внутренней России ничего не представлял интересного. Приближаясь к вокзалу, можно было заметить с левой стороны железнодорожного пути одну или две церкви, татарскую мечеть, вдали на возвышении ― колокольню женского монастыря. Обывательские постройки городских окраин ― убогие хижины. Своим видом напоминали скорее деревню, чем город.

На железнодорожном вокзале с поезда сошел мужчина, которому на вид было лет двадцать шесть ― тридцать. Звали молодого человека Иван Михайлович Таранов. Он был выше среднего роста, темноволосый, у него был открытый лоб. Дерзкие светло-карие глаза с какой-то усмешкой смотрели из-под густых бровей. Приезжий был одет в студенческую крутку с золотыми пуговицами, на которых красовались орлы. Он не был красавцем, но внешностью своею, вероятно был вполне доволен.

Его встречал на бричке кучер ― мужичонка неопределенного возраста с небольшой бородкой, по имени Матвей.

– С приездом, барин!

Багаж молодого человека было не велик ― всего два небольших чемодана.

Заботливо укладывая багаж в бричку, кучер с интересом поглядывал на приехавшего из столицы, размышляя про себя, что за птица племянник умершего барина, надолго ли сюда приехал. А вслух сказал:

– А мы, как получили телеграмму намедни, так сразу и стали собираться. Ждали-то вас раньше.

– Дела были. Потому сразу, как умер дядюшка, и не смог приехать.

– Ясно.

– За сколько доедем до Тарановки?

– К полудню точно будем на месте.

–Это сколько по времени?

– Часа три ― четыре. – Матвей явно не мерил сутки в часах.

– Тогда поехали! ― и легко запрыгнул в коляску.

Коляска покатилась по городу, прыгая по булыжной мостовой. Таранов с любопытством смотрел по сторонам. Перед его взором открывался Оренбург с главным его украшением кафедральным собором и другими городскими зданиями и церквами.

– Вы ведь, барин, у нас никогда и не были?

– Нет, не приходилось.

– Вот тут у нас Соборная площадь, значит. А там железнодорожный мост чрез реку Урал.

После того, как они проехали по тряским городским улицам, из-за уложенной на проезжей части булыжной мостовой, после полосатого шлагбаума, тряска, наконец, закончилась, и бричка понеслась по мягкой проселочной дороге. По обеим сторонам дороги стали попадаться кочки, ельники, низенькие редкие молодые сосенки, вытянутые вдоль дороги деревни, с мазанками-домами, покрытыми серыми крышами.

Пейзаж стал однообразным, и смотреть по сторонам стало скучно. Ровные поля и пастбища. Южные оренбургские степи. Таранов начал вспоминать все, что он знал об этих местах, где уже более века назад обосновались его предки и откуда родом был его отец. Здесь гулял со своими ватагами Емельян Пугачев. Оренбургский край был главным очагом Крестьянской войны. Выходец из донских казаков Пугачев, объявил себя императором Петром III. Взять Оренбург восставшие не смогли, хотя осада и продолжалась почти полгода. Крестьянская армия непрерывно пополнялась новыми отрядами крестьян, казаков, заводских работных людей, башкир, татар, калмыков. Сконцентрировав крупные военные силы, правительство жестоко подавило Крестьянскую войну. Под Царицыном Пугачев потерпел окончательное поражение, был схвачен заговорщиками и выдан царским властям.

Таранов закрыл глаза. Вот как неожиданно меняется судьба. Совсем недавно он не думал и не гадал, что окажется здесь, вдали от столицы, родных, расстанется с прелестями петербургской жизни. И кто его знает, что ждет его впереди. Он еще не решил, как распорядится доставшимся ему наследством.

Его дядюшка Степан Петрович Таранов, как старший в семье, в возрасте 16 лет был отдан на военную службу. Карьеру он начинал унтер-офицером в пехотном полку, участвовал во многих кавказских кампаниях. За отличия был награжден орденом Святой Анны.

Последствия ранения в Закавказье не прошли для него бесследно. Вследствие болезни Степан Петрович был вынужден оставить армию. Командование уволило его в чине подполковника.

Возвратившись в Тарановку, он вскоре женился. Но с молодой женой они прожили счастливо лишь несколько лет. Заболев горячкой, она умерла, а дядюшка остался ей верен всю оставшуюся жизнь. Вот такая житейская история.

Покойный дядюшка был веселым и жизнерадостным человеком. Он почти каждый год приезжал к ним в Санкт-Петербург и много разговаривал с Иваном. И вот ранней весной после недолгой болезни дядюшка умер, завещав племяннику поместье ― Тарановку. Почему именно ему, вы спросите? Дело в том, что это было родовое гнездо Тарановых и оно передавалось наследникам мужского пола.

Что мог он вспомнить о своем детстве? Его отец рано уехал из Тарановки. Работал по горному ведомству, много ездил по России. Женился. Мать происходила из семьи черниговских помещиков, была красива, скромна, добродетельна. Своих детей воспитывала в духе набожном, однако ж не чрезмерно.

Иван был вторым ребенком в семье. У него было две сестры, Лиза была старше, а Мария моложе. Говорили, что он родился полуживым, так как был при рождении чуть не задушен обмотавшейся вокруг него пуповиной. Только благодаря опытности акушерки, через некоторое время удалось услышать его первый вздох. Мама впоследствии говорила, что отец был очень рад рождению мальчика и плакал навзрыд, умоляя акушерку: «Спасите мальчика!» Видимо, хороший массаж и ванны, а также изрядное его здоровье помогли, и он издал первый басистый крик. Жили небогато. Отец так и не сделал карьеры, и им приходилось часто переезжать. Семья была всегда стеснена в средствах. В детстве Иван много болел. Ходить начал только в три года. Зато по рассказам маменьки был очень красивым мальчиком ― настоящим кумиром всех девочек. Он мог часами рассматривать иллюстрированные журналы, мастерить всякие игрушки.

Воспоминания о Нижнем Новгороде были отрывочные. Он помнил, что его родители вместе с ним очень любили гулять по берегу Волги, заходить на пристани и любоваться пароходами, которых в то время было очень много. Все они отличались чрезвычайно громкими свистками, по которым можно было определить даже название парохода. По берегу стояло много пристаней, причём каждая из них отличалась от другой цветом своей окраски, в соответствующий цвет были окрашены и пароходы.

Когда ему исполнилось 6 лет, их семья из Нижнего переехала в Петербург. Его отдали учиться в частную начальную школу. После ее окончания он был принят в гимназию, где проявил большие способности к языкам, математике, физике, химии и гимнастике. В гимназии он научился фехтованию на рапирах и бою на саблях, выучился танцам, азам живописи и стихосложения. Наряду с увлечением спортом с 13 лет он так же страстно каждый месяц влюблялся в очередную девочку из соседней гимназии.

Все шло вполне благополучно, пока не заболел его отец. Врачи нашли у него сухотку спинного мозга. Ходил слух, что его отца кто-то опоил ртутными солями. Во всяком случае, он в сорокалетнем возрасте оказался инвалидом. Ему была назначена пожизненная пенсия. Гимназию Иван закончил с золотой медалью. У него была юношеская мечта получить философское образование, но жизнь распорядилась иначе: ему пришлось поступить в Петербургский императорский университет на юридическое отделение. Проучившись год, оставил его и поступил в технологический институт, но и здесь проучился не долго. Причина была финансовая. Денег в семье постоянно не хватало, поэтому ему приходилось зарабатывать репетиторством.

Еще во время учебы в университете Таранов стал писать стихи в модном символистском духе. Ему не нравилось всеобщее увлечение народническими темами, и он считал, что поэзия ― высокое искусство и должно воспевать прекрасное, а не плакаться насчет неурожая и недоимок.

Детские и юношеские наивные мечты и планы о счастье и благополучии припомнил без горечи ― и не посмеялся над ними. И боязнь прошлого предстала как далекое и чуждое страдание, ― томление ненужное и тщетное…

Таранов посмотрел на часы, прошло уже почти три часа пути. Коляска тем временем проезжала очередную деревеньку. Стайка мальчишек в замаранных рубашках бежала рядом. Они тянули руки, и кричали: «Барин, подай сиротинке!» Несколько мужиков, сидя на лавках перед воротами, лузгали семечки. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями несли с колодца на коромыслах ведра полные воды.

– Это что за деревенька?

– Разгуляево. Здесь помещик Разгуляев-Похмелкин проживает.

Они проехали еще версты три. Но Тарановки все не было видно. Наконец, за очередным поворотом дороги на косогоре кучер радостно махнул рукой:

– Вон она, наша Тарановка!

Еще минут через десять на пригорке он увидел каменный, в два этажа, господский дом. Позади ― обширные хозяйственные постройки.

Родовой дом Тарановых стоял на возвышении, окруженный невысоким деревянным забором. Дом имел большие окна и весь утопал в зелени растущих вокруг него больших деревьев и кустов. Небольшой парк был разбит перед домом. В нем были разбросаны в английском стиле три клумбы с кустами сирени и желтой акации, с десяток берез. Под двумя из них была видна беседка с красным куполом и деревянными колоннами, пониже небольшой пруд, наполовину затянутый тиной.

У подножия этого возвышения, и частью по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы Тарановки. Впрочем, назвать это царство модерновой архитектурой было никак нельзя. Не поворачивался язык. Вид оживляли две бабы, которые, подобравши подолы платьев, брели по пруду по колено в воде, волоча за собой бредень. Поодаль в стороне темнела роща.

– Молодой барин приехал! ― раздалось у дороги радостное щебетание детворы.

Не успел Таранов порадоваться ― какая смена им растет, как бричку резко качнуло в сторону, ее колесо попало в глубокую яму и он чуть не выпал в открытую дверь.

Когда экипаж подъехал к дому, тут же на высокое крыльцо выбежало несколько человек. Его здесь ждали. Впереди всех навстречу выдвинулся деревенский староста. Мужчина в возрасте с окладистой бородой и смоляными черными волосами.

Пожилая бабка, увидев Таранова, стала причитать:

– Как похож на покойного Степана Петровича! Вылитый он в молодости!

– Это наша экономка и кухарка Пелагея, ― сообщил староста.

– Можно просто – Палаша! – улыбаясь и кланяясь, говорила та.

Таранов согласно кивнул головой.

Пока дворовые управлялись с его багажом, Таранов осматривал дом. Вблизи он выглядел каким-то печальным. Строения во дворе: людские, амбары, погреба были заметно обветшавшими. Все говорило, что хозяйство пришло в упадок. Ничего не оживляло картину. Облупившаяся краска на потолке, отставшие от стен потертые обои. Объяснение этому было то, что дядюшка последние несколько лет сильно болел. Несколько картин на стенах с изображением библейских сюжетов. Пара стеклянных стенных книжных шкафов. Почитать дядюшка любил. Родовое гнездо было не очень респектабельным.

– Какие будут у вас приказания? – на пороге топтались староста и кучер Матвей.

– Сначала надо пообедать с дальней дороги, – перебила того Палаша, ― барин устал и ему нужно отдохнуть.

– Хорошо, давайте все дела завтра, ― согласился Таранов, ― схожу только на могилу дядюшки.

Отобедав, Иван Михайлович вместе со старостой отправился на местный погост. Здесь он постоял на могиле дядюшки. Небольшой деревянный крест был водружен на свежем могильном холмике. «Надо будет сделать ограду и установить большой деревянный крест», подумал он.

После посещения могилы дядюшки, Таранов вернулся усадьбу. Солнце склонялось к закату. В гостиной, небольшой, в два окна, с цветами у окон и по углам и темною мебелью, было светло и грустно. Таранов стал раскладывать свой нехитрый багаж. Среди него были и самые дорогие для сердца: бинокль с меняющейся системой окуляров и книги.

Несколько лет назад Таранов напечатал первую книгу своих стихов «Высь поднебесная». Через товарища познакомился с одним из самых знаменитых поэтов символистов ― Константином Бальмонтом и даже при случае осмелился подарить ему экземпляр своей книги. Но Бальмонт о книге никак не отозвался. Зато вскоре состоялось знакомство Таранова с Александром Блоком, который прочитал стихи и сказал Таранову несколько одобрительных слов. Особенно Блок отметил строки:

 
Сквозь пену облаков лечу, свободный,
Как некогда Икар летел навстречу
Своей судьбе, бросая вызов солнцу…
 

Также Блок подарил Таранову свою книгу стихов с дарственной надписью «Ивану Таранову».

И сейчас, благоговейно беря в руки эту книгу, он раскрыл ее и от избытка чувств почитал самое любимое стихотворение:

 
Путник, ропщи,
Бога ищи,
Бога тебе не найти.
Долог твой путь,
Все позабудь,
Все у тебя впереди!
Молодость прочь!
Черная ночь
Молодость скроет от глаз…
Видишь других,
Вечно больных,
Свет их погас!
Все впереди,
Смело иди,
Черная двинулась ночь…
Нет, не пойдешь,
Прежде умрешь…
Прочь, безотрадная, прочь!..
 

Вечером, ложась на приготовленную мягкую пуховую перину, удивлялся парадоксам жизни, вот как бывает, совсем недавно у него была одна жизнь, а сейчас он как бы в другом мире. В доме было подозрительно тихо, как будто весь дом прислушивался к любому движению в его спальной комнате. Таранову было даже слышно, как в соседней комнате тикают небольшие настенные часы-ходики. Мечты и мысли, неопределенные и смутные, толпились у него в голове.

2. Тарановка
и ее обитатели

Утром Таранов проснулся довольно рано, часов около восьми. В доме уже слышались голоса и шаги. Жизнь оживала. Он встал и открыл окно спальни. Хлопнули ворота, послышался звонкий бабий голос, пробежала звучно по шатким мосткам под окнами босая девчонка с лохматою головою. Начиналась новая для него жизнь, какая она будет? Интересная или скучная, что она ему принесет?

День обещал быть солнечным и жарким. Он спустился на первый этаж в столовую.

– Доброе утро, барин, ― засуетилась Пелагея. – Как спалось на новом месте?

– Отлично.

– Кофею, когда подавать изволите?

– А как будет готово, так и подавайте.

– Хорошо барин. Я быстро.

– Да не торопитесь, у меня теперь много времени.

Минут через пятнадцать он был позван в столовую, где уже был готов легкий завтрак, и дымилась чашка кофе. Что же, жизнь ему нравится все больше и больше. Не надо теперь идти на службу, и вспоминались слова его батюшки, который часто говаривал: «Эх, ма, была бы денег тьма, купил бы себе деревеньку и жил бы себе помаленьку!» Мечта отца не осуществилась. Он рано ушел из жизни. А Таранов теперь стоял перед дилеммой, как лучше поступить: продать имение и начать жить на вырученные деньги или начать хозяйствовать.

И вот сейчас спокойно можно начать разбираться с делами. Таранов прошел в дядюшкин кабинет. Книжные шкафы и полки для книг занимали много места в кабинете. Письменный стол наполовину загромождали тетради и книги. Он стал перекладывать книги, многие из которых не были еще разрезаны.

Его занятие было прервано странным шипением, заставившим его сначала испугаться, а потом, взглянув на стену, понять, что звук исходит из больших стареньких часов, висевших на стене. После этого они вдруг стали издавать звуки, похожие на то, если бы по дну сковородки скребли ложкой. Так они сообщили, что уже десять утра. После этого они затихли, а маятник вновь стал отмахивать туда-сюда.

Между тем, он наугад взял одну из тетрадок в руки. Это были какие-то записи с цифрами. У дядюшки не было приказчика и все дела он вел сам. Иван Михайлович начал ее листать, читая сделанные записи. Они касались главным образом погоды и хозяйственной деятельности:

«День 1 марта был очень красивый, солнечный и теплый. От тепла на улицах появились лужи воды. В нашей местности нанимать пастухов пасти скот на одно лето, на хозяйских харчах, на хозяйской обуви и одежде, очень дорого.

В день святых 40 мучеников 9 марта была сильная холодная снежная метель. От снежной метели образовались большие сугробы снега. Через деревни с большим трудом проезжали. После метели 10 марта был мороз и достигал до 12 градусов.

10 марта купил у разносчика «О разведении вишневых садов», «Как водить пчел», «Табак ― как прихоть и несчастие человека». «Погода у нас стоит удивительная. Вчера термометр показывал днем ― 2 градуса, а к вечеру ―10 градусов. Днем же были ручьи. Удивительный климат, стоящий наблюдения. С 8 по 12 марта были морозы…»

Но дальнейшее чтение тетради было прервано приходом старосты, и он вместе с ним пошел знакомиться с Тарановкой.

Староста показал небольшую пивоварню, в которой дядюшка варил пиво.

Пройдясь по деревне, они тут же встретили странного человека, по всему видно, местного дурачка. Он нес ведро воды со стороны кладбища.

Староста махнул в его сторону рукой:

– Это у нас Колюнька, с детства ушибленный. Когда ему было около десяти лет, он переболел тяжелой болезнью. По милости Божией выжил, но так и остался на всю жизнь Колюнькой.

Таранов поздоровался с юродивым:

– Здравствуй, Колюня!

– Здравствуйте! – ответил тот и остановился, поставив ведро на землю.

– Куда это ты ведро несешь?

– Надо цветы полить у дома.

Староста, наклонившись к Таранову, объяснил:

– На кладбище есть большие бочки, в которые собирается дождевая вода.

Таранов удивился:

– Так зачем же ты воду с кладбища несешь? Ведь ведро-то тяжелое, а тебе его придется вниз с горы тащить. Набрал бы воды у дома, да и поливал бы цветы.

Дурачок заговорщически засмеялся:

– Нет, та вода не годится.

– Вы, Иван Михайлович, не подумайте, что Колюня совсем такой уж дурачок, ― посетовал староста, ― он может такие вещи объяснить. Вот я его сейчас спрошу, к примеру:

– Колюня, а что самое главное в жизни?

– Вера. Православная вера, ― отвечал тот уверенно.

– А неправославные спасутся?

– Не знаю.

– А как спасаться?

– Мячиком.

– Мячиком?

– Мячик будет катиться по дороге и прикатится прямо в Царствие Небесное.

Произнося последние слова, местный дурачок добро заулыбался. Колюня имел на зависть ровные и белоснежные зубы. И когда он смеялся, запрокидывая голову назад, они сверкали как жемчужины. Его светло-прозрачные глаза в эту минуту казались темно-карими, глубокими. Взгляд пронзал душу. Но это только на мгновение.

Про себя Таранов подумал, вот и пойми его: то ли дурачок, то ли… Хотя на Руси люди издревле делились по социальному положению на три категории: господа, холопы и юродивые. В любой русской деревне всегда есть свой дурачок. Дело не в том, что на эту роль обязательно кто-то попадает. Он может быть действительно психически не совсем полноценным, а может и совсем нормальным. Но его делает дурачком деревня, он ей нужен. И он говорит, как правило, то, что думает, или то, что хотят слышать другие.

Таранов осмотрел деревенскую водяную мельницу и кузницу. В одном подворье мужики строили баньку. Староста, показывая на Таранова, представил его.

– Вот молодой барин приехал из самого Петербурга.

– А что, барин, с просьбой к вам, как просвещенному человеку можно обратиться?

– Что за просьба?

– Не посоветуете, как лучше полок ложить, из струганных досок или не струганных? Мы тут спорим промеж собой. Один говорит, что на не струганных лежать будет приятнее, и они оботрутся. Другой же говорит, что и струганные доски будут хороши.

Таранов был не готов к такому каверзному вопросу, но он ловко ушел от прямого ответа. И подумав некоторое время, посоветовал:

– Можно и не струганные, но, перевернув, чтобы они были внизу.

Ближе к вечеру к Таранову пожаловал батюшка из церкви, которая располагалась в соседней Березовке. Таранов пил чай, а отец Онуфрий пожелал выпить квасу.

– Я, как только прослышал, что вы вчера пожаловали в Тарановку, дай думаю, съезжу к новому хозяину, познакомлюсь, ― говорил отец Онуфрий.

–Правильно сделали батюшка.

– Мы ведь с вашим покойным дядюшкой очень дружили. Простой был человек, мы с ним вели всякие споры. Говорил мне, вот помру, оставлю имение Ивану ― племяннику, пусть хозяйничает в фамильном имении.

– Спасибо дядюшке, я ему очень благодарен за наследство.

–Ваш дядюшка любил пиво, а я вот уважаю квасок.

–Палаша, принеси батюшке квасу, ― попросил Таранов кухарку.

– Спасибо, не откажусь.

– Пиво ― это наше фамильное. Еще наш прадед, когда сюда переселился, варил пиво и даже, говорят, возил его в Москву.

– Да это я знаю. Но я люблю больше квас и – батюшка, отпив несколько глотков напитка, блаженно произнес, ― У-у, ква-сок… дю-же хорош квасок… Знатный квасок. Хотя и пиво у вашего дядюшки приходилось попивать…

– Квас тоже хорошо. Но что такое квас? Это бедный алкоголем и свободный от дрожжей напиток, приготовленный при помощи одновременно кислого и алкогольного брожения.

– Вот что значит ученый. Мы-то тут в деревне и не задумываемся об этом. Пьем квасок и пьем.

– Отец американской государственности, ― Таранов несколько распалился, ― автор конституции США Бенджамин Франклин утверждал, что пиво является прямым доказательством того, что Бог любит нас и желает видеть нас счастливыми.

– А я смотрю, вы батенька, софист. Ишь, как закрутили. Я по поводу пива вот что скажу. Как часто я слышу от сельских хозяев жалобы, что они не знают, чем поить рабочих во время летних работ в поле: водой люди недовольны, притом она часто приносит с собой различные болезни, а пиво слишком дорого, и рабочие от него слабеют, тяжелеют и делаются ленивыми. А вот квас очень дешев и не производит ни одного из вредных действий, которые свойственны алкоголю.

– Нет, я с вами все-таки не согласен, ― пылко возразил Таранов, ― пиво это пиво, а квас ― это квас.

– Не будем спорить, ― примирительно произнес батюшка и минуту помолчав, спросил: ― Как вам тут, нравится?

– Нравится.

– И я вот здесь с удовольствием живу. У нас высокое небо с такими восходами и закатами, аж сердце замирает! А как поют птицы! По утрам они меня будят: встань, посмотри, как под лучами солнца просыпается земля. А вечерняя перекличка цикад? На огороде у меня целая аптека. Работаю на земле, выращиваю овощи, фрукты, словом все, что требуется для здоровой жизни.

Отец Онуфрий вдруг сделался серьезным и стал молиться:

«Притечем к Господу и помолимся. Боже, Владыко Благой, приведи мир к покаянию, облегчи страдания страждущих и посрами козни лукавого.

Сними одну за другой все печати греха и удали от непосильных искушений и скорбей. Да омоется слезами плоть многооскверненная и предстанет картина греха перед оком сердца. Да возрадуемся до последних дней и испросим милости у Царицы и Госпожи нашей Богородицы.

Господи, даруй нам истинное покаяние и свидетельство перед Тобой. Да покается вся вселенная, да возрыдают города, вздохнут горы и прослезится небо».

Таранов тоже перекрестился.

– В следующий раз заезжайте запросто, ― провожал он отца Онуфрия.