Текст книги "Наши в ТАССе"

Анатолий Санжаровский
Наши в ТАССе
Роман-дневник

Душа – Богу,

сердце – женщине,

долг – Отечеству,

честь – никому!

(Кодекс Чести русского офицера. 1804 год.).

1968

6 октября
Краткость чья сестра-то?

Я искал работу.

Куда ни залечу на пуле – мимо, мимо, мимо…

Нечаянно меня занесло в одну странную редакцию. Это был какой-то вестник для пенсионеров. Я летел по коридору. Меня как-то шатнуло к двери, на которой я и не успел толком прочитать табличку, и ломанул в ту дверь.

Старичок-сверчок.

Слово за слово.

– Вам, – говорит он, – у нас делать нечего. А вот у меня есть хороший знакомый. В секретариате «Правды» правил бал. Кинули в ТАСС. На укрепление. Собирает команду. Может, сбегаете на Тверской, десять-двенадцать?

– Нам бегать не привыкать.

– ТАСС. Главный редактор редакции союзной информации. Колесов Николай Владимирович. Мне кажется, ему вы можете подойти.

Колесов полистал-полистал мою трудовую, спросил, знаю ли я редактора Кожемяку, с которым я когда-то работал в «Рязанском комсомольце». Позже Кожемяко уехал от «Правды» собкором по Дальнему Востоку. По работе в «Правде» Колесов и знал Кожемяку.

Я ответил утвердительно.

Через два дня я подошёл.

А раз подошёл, так мне выдали удостоверение.

Я внимательно его читать. Странно. На печати в слове агентство не хватает первой тэ. Экономия-с! Ну чего это ещё разбазаривать буквы? На этой фотографии с моего первого тассовского удостоверения чётко видно отсутствие этой первой тэ. Чего по две одинаковые запихивать в одно слово? Можно обойтись одной!

И долго обходились. Экономили!

Все про эту заигранную тэ жужжали на всех углах. Однако печать не спешили менять. Хватит и одной тэ!

Или забыли, что краткость – сестра таланта?

Тассовская изюминка!

Правда, народная молва уверяет, что Лев Николаевич Толстой любил объяснять Антону Павловичу Чехову:

– Краткость – сестра недостатка словарного запаса.

8 октября
Мой причал

Гениев полно, талантов мало.

А. Петрович-Сыров

Рождённый ползать летать не может, но порой заползает о-о-очень высоко.

Д.Глухов

Вот и мой причал.

ТАСС. Редакция промышленно – экономической информации. РПЭИ.

Утро.

Первым вваливается, именно вваливается в работу, а не приходит на работу заведующий нашей редакцией Александр Иванович Медведев.

Ходит он внаклонку торопливо, вприбег. Такое ощущение, что обломный встречный ветер дует ему навстречу, и Александр Иванович, наваливаясь, чуть ли не ложась на ветер, пригибаясь, вламывается в наш кабинет и в приветствии вскидывает руку:

– Здравия желаю!

Пускай никого и не будет в кабинете, Александр Иванович всё равно чинно поздоровается даже лишь со столами, со своими стенами.

Александр Иванович – отставной подполковник. Худой. Бледный. И всегда энергичный. Мотор!

Через три кабинета, в машбюро, настукивает машинисткой его жена Тамара.

Заместителем у Медведева служит Владимир Ильич Новиков. Чувствуете? Владимир Ильич в услужении у Медведева! Это вам не хухры-мухры-духры-шпок. В редакции свой персональный Владимир Ильич! Маленький Ленин! Это как какая бесценная реликвия. Пробеги по всем редакциям. Кажется, нигде ни у кого нету Владимира Ильича, а у нас всепожалуйста!!! Он очень осторожный, тихий. Внешне благопристойный. С броневиков никому не кидает совковыми лопатами лапшу на уши. Больше молчит и часто краснеет. За день можешь и не услышать его голоса. Папка научил молчать? Похоже. Сам его папка заправляет целым одним из столичных райкомов партии.

Владимир Ильич знает английский. Занимается на курсах английского языка. Его голубая мечта выскочить корреспондентом в какую-нибудь зарубежную страну. Для почину побывал в командировке в США.

Владимир Ильич всегда подчёркнуто важен, серьёзен.

– Почему не может быть творческих исканий в ёлочных игрушках? – бормочет он, правя авторскую заметку.

А вообще Владимир Ильич – серенькая, тусклая посредственка. Медведев знает: не бери умнее себя подчинённого. Чем темней ночь, тем ярче звёзды!

Всего в редакции десять столов. По пять в каждом ряду. И в голове первого ряда сидит у окна Медведев, во главе второго, – Владимир Ильич.

Каждый княжит в своём уголке, из сумрака лишь поблёскивают сторожко их очки.

Первым в медведевском ряду стоит стол Татьяны Аккуратовой. Медведевская приближёнка. Дама с большими бзыками. Невероятно высокая. Громоздкая. Неуклюжая. Ходит как-то носками вбок. Как Чаплин. Куряка. Бродячий паровоз. Голос у неё страшно хрипкий.

Татьяне уже под сорок, но детей у неё пока нет. Зато есть мелкие, карманные пёсики. У неё дома своя сучонка, у мужа свой кобелёк. По обычаю, свой трудовой день она начинает восторженно-оголтелыми донесениями сослуживцам о буднях и праздниках ненаглядной собачьей парочки.

При встрече с близкими знакомыми Татьяна иногда не здоровается по-людски, а тявкает.

Вот вошёл ответственный секретарь Беляев. Засмотрелся на Татьянку.

Она вспыхнула:

– Я не такая красивая, не такая и страшная, чтоб так долго на меня смотреть. Гав!

– Гав! – басовито рыкнул Беляев.

Татьянка засияла:

– Всё! Родственная душа. Понял!

– Конечно! В трудную минуту я всегда поддержу тебя анекдотом.

К Татьянке забежала посплетничать из соседней редакции Ленка Хорева с богатейшим банкоматом:[1]1
  Банкомат – задница.


[Закрыть]

– Гав!

– Ав-ав!

– Слыхала? Вчера прошёл съезд художников. В отчётном докладе не упомянули художника Иванова. Расстроился. Пришёл домой и с горя умер.

– Уже слыхала. Вот что думаю. Ульянов и Захаров не выносят друг друга. Получится гремучая бойня, если их смешать.

– Людей нельзя смешать, а скрестить можно. И на дополнительное скрещивание меня толкает моя дочь. Говорит: мамуся, роди мне старшего братика. Я ей: «Это дорого стоит». – «Почему?» – «Дорого стоят кроватка, одежда». – «А ты хорошенько поработай и купи!»

– Умная девочка! Прекрасную цэушку дала. Работай и покупай! Будет что заземлять. У меня вон сосед-академик всего себя заземлил. У него ботинки на резине заземлены, кровать заземлена…

– И карман заземлён?

За спиной у Владимира Ильича сидит Бузулук Олег. Поэт. Окончил литинститут имени Главсокола Горького. Макушка этого института видна из нашего окна. И частенько Олег посматривает на свою альма-матер свысока.

После школы работал прокатчиком на металлургическом заводе в Макеевке. Тогда и появились его первые стихи в «Комсомолке».

Олег – корреспондент-молоток, пробой. Так арбайтен унд копайтен, что аж лысинка на куполке дымится.

Вот курьер, юница в куцем платьишке, принесла ему заметку. Он глянул на подпись и поздоровался с автором:

– Здравствуй, золотко!

Правит заметку и хвалится:

– Эх, бывало, заломишь шапку и загонишь оглоблю в коня!.. Сейчас я эту заметку шустренько сбагрю на машинку.

И, продолжая править, замурлыкал:

 
– Друзья мои! Прекрасен наш союз! –
Сказала дыня, облокотившись на арбуз!
 

Перепечатанную заметку Олег отдал Медведеву и довольно потирает руки. Можно расслабиться.

– Ну, Июшка, – кивает Ие Махровой, – съездила в Венгрию. Что светленького привезла из Буды и Пешта?

Олег и Ия соседи. Их столы рядом. Впереди стол Олега, за ним стол Ии. Ия собирает несоветские монеты. Олег – значки.

– Неважнецкий улов, – кисло морщится Ия. – Привезла всего-то лишь нецензурные карты.

– А монетки?

– Венгерские, конечно. Недавно видела монету – аж задрожала. Пётр Первый в венке!

– А я видел гривну отца Иоанна Грозного и не дрожал.

Пусть монетки отдохнут… Я о другом. Я сегодня полночи не спала…

– В неравном бою отбивалась от горячих притязаний неизвестного гражданина?

– Всё тебя на глупости сносит! Сочиняла. Послушай… Как профессиональный поэт.

 
– За окном стоит туман.
Плещется пелёнка.
Вся любовь – сплошной обман
Окромя ребёнка.
 

– Жизненно. Убедительно.

– А вот это?

 
Как однажды южной ночью
Старик с девушкой гулял.
От волненья этой ночью
Свою челюсть потерял.
 

– Шероховато. Надо б ещё покорпеть… Жалуешься на бессонницу. А ты б почитала, что начирикала, – сразу мертвецки уснула бы! Будь ты мужчиной, я б стеганул тебя по тому месту, где спина теряет своё благородное название. Но, к счастью, ты не мужчина… Июшка, бессонница и меня долбит. Послушай теперь ты моё дитя этой ночи.

 
Лет пройдёт пятнадцать-двадцать
Без тебя и без меня…
Но ещё возобновятся
Наши встречи у плетня.
Посмотри: на перегоне
Посредине января
Вылетают наши кони
В алых лентах – как заря!
Вслед за песенкой простою
Будут новости гурьбой:
Мы ещё чего-то стоим –
Ты со мной, а я – с тобой.
 

Ия в восхищении разносит руки в стороны:

– Выше всяких похвал!

Раньше Ия была референтом в справочной. Сейчас стажёр нашей редакции.

У Ии очень большой трудовой стаж. Ещё в детстве она была уже пробуном у самого Сталина!

– Когда я впервые увидела Сталина, я поразилась, какой он был маленький… Любил очень чай с Родины, из Грузии. Сердился, если недолить стакан. Значит, неполная жизнь. Он очень боялся смерти и был тут даже суеверен.

Пробунка у вождя…

То ли верить этой байке, то ли погодить?

Пробун – такой должности нет в перечне сорока тысяч профессий страны. Для Ии специально придумали?

И чем же занята товарисч пробунка?

Вот приносят товарищу Сталину завтрак. И первой должна попробовать его Июшка. Если попробовала и не померла – можно подавать вождю.

Ия! Вот кто должен постоянно благодарить товарища Сталина за счастливое детство!

Эту байку про пробунку я принимаю как анекдот. И за это Ия всегда на меня в обиде.

Ия кончила сотню аспирантур. А тут за сотню околачивается. Наверняка чья-то «позвоночница».

9 октября
Первый по солнцу

Наша комната самая большая на нашем четвёртом этаже. Поэтому все собрания проводятся именно у нас.

Сегодня открытое партсобрание.

Дверь размахнута нараспах. Заходи любой прохожий! И потом… Народцу битком, свежий воздух пусть тоже заходит к нам на огонёк. Милости просим.

Выступил Медведев и сказал, приглашая к началу прений:

– Саша! Давай первый по солнцу.

Александр Петрухин с квадратной макушкой носа, которому давал слово Медведев, зарделся:

– Александр Иванович! Это на наших летучках вы даёте мне первому слово. А сегодня не летучка. Партсобрание. Пусть выступает кто хочет.

И захотел критикан Калинов:

– Два собрания назад я критиковал Абрамова. Отстег-нул копыта![2]2
  Отстегнуть копыта – умереть.


[Закрыть] На прошлом собрании ругал другого. А итог тот же. Тоже сложился в ящик.[3]3
  Сложиться в ящик – умереть.


[Закрыть] Сегодня я хочу покритиковать космического обозревателя Романова. Но это вовсе не значит, что я хочу его смерти…

Чинопочитаемый Бузулук своё место за столом великодушно уступил какому-то маленькому хорьку в яме.[4]4
  Хорёк в яме – начальник.


[Закрыть] Сам торчит у двери, прилёг плечом к косяку и время от времени поглядывает в коридор. Вроде как на шухере стоит. Вот он выглянул за дверь и аврально доложил басисто, сложив пухлявые ладошки рупором ко рту:

– Лобан Лобаныч! Романов, четвёртый лучший человек Смоленщины,[5]5
  Как-то ехал Романов в Звёздный городок на задание и похвалился водителю:
  «Лучшие люди Смоленщины – это Твадовский, Исаковский, Гагарин и я. Юрка – голос тонкий – на слово охотный». Сказал одному – теперь знают всё об этом на нашем четвёртом этаже.


[Закрыть] по коридору пропёрся трахтором к себе в стойло.[6]6
  Стойло – кабинет.


[Закрыть] Пока ещё живой.

И все засмеялись.

Кто-то капризным дискантом выкрикнул:

– А чего это Шишков прячется за столом? Чтоб не прятался – избрать его секретарём! Да единогласно!

Единогласно и избрали.

1969

1 января, среда
«Неправое это дело – ходить налево»

Вчера в семь вечера приплёлся к приятелю. Его не было дома.

Из кулька поел в подъезде кильку жареную, купил в гастрономе на Калининском. Потом постучался к соседям.

Смотрел у них телевизор.

Приятель привёл худенькую коротышку Анну.

– Мой Миша, – тараторила она, – встречает Новый с новой. Я понимаю, «неправое это дело – ходить налево». Но что поделаешь? Я спокойна. «Печаль моя светла: она уже слиняла». Он обязательно вернётся ко мне!

– Зря ты спокойна, – сказал приятель. – Он тебе не нужен. А ты ему не нужна. «Прошлое не завернёшь, как оглоблю». Тебе просто кажется, что ты ему нужна. Мираж! Фантазия, клопик ты несчастный с глазками навыкате!

Приятелю не понравился мой портвейн-33, и он послал меня в гастроном. Но всё уже было закрыто.

В полночь пригасили свет.

В углу я взрывал хлопушки. Жгли бенгальские огни.

Все усердно кидали в себя моё изруганное вино. Всем скорее хотелось упиться.

Анна уже хороша. Она выпрыгнула из-за стола, которым служила откинутая дверца от шкафа, – опиралась на спинки двух стульев – и под радиолу стала одиноко кружиться. Она вертелась и кричала:

– Гы-ыспода граждане-товарищи! Я вес-с-селюся!..

Это было развесёлое самообслуживание.

А всем было тоскливо.

Анне так горелось соблазнить гостя соседей, да она не знала, как к ним завалиться. Вскоре выяснилось, что у него жена, и Анна сникла:

– Мог бы и со мной поспать. Всё оригинальней.

Я спал на раскладушке. Было холодно.

Утром я поехал к себе в Бусиново. Теперь я снимал койку в старой ветхой сараюхе-завалюшке у милого Николая Григорьевича. Он в разводе со своей женой– географичкой. Однако по старой привычке бегает к ней через три дома подкинуть в топку свежих дровишек. Сам согреется и Лидушке не даст замёрзнуть.

В доме все четыре комнаты забиты студентами института культуры.

Моё одеяло слегка мокрое и жёлтое. То ли в вине, то ли в пиве. Пододеяльник с простынёй я тут же простирнул в ведре. А студенты весь день бесились наотмашь.

Одни девахульки хрипло драли песняка, другие с пре-тензией на святую непорочность визжали по тёмным углам.

– А я, пан Анатоль, расплевался со своей маклёвкой,[7]7
  Маклёвка – левая работа.


[Закрыть] – грустно пожаловался мне Николай Григорьевич. – Но разве я за тем шёл к своей угарной[8]8
  Угарная – прекрасная.


[Закрыть] Дидоне?[9]9
  Дидона (Элисса) – по античной мифологии, сестра царя Тира, основательница Карфагена.


[Закрыть] Я бежал на этот митинг[10]10
  Митинг – встреча.


[Закрыть] с большими надеждами… Думал, всё будёт фонарём…[11]11
  Всё фонарём – всё прекрасно.


[Закрыть] Ёшкин козырёк! Не смитинговались… Не срастились… Не успел занести свои заледенелые яйца за порожек, эта скотобаза[12]12
  Скотобаза – о толстой женщине.


[Закрыть] залопатила рыло[13]13
  Залопатить рыло – важничать.


[Закрыть] и ну орать: «Ты как тот мальчик Юнь Су…[14]14
  Как мальчик Юнь Су – упорно, с нудным постоянством.


[Закрыть] С чем припёрся, преподобный Анохин? С Васей с Кубани?[15]15
  Вася с Кубани – «васизубани», сухое вино.


[Закрыть] Пш-шёл!» Мда-а… Сорвался гульбарий с игрой на гитаре… Никаких даже макарон поскотски. Ничего не удалось вымутить… На вздохе лишь полюбовался её архитектурным излишеством[16]16
  Архитектурное излишество – большая женская грудь.


[Закрыть] и выкатился на нулях. Побрёл к себе. В ледяной дворец. Эх-х… Ну «никто так не умеет жить, как мы не умеем».

Со студентами хряпнул он стакашку и кинул кости на диван, уснул на холодной веранде, укрывшись шарфом.

2 января
Владимир Ильич в панике

Аккуратова опоздала в аккурат на тридцать минут.

Владимир Ильич в панике. Паника паникой, а надо что-то решительное предпринимать. Ситуация исторического момента обязывает!

Сегодня у Медведева первый отпускной день. Вся полнота власти, о которой большевики мечтали, перешла наконец-то в новиковские руки. С сегодня ты не заместитель Медведева. С сегодня ты сам Медведь! Действуй! Наводи марафет в редакции!

Наш Ильич, крайне смущаясь, бледнея, то и дело поправляя очки на носу, тихо выпевает Татьяне:

– Как Александр Иванович в отпуске, так у неё автобусы перестают ходить.

Татьяна в изумлении разводит свои грабельки на полкомнаты:

– Вовк! Ну ты совсем оборзел от власти в первый же день! Ну разсовсем одичал! Ты что, не знаешь, что автопублика дура? Увидала бабу-ягу – гогочет. Гы-гы-гы! Я и поехала чуть позжей, чтоб этой публики было поменьше… Под Новый год сломала об курицу передний зуб. Везёт же! После свадьбы братца явилась с синяком. Сейчас без зуба. Хорошо, что хоть муженёк мой Юрка не отрекается от меня. Кстати, он из «Труда» перешёл в «Известия». В отделе пропаганды он. Юрка сказал прямым текстом: «Не плачь! Хочешь, расписку дам, что не брошу»… Ребята, мне теперь смеяться нельзя. Хорошо, что зуб не проглотила, а то один товарищ в ресторане «Баку» съел зуб вместо шашлыка.

Олег компанейски обнимает Татьяну за плечи.

– Не боишься, что пришьют аморалку? – говорю я Олегу.

– После Нового года я уже ничего не боюсь. Это точняк.

– А кто попоит меня кофе до получки? – улыбается Татьяна Олегу.

Олег даёт по лысовичку[17]17
  Лысовичок – металлический рубль с изображением Ленина.


[Закрыть] и Татьяне, и Владимиру Ильичу.

– Где ты такой щедрый был тридцать первого? – спрашивает Владимир Ильич Олега. – Ходили стадами и просили по рублю. Олег вскинул руку:

– Фик им в сало нутряк!

Тут вошла дама из секретариата, и Татьяна повернулась к ней:

– Лида, а где наша лапша?[18]18
  Лапша – бумажные ленточки с указанием зарплаты каждому сотруднику.


[Закрыть] Если столовую закрыли из-за аварии на обед, то это вовсе не значит, что лапша нам не нужна.

– Нет ни лапши, ни макарон.

– Но сегодня же у нас день журналиста![19]19
  День журналиста – день получки.


[Закрыть]

– Всё будет чуть позже.

Обозреватель Иван Павлович Артёмов тряхнул листком:

– У меня анкета, кто сколько выпил на праздник.

Олег тут же отрапортовал:

– Я принял в разном наборе восемьсот граммов.

– Мало! – резнул я. – Иди допей.

Олег просяще уставился на Ивана Павловича:

– У вас была пятёрка. В переводе на русскую мерку – пять стаканов.

Иван Павлович отмахнулся от Олега и сунул руки в карманы:

– Товарищи! Вы знаете, сколько за девять месяцев продано спиртного? На пятнадцать миллиардов рублей! Оборона держится на пьяницах! А знаете, как строятся заборы по НОТу? Пишется три буквы и прибивается доска.

Татьяне не нравится, что Владимир Ильич маринует её авторские заметки. Она решила их забраковать. На согласование подсунула Ильичу. А он держит их уже полдня.

Татьяна тянется через стол взять эти заметки. Новиков отодвигает их подальше. Татьяна не выдерживает и капризно вопит:

– Уступи женщине!

Наконец, она забрала заметки, перечитывает их, бракует и рассказывает:

– Ребята! А вы знаете чудака Чухновского?[20]20
  Борис Григорьевич Чухновский (1898 – 1975) – советский авиатор, один из первых полярных лётчиков.


[Закрыть] С ним мой отец[21]21
  Валентин Иванович Аккуратов (1909-1993) – штурман полярной авиации (налёт более 28000 часов), заслуженный штурман СССР, писатель.


[Закрыть] на Севере работал. Приехал этот Чу на извозчике домой. Дело в Питере. Назад извозчику не уехать. Мосты развели. Так этот чудик извозчика взял на ночь к себе в комнату, а лошадь втащил на кухню. На пятом этаже! Утром лошадь не хотела уходить.

7 января
Летучка

Столовая.

Фифа с кокетливо вздёрнутой валторной[22]22
  Валторна – зад.


[Закрыть] просит в кухонное окошко убрать со стола.

Голос из кухни, как из преисподней:

– Уберёте сами. На брильянты не рассыпетесь.

Летучка. Колесов смотрит, как народ набивается в нашу комнату:

– Как в атаку – десять штыков. Как на кухню – полк! Ругаем старые порядки, но не введём новые – партийного отношения к делу не жди. От блондинок не ушли и к шатенкам не пришли.

Артёмов:

– Дежурил в воскресенье на выпуске А. Мало поступило информации. Одна пришла… Всё построено на слове лупинг. Чёрт его знает! Взял словарь на пять кэгэ. Там нет лупинга. Забраковал заметку. Потом было унылое интервью с второстепенным мастером слова. А что пишут непонятные информации – упущение Владимира Степановича.[23]23
  В.С.Беляев – ответственный секретарь (ответсек), куратор отдела корреспондентской сети.


[Закрыть]

Владимир Степанович – сидел рядом с Артёмовым – отмахивается ладошкой:

– Не-е… Ты брось, Вань, на меня катить.

8 января

Вышла на работу Ия. Она болела.

Сегодня собирались к ней съездить. Испугалась нашего визита и срочно выздоровела.

Прибежала с первополосной новостью:

– Вчера я гуляла со своей подружкой в обществе её важного чёрного кота. Вдруг перед нами перешёл дорогу негр с двумя пустыми вёдрами. Кот в шоке остолбелел и ни с места. Как ни уговаривали – не стронулся, пока не прошёл мужчина, не видевший негра с пустыми вёдрами.

9 января

Аккуратова не успела войти в комнату, с порога хрипит трубой:

– Ой, ребята! Я была вчера в гостях. Силов нету! Я обожрата! Слопала столько селёдки, выдула столько чаю… Глаза на мир не глядят!

Она долго объясняет по телефону Сыроваткину, корреспонденту из Саратова, как переделать ему его заметку. Тот не понимает. Татьяна в сердцах бросает трубку:

– Фу! Дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так!

10 января
Партсобрание

Сегодня открытое партсобрание.

«Роль коммунистов в укреплении дисциплины труда».

Докладчик Беляев.

Обычно он приходил в двенадцать. А сегодня прорезался до девяти. Засекает жареные факты для доклада.

Аккуратова опоздала на пять с половиной минут и высказалась:

– А-а! Формализм! Пускай сам Беляев приходит вовремя!

Владимир Ильич, традиционно краснея, попенял ей:

– Когда будешь ответсеком, тогда будешь указывать.

– Противно! – бунтует Татьяна. – Не буду работать.

– А ты забастуй, – советую я. – Сядь на стол.

Травмированная Беляевым Татьяна молча выходит в коридор покурить.

– Слышь, Савуль! Я возьму тебя за пуп! – обещает кому-то по телефону Бузулук.

Он держится петушком.

Ия в рифму режет:

 
– У Олега Бузулýка
Родилось четыре внука.
 

Звонит нормировщик Назаренко:

– У вас информация с волгоградского «Красного Октября» неверна.

– Почему? – спросил я.

– Не могли так быстро сделать баланс и дать премию за шестьдесят восьмой год. У нас ещё нескоро…

– Если у вас расхлябанность, это не значит, что везде.

– Есть кто выше вас?

– По росту? Не мерились. Звоните в Волгоград и уточняйте.

Несколько минут остаётся до начала собрания.

Беляев, потягиваясь, говорит Артёмову:

– Завтра в отпуск.[24]24
  Отпуск – месяц, в течение которого человек расходует запас энергии, сбережённой в течение всего года. (КСЭ.)


[Закрыть] Дышать буду во весь кредит![25]25
  Дышать во весь кредит – жить свободно, используя все средства.


[Закрыть] Рвану в наш дом отдыха «Озеро».

– Да. Живи потише подальше от людей.

– Я, Вань, не могу без людей. Как выпью, тянет меня на свет, к дружинникам.

– Или дружинников к тебе? Это ж они на хмелеуборочной[26]26
  Хмелеуборочная – транспорт медвытрезвителя.


[Закрыть] очищают улицы от поддатиков.

Смирнова просит Беляева:

– Отпустите оформить документы в бухгалтерии.

– Оформите завтра! – сердито бросает ей Романов, космический обозреватель.

Смирнова окусывается:

– Это вы, Романов, завтра полетите в космос.

Беляев докладывает:

– Нерационально мы, товарищи, расходуем время. В обед отделы пустуют. Сядут на обед хором, компашкой. Знаете ж нашу столовую, быстро котлету не съешь.

– Даже хором! – подхватывает всё собрание.

Колесов был категоричен:

– Надо свято чтить свою организацию… А Ржешевский хотел на пять дней уехать от «Сельской жизни» в Эстонию делать полосу. А конфуз с алтайским корреспондентом-путаником Карасёвым? Осенью в нашем вестнике был материал из Благовещенки «Живой памятник Ильичу». Жители посёлка посадили аллею в память о вожде. Заметку опубликовала краевая «Алтайская правда». Карасёв переписал и простучал к нам наверх. Через полтора месяца прислал вторично ту же свою заметку, только превратил Благовещенку уже в Благовещенск. Это как же надо упиться? И очь оригинально оправдывался перед нашим сотрудником: «Понимаешь, старик, сволота в «Алтайской правде» сбила под заметкой нашу фирму ТАСС и подвела меня». Кто-то подвёл его, а не он сам себя высек!

– Да слишком мы нянчимся с лодырями! – выкрикнул Романов. – Надо объявлять лентяю самый нормальный человечный выговор.

Парторг Шишков:

– Дисциплина у нас плохая. На днях три наших здоровых дружинника несли дежурство. Несли да несли и устали нести. Со скуки кинулись приставать к девушке. Два цыплёнка – студенты-дружинники – заступились. Началась драка.

– Чья взяла? – заволновалось собрание.

– Наша!

– Молодцы!

– А этим молодцам надо бы не лимонить.[27]27
  Лимонить – пить спиртное.


[Закрыть] Правда, при исполнении служебных обязанностей приходится пить. Вот я в редакции международных отношений. Как на приёме не выпить? Политика! Оскорбятся иностранные товарищи, не так поймут. И приходится пригубить. Но пьёшь и помнишь, что водка враг…

– Которого мы, русичи, не боимся! – выкрикнул кто-то подсказку с места.

– А я боюсь, – признался парторг. – И никогда об этом не забываю. А некоторые товарищи забывают.

Стали все требовать перерыва.

И приняли такое решение. Кто хочет курить, пусть выходит в коридор.

– Товарищи, жутко! – на нервах вскочила пламенная Майя Рождественская, бой баба с выпуска Б, куряка с дореволюционным стажем. – В коридоре стада людей торчат под дверями часами! Заведующим надо не стыдиться, выходить и звать своих сотрудников в отдел. Покурил – работай иди!

Из разных сторон просыпались поправки с усмешками:

– Рассказал анекдот – дай другому! Наш конвейер новостей не должен останавливаться!

Всё собрание записал магнитофон.

Я отнёс его в стенографическое бюро.