Текст книги "Антивампирин"

Анатолий Павлович Субботин
Антивампирин

© Субботин А. П., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

Антивампирин

1

Вот вам необычный случай, происшедший с моим отцом.

Отец тогда работал шофером и заехал к знакомому пасечнику. Тот, как водится, угостил его медом. А мед попался какой-то странный и очень крепкий. Очнулся отец в незнакомом ему месте. Было темно, как в Египте времен пирамидостроения. Только хорошо приглядевшись и нащупав рукой плиту, отец понял, что он лежит не в Египте, а на кладбище.

«Надо встать и идти, – подумал он, – а то замерзнешь тут». И только он так подумал, земля вокруг зашуршала, зашевелилась, и из всех могил полезли покойники. Они, выстраиваясь в колонну по одному, шли мимо лежащего отца, а последний споткнулся о его голову. «Что за помеха?» – обернулся покойник. И может быть, ничего бы не заметил, да выдали часы. Зодиак цифр, обработанных фосфором, зеленел и кружил в небесах циферблата. Покойник склонился над часами и не столько увидел, сколько почуял живую руку. И конечно, тут же присосался к ней. (Вы, разумеется, догадались, что покойники эти были вампирами; иначе куда им шляться, как не в ближайшее село – попить крови.) Отцу не понравилась роль осушаемого стакана. И он, воскликнув: «Ах ты пиявка!» – треснул свободной рукой вурдалака в ухо. Вурдалак, здоровенный бугай, отвалился, тяжело вздохнул и больше не подавал никаких призРаков жизни. Отец был удивлен: силен же я, однако! И некоторое время любовался своим кулаком. Потом он встал, перевязал носовым платком прокушенную руку и заковылял прочь.

2

Под утро отец вышел к незнакомой деревне. Деревня называлась Заря Коммунизма. Бросалось в глаза то, что встречные поселяне бледны и вялы.

«Что они все как покойники! – подумал отец и осекся. – …Постой, покойники… Уж не они ли побелили рожи этих людей?.. Ясно одно, здесь кроется тайна». При слове «тайна» отец опустился на четвереньки и стал нюхать землю. О, этот великий и непобедимый комплекс Шерлока Холмса! Кто не страдал им, особенно по молодости! Гончая взяла след.

– Здравствуй, бабуля!

– Здравствуй, милай. Ты кто будешь?

– Я-то? Человек из совхоза «Кепка Ильича».

Отец подсел к старушке на завалинку.

– Слыхала про такой?.. Работаю шофером… А у вас тут, как я понял, все работают мельниками. Много ли муки намололи?

– Какая мука, Христос с тобой! Мы зерно в город отправлям. Там и мелют и пекут. И нам везут готовые булки.

– Что ж все бледные, как в муке?

– Ась?

– Лицом, говорю, все вы какие-то нерумяные.

– И не говори! Болесь это, милай, болесь.

Тут отец выяснил, что бледнеют колхозники примерно раз в две недели. Что за болезнь, никто не знает. Болеют давно и даже привыкли. Кое-кто угадывает день приступа и заранее к нему готовится. Главное, не пить лишку накануне. Иначе во время приступа особенно тяжко. Хорошее питание помогает восстановить силы, но только до следующего раза.

– И не мы одни, милай, – сетовала бабка, – почитай все соседи, вся округа мается. Говорят, это промысел Божий. Много, мол, в нас дурной крови. Вот Господь и старается, откачиват.

– А не знаешь ли ты, бабуля, пасечника Мирона и как к нему добраться?

– Как не знать. Верст пять отсюдова евонная пасека. – И старушка указала дорогу.

Отец тронулся. Путь его оказался длиной не в пять верст, а в одну мысль: если виной – вампиры, то как их отвадить? Он вспомнил сосуна, прихлопнутого им на кладбище. Странная легкость победы заставила его усомниться. «Но если не я, не мой удар, то что, что могло успокоить этого борова?..» И тут отца осенило…

3

– Здорово – Мирону! Держи, старый хрен, оборону.

– Пашка… Где тебя леший носит?.. Не успел я на минутку отлучиться, как ты провалился. Я и кричал тебя, и всю пасеку обыскал. Ну, думаю, ничего. Лето – не замерзнет, проспится – придет.

– Чем ты накачал меня?

– Не правда ли, задиристый медок? По собственному рецепту настаивал. Тебя первого угощаю.

– Мать твою, экспериментатор! От твоего меду вурдалаки дохнут! Врезал бы я тебе, хоть ты и старее меня. Да теперь не до того… Сколько у тебя этого, который по новому рецепту?

– Обижаешь, Паша. Разве тебе не известна моя запасливость?

– На нее-то я и рассчитываю.

– Две фляги! Да нам, Паша, на всю зиму хватит. Вижу, как горят твои глаза. Сейчас, сейчас принесу, опохмелимся среди цветов и пчелок.

– Стой. Вот тебе сто рублей аванса, с получки еще выдам. Пойдем вместе и погрузим твои фляги на мой ЗИЛ.

– Это как понимать? Сам все хочешь вылакать? Мне, конечно, лестно, что мой мед имеет успех. Но ведь не по-товарищески!

– Не то. Считай, что ты изготовил лекарство и сдаешь государству в аптеку.

– Это ты, что ли, государство?!

– Слушай, не заводи меня! Надо народ спасать, а ты… Сейчас погрузим фляги, потом я с твоей помощью набросаю план местности. А по дороге я все тебе расскажу.

4

– Итак, слева от Зари Коммунизма – Новые Дятлы, справа – деревня Чернуха, – рассуждал отец по дороге. – В какой-то из этих двух произойдет сегодня ночью отсос. Попробуем по часовой стрелке. Значит – Чернуха… Понимаешь, – продолжал он, обращаясь к дяде Мирону, – эти покойники соображают, как живые, а может, даже лучше. По крайней мере, они выдержаннее нас и знают меру. Они не напиваются так, что человек умирает. Они меняют места своих визитов. В округе – пятнадцать поселений. Сосуны посещают их строго по очереди. Пока очередь снова дойдет до Зари, количество крови зарян успеет восстановиться. Понимаешь, сосуны пасут нас, как коров. Кончать смертью людей – значит постоянно кочевать в поиске новых «источников питания» и рано или поздно выдать себя. А так – и овцы целы, и волки сыты. Покойники заботятся о своем будущем.

«Тронулся бедняга, – думал между тем дядя Мирон. – Спорить с ним пока не буду, чтобы под горячую руку не попасть. Но позднее попробую уговорить его показаться врачам. И жене его передам. Пусть действует со своей стороны… А вдруг это я его «сдвинул»?! – дяде Мирону сделалось жарко. – Вдруг мое изделие имеет побочный эффект? Но ведь я тоже пил. И я, кажется, нормален…»

5

Отец подкатил прямо к сельсовету Чернухи. Председатель был на месте. Отец сказал ему, что надо срочно созывать сходку.

– Кто вы такие и зачем вам сходка? – начал было председатель.

Но дядя Мирон поднес ему стаканчик.

– С наших слов вы все равно ничего не поймете, – сказал он. – А этот божественный нектар откроет вам глаза.

«И развяжет язык и руки», – мысленно добавил отец.

Председатель отработанным жестом осушил стакан. Отец, выдержав паузу, спросил его:

– Теперь вам ясно, зачем нам понадобилась сходка?

– Ясно, – ответил председатель и умиленно улыбнулся. – Матвей! – обратился он к заместителю. – Матвей, звони в рельсу.

Через полчаса народ был в сборе. Отец держал речь, стоя в кузове автомобиля.

– Чернушане, скажите мне как отцу родному, бледнеете ли вы периодически?

Голос из толпы:

– Ну бледнеем, а что? Ни для кого не секрет.

– А нравится ли вам бледнеть, чернушане?

По толпе прокатилось:

– Что за вопрос!

– Сам попробуй!

– Хуже любого похмелья!

– Ходишь как в помои опущенный!

Отец подождал, пока шум затихнет, и тоном, не допускающим возражений, заявил:

– В таком случае мы вас сейчас вылечим. Подходи по одному принимать микстуру. Взрослым – стакан, детям – полстакана.

– Ты разве фельшар? Покажи корочки!

– Что там за пойло?

– Товарищи, в ваших же интересах!.. Стоит одному из вас попробовать, и ваши сомнения растают как дым. Это вкусная и… несколько необычная микстура. Ну, кто самый смелый?

К машине приблизился конопатый детина:

– Наливай, я все пью.

Он сделал для пробы глоток. На лицо его набежало подобие мысли, и он залпом прикончил остатки.

– Ну что, Леха, что? – любопытствовали из толпы.

– Сладкая… стерва, – протянул Леха и как знаток заключил: – Но с градусом!

К ЗИЛу выстроилась очередь. Уже причастившиеся интересовались, сколько дней продолжится курс лечения и когда следующий прием лекарства. Отец отвечал, что довольно одного приема. Тогда чернушане засомневались, не слаба ли доза и не следует ли ее увеличить. На что отец, помнивший свою вчерашнюю дозу (она была значительнее), но привыкший разливать поровну (должно на всех хватить!), категорически заявил, что увеличение дозы чревато горячими последствиями…

Процедура закончилась. Мед разошелся не весь. Осталось чуть меньше полфляги. Это для тех, кто работает в поле. В этот момент дядю Мирона, стоявшего в кузове рядом с отцом, кто-то потянул за рукав. Это был председатель сельсовета. Он сказал вполголоса:

– Товарищ, я организовал народ. Не кажется ли вам, что я заслуживаю еще стаканчика?!

Дядя Мирон отмахнулся:

– Вы же слышали, «доктор» сказал: чревато. И потом, не забывайте, что у нас равенство!

6

Возвращались на пасеку. Отец был возбужден. «Только бы сработало! – повторял он всю дорогу. – Только бы сосуны провели эту ночь в Чернухе! Только бы доза не оказалась маленькой!»

Дядя Мирон был печален. «Жаль, хороший был мед! Выпоить две фляги за просто так совсем чужим людям! Но что поделаешь, если у человека идея фикс. Вот завтра, когда он убедится, что все его вурдалаки – бред, я поговорю с этим «дохтуром»!»

Представляете удивление дяди Мирона и особенно ужас жителей Чернухи, когда на следующий день выяснилось, что вампиры перешли границу между мифом и реальностью. Да что там! Они перешли все границы приличия.

– Они лежали с нами вплотную, как клопы! – истерично кричала какая-то молодая чернушанка.

– Я проснулась из-за того, что обняла нечто скользкое и липкое, – вторила ей другая женщина. – Если бы оно шевельнулось, со мной сделался бы удар!

Почти каждый обнаружил в это утро рядом с кроватью или даже на ней голого, зеленоватого, чуть заплесневевшего покойника или покойницу. Две старушки действительно не вынесли подобного зрелища. Несколько человек лечилось потом в «психушке». Но в целом ЧП сошло селянам благополучно. Зато разговоров после было – на всю оставшуюся жизнь.

Первый испуг прошел. И чернушане даже радовались, что все позади и что больше уж никогда вампиры не явятся к ним. Только одна сорокалетняя вдова горевала, потому что приходивший к ней кровосос был ее покойный муж. И получилось, что она потеряла его во второй раз.

– Он так нежно сосал меня! – говорила она и безутешно плакала.

7

Что добавить к сказанному? Дядя Мирон помер через два года, простудившись. Рецепт антивампирина, им изобретенного, затерялся. Оно, может, и к лучшему. По крайней мере, отец почти не сомневается в этом. Его победа недолго радовала его. Очень скоро он стал жалеть своих сосунов.

– Ведь какие умницы были! – часто вздыхал он за стопкой водки. – Лишней капли не выпьют!.. Мы-то сами, чем не вампиры? Да мы во сто раз хуже!.. Какое я имел право убивать их?! А что если верны бабулины слова, и эти божии пиявки призваны были лечить нас, отсасывая дурную кровь!..

1991 г.

Ночь под юбилей

Студенты, проживающие в общежитии, праздновали юбилей. Их родному университету стукнуло шестьдесят лет.

В комнате собралось человек семь-восемь. Все парни. И не случайно, поскольку их девизом были слова: «Выпивка – дело серьезное!» Главное в этом деле, считали они, не спеша «опрокинуть» и основательно поговорить. А легкомыслие в виде баб – это на третье.

Стол буквально ломился. Его оккупировали четырнадцать бутылок «бормотухи» и (среди них как матка среди пчел) бутылка водки. Закуска также поражала изобилием: целая сковородка отварной вермишели!

– Ну-с, приступим, старики, – начал студент Шкловский. – Первый тост, разумеется, за нашу альма-матер. Несмотря на то что ей шестьдесят, она нас по-прежнему кормит и выглядит не больше чем на двадцать, поскольку именно таков наш средний возраст.

– И наоборот, – подхватил студент Зубреньков, – несмотря на то что нам по двадцать, мы с нашим умом выглядим на шестьдесят.

Пили из стаканов. Тосты чередовались как из пулемета. Через полчаса никто уже лыка не вязал. Водку кончали в беспамятстве.

В коридоре заиграл магнитофон. Начались танцы. Все встали из-за стола и отправились.

Студент Сологуб, выйдя из комнаты, ощутил в себе неопределенные позывы. «Надо пописать», – решил он и пошел в туалет. Но промахнулся и попал к соседям. Там он открыл дверцу одежного шкафчика и попытался расстегнуть ширинку. Хозяин шкафчика, будущий писатель, вежливо объяснил Сологубу его ошибку, указав ему настоящий туалет. В туалете студент Сологуб снова ошибся и, вместо того чтобы содеять задуманное, облевал все четыре находящихся там унитаза. Попало и на костюм. «Как же я буду танцевать?» – подумал студент Сологуб и начал чистить брюки. Но не мог согнуться: голова перевешивала, и он терял устойчивость. Оказавшийся рядом студент Зубреньков пришел ему на помощь, да только сам замарался. Однако приятели сочли дело сделанным и, обнявшись, весело отправились на танцы. Но по дороге Сологубу пришло в голову, что он забыл пописать, и он снова стал искать туалет.

А в это время в другой комнате студент Попов заметал следы преступления. Следы имели вид опорожненных бутылок. Попов выбрасывал их в окно. Один след емкостью 0,8 литра угодил в пробегающую собаку и убил ее. Как потом оказалось, собака принадлежала самому студенту Попову. Она любила своего хозяина и прибежала навестить его из другого города, неся ему в зубах талоны на мясо. Попов тоже любил ее. Запечалился Попов, спился, бросил учебу и устроился работать в зоопарк.

Но мы отвлеклись… В это время в еще другой комнате студент и студентка закрыли дверь и разделись догола. Студент подобрал в углу половой веник и со словами «Мы теперь – пара, значит, нам надо париться» стал хлестать им студентку.

А в 117-й комнате трое студентов, накурившись анаши и положив перед собой на стол презерватив, умирали над ним со смеху.

А в 139-й комнате студентка говорила студенту: «Я курю только болгарские!» – и брала у него минет.

Танцплощадка, вернее, закуток, периодически игравший ее роль (холлом его назвать язык не поворачивается), был переполнен. Окурку негде упасть. Вдруг танцующая толпа шарахнулась, освободив угол закутка. На месте остался лишь один студент. Это Эскулапов. Он вообразил себя пожарным и, как из брандспойта, окатил танцующих струей блевотины.

А студент Шкловский нарисовал в конце коридора, на стекле две пары пяток, чье расположение недвусмысленно указывало, чем занимаются владельцы этих пяток.

А студент Сивухин шатался по коридору в огромных черных трусах и читал на память Петрарку.

В это время на танцующий этаж поднялся дежурный преподаватель Морозов. Ему хотелось проверить, как студенты готовятся к завтрашней торжественной части юбилея. Морозов был близорук. Не успел он сделать по коридору и двух шагов, как к нему подбежал студент, худобой и нижней челюстью напоминающий мартышку, и, сорвав с него очки, скрылся. У этого студента его собственные очки разбили полчаса назад. И вот он добыл себе новые. Преподаватель Морозов оказался в совершенно беспомощном состоянии. Шаря руками по стене, он принялся искать выход, двигаясь в направлении женского туалета. Его толкали, сбивали с ног, целовали, а он, несмотря ни на что, продолжал свой путь во мраке.

Никто не мог помочь ему. Комендант общежития накануне неожиданно потерял дар речи и стеснялся показаться из своей комнаты. Студсовет в полном составе связали и заперли в кабинете заседаний. Чтобы студсовет не скучал, оставили включенным телевизор, где шел марафон под общим названием «Вся власть – студсоветам!».

А в это время из женского туалета выскочила пьяная студентка. «Помогите! Там мужчина! – звала она испуганно, вообразив спьяну, что впервые видит мужские принадлежности. – Он ищет писсуар. Выведите его».

Но выводить никого не потребовалось. Мужчина студент Сологуб выдвинулся сам с распахнутой ширинкой. И по стеночке стал пробираться навстречу преподавателю Морозову.

А в комнате, из которой мы начали репортаж, происходило следующее.

Вошел усталый студент Эскулапов и лег на кровать. Но там было уже занято, и его скинули на пол. На кровати студент Кутье ползал по какой-то студентке и приговаривал:

– Ты не смеешь мешать! Я – биолог. (Заметим, что Кутье учился на филфаке.) Я провожу научное исследование по различию полов. Лена любезно согласилась помочь науке. Ты не должен мешать науке!

Студент Эскулапов не стал опровергать половых доводов Кутье. Более того, он сам подключился к исследованию пола, на котором лежал. И, заползя под кровать, захрапел там.

Конечно, если бы студент Эскулапов не был таким уставшим, он бы проверил другие кровати. Они все были пусты.

Но что же там два наших воздухоплавателя? Один со слепыми, а другой с налитыми шарами. Мы оставили их двигающимися навстречу друг другу со скоростью выпуска стенных газет. Они неизбежно столкнулись бы, если бы не вмешался ветер в лице студента Зубренькова. Зубреньков обнял и оторвал от стены студента Сологуба, изменив тем самым траекторию его полета.

Шар преподавателя Морозова, даже не задев шара студента Сологуба, благополучно влетел в женский туалет. Уже знакомая нам пьяная студентка, находившаяся там, на этот раз не испугалась мужчины. Она настолько окосела, что приняла преподавателя Морозова за свою подружку Люсю и стала страстно целовать «ее» в губы.

Но тут мы оставляем их, так как не любим лесбиянок. Черт с ними! Пусть разбираются как хотят.

В это время в коридоре случился маленький переполох. Студент Сологуб сделал ужасное открытие. Холл, где танцевали, переместился с левой стороны коридора на правую.

– Кто перенес холл?! – орал Сологуб. – Поставьте его на место! Университет не простит вам измену его традициям.

Давно перевалило за полночь.

Эскулапов спит под кроватью, Кутье – на кровати. Его подружка ушла. Гучков стоит посреди комнаты и смотрит в окно. А за окном кто-то смотрит на Гучкова. Это учебник химии раскрыл на него свои ненавистные зенки-формулы. Взгляд обволакивает Гучкова, как облако сероводорода. Гучков швыряет в учебник стулом и выбегает прочь. На этот раз он спасся. Но от судьбы не уйдешь. В скором времени ему таки придется основательно сесть НА химию.

А пока в комнату вносят студента Шкловского. Ноги его слушаются плохо, чего не скажешь о руках, в которых он держит «бомбу» портвейна. Увидев высаженную оконную раму и метель, пирующую над столом остатками трапезы, он (откуда прыть взялась!) прыгнул на подоконник и рявкнул с пятого этажа: «Я вам, б…ди, покидаюсь снежками!»

Пустынная улица не стала пререкаться с пьяным. Шкловский сполз с подоконника на свою койку. А вредный матрас сполз с койки на пол. Шкловский остался спать на голой сетке, но зато в шапке, куртке и сапогах (он успел погулять и в другом общежитии).

Утром Шкловского будет мучить традиционный гамлетовский вопрос: кто мне наблевал под кровать?

Но утро еще не наступило.

Студенту Сологубу снится, будто он – бедуин. Лежит он в чалме, в пустыне, точнее сказать, в оазисе. Вокруг него – несколько пальм, трава и маленькое полувысохшее болотце. В этом-то болотце он и лежит. Чуть поодаль пасется корова, которая доится пивом. Бедуин Сологуб принял уже четыре пиалы пива. Но солнце палит, жажда не проходит, чалма жмет голову. И Сологуб говорит корове, протягивая пиалу:

– Нацеди-ка мне еще, Тамара!

На что корова отвечает ему голосом Левитана:

– Товарищи студенты, спускайтесь в вестибюль первого этажа!..

Вероятно, во время сна Сологуб превратился в Вия, потому что ему с трудом удалось поднять свои веки. В комнате пахло гарью. Заворочались и остальные. Кто-то встал и открыл дверь. Из коридора ввалился клуб дыма и принялся выкалывать всем глаза.

– Все-таки мы пьем не в стельку, не в доску и не как-нибудь еще, а именно в дымину! – философски заметил студент Зубреньков.

А комендант (в экстремальной ситуации у него прорезался голос) продолжал орать в мегафон из глубины коридора:

– Без паники! Не хватайте вещи подряд. Возьмите самое необходимое: деньги, документы… Спускайтесь на первый этаж.

Ну, спустились. А через четверть часа выяснилось, что это никакой не пожар, а студент Геростратов бросил дымовую шашку.

Так начался торжественный день университетского юбилея. Праздник продолжался.

1991 г.

Переход

Пять человек гуськом, вереницей, в колонну по одному, в ногу бодро шли по лесной дороге.

Левая рука каждого протянулась вперед, покоясь ладонью на плече впередиидущего. Только ошуя самого впередиидущего сникла градусов на шестьдесят и сжимала не плечо, а сучковатую палку, шаря ей по земле, как миноискателем. Опасались путники мин, которые корчила им на каждом шагу земля – одну страшней другой. Закрывали на мины глаза они, удачно минуя мины с помощью палки.

Все тут были мужчинами. Все молчали. Иногда то один, то другой, задумавшись о чем-то своем, вскрикивал: «Нэхай!» А лесное эхо повторяло, перевирая гласные и ударенье. И выходило удивительно: «На х…й!» Ой, сдается, глуховатым было это эхо. А быть может, одичало до крайней степени цинизма. Поживи-ка в лесу!.. И чего злиться? Но нервничали скованные одной цепью. Особенно первый.

– Хулиган! Матерщинник! – лаял он, потрясая сучковатым миноискателем. – Язык тебе вырвать, кастрировать, как долбаного переводчика!

– Глухой! – летел упрек в чащу.

– Слепой! – доносился оттуда издевательский перевод.

– Да вы никак слепые? – радостно спросил догнавший путников молодой лоботряс.

– Мы не слепые. Мы осторожные, – строго ответил за всех первый. Здесь, где все были звеньями одной цепи, каждый отвечал за всех. Цепь говорила голосом того или другого.

– А почему тогда вы смотрите мимо меня? – любопытствовал лоботряс.

– Потому что ты для нас пустое место.

– Ну, хорошо. А что для вас не пустое? Что вы видите вокруг?

– Мы видим дыханье леса, голоса Галактики. Вокруг, как камыш, шумит Вселенная.

– А какого цвета Вселенная?

– Черного, малыш, черного.

– А вот и нет! Вот я и расколол вас! Сейчас день, и небо голубое.

– Ты близорук, если не сказать большего. Ты слеп, как пробка. Солнце ослепило тебя и тебе подобных. Вы живете со световой повязкой на глазах. Так, находящийся под фонарем видит только то, что у него под ногами, что освещено. Вы не видите дальше собственного носа. А когда – вот забавно! – когда милосердная ночь снимает вам вашу слепоту, вы тут же засыпаете, вы предпочитаете спать. О, световая простота! Суета замкнутого мирка.

– Послушай, паренек, – продолжала цепь, – если хочешь прозреть, выколи себе глаза и иди с нами. Наши глаза открыты космосу. Одной ногою мы ступаем по Млечному Пути. И вечность с нами на ты.

– Да вы, я вижу, не только слепые, но и сумасшедшие! – воскликнул лоботряс. – Надо вас выводить. Не отставайте. Я выведу вас к ближайшему населенному пункту. Пунктик называется Светлое Будущее.

– Куда ты нас можешь привести? Что ты видишь? Ты даже не видишь, что будет с тобой через пять минут, что будет с тобой завтра.

– Неправда! Я вижу, куда идти. А завтра я женюсь. Поэтому у меня настроенье. И мне хочется сделать что-нибудь доброе: то ли напиться, то ли революцию совершить.

– Лучше напейся, лучше отсейся, но не надейся.

– Хорошо. Но сначала я вас здесь не брошу… Куда это вы сворачиваете? Эта тропа никуда не ведет!

– Вот туда-то нам и нужно!

 
За звездою звезда,
за балдою балда
мы уходим, как хек, в никуда.
Ты иди куда хошь,
или вовсе себя ты стреножь,
все равно ты, оболтус, за нами придешь!
 

– Вот еще! Очень нужно идти мне за вами! Вы смертельно заблудитесь, вы не на шутку простудитесь, голод разденет вас догола. А я, честно говоря, побаиваюсь угловатых, обглоданных, твердых и бездыханных. Поэтому ни в какую пущу я вас не пущу. И попрошу следовать за мной.

Пятеро отважных шли по лесу в связке, как альпинисты. Словно горную вершину, брали они лес. И пропела великолепная пятерка шестому, блуждающему, словно отрезала ему веревку:

– Иди ты, парень, в баню к своей подружке Тане!

И воспарил парень в свободном ответе:

 
– Мою невесту зовут Ларисой.
И работает она не банщиком, а трактористом!
Мне, человеку долга,
не пристало спорить с вами долго.
Я не оставлю вас в лесу,
я вас, ядрена мать, спасу!
 

С этими словами он сыграл, как на ксилофоне, на головах путников колыбельную из пяти нот. Дубиной, внушающей уважение, сыграл он. Путники моментально уснули. Сна было слишком. Шишками выпирал сон из черепов, вытекал красной розой.

Музыкант отволок жертвы своего искусства в сторону от дороги, нежно накрыл их ветками, чтобы никто не обнаружил их и не помешал ему совершить добрый поступок.

Через пару часов он вновь появился на этом месте. С ним была лошадь, и не простая, а с телегой. На телегу уложил он ровно, как клавиши, странников, долго скитавшихся по мирам и вот уставших. Кто сказал «помирам»! Странники этого не говорили. Они лежали тихо, как живые. Возница, глядя на них, радовался, как труп. Он думал: «Еще спасибо скажут, что я их вывел. А то – «ты не знаешь дороги». Это я-то не знаю дороги?! Да я человек местного масштаба! Я здесь с каждым кустом спал! Вот она – дорога! Пылится подо мной. Скоро будет косогор, за ним – овраг, и в овраге – Светлое Будущее. Я все знаю. Куда бы вы без меня? Куда бы вы вышли? Вы бы без меня все шли и шли, пока все не вышли».

 
– Я сделал доброе дело.
И завтра смело женюсь.
Настрою любимое тело
на ноту восьмую – ню.
Сегодня мне будет баня.
Я должен войти к невесте
хоть с мордой кабаньей,
но вымытый, как буревестник!
 

Подвода, как буря, влетела в село. Возница свалил свой груз под плетень у крайнего дома и с чувством исполненного долга был таков. Пятеро сваленных спали как убитые. Трое из них так и не проснулись. Они окончательно вышли в открытый космос.

1992 г.