Электронная библиотека » Анатолий Терещенко » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 4 мая 2015, 18:06


Автор книги: Анатолий Терещенко


Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В лагере я пробыл полтора месяца, и за это время меня избивали двадцать раз польские легионеры. Не мог я больше перенести побоев и решил бежать…».

В одном из секретных докладов польской контрразведки, подготовленном для доклада «наверх» в октябре 1920 года о положении советских военнопленных говорилось:

«Беззаконие, царящее там, сводит на нет усилия польской антибольшевистской пропаганды в Красной Армии. Всё это может оказать негативное влияние на ход войны и на будущее польско-российских отношений…

8 лагере царят невыносимые санитарные условия: грязные пленные дурно пахнут, но их дезинфекция практически невозможна, поскольку, с одной стороны, нет стиральных средств, а с другой – одежда узников настолько ветхая, что она не выдержит стирки. Так как нет дров, на сто человек дается 8-10 ведер теплой воды для мытья. Большинство пленных – голые люди. Те, кто может, идут в 6 утра на работу в одном белье, в том числе и в зимние месяцы. Рацион не дает им возможности умереть от голода, но пищи явно не хватает…».

Этот документ нашел в советских архивах беспристрастный польский исследователь состояния пленных красноармейцев в концлагерях Польши периода 1919–1920 годов Збигнев Карпус.

9 сентября 1921 года нарком иностранных дел РСФСР Чичерин после анализа всех материалов в отношении советских военнопленных был вынужден направить польскому руководству ноту, в которой обвинил варшавские власти о том, что в аду польских концлагерей бесследно исчезло около 60 000 человек.

Но правдивого ответа из Варшавы не последовало. Польское руководство имело в виду тезис, что победителя никто не спросит, правду он говорит или нет. Эти слова скоро возьмёт на вооружение и Гитлер, применив их при объяснении причин нападения на Польшу 1 сентября 1939 года.

***

Политика неприязни ко всему российскому набирала обороты в ходе войны. Так, будущий глава польского правительства, генерал Сикорский, приказывал подчиненным, массово уничтожать российских пленных под надуманными предлогами, дабы «…не тратиться на дармоедов». Это по его приказу были расстреляны из пулемётов 300 измождённых советских военнопленных.

Другой польский генерал Пясецкий пошел ещё дальше – он заставил нижестоящих командиров смелее действовать при пленении: «…не брать живыми в плен красноармейцев». Его солдаты ходили по полям сражений и достреливали больных и раненых красноармейцев. Особым издевательствам подвергались члены партии, евреи, латыши или заподозренные в принадлежности к ним. Пленных же красноармейцев-немцев вообще расстреливали на месте. Женщин, оказавшихся в лагерях, часто насиловала польская солдатня.

В заключительной фазе войны, в августе – октябре 1920 года, в польской армии насаждалась ещё одна практика: когда нельзя было пристрелить русского, оставляли на поле боя, без оказания медицинской помощи. Экономили патроны! Но и при этом о них сообщали в сводках как взятых в плен. Так, в рапорте командования 14-й пехотной дивизии командованию 4-й армии во время боев в районе от Брест-Литовска до Барановичей было взято в плен более 5000 советских военнослужащих. Оставили на поле боя убитыми, а также ранеными и больными, не способными передвигаться – умирать до 40 % от названного числа. Оставление на произвол судьбы раненых солдат противника представляло собой грубое нарушение Женевской конвенции от 6 июля 1906 года о больных и раненых солдатах. Статья 1-я этой конвенции гласит:

«Больные и раненые воины, а равно и другие прикомандированные к армии лица пользуются со стороны военной власти, в руках которой они находятся, покровительством и уходом без различия подданства».

Вот почему судьба многих пленных, с которыми по тем или иным причинам не захотели «возиться» польские военные власти, была незавидной, что и привело, в конечном счете, к массовой фальсификации и разным нестыковкам в цифрах пленных и пропавших без вести или погибших.

Преступную, явно антироссийскую, роль как прямой призыв к истреблению оказавшихся в польском тылу красноармейцев сыграло обращение главы польского государства и верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского «К польскому народу». В нем он, в частности, говорил:

«Разгромленные и отрезанные большевистские банды ещё блуждают и скрываются в лесах, грабя и расхищая имущество жителей. Польский народ! Встань плечом к плечу на борьбу с бегущим врагом. Пусть ни один агрессор не уйдет с польской земли! За погибших при защите Родины отцов и братьев пусть твои карающие кулаки, вооруженные вилами, косами и цепами, обрушатся на плечи большевиков. Захваченных живыми отдавайте в руки ближайших военных или гражданских властей. Пусть отступающий враг не имеет ни минуты отдыха, пусть его со всех сторон ждут смерть и неволя! Польский народ! К оружию!»

Кстати, текста этого зловещего обращения нет ни в одном из собраний его сочинений – видать, стыдно такое публиковать!

***

Об изуверском отношении поляков к пленным россиянам не раз писал классик нашей литературы А. Серафимович, работавший в 1919–1920 годах специальным корреспондентом газет «Правда» и «Известия» на советско-польском фронте:

«Чудовищные пытки и издевательства над нашими пленными вызывали ужас у рядового состава польской армии. Но её офицеры чуть ли не в унисон приказывали «уничтожать любым способом “красных собак”, русских “оккупантов”. Предложение советского командования о гуманном обращении с пленными и местными жителями Варшавой игнорировались. Попытки же нашей стороны привлечь к посредничеству в этом вопросе Лигу Наций или соседей Польши оказались безуспешными – из-за обструкции белополяков…».

Все эти злоупотребления прикрывались, с одной стороны, планомерной политикой воскресшего из небытия польского, теперь суверенного государства, а с другой – объективными условиями тяжелого времени, как считают сегодня польские историки, а не злой волей. Разоренная войной Польша, мол, была не в состоянии обеспечить пленным в лагерях более или менее сносное существование. Но вышеупомянутые факты полностью опровергают эти объяснения. Ещё раз можно подчеркнуть, в советское время эта проблема долгое время не исследовалась – мы были друзьями. А с 1945 года она и вовсе замалчивалась, так как Польская Народная Республика была близким союзником Советского Союза.

Ещё в 1960 году вышли мемуары Николая Равича «Молодость века». Автор этой книги прошел лагерь Дембью. В частности, он вспоминал:

«Как-то в туманный и дождливый день я увидел громадный воз, нагруженный правильно нарезанными гранитными глыбами. Впряженные красноармейцы тянули его, останавливаясь, падая… С десяток познанцев (солдаты Познанского полка) плетками подгоняли эту живую силу… На голых досках, в истрепавшейся одежде красноармейцы гибли от тифа и истощения».

А вот свидетельство польских медиков – сотрудников Международного Красного Креста:

«Преступное пренебрежение своими обязанностями всех действующих в лагере органов навлекло позор на наше имя, на польскую землю. На каждом шагу грязь, запущенность и человеческая нужда. Перед дверями бараков кучи испражнений, больные так ослаблены, что не могут дойти до отхожих мест… Среди 1400 пленных здоровых просто нет… Пленные жмутся вокруг импровизированной печки – единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от холодов, они тесными рядами укладываются группами по 300 человек на досках, без матрасов и одеял. Одеты в лохмотья».

Начальник Брестского лагеря в порыве гнева как-то заявил в беседе с военнопленными красноармейцами:

«Убивать я вас не имею права, но кормить буду так, что сами подохнете».

Сегодня нет СССР, но Польша и по сей день напоминает России о её моральной ответственности за трагедию в Каты ни, грозит материальными исками и прочее. Поднимая вой о катынской трагедии, по любому поводу, да и без всякого повода, так и не сумев доказать, что жертвы Катыни – дело рук Сталина, а не Гитлера, Варшава часто разыгрывает «катынскую карту» для политического прессинга на Москву. Эстония тоже пытается погреть руки на оккупационной тематике. Не пора ли нам предъявить счет зарвавшемуся руководству этих стран за злодеяния их предшественников против российского народа, иначе они повесят нашу с вами память на историческую виселицу. Этого нельзя допустить! Наглость сильнее там, где защита слабее.

Похоже, поляки в своем молодом государстве ненависть на старую – царскую Россию направляли на Советскую Россию, потому что в ней они видели остатки прежней притеснительницы.

Как говорил Франц Кафка – прощайте ваших врагов, но не забывайте их имена. Сколько же может продолжаться страусовая политика наших властей перед наглостью виновных в злодеяниях? Глупость – дар Божий, но злоупотреблять им не следует. Ведь мы все – народ российский и правительство – тоже.

Перевербовка польских резидентов

Сразу же после того как Польша благодаря событиям 1917 года получила самостоятельность, её руководители активизировали антироссийскую деятельность по различным направлениям. Одним из острейших фронтов в советско-польских отношениях был незримый фронт.

Замышляя явно фантастическую идею создания польской сверхдержавы в центре Европы, военно-политическому руководству новой молодой Польши потребовалась соответствующая информация. Её можно было получить старым, как мир, способом – ведением разведывательной агентурной работы на территории двух мощных соседей: Германии и Советской России.

Однако главный вектор подрывной деятельности в создании пятой колонны был направлен в сторону «ненавистных россов». Польская охранка «Дефензива» и военная разведка в лице 2-го отдела генштаба повели себя довольно агрессивно.

Убийства несогласных граждан с политикой «начальника государства» Пилсудского, провокации на границе, за фронтовые рейды лазутчиков и диверсантов в тылы наших войск, вербовочные акции и глубокое внедрение агентуры – вот неполный перечень польского безумства против России.

Основную ставку польские спецслужбы делали на подбор ценных источников из числа советских военнослужащих и государственных чиновников в Москве, Петрограде, Киеве, Минске и других городах, где имелась, как они считали, прочная вербовочная база.

В 20-е годы прошлого столетия органами ВЧК в Советской России были обезврежены сотни вражеских агентов, в том числе завербованных польской разведкой. Чекистской удачей называли оперативники моменты, когда удавалось не только выявлять шпионов, но и перевербовывать их, т. е. методом убеждения перетаскивать недавних врагов на свою сторону, – этих законспирированных специалистов «черного плаща и острого кинжала».

Заставляя, таким образом, работать на себя, то есть играть на поле противника, чекисты завязывали оперативные игры, дурачили его дезинформацией, перекрывали установленные ими каналы проникновения новой агентуры на объекты оперативного внимания польской разведки.

Примером такой работы может служить операция чекистов, проведенная в 1920 году под руководством военного контрразведчика – оперуполномоченного Особого отдела ВЧК Артура Христиановича Артузова. Как помнит читатель, это было время жесткой военной конфронтации Красной Армии с польской военщиной.

Именно в ходе этой операции органы ВЧК пресекли подрывную деятельность польской разведки, которая использовала подпольные ячейки военизированной «Польской организации войсковой», как легальные, так и полулегальные её прикрытия, а выражаясь оперативным сленгом – «крыши» на территориях России, Украины и Белоруссии.

«Польская организация войскова» возникла ещё в 1914 году по инициативе и под личным руководством Пилсудского. Появилась она как националистическая организация активных сторонников за независимость буржуазной Польши, вышколенных в боевых отрядах польской социалистической партии (ПСП), на которую, главным образом, опирался «начальник государства», и в специальных военных школах, создававшихся им для подготовки костяка будущей польской армии.

Еще до Первой мировой войны в распоряжении Пилсудского находился ряд офицеров австро-венгерской разведывательной службы, обучавших пилсудчиков технике разведки и диверсии с дальним прицелом – для работы на территории России.

Но обратимся всё же к итогом этой конкретной чекистской деятельности. Налицо был разгром глубоко законспирированной главной резидентуры польской разведки, действовавшей в Москве и Петрограде. Работавшие на неё агенты оказались внедренными в важные военно-политические объекты Советской России и черпали нужную информацию для своей армии.

***

В начале 1920 года в поле зрения оперативных работников ВЧК попал некий Игнатий Добржинский. Активная и динамичная проверочная работа чекистов дала возможность быстро выявить его интересные оперативные связи.

Так, в Белоруссии, в городе Орша, сотрудниками ВЧК удалось выйти на подозрительную гражданку по имени Мария Пиотух. Её негласно задержали и допросили. Давая показания, она призналась, что является курьером московской резидентуры польской разведки. После беседы её… «отпустили».

Артузов решил незамедлительно установить за ней плотное негласное наблюдение. По прибытии в Москву девица посетила один адрес, который чекистами подозревался как конспиративная квартира польской разведки. Сразу же после ареста находившихся там неизвестных граждан, оказавшихся агентами польской разведки, многое стало ясным.

В ходе предварительных опросов они сразу же сдали ряд явочных квартир, на которых принималась и опрашивалась резидентом польская агентура. На одной из таких квартир был задержан Добржинский.

Он тут же признался, что является резидентом польской разведки и работает в Москве под псевдонимом «Сверщ» («Сверчок»). Правда, при предварительном допросе на квартире, где он был задержан, ему удалось убежать – он выпрыгнул в окно и скрылся в неизвестном направлении.

При анализе выданных арестованной агентурой вместе с Марией Пиотух адресов явочных квартир было установлено, что одна из них принадлежит ксендзу Греневскому. Его дома не оказалось, поэтому в его квартире чекисты устроили засаду…

Через несколько часов, после воцарения в ней оперативных работников, в дверь позвонили. Вошел неизвестный молодой человек высокого роста. Во время его задержания и ему…уда лось убежать, но на сей раз недалеко. Во время погони он стал отстреливаться, и был смертельно ранен. При личном осмотре трупа в кармане пиджака чекисты нашли удостоверение личности на имя Гржимало, согласно которому он являлся служащим броневых частей Московского военного округа (МВО).

Кроме военного удостоверения было обнаружено свидетельство о принадлежности его к Московскому охотничьему коллективу. На отдельном листке имелся полный список членов этого общества из числа охотников-любителей, среди которых значилась и фамилия …Добржинский.

***

Поиск сбежавшего резидента теперь стал более предметным. После получения таких данных задержание сбежавшего было делом времени. Так и получилось – на квартире одного из членов правления охотничьего коллектива он был вторично задержан. На этот раз Добржинского, зная его способности выходить через окна, охраняли более надежно, кроме того, для подстраховки на его запястья надели наручники. Вскоре поляка доставили на Лубянку во внутреннюю тюрьму…

На допросе выяснилось, что он служит политруком на курсах броневых частей и одновременно являлся членом Польской партии социалистов (ППС). Вместе с тем он рассказал, что углубленно изучает марксистскую теорию, посещает большевистские митинги и манифестации, знаком с некоторыми партийными функционерами из РКП (б). Потом поляк внезапно замкнулся и наотрез отказался давать какие бы то ни было показания.

После чего с Добржинским стал предметно «работать» сам Артузов. На допросах он больше говорил сам, чем допрашиваемый. Протоколов не вел. Создавалось впечатление, что он выстраивает отношение с ним на равных. Однако чекист, как тонкий психолог, методом убеждения постепенно склонял задержанного к даче откровенных сведений о своей преступной деятельности.

Артузов обратил внимание на то, что Добржинский несколько раз негативно отзывался о руководителе страны – Пилсудском, критиковал установившийся в Польше тоталитарный политический режим, положительно оценивал реальные шаги, предпринимаемые Лениным по нормализации польско-советских отношений.

Показания Добржинского позволили военному контрразведчику поверить в искренность мировоззренческих взглядов задержанного и осуществить в дальнейшем его перевербовку.

– Всё это очень интересно, – перебил поляка Артузов, – но это всё прошлые дела. Нас интересуют события здесь, в Москве. Конкретные резидентуры, нелегальные особенно: наиболее ценные агенты, особенно из числа советских граждан, методы и пути вербовки осведомителей в столице, на территории России…

Артузов настолько убедительно построил свою беседу, что поляк медленно, как весенний тюльпан, раскрылся, согласившись перейти на сторону советской власти. Правда, Добржинский заявил чекисту, что готов принять его предложение, но с одним только условием.

– Каким же? – спросил удивленный такой неожиданностью Артузов.

– Прошу задержанных или оставшихся на свободе моих людей, работавших на резидентуру по идейным соображениям, не репрессировать – не расстреливать, несмотря на военное время. Это моё главное и единственное условие.

– Вы сами понимаете, что такие гарантии сразу я вам дать не смогу. Это решается высшим руководством. Вы согласны с моим доводом?

– Согласен…

Артузов посмотрел на Добржинского и подумал: «Если люди терпят разговоры о своих пороках – это лучший признак того, что они исправляются, а забота о своих «заблудших овцах» характеризует их порядочными натурами».

***

Через несколько дней контрразведчик от имени руководства ВЧК гарантировал выполнение этой просьбы. Добржинский ещё больше разоткровенничался. Он признался, что в действительности является главным резидентом польской разведки в Советской России и назвал имя другого резидента, действовавшего в Петрограде – Виктора Стацкевича. По его мнению, он работает на 2-й отдел польского генштаба – военную разведку.

Под негласным сопровождением чекистов Артузов с Добржинским выехали в Петроград и вышли на коллегу последнего – второго польского резидента. В результате так же умно построенной беседы военным контрразведчиком и этот поляк повел себя сразу же откровенно и, исходя из идейных мотивов, согласился прекратить подрывную работу против Советской России.

Надо заметить, что весь ход операции находился на контроле у высшего руководства ВЧК. Проверочные мероприятия были настолько масштабные, что о ходе операции и путях её возможной реализации Дзержинский докладывал о ней даже Ленину. Председатель Совнаркома полностью одобрил её замысел.

Арестованным разведчикам было обещано, что все их негласные помощники, сотрудничавшие с ними по патриотическим убеждениям, будут отпущены в Польшу, а платные агенты – преданы суду.

К концу июля 1920 года Особый отдел ВЧК арестовал более десяти тайных агентов польской разведки. Своё слово Дзержинский сдержал: после окончания следствия поляков доставили на Западный фронт и переправили на родину.

Как известно, в это время шли жаркие бои на польско-советском фронте. Красная Армия отступала под натиском быстро пополненных личным составом и хорошо вооруженных за счет средств США и других стран Антанты польских войск.

***

Именно в этот грозный час, наступивший для молодой Советской республики, Артузов ещё раз решил рискнуть – Добржинского и Стацкевича он включил в оперативную группу, которая направлялась на Западный фронт. Это был рискованный, хотя и оперативно оправданный шаг, потому что строился на психологически выверенных посылах и на доверии.

Цель этой группы заключалась в следующем: оказать действенную помощь армейским контрразведчикам в ликвидации подпольных звеньев уже известной «Польской организации войсковой». Её агентура подрывала войсковые эшелоны Красной Армии, убивала командиров и политработников, доводила дезинформацию до нашего командования, вела разведку в полосе боевых действий фронта и прочее.

Интересно заметить, что в списках оперативной группы Добржинский значился в должности сотрудника для особых поручений Особого отдела ВЧК под фамилией Сосновский. Этот псевдоним, как партийная кличка у революционеров, закрепился за ним на всю последующую жизнь.

Прибыв на Западный фронт, Сосновский стал изучать контингент из числа польских военнопленных, находящихся в следственных изоляторах и фильтрационных лагерях. Наиболее лояльно настроенных к советской власти задержанных и пленных он отбирал.

Таким образом, он постепенно сколотил небольшую боевую группу, перед которой была поставлена задача – проникнуть в конкретную диверсионно-террористическую организацию. По данным разведки Красной Армии, именно эта организация готовила покушение на жизнь командующего Западным фронтом Тухачевского.

Вместе с несколькими членами своей группы, в которую, кстати, входила девушка под именем Пшепилинская, они сумели внедриться в нужный объект – конкретную контрреволюционную организацию и сорвать план убийства командующего фронтом.

Сосновский и его группа обезвредили в полосе фронта не одну польскую диверсионно-террористическую группу. Они тем самым нанесли серьёзный удар по планам Варшавы. О деятельности «коварного предателя» польская разведка доносила даже Пилсудскому, который поставил задачу своему генштабу любыми средствами и как можно скорее физически уничтожить Добржинского.

Под эту цель 2-м отделом польского генштаба готовились специально террористы.

В то же время за конкретные оперативные результаты и заслуги перед Советской республикой недавний польский резидент Сосновский был представлен к высокой правительственной награде. Его наградили орденом Боевого Красного Знамени. Вскоре Сосновского зачислили кадровым сотрудником в штат центрального аппарата ВЧК, которой он отдал все свои лучшие годы.

***

Однако польская военная разведка не могла успокоиться, и охота на Сосновского продолжалась. Об этом свидетельствовало задержание некого Борейко, который направлялся в Москву для совершения террористического акта – «акта возмездия» в отношении нашего героя.

На следствии террорист признался, что он был послан 2-м отделом польского генштаба (военная разведка) для физического устранения чекиста – поляка. Бдительность и профессионализм сотрудников ВЧК предотвратили опасное преступление – спасли жизнь смелого оперативника.

Дальнейшая судьба Сосновского такова. Он стал одним из руководителей созданного в мае 1922 года специального подразделения органов государственной безопасности по борьбе со шпионажем – Контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ГПУ республики.

С 1927 по 1929 год он проходил службу в должности секретаря Секретно-оперативного управления ОГПУ.

В 1929 году он становится уже начальником КРО полномочного представительства по Белорусскому военному округу, затем по Центрально-Черноземной области. На этих должностях он проработал до 1931 года.

В 1931–1935 годах – соответственно начальник отделения, заместитель начальника Особого отдела ОГПУ – ГУГБ НКВД СССР.

С мая 1935 года его неожиданно отправляют на периферию и назначают с явным понижением – заместителем начальника управления НКВД по Саратовскому краю. Это был опасный в те годы признак… Он и сам понимал, что его ставят в положение «козла отпущения».

Так и случилось – в ноябре 1936 года его арестовывают. По архивным данным, смелого и преданного чекиста расстреляли 15 ноября 1937 года.

Реабилитирован Сосновский только в 1958 году по просьбе самих чекистов, пересматривающих в то время некоторые дела незаслуженно репрессированных своих коллег.

***

Интересно то, что в контрразведывательном подразделении по борьбе со шпионажем с 1922 года вместе с Сосновским стал работать и Виктор Стацкевич под фамилией Кияковский.

Советской властью ему тоже было оказано полное доверие. Он стал оперативником, положительно зарекомендовавшим себя на этой небезопасной в то время работе. Он принимал участие в ряде конкретных чекистских операций.

В начале тридцатых годов его, как опытного контрразведчика, направляют в командировку в Монголию. По скудным данным, собранным мною о нем, Виктор Стацкевич – Кияковский «…геройски погиб при выполнении специального задания органов ВЧК».

О благородстве и честности самого же Артузова красноречиво говорит выписка из протокола заседания Коллегии Особого отдела Западного фронта от 7.9.1920 года, в которой есть такой текст:

«Гр. (гражданка. – Авт.) Пиотух Марию Александровну 17 лет признать виновной в принадлежности к Оршанской бело польской шпионской организации – приговорить её к высшей мере наказания – расстрелу, но принимая во внимание добровольную явку и несовершеннолетие, чистосердечное признание, выдачу соучастников, а также её заявление о том, что её прежняя деятельность не соответствует её истинным убеждениям, как сочувствующей Советской власти и что её деятельность является лишь следствием влияния на неё польских офицеров Квятковского и Борейко, освободить с представлением права искупить свою вину в работе».

***

Судьба же самого Артузова была сломана в период так называемой ежовщины. Это был период, когда Сталин руками «партийного карлика» Ежова освобождался от «ленинской гвардии» – большинства троцкистов и некоторых действительно легендарных личностей в ВЧК периода Дзержинского.

Артузов по сравнению с Ежовым был личностью. В феврале 1917 года он с отличием окончил металлургический факультет Петроградского политехнического института. В совершенстве владел французским, английским, немецким и польским языками. В разное время находился на руководящих должностях в политической и военной разведках СССР.

13 мая 1937 года Артузова арестовали как «активного участника антисоветского заговора в НКВД».

Находясь в следственном изоляторе и узнав об аресте Сосновского, он 22 марта 1937 года направляет письмо Наркому внутренних дел Н.И. Ежову, в котором практически берет под защиту ошельмованного чекиста. В частности, в письме есть такие слова:

«…дело Сосновского было не маленькое дело ВЧК. Я знаю, что Дзержинский советовался с Лениным по этому делу… Дзержинский разрешил обещать Сосновскому – не стрелять идейных пилсудчиков из его людей, а выпустить в Польшу под честное слово – не заниматься больше шпионажем против нас.

На этом условии Сосновский дал свои показания. Мы сыграли на его революционном романтизме и сняли польскую сеть. Обещание приказано было выполнить. Несколько польских офицеров было выпущено в Польшу после политической обработки.

Тов. Фриновский мне сказал: русских стреляли, поляков выпускали по этому делу. Считаю такое утверждение – клеветой на Дзержинского. В 1920 году это было политическое дело. Обращение Сосновского к польской молодежи разбрасывалось нашей авиацией над польскими войсками. За раскрытие плана польских диверсантов – помешать эвакуации штаба Тухачевского из Минска – Сосновскому был присужден орден Красного Знамени.

Во время войны 1920 года Сосновский принёс вред Пилсудскому. Дзержинский предложил и дальше использовать Сосновского (не на польских делах) и посадить в аппарат…».

Речь шла о предложении зачислить его на службу в центральный аппарат органов госбезопасности.

Несмотря ни на какие пояснения, ответа на письмо не последовало, и 21 августа 1937 года Артузов был приговорен «тройкой» НКВД СССР к высшей мере наказания как «шпион польской и других разведок». В обвинительном заключении прямо было записано: «виновным себя признал полностью». Но признавались, таким образом, тогда многие. Палачи спешили – в тот же день он был расстрелян.

Реабилитировали А.Х. Артузова только в 1956 году. Это был благородный акт возвращения честного имени потомкам, имени человека, который никогда не был «умеренным и аккуратным» Молчалиным, олицетворявшим карьеризм и подобострастие.

Он был верным долгу, присяге и Отчизне. Говорят, что, уходя из жизни, Артузов ни рисовался продолжателем дела «великого» Сталина, как это делали другие осужденные из обоймы партийных деятелей, ни преклонился перед палачом во время казни.

Он до сих пор остался у чекистов без рисовки – героической личностью, поэтому и нападок со стороны всякого рода лжедемократов и либералов в его адрес я не слышал.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации