Текст книги "Советский социалистический феодализм 1917–1990"

Глава 2. Правовая наука

Подробно анализировать «социалистическую» науку о государстве и праве, в которой советская наука играет ведущую роль, в книге, предназначенной для широкого круга читателей, нет необходимости, тем более, что непосредственно она ни на законотворчество, ни на практику не оказывает серьезного влияния.

Почему тогда все же надо хоть немного о ней сказать? По двум причинам: во-первых, в современных условиях право всех стран в значительной мере идеологизировано и факт этот достаточно хорошо известен; в «социалистических» же странах идеология марксизма-ленинизма составляет основу правосознания юристов.[10]10
  Об этом, например, пишет Ж.Л.Константинеско. Он также отмечает, что юристы «социалистических» стран используют сравнительный метод как оружие в идеологической борьбе и видят свою задачу в показе превосходства социалистического государства и права». J.-L.Constantioesco. Traite de Droit Compare, t.2, Paris, 1974., p. 30–34.


[Закрыть] Во-вторых, правовая наука составляет неотъемлемую часть целенаправленной и систематической партийно-политической пропаганды, оказывающей влияние на правосознание народа, а также на правосознание самих руководителей, работников партийно-государственного и юридического аппарата.

Главная, характерная особенность «социалистической» правовой науки – беспринципность, закономерно вытекающая из декларируемого и повседневно отстаиваемого принципа «партийности науки», т. е. неукоснительного следования «линии партии», как бы она не менялась.

Поэтому все без исключения ученые должны по команде менять свои взгляды, если они хотят сохранить свое место в науке. Мгновенная смена «убеждений» стала настолько будничной практикой, что ни у кого не вызывает удивления или, тем более, упреков. Ясно, что человек – не корова и менять свои взгляды может. Но если вчера ученый подробно «анализировал зримые черты развитого социализма», а сегодня по команде из ЦК: «отставить развитой социализм!» подвергает эту «концепцию» злой критике, это уже – очевидное холуйство.

Истина у нас не рождается в спорах, ибо спора с «линией партии» быть не может. Проходимец Лысенко, получив благословение ЦК, не спорил с гениальным Н.Вавиловым и другими генетиками. Он просто с помощью КГБ растаптывал их морально и уничтожал физически.

И это в естественных науках, где, казалось бы, за себя говорят эксперименты, где гены видны под микроскопом… Но если ЦК утверждает, что генетика и кибернетика – буржуазные лженауки, то никаких доводов противопоставить нельзя. Что же сказать о философии, экономике и праве?

В любом общем труде подчеркивается главный принцип нашей науки – принцип партийности: «Это всеобщий(!) принцип марксистско-ленинской юридической науки, неотъемлемое ее качество».[11]11
  «Марксистско-ленинская общая теория государства и права, т.4 – Социалистическое право», М., 1973, с. 9. Это самый крупный за всю историю советской науки коллективный труд по теории государства и права, занимающий особое место, как согласованное и сведенное к общему знаменателю мнение наиболее известных и титулованных советских «теоретиков». Поэтому цитироваться сей труд будет преимущественно, но учитывая слишком длинное его название, далее в ссылках он будет указан под аббревиатурой МЛОТГП с номером тома.


[Закрыть] Принцип партийности обязывает безоговорочно одобрять выраженную в законах волю партии, даже если она явно антинародна. Никогда столь восторженно не восхваляли советские юристы социалистическую законность и демократию, «расцветавшие под солнцем Сталинской Конституции», как в 1937-38 годах, когда по данным некоторых исследователей (журналист А.Мильчаков) только в Москве расстреливали по 800 человек в день.

Можно было бы признать, что верность чему-то, доведенная до фанатизма, если не оправдана морально, то понятна. Но дело в том, что «политика партии», как любая политика непрестанно и непредсказуемо колебалась, иногда в самые противоположные стороны (например, переход от «военного коммунизма» к «новой экономической политике»; уже в период «перестройки» – от слияния всех форм социалистической собственности в единую общегосударственную, общенародную собственность к «разгосударствлению» собственности и к частной собственности). Недаром была такая шутка: он – непоколебимый коммунист; если колебался, то только вместе с партийной линией!

Апология действующего на сегодня права и правовой политики достигает Монбланов бесстыдства. Советское право, – пишут ведущие юристы в коллективном труде, – «является воплощением идеалов и представлений трудящихся о законности, справедливости и гуманности»![12]12
  Теория правового государства «теоретически несостоятельна, практически неосуществима… имеет исключительно пропагандисткое значение. Милитаристские и реваншистские тенденции, легальное оживление неофашистских сил – вот, что фактически кроется за «правовым государством». МЛОТГП.т.1, М., 1971,с.397.
  «Нацистская концепция правового государства как «связки гранат» была направлена, с одной стороны, – против немецкого рабочего класса, а, с другой стороны, – против международного рабочего движения и его авангарда – Советского Союза. Современная концепция правового государства также преследует эту цель». «Критика современной буржуазной теории права». М.,1969,с.266.
  «Теория правового государства» пронизана идеями антикоммунизма, стремится противопоставить социалистическое государство как «неправовое» буржуазному государству как «правовому». Оно используется и в целях неоколониализма». Теория государства и права. Отв. редактор С.С.Алексеев, М., 1985, с.457.


[Закрыть] Это в стране, где за колючей проволокой лагерей уничтожались миллионы, где был организован голод, унесший миллионы жизней, а голодных крестьян по Закону от 7 августа 1932 года расстреливали за сбор колосков, оставшихся после уборки урожая (а их все равно должны были запахать)? Где целые народы безвинно объявлялись преступными и подвергались уголовному наказанию и депортации (они до сих пор не восстановлены во всех правах и не получили компенсации за разграбленное имущество и перенесенные страдания; более того, не допускаются на свою родину (крымские татары, немцы Поволжья, турки-месхетинцы и др.)? Где солдаты безнаказанно рубят лопатками молоденьких девушек (1989 – Тбилиси), расстреливают безоружное население (1990 – Баку, 1991 – Вильнюс и Рига)? Ни один «ведущий» юрист никогда не протестовал против нарушений права и не участвовал в правозащитном движении. Ни нынешний глава юридической науки В.Кудрявцев, ни бывший ее глава и заведующий сектором прав человека Института права В.Чхиквадзе, ни председатель комитета конституционного надзора С.Алексеев не выступили в защиту коллеги по Академии наук – Андрея Сахарова, не протестовали против резни и расстрелов. Они были впереди и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, сохранили свои позиции и сейчас. Первыми восхваляли политику данного периода, осуждая нарушения предшествовавшего. И именно они представляют советскую науку на международных конференциях, им по-прежнему охотно предоставляют страницы западные журналы для дезинформации.

В. Чхиквадзе опубликовал в ФРГ статью о повороте советской юридической науки к правде.[13]13
  МЛОТГП,т.4,М.,1973.с.9


[Закрыть] Конечно, после семидесяти лет лжи[14]14
  Кудрявцев В. Тенденции преступности и борьбы с ней в СССР. М, 1988. с.8


[Закрыть] такой поворот можно было бы признать «своевременным», если бы он действительно произошел. Просто сменился директивный курс и юристы привычно поворачивают в указанном направлении, каясь в прежней лжи и сочиняя новую.

Естественно, возникает вопрос, а кто мешал, если не всей науке, то автору сделать «поворот» раньше? И он отвечает – А.Вышинский![15]15
  Cchikvadze V. Der schadliche Elnfluss von A.Vyshinskji in der sovjetschen Rechtswissenchaft Osteuropa: Recht, 1989, H.2.


[Закрыть] Как ни привык я к наглому бесстыдству (бесстыд ной наглости?) наших юристов, эту статью невозможно читать без негодования, ибо он, как осел, лягающий мертвого льва, свои собственные грехи валит на А.Вышинского! Не имея возможности здесь разбирать его статью, приведу один пример: Чхиквадзе обвиняет Вышинского в преследовании видных ученых, в частности Г.Гурвича и А.Стальгевича. На деле же, когда в 1949 г. по приказу Сталина была развернута грязная антисемитская компания во всех областях науки и культуры, чистка учреждений от евреев и их аресты под лозунгом «борьбы с космополитизмом», среди советских юристов начал компанию, открыл огонь по «космополитам» именно наш храбрый полковник и среди главных вредителей назвал Г. Гурвича, И. Левина, М. Строговича и А. Стальгевича. Редакция солидного немецкого журнала «Osteuropa» опубликовав дезинформационные статьи В.Чхиквадзе, отказала мне в желании сказать об этом правду.

Советская юридическая наука всегда неуклонно следовала за «линией партии» и этим гордилась. Никакого поворота в период «перестройки» в этом отношении не произошло, повернула «линия партии». В период «перестройки» принцип восхваления мудрости партии выраженной в законах так же сгрого соблюдался.

8 апреля 1989 года (за день до «кровавого воскресенья» в Тбилиси, виновные в котором не найдены до сих пор) М.Горбачев подписал реакционный указ о внесении изменений и дополнений в Закон о государственных преступлениях. В нем статья 11¹ – «Оскорбление или дискредитация государственных органов и общественных организаций» – была настолько одиозной, что впоследствии случилось небывалое: «агрессивно-послушное большинство» Верховного Совета СССР отказалось утвердить этот указ в качестве закона. Однако сразу после опубликования указа два профессора дружно его расхвалили. Хотя они отметили некоторые недостатки, которые, по их мнению, можно устранить путем разъяснений, в целом же генерал Н.Загородников (уголовное право) оценил указ как «прогрессивный», а генерал Н.Стручков («лагерное право») и вовсе без стыда утверждал, что цель указа – «обеспечить с правовой точки зрения процесс демократизации, развития гласности»![16]16
  V.Cchikvadze, Der Umbruch und die Entwicklung der soyjctiscben Recbtswissenschafl Osteuropa: Recht, 1990.H.2.


[Закрыть]

Еще один яркий пример беспринципности последнего времени – отношение к «правовому государству». Не было проклятий, которыми бы не осыпали наши ученые эту зловредную буржуазную теорию, особо, по их словам, полюбившуюся гитлеровцам.[17]17
  «Советская юстиция», 1989, N З.с.9


[Закрыть] Но в 1988 году прозвучала команда из ЦК и тот же процитированный сейчас С.Алексеев с присущим ему пафосом восклицает, выделяя текст огромными буквами, что «взятый КПСС курс на формирование социалистического правового государства – ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ПРАВА!»[18]18
  Алексеев С. Правовое государство – судьба социализма. М., 1988, с.72.


[Закрыть] И никто и нигде не вспоминает, что до этого момента идея правового государства вызывала только ругань, а сегодня невозможна ее критика. Вопрос о совести (категория не юридическая) в среде советских юристов никогда не обсуждался.

Что изменилось после ликвидации КПСС? Практически, ничего. Только «установки» исходят из несколько иной системы. ЦК КПСС заменила администрация президента на той же Старой площади, в том же здании, в тех же кабинетах.

Испокон веков наука строилась на исследовании фактов, после чего ученые делали выводы. У нас же как раз наоборот – сначала берется «теоретический вывод», а затем под него подбираются факты, да и то не всегда. Сейчас весь мир осведомлен о катастрофическом уровне жизни советских трудящихся. Руководство великой страны выпрашивает срочную помощь продовольствием даже у Люксембурга, который в 18 раз меньше Московской области, однако в каталоге библиотеки им Ленина я насчитал около двухсот диссертаций о «непрерывном повышении благосостояния советского народа». Книг же и статей не пересчитать. Некий С.Ротань взял для своей докторской диссертации тему «Социальное равенство и советское трудовое право», в которой доказывал тезис Ф. Энгельса – при капитализме происходит расслоение общества, т. е. обогащение буржуазии и обнищание трудящихся, а при социализме наступает социальное равенство. К этому времени благодаря «гласности» вся печать была полна сообщениями о сформировавшихся в нашей стране кастах, о миллионерах и мафиях, с одной стороны, и об ужасающей нищете народа, с другой. Я спросил на защите у автора, какие исследования он проделал, позволяющие ему сделать такой вывод? Ответить он не смог. В своем выступлении я подчеркнул, что диссертант не привел фактов, подтверждающих его тезис. Никаких, ни одного! Но оппоненты Лифшиц, Кондратьев, Никитинский, как положено, расхвалили диссертацию и ученый совет Института советского законодательства единогласно присудил автору степень доктора юридических наук! А как могло быть иначе? Кто позволил бы ему опровергнуть Энгельса?

Поскольку ученые обязаны следовать партийным установкам независимо от их соответствия реальности, то ложь становится основой науки. Если теория марксизма утверждает, что при капитализме происходит обнищание трудящихся и рост преступности, то это, независимо от фактов, и должны доказывать советские ученые, а все их утверждения, будто они опираются на факты и остаются «на почве фактов», носят чисто словесный, рекламный и демагогический характер.

На деле они тенденциозно отбирают факты и делают из них фальшивые выводы, противоречащие действительности. А когда и этого недостаточно, они извращают и искажают факты и преподносят под видом фактов всякие вымыслы, вроде вымысла, например, о том, что в США господствует демократия».[19]19
  «Известия», 15 апреля 1989 г.


[Закрыть]

Обратимся к целой отрасли советской правовой науки – «криминологии», отметившей в 1989 г. свое тридцатилетие. До 1989 г. данные о преступности были абсолютно секретными. Какая же наука может существовать без фактов? А зачем нужны факты, если наша наука базируется на утопии Маркса и Энгельса, согласно которой преступность порождается капитализмом, а при социализме исчезает? Это и «доказывали» все «криминологи».

Занимаясь специально преступностью, даже без статистических данных, они не могли не знать того, что знал весь народ на собственной спине, т. е., что преступность растет. Но они в угоду «теории» подтасовывали факты и потому лгали заведомо. Нынешний глава юридической науки – В. Кудрявцев на VI конференции ООН по криминологии убеждал международную общественность, что: 1) преступность в СССР неуклонно сокращается; 2) снижается общественная опасность преступных проявлений; 3) перестает существовать организованная преступность.[20]20
  МЛОТГП,т.1,с.348


[Закрыть] Трижды лгал, все как раз наоборот! Подчеркиваю, не ошибался, а лгал заведомо!

И именно за эту постыдную ложь, за дымовую завесу вокруг уголовно-милицейской щелоковской мафии удостоилась в 1985 году группа «криминологов» во главе с В.Кудрявцевым Государственной премии!

Уже в 1986 г. Верховный суд СССР признал (но без цифр!), что преступность у нас растет «во впечатляющих размерах», но в вышедшем в 1988 г, под редакцией профессоров Б.Коробейникова, Н.Кузнецовой и Г.Миньковского учебнике для юридических вузов, как и тридцать лет назад, утверждается, что преступность в СССР – «рудимент прошлых формаций» и «относится к числу затухающих явлений; ее коренные причины необратимо (?!) ликвидированы».[21]21
  Я пошутил. Это цитата из советского учебника «Теория государства и права» времен террористического сталинского режима (М., 1949, с. 44), в которой «разоблачаются» западные, т. е. «буржуазные» ученые, «платные агенты империализма». Я только переадресовал ее советским ученым.


[Закрыть]

Ученые могут заблуждаться, кроме того, не каждый может, как Джордано Бруно, взойти за свои идеи на костер (великий Галилей перед судом инквизиции отрекся от своего учения), но советские «криминологи» заведомую ложь сделали своей профессией. Чтобы читатель не подумал, что сказанное – месть обделенного премией конкурента, приведу текст покаяния одного из лауреатов: «Отступления от правды, замалчивания и искажения имели место в борьбе с преступностью, причем не только в практической деятельности, но и в теории, в криминологической науке. Не было правды (!) ни в оценке состояния преступности, ни в объяснении причин»[22]22
  «Советская юстиция», 1989, N З.с.9


[Закрыть]. Все верно, но «кающийся грешник» не забыл поставить перед своей фамилией «Лауреат Государственной премии».

Вот так и сочинялись в угоду партии ничего не имеющие общего с действительностью мифы о непрерывном повышении благосостояния советского народа, о несравненных преимуществах социализма, об отсутствии эксплуатации человека человеком, об отсутствии безработицы, о законности, о верховенстве закона и народовластии и т. д. и т. п. И разве теперь эти мифы рухнули? Большинство из них повторяется по формуле: «да, были ошибки, отступления от правды, но теперь… теперь мы перестроились».

Что касается основ теории советской юридической науки, то здесь необходимо и достаточно остановиться на важнейшем вопросе – понятии права.

Не входя в рассмотрение многословных вариантов, все определения права можно свести к двум: 1) право есть возведенная в закон воля экономически господствующего класса;[23]23
  Криминология. М., 1988, с. 63–64


[Закрыть] 2) право есть совокупность норм, установленных государством и выражающих волю экономически господствующего класса.[24]24
  МЛОТГП,т.1,с.348


[Закрыть]

«Классики марксизма-ленинизма» праву уделяли мало внимания и редкие упоминания о нем выискиваются, тщательно анализируются и развиваются. Первое определение выведено из «Манифеста коммунистической партии» К.Маркса и Ф.Энгельса. Определения права там нет, есть упрек в адрес буржуазии, что свою волю она возвела в закон. Отсюда марксисты заключили, что всякое право есть возведенная в закон воля господствующего класса.

Второе определение было представлено (от авторства он отказывался) А. Вышинским и господствовало в науке пока в ней господствовал сам А.Вышинский.[25]25
  А.Вышинский. Вопросы права и государства у К.Маркса. М., 1938, с. 36–37


[Закрыть]

Различие в определениях сводится к акценту: воля в первом, норма во втором.[26]26
  И.Сабо (Венгрия) за второе опрсдсление упрекал советскую юридическую науку в нормативизме. I.Szabo. The Notion of Law. Acta juridica, T. 18 (3-4) 1976, p. 263–272. Оснований для такого упрека нет, ибо содержание норм определяется экономически господствующим классом, а не верховной нормой.


[Закрыть] Нельзя сказать, что акцент не имеет значения: первое определение, ставит на первое место волю господствующего класса, второе же подчеркивает роль закона как формы выражения воли, но в любом случае социалистическое право «всегда является выражением интересов трудящихся и государственной воли, опосредствующей эти интересы.»[27]27
  С. Алекссев, Общая теория права, Т.1.М., 1981, с.104


[Закрыть]

Но 90-95 % объема законодательства вообще не известны трудящимся (и это не только секретные акты), в том числе и членам партии. Кто же формулирует «волю партии»? Мы уже видели, что ЦК (в смысле членов ЦК, а не аппарата) ее не определяет. Остается политбюро. А отсюда недалеко и до мысли, что волю партии и народа может выражать один человек – вождь (кондукатор, дуче, каудильо, фюрер). Так оно и было при Сталине, затем при Хрущеве и Брежневе.

Если мы предположим, что вождь все же может выразить интересы трудящихся, тогда получится, что Закон от 7 августа 1932 года, по которому расстреливали за сбор колосков, за мешок картошки; акты 1934 года о внесудебной расправе с «террористами»; указ от 26 июня 1940 года об уголовной отвегственности за отсутствие на работе в течение 20 минут и прочие драконовские законы были изданы по воле народа и в его интересах.

На этой идее воспитывались поколения работников партии и государственного аппарата, юристов и, в конечном счете, всего населения.

Поэтому, если закон запрещает использование детского труда, но «первый» района в Узбекистане или в Молдавии (естественно, с одобрения обкома и ЦК) считает, что экономические условия требуют участия детей в уборке хлопка или табака, то он дает такой приказ и по его воле маленькие дети на отравленных пестицидами и гербицидами полях должны работать от зари до зари под палящим солнцем, а потом спать на земле в овечьих кошарах. И кто воспротивится «воле партии»? Прокурор – член бюро райкома? Это несерьезно. Сами дети? Но они беззащитны. Их родители? Но они так же забиты и бесправны, как их дети.

А как же со строительством «правового государства», этим «звездным часом права»? Ответ прост: сама постановка вопроса о строительстве «правового государства» означает, что правового государства у нас нет, а сроки его построения даже приблизительно не определены.

Так или иначе, я надеюсь, что читатель понял, почему надо было хотя бы немного остановиться на состоянии советской правовой науки. В том числе и на таком, казалось бы, отвлеченном вопросе, как понятие права, ибо оно проецируется на практику. Отношение господствующего класса к праву и законности, абсурдно по существу: с одной стороны, полное пренебрежение, презрение к праву, нежелание считаться ни с принципами права и законности, ни с конкретными законами, а, с другой стороны, – совершенно мистическая вера во всемогущество закона. Это противоречие может показаться взаимоисключающим, но оно четко прослеживается на всем протяжении советской истории, начиная с «декретов Октября», «чрезвычайки», кончая милой сердцу западных либералов «перестройкой».

Вознамерившись «реформировать социализм», Горбачев развил бурную, но в общем бесполезную, и даже вредную, законодательную деятельность. Одно из ярких проявлений некомпетентности – «антиалкогольное законодательство» с рядом суровых запретительных мер и резким повышением цен на спиртные напитки. К моменту прихода Горбачева к власти положение с пьянством действительно сложилось катастрофическое. Пьянство захватило не только улицу и домашние очаги, но и производство. Горбачев был уверен, что достаточно издать законы и с пьянством будет покончено. Результат: подрыв экономики и финансов, т. к. около 1/5 бюджета государства составляли доходы от продажи водки, рост самогоноварения и спекуляции, наркомании и токсикомании, распространившихся даже на маленьких детей, рост преступности и… дальнейший подъем алкоголизма!

С другой стороны, например, ст.30 Союзного закона – Основ законодательства о труде – четко гласит: «Работа в выходные дни запрещается». Кто и где обращал внимание на этот союзный закон?

Среди множества законов, изданных по инициативе Горбачева, главными для задуманной им «экономической реформы» должны были стать Закон о государственном предприятии (объединении) и Закон о кооперации. Юридическое их качество ниже всякой критики, ибо они оба представляют собой не столько нормативные акты, сколько напыщенные декларации. Основная идея первого – самостоятельность предприятий, но при этом сохранено их подчинение министерствам. Одно исключает другое. Основная идея второго – свободное развитие кооперативов, но закон не содержит никаких гарантий ни для кооперативов, ни для потребителей. Результаты: Закон о предприятии «не работает»; кооперация не может стать на ноги, поскольку госаппарат ее душит, не забывая брать взятки за регистрацию, за предоставление помещений и прочие «услуги», о чем говорили даже с трибуны Верховного Совета СССР. А затем Президент своим указом разрешил милиции и КГБ без ордеров производить проверки и обыски кооперативов. Следов юридического образования Горбачева в законах не видно.

Поскольку право, как считает социалистическая наука, выражает волю господствующего класса, формулируемую «партией», «партия» считает себя способной посредством издания декретов решать любые встающие перед обществом задачи. Это явление блестяще сформулировал писатель А. Зиновьев: «Раз решение принято, для руководства задача считается решенной. Решение своей задачи по принятию решений о решении задачи, оно воспринимает как решение последней».

Право лишь один (и отнюдь не главный) инструмент политики «партии» и не единственная форма выражения ее воли (поэтому и возможна бечеловечная эксплуатация детей на хлопковых плантациях). «Партия» считает свои веления в любой форме обязательными для подданных, но не для себя. Как точно сформулировал Ленин, диктатура пролетариата есть власть, не ограниченная никакими законами.

А отсюда ни для какой власти (даже на уровне сельского совета или тем более на уровне сельского совета) законы не обязательны. Для председателя сельсовета нет вопроса, что важнее – конституция или указание «первого» района. От «руководства» часто приходится слышать такие типичные выражения: «мы не формалисты», «мы не можем цепляться за букву закона», «в порядке исключения»… Однако, если хотя бы на каком-то уровне законы могут быть необязательными, они перестают быть обязательными везде и для всех, возникает общая атмосфера беззакония, которая, в частности, душит советскую экономику. «План – закон» – вещают партийные руководители с трибун съездов, но ни предприятия промышленности, ни колхозы и совхозы планов не выполняют ни по количеству, ни по качеству. Глохнут крики и призывы к порядку и дисциплине.

Последняя надежда на дубинку и автоматы. Но если ими еще можно установить порядок на улице, то в экономических отношениях ими порядок не установишь.