Текст книги "Измена генсека. Бегство из Европы"

Часть 3
Бегство Горбачева из восточной Европы

Уникальный шанс для США

Еще недавно на мировом горизонте Америке был неподвластен только коммунистический Восток, с которым Вашингтон собирался соперничать долгие десятилетия. В мемуарах Буша-ст. можно прочесть, с каким изумлением официальный Вашингтон воспринял нисхождение своего глобального контрпартнера на путь, который, в конечном счете, довел его до распада и бессилия. Формируя весной 1989 г. свою администрацию, только что избранный президентом Джордж Буш-ст. потребовал экспертной оценки происходящего. Лучшие специалисты по России прибывали в резиденцию Буша в Кенебанкпорте и излагали свою точку зрения на раскол в стане прежде монолитного противника, на готовность хозяев Кремля жертвовать многим ради партнерства с всемогущей Америкой.

Информация из Москвы, вызываемый ею шок были столь велики, что многие сведущие специалисты – от Адама Улама до Брента Скаукрофта – заподозрили в действиях русских фантастический блеф, феноменальный обходной маневр. Сам президент Буш несколько первых месяцев своего президентства молчал, не желая попасть впросак. То была нелепая, как видно сейчас, предосторожность. Но и понятная. Уж больно лихо все шло по-западному на самом главном для США направлении мировой политики.

За столом одного из самых шикарных ресторанов Горбачев старался обозначить путь сближения с Бушем. «Я знаю, что помощники говорят Вам замедлить ход, оглядеться, не доверяться русским сходу. Но то, что я делаю – я делаю, чтобы избежать в своей стране революции. Те, кто аплодировал в 1986 г., уже недовольно молчат. Мне нужна помощь с этой стороны». Шульц знал осторожность Буша. В один из интервалов филиппики Горбачева Буш сказал, что отношение Америки к России будет зависеть от того, чем Россия будет через 3–5 лет. Горбачев: «Ответа на этот вопрос не знает сам Иисус Христос»…

Отвечая на вопрос журнала «Эндовер Буллетин», Буш сказал о своей цели во внешней политике: «Сделать Америку еще сильнее»[33]33
  «Andover Bulletin», January 19, 1989.


[Закрыть]. Это и делала американская сторона, не предлагавшая никому вечной дружбы. 15 февраля 1989 г. президент Буш издал директиву «Обзор национальной безопасности» (ОНБ) за номером три, посвященную отношениям с СССР. Анализ горбачевского курса занял тридцать одну страницу – через один интервал – на шесть страниц больше заказанного. Госдепу пришлось даже «схитрить» – напечатать текст более мелким шрифтом. Главным смыслом документа было «сомнение» спецов в том, что СССР «возвратится к драконовским мерам прошлого». Задача США – сделать этот возврат «абсолютно невозможным», не создавая при этом позиции «необратимости» в американской политике. «Перестройка – в наших интересах. Она дает нам возможности, которых не было восемь лет назад». Задачей называлось заставить СССР двигаться в желательном Америке направлении[34]34
  Beschloss M. and Talbott S. At the Highest Levels: The Inside Story of the End of Cold War. New York: Little, Brown and Company, 1993, p. 44.


[Закрыть].

Ради этого следовало всеми путями поддерживать в Советском Союзе свободу прессы и рушить однопартийную систему, защищать свободу перемещений, активизировать деятельность негосударственных организаций, отстаивать право частной собственности. Впрочем, все это уже происходило, и заведующий «советскими делами» в госдепе Александр Вершбоу назвал программу «статус кво плюс».

Во время обсуждений директивы ОНБ Генри Киссинджер отстаивал казавшуюся многим фантастической мысль: «Обещайте все что угодно за ослабление советского влияния в Восточной Европе».

Выдвинутый на пост государственного секретаря Джеймс Бейкер изложил президенту Бушу свою версию встречи с Шеварднадзе. Теперь Шеварднадзе будет покорно слушать мнение более могущественной стороны. Теперь Советам нужно будет только намекнуть, и они пойдут желательным для Запада путем.

Когда Бейкер посетил переговоры по обычным вооружениям в Вене, он был поражен поведением польских депутатов, рассуждавших о том, какую – французского или американского типа – президентскую республику они желают иметь в Польше. В самолете, возвращаясь в США, Бейкер сказал журналистам, что в Восточной Европе царит чувство «нового начала… Здесь очень хорошие шансы для нас, если мы правильно воспользуемся своими картами». Кондолиза Райс сказала президенту Бушу, что соглашения «круглого стола» в Варшаве означают начало конца коммунизму в Восточной Европе. США должны экономически помочь Варшаве, тем более что Ярузельскому уже в 1987 г. была обещана помощь в случае проявления его самостоятельности.

Буш вылетел в центр польского расселения в США – в Хамтрамк (пригород Детройта) и сказал: «Свобода приходит в Восточную Европу… Если польский эксперимент удастся, другие страны последуют за Польшей».

* * *

В мае 1989 г. государственный секретарь Джеймс Бейкер вылетел впервые в Москву. 11 мая 1989 г. Горбачев встретился с Бейкером в Кремле. Горбачев сказал, что согласен понизить уровень военного противостояния в Европе. Возможно сокращение тактического ядерного оружия.

В Кенебанкпорте ликование достигло пика. Все ощущали историческую значимость решительной победы Запада в «холодной войне».

В середине мая 1989 г. Горбачев передал Бушу письмо, главный смысл которого сводился к тому, что горбачевская Россия готова пройти более чем половину пути в деле завершения переговоров об обычных войсках и вооружениях в Европе. Теперь Бейкер жил с мыслью, что от русских нужно взять максимум возможного – и американские дипломаты увеличивают пределы, рамки переговорных соглашений, получая в свою сеть максимум советских вооружений. В Белом доме Бейкер предлагает довести сокращения до 25 процентов.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Кроув полагал, что реалистическими являются сокращения на 5—10 процентов. Даже под давлением Бейкера он решился только на 20-процентное сокращение войск в Европе («Мы можем произвести такое сокращение без изменения нашей стратегии в Европе»). Президент сказал: ОК. По предлагаемой американским военным и политическим руководством схеме Соединенные Штаты выводили из зоны действия НАТО (уровень 275 солдат) 35 тысяч – а Советский Союз – в десять раз больше.

27 мая Горбачеву передали письмо президента Буша с просьбой приостановить самим и уговорить Фиделя Кастро не оказывать помощи правительству Никарагуа[35]35
  Beschloss M. and Talbott S. At the Highest Levels: The Inside Story of the End of Cold War. New York: Little, Brown and Company, 1993, p. 57.


[Закрыть]. Каково же было изумление американского президента, когда тот быстро получил ответ от Горбачева с уведомлением, что Советский Союз уже с января 1989 г. не помогает оружием Никарагуа[36]36
  Oberdorfer D. The Turn: From the Cold War to a New Era, the United States and the Soviet Union, 1983–1990. New York: Poseidon Press, 1991, p. 338–339.


[Закрыть]. Государственный секретарь попросил Горбачева уговорить сандинистское руководство Никарагуа провести национальные выборы. Горбачев и Шеварднадзе приложили все силы – и сандинистское руководство Никарагуа потеряло политическую власть в стране.

Бейкер предложил советскому министру оказать влияние на Сирию в процессе решения ближневосточной проблемы. И Шеварднадзе сказал да!

Советские войска вышли из Афганистана. Коммунистическое правительство Польши легализовало «Солидарность» и согласилось на свободные выборы. Венгрия сняла ограждения на границе с Австрией.

В июле 1989 г. Горбачев выступил в Бухаресте перед лидерами стран Организации Варшавского Договора. Он призвал их к «независимым решениям национальных проблем».

«Доктрина Брежнева» мертва

Однокашник Горбачева из Московского государственного университета чех Зденек Млинар хорошо помнил, что говорил о Чехословакии Л. И. Брежнев: «Ваша страна расположена на территории, исхоженной советскими солдатами во Второй мировой войне. Мы овладели этой землей за счет невероятных жертв. Из-за вашего самовольства мы ощущаем опасность. Во имя погибших во Второй мировой войне – тех, кто отдал свои жизни и за вашу свободу, мы имеем право послать наших солдат в вашу страну, чтобы пользоваться безопасностью в пределах наших общих границ. Не нечто материальное, а дело принципа, независимое от внешних обстоятельств. Вот почему мы будем здесь от Второй мировой войны до вечности»[37]37
  Gati Ch. The Block That Failed. Indiana: University Press, 1990, p. 73.


[Закрыть].

Но двадцать один год спустя пресс-атташе советского МИДа Геннадий Герасимов официально объявил, что «Доктрина Брежнева» мертва. «Вы знаете песню Фрэнка Синатры «Мой путь»? Венгрия и Польша идут своим путем. Теперь все мы идем «доктриной Синатры». Помощник Горбачева по проблемам Восточной Европы Георгий Шахназаров представлял американскую позицию как меняющуюся в положительную сторону. «Все условия Буша могут быть выполнены. Поляки и венгры могут делать все, что они хотят».

Шеварднадзе сказал Бейкеру в Париже 29 июля 1989 г., что «силовая попытка остановить реформы в Восточной Европе будет означать конец перестройки». 22 августа Горбачев по телефону благословил польских коммунистов (в лице Мечислава Раковского) на создание коалиционного с «Солидарностью» правительства. Бейкер в эти дни отдыхал вместе с Шеварднадзе в своем владении в штате Вайоминг. Узнав о событиях в Варшаве, Бейкер свистнул и сказал: «Горбачев оседлал тигра, и представляется, что он даже пришпоривает его».

Через два дня после звонка Горбачева советник «Солидарности» Тадеуш Мазовецкий стал премьер-министром Польши. Советское правительство прислало ему прочувствованную поздравительную телеграмму. Свершилось невозможное: коммунисты сами отдали власть своим политическим противникам, начался крах социалистической системы, а Горбачев слал приветственные телеграммы.

Драма в Варшаве всколыхнула всех. В Праге активизировался Вацлав Гавел. Он пишет в книге «Власть безвластных»: «Тот, кто закричал «Король голый!» сломал все прежние правила игры»[38]38
  Echicson W. Lighting the Night. New York: William Morrow, 1990, p. 69.


[Закрыть].

Через несколько часов после телефонного звонка Горбачева Раковскому Дьюла Хорн принял в Венгрии решение, которое снова изменило карту Европы. Из ГДР восточные немцы стали переходить границу с Венгрией, а оттуда перебирались в Австрию. Этот поток постоянно рос. Конечно же, венгры боялись. Хорн послал своего заместителя Ласло Ковача узнать реакцию Москвы на роль Венгрии как моста для немцев из ГДР на Запад. Москва не колыхнулась. Вскоре Венгрия заявила о своем отказе от социалистической ориентации.

Великая империя пошла по швам. То, за что Советский Союз готов был сражаться с западными союзниками, то, что являлось поясом безопасности СССР, было отдано Горбачевым как нечто ненужное. Та самая «необычайная легкость», о которой писал в свое время Гоголь.

* * *

Критически важной была Германская Демократическая Республика. Горбачев оттолкнул и этого союзника. Окончательные перемены в ГДР последовали сразу после визита Горбачева в Берлин по случаю сорокалетия ГДР в начале октября 1989 г.

Визит готовил Александр Бессмертных. Лидер ГДР Э. Хонеккер встретился с Бессмертных в загородном доме и представил ему цифры, свидетельствующие о значительном экономическом росте Восточной Германии.

Но приехав в Берлин, Горбачев заговорил с Хонеккером в конфронтационном духе. Хонеккер должен взять на вооружение перестройку. Только так Хонеккер может спасти свой режим. На официальной церемонии Горбачев призвал восточных немцев имитировать советские реформы.

Хонеккер не смог сдержаться. Во время последнего визита в СССР он был шокирован пустотой полок в магазинах. Советская экономика в коллапсе, в то время как в Германской Демократической Республике живут самые процветающие в социалистическом мире люди. Если взять уровень жизни в СССР за 100, то такой же уровень будет в Польше и Болгарии, а в Румынии он будет равен 90. Но в Венгрии этот уровень поднимется до 130, в Чехословакии – до 180, а в Германской Демократической республике достигает 200 – в два раза выше, чем в Советском Союзе. И им еще указывают, как вести дела!..

По возвращении в Москву Горбачев сказал, что Хонеккер должен уйти – и как можно скорее. «Восточногерманское руководство не может контролировать ситуацию». Сразу после этого 9 октября 1989 г. в Лейпциге – втором по величине городе ГДР – проходит семидесятитысячная демонстрация против политики Хонеккера. Используя этот эпизод, глава госбезопасности ГДР Эгон Кренц, большой поклонник Горбачева, на бурном заседании Политбюро СЕПГ 18 октября 1989 г. заставил Хонеккера покинуть свой руководящий пост, и сам стал главой СЕПГ.

Но общественное движение, спровоцированное Горбачевым, уже невозможно было остановить. 4 ноября 1989 г. на улицы Восточного Берлина вышло более полумиллиона жителей. Весь кабинет во главе с премьером Вилли Штофом ушел в отставку. Кренц звонил в Москву, прося у Горбачева совета. Горбачев ответил, что граница между Восточной и Западной Германией является искусственной. Если не открыть эту границу, то вспыхнет бунт.

В ночь на 9 ноября 1989 г. проходные ворота в Берлинской стене открылись. По столице Германии шел крик: «Стена рухнула!». В Москве ТАСС сообщил: «Крушение Берлинской стены, которая многие годы была символом раскола Европы, является позитивным и важным фактом». Горбачев приказал послу СССР Кочемазову не вмешиваться в немецкие дела, оставить все на волю политических волн…

Тем временем решалась судьба ветерана Восточной Европы Тодора Живкова – шло заседание Политбюро Болгарской компартии, в котором он главенствовал 35 лет. Живкова сменил министр иностранных дел Петр Младенов. Здесь коммунистическая партия продержалась еще примерно год.

Заволновалась Прага. 24 ноября на улицы вышли уже 350 тысяч пражан, что заставило уйти в отставку все Политбюро во главе с Милошем Якешем. 10 декабря ушел в отставку президент Густав Гусак. Его место занял драматург Вацлав Гавел.

* * *

Сообщение о том, что Берлинская стена пала, пришло в Белый дом в полдень 9 ноября 1989 г. Брент Скаукрофт еще не верил в этот маразм, не верил в то, что Горбачев позволит Восточной Германии выйти из Варшавского Договора. Здесь же Роберт Блеквилл предложил называть происходящее «уточнением карты Европы».

Но этого уточнения – за счет воссоединения Большой Германии хотели далеко не все. Президент Франции Миттеран настолько был озабочен германской проблемой, что в телефонном разговоре с Горбачевым просит о встрече, но Горбачев уклоняется. В эти же дни президент Миттеран намеревается вылететь в ГДР, к новому премьеру Модрову и объявляет об этом в прессе. Он же сказал в Киеве 6 декабря 1989 г.: «Я говорил с руководителями Англии, Италии, Бельгии, Голландии, Дании… Все они считают, что германская проблема развивается слишком стремительно».

Премьер Великобритании Маргарет Тэтчер в Москве сказала, что «ни один разумный человек» не может не почувствовать беспокойство, видя перспективу огромной объединенной германской мощи в сердце Европы. Англичане, как и русские, пострадали от Германии. И ныне процесс перемен в Германии идет слишком быстро, так что мы должны очень осторожно отнестись к происходящему». 23 ноября Маргарет Тэтчер в телефонном разговоре с Горбачевым выразила намерение организовать встречу, но Горбачев решительно уклонился и от этой встречи.

Буш: «У Тэтчер отсутствует симпатия к воссоединению и проявляется явное недоверие… Она пыталась вместе с Миттераном использовать совещание в верхах Европейского сообщества в середине ноября в надежде, что это поможет заглушить разговоры об объединении».

13 ноября 1989 г. президент пригласил на ужин в Белый дом Генри Киссинджера. Бежавший когда-то из Германии Киссинджер испытывал в отношении Германии особые чувства, но сейчас он выступал как старейшина американской дипломатии: «Объединение Германии стало неизбежным… И если немцы увидят нас препятствующими их целям, они заставят нас заплатить цену за это». Принятие курса на существование «двух Германий» в этой ситуации было бы «опасным».

Буш ответил, что у Горбачева должны быть несколько красных линий, которые он не может переступить. Одна из них – «потеря Восточной Германии – даже в том случае, если единое германское государство останется в НАТО». Вашингтон реально может воздействовать на Москву.

Американцы праздновали победу. Горбачеву более некуда деться. Теперь, – думал посол Мэтлок, «интересы Горбачева лишали его выбора, они диктовали ему быть с нами… Он нуждался в конкретной американской помощи»[39]39
  Matlock J. Autopsy on an Empire. The American Ambassador’s Account of the Collapse of the Soviet Union. New York: Random House, 1995, p. 271.


[Закрыть].

Бейкер сказал, что «нашей политикой должна быть помощь Горбачеву именно там, куда он хочет идти»[40]40
  «The New York Times», February 2, 1990, p, A16.


[Закрыть]. Прежний глава Центрального разведывательного управления Уильям Вебстер докладывал, что «не существует шансов восстановления советской гегемонии в Восточной Европе», и что, даже если жесткий режим наследует Горбачеву, «у него будет мало стимулов идти в направлении непосредственного противостояния с Соединенными Штатами, это руководство не сможет даже начать крупное военное строительство»[41]41
  Tyler P. Webster Sees No Revival of Soviet Threat («Washington Post», March 2, 1990, p. A1).


[Закрыть].

В это же время в Москве А. Проханов выступает со своей статьей в «Литературной России»: «Вся геополитическая структура Восточной Европы, создание которой стоило нашей стране так дорого, рухнула в одночасье… Сентиментальная теория «общего европейского дома» привела к коллапсу восточноевропейских коммунистических партий, к изменениям в структуре государств и к неизбежному воссоединению двух Германий… Цвет и контуры политической карты Восточной Европы резко изменились, а кости русских солдат в бесчисленных могилах перевернулись».

Советский посол в Польше В. И. Бровиков, свидетель крушения Польши как советского союзника, обрушился на близорукую политику Горбачева: «Наша страна, наша общая мать, сведена теперь к одинокому государству. А ведь это было государство, которым восхищался весь мир – а теперь это страна, чье прошлое – сплошные ошибки, у нее серое настоящее и неопределенное будущее. Все это сплошная забава для Запада, который теперь восхищается «колоссом на глиняных ногах», крахом коммунизма и мирового социализма. А мы все еще пытаемся представить все это потрясающим успехом перестройки и нового мышления в международных делах».

Прежний член Политбюро Лигачев предупредил о «неминуемой угрозе вхождения Восточной Германии в систему Запада»: «Это было бы непростительной близорукостью и ошибкой не видеть того, что Германия с ее огромным экономическим и военным потенциалом встает над мировым горизонтом… Пока еще не поздно».

Защитниками курса Горбачева выступили Шеварднадзе и Яковлев.

Против своей страны

7 февраля 1990 г. в Москву прилетел государственный секретарь США Джеймс Бейкер. 9 февраля Бейкер сидел напротив Горбачева и Шеварднадзе в роскошном Екатерининском зале Кремля. По поводу германского объединения Горбачев говорит Бейкеру: «Итак, для нас и для вас, независимо от различий, ничего нет ужасного в перспективе объединения Германии». Американец сопровождает процитированное словами: «Это была странная, полная перемена»[42]42
  Baker J. Op. cit., p. 205.


[Закрыть].

Как могли архитекторы советской внешней политики представить себе спокойствие на межгерманских границах после крушения Берлинской стены? Они ли положили свои жизни ради безопасности отечества на пути к межгерманской границе в 1945 г.? Как можно было с такой бездумной легкостью обесценить миллионные жертвы Советского Союза во Второй мировой войне? Какое историческое сознание нужно было иметь, чтобы одним махом оскорбить все могилы наших жертвенных предков. В любой стране мира эти люди были бы названы предателями национальных интересов и государственными преступниками. Они предали ГДР, несмотря на то, что это был первый экономический партнер страны. Не будем уже говорить о том, что миллионы немецких друзей России и СССР стали жертвами своей веры в восточного союзника и партнера.

Но надо заметить, что в Советском Союзе возникло мощное течение сил, обеспокоенное отходом Восточной Европы от Советской России. Оно впервые создало ощутимую оппозицию внешней политике Горбачева, основанной на «новом мышлении». Заместитель Громыко Корниенко, ведущий советский германист Валентин Фалин, его заместитель в секретариате ЦК Николай Португалов – все требовали от Яковлева и других «остановить» Горбачева и Шеварднадзе в процессе передачи Германии американцам.

* * *

На предстоящих в марте 1990 г. в ГДР выборах победителями будут сторонники германского объединения, это было достаточно ясно. Именно тогда идея объединения Германии и сохранения ее в Североатлантическом союзе – а все это возможно было лишь с советского согласия – стала осевым замыслом администрации Джорджа Буша. Но что, если СССР сделает выход Германии из НАТО ценой германского объединения? Не поддадутся ли немцы?

Когда Бейкер встретился 9 февраля 1990 г. с Горбачевым и Шеварнадзе, он сказал им, что объединение неизбежно и процесс идет очень быстро. Решающими будут германские выборы 18 марта 1990 г. Извне два германских государства плюс четыре державы-победительницы – вот инструмент внешнего признания. Горбачев выразил позитивный интерес. Что касается блоковой основы, то Бейкер сказал, что «новая Германия будет членом Североатлантического Союза и не будет нейтральной»[43]43
  Oberdorfer D. The Turn: From the Cold War to a New Era, the United States and the Soviet Union, 1983–1990. New York: Poseidon Press, 1991, p. 395.


[Закрыть].

И здесь Бейкер пообещал, что юрисдикция НАТО не продвинется ни дюйма на Восток от границ 1990 г. Горбачев: «Разумеется, никакое расширение зоны действия НАТО не будет приемлемым». (Ныне, когда вся Прибалтика, Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Румыния и Болгария находятся в зоне юрисдикции НАТО, все давние речи видятся лицемерием и не более).

На следующий день в Москву прилетел западногерманский канцлер Гельмут Коль. Бейкер оставил для него трехстраничное письмо, соль которого заключалась в следующем: «Горбачев, по меньшей мере, не категорически против. Я полагаю, что комбинация механизма два плюс четыре и широкого подхода ОБСЕ должна привести к успеху. Мы должны наблюдать за эволюцией советской позиции»[44]44
  Oberdorfer D. The Turn: From the Cold War to a New Era, the United States and the Soviet Union, 1983–1990. New York: Poseidon Press, 1991, p. 396.


[Закрыть].

Как и предполагал Бейкер, Горбачев в Кремле занимал отнюдь не противостоящую западным планам позицию по германскому вопросу: «Немцы сами должны решить вопрос о своем единстве». Коль на пресс-конференции в Москве ликовал по поводу позиции Горбачева.

13 февраля 1990 г. Бейкер сообщил своим главным союзникам (на сессии в Оттаве) план 2+4. Туда же, в Оттаву прибыл Шеварднадзе. Бейкер отвел его в сторону и изложил западную схему 2+4. «Процесс запущен», – сказал Виталий Чуркин, тогда один из младших советских дипломатов.