Текст книги "Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне"

Ход боевых действий

Согласно подписанной царем всеобщей мобилизации, на тринадцатый день в действующей армии было 96 пехотных и 37 кавалерийских дивизий – 2, 7 млн. человек в дополнение к миллиону резервистов и войск крепостей. В русской армии было 6720 орудий, и их общая численность достигла пяти миллионов. На шестнадцатый день войны главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич – разместил свою ставку близ небольшого города Барановичи, избранного по той причине, что здесь железнодорожная линия Москва-Брест пересекалась с линией, соединяющей Вильну с Ровно. Сам великий князь, начальник штаба генерал Янушкевич и приданные им двадцать пять офицеров размещались и работали в вагонах первого класса. Около сорока военных атташе, криптографов и обслуживающий персонал располагались в довольно жалких домах горожан.

Английский генерал Нокс (которого военный министр Сухомлинов однажды назвал самым талантливым из иностранных наблюдателей) отмечает пасторальный характер мозгового центра русской армии: «Мы жили посреди очаровательного елового леса, и все вокруг казалось спокойным и мирным» {18} . Необычайное спокойствие в ставке удивительно, учитывая невероятную драму многомиллионных армий. Все было преисполнено «монастырской простоты». На все дверные проемы были прибиты бумажки, чтобы огромного роста великий князь не забыл нагнуть голову. Главнокомандующий был очень живым человеком, он любил отвлекаться от темы войны, но дважды в день трудолюбивый генерал-квартирмейстер Иванов возвращал всех к военным реалиям, делая доклад о состоянии дел на фронтах. Эти доклады отражали грандиозную драму, развернувшуюся на просторах Европы.

Август 1914 г. был полон надежд у всех вступивших в битву сил. В начале месяца русское командование официально запросило западных союзников, не намереваются ли они наступать непосредственно в глубины Германии. Грей, несколько смутившись, заметил, что вопрос нужно адресовать французам – именно их армии составляют основу наземной мощи Запада. Французы, чьи армии отступали из Северной Франции на юг, ответили, что ситуация на фронте делает задачу ведения боевых действий на германской территории весьма сложной. Со своей стороны посол Палеолог информировал Париж 21 августа 1914 г. относительно планов верховного главнокомандующего Николая Николаевича: «Великий князь полон решимости наступать на полной скорости на Берлин и Вену, особенно на Берлин, пролагая свой путь между крепостями Тори, Познань и Бреслау» {19}.

На первый взгляд, такие предположения имеют свой резон. Огромный польский выступ приближал русские армии к Берлину – менее трехсот километров равнины, которую не разделяли ни горы, ни широкие реки. Как пишет Уинстон Черчилль, «окрашенные будки постовых, надписи на разных языках, различие в широте железнодорожного полотна, военные и политические решения ушедших поколений, история враждующих рас – вот что разделяло три великие державы» {20} . Почти миллионная Варшава, второй после Москвы железнодорожный узел страны, была главным складом и опорным пунктом русской армии в ее потенциальном наступлении на собственно германские города. Для похода русских на Берлин требовалось одно условие – поход французов на Кельн. Но на Западном фронте у французов быстрее, чем у других, возникли большие сложности.

Удар французов в районе Арденн не принес желанных результатов. Здесь немцы быстро построили оборонительные сооружения и применили пулеметы – страшное оружие первой мировой войны. В течение 4-дневной битвы у границы погибло 140 тыс. французов. Так лопнула идея XVII французского плана; французы не встретили основные силы немцев там, где ожидали.

6 августа началось огромное по масштабам перемещение германских войск. 550 поездов в день пересекали мосты через Рейн, более миллиона человек были перевезены в 11 тысячах поездов. По мосту Гогенцоллерна в Кельне на протяжении первых двух недель войны поезд шел каждые десять минут – шедевр военной организации.

На пути германской армии в Бельгии встала крепость Льеж. Ее форты оказались неприступными для фронтальных атак германской пехоты, и срок выхода вперед 1-й армии фон Клюка уже был перенесен с 10-го на 13-е августа. Немцы обратились к тяжелой артиллерии. Одним из наиболее охраняемых секретов Германии была 420-миллиметровая пушка фирмы «Крупп», произведенная в 1909 г. Трудность в обращении с ней представляла транспортировка: разобранное на две части гигантское чудовище с трудом перевозилось по железной дороге. Заменить ее могла лишь 305-миллиметровая австрийская пушка фирмы «Шкода». Оба орудия стреляли бронебойным снарядом со взрывателем замедленного действия.

Из крупповской столицы Эссена две черные осадные мортиры были 9-го августа погружены на железнодорожные платформы и на следующий день отправлены в Бельгию. До Льежа оставалось 18 километров, когда разрушенный тоннель заставил везти орудия по шоссе. Два дня продолжилось это непредвиденное перемещение монстров. 12 августа одно из орудий было направлено на форт Нонтисс, и окружающий мир содрогнулся от ужасающего грохота (артиллеристы находились в 300 метрах от орудия). Через 60 секунд снаряд с высоты 1200 метров обрушился на бетон. Над фортом поднялся столб дыма. Корректировщики направляли артиллеристов с аэростатов и колоколен. Рушились потолки и галереи; огонь, дым и оглушительный грохот наполнили казематы; солдаты доходили до «истерики. обезумев от ужасного чувства ожидания следующего выстрела» {21} . После 45 выстрелов форт Нонтисс был 13 августа захвачен. На следующий день пали и другие форты. К 16 августа Льеж пал. Армия Клюка выступила вперед – на север. Весь мир думал, что немцы нарушили свой знаменитый график на две недели. На самом деле «план Шлиффена» был нарушен лишь на два дня.

Мольтке писал Конраду фон Хотцендорфу: «Конечно же, наше наступление носит зверский характер, но мы боремся за нашу жизнь, и тот, кто посмеет встать на нашем пути, должен подумать о последствиях».

Отступая на своем левом фланге, немцы, связав французов в гористой местности на подходах к Рейну, сосредоточили основные силы на правом фланге, бросив все свои основные силы на север Франции через Бельгию. 17 августа, преодолев сопротивление крепостей Льеж и Номюр, 1-я армия ветерана войны 1870 г. фон Клюка, 2-я армия фон Бюлова и 3-я армия фон Хойзена начали стратегически важнейший марш на северо-запад. Ярко выраженный брюнет Клюк казался моложе своих 68 лет, а его коллега, его сверстник Бюлов, выглядел старше. Армия Бюлова была ударной силой мощного кулака немцев. Три дня и три ночи 320 тысяч солдат Клюка шли через Брюссель. Как пишет Б. Такмен, «марш германских войск через Бельгию был подобен нашествию южноамериканских муравьев, которые периодически неожиданно выходят из джунглей, пожирая все на своем пути, не останавливаясь ни перед какими препятствиями. Армия фон Клюка шла с севера от Льежа, а армия фон Бюлова к югу от города, вдоль долины Мааса» {22}.

Оккупация Брюсселя отозвалась в Берлине звоном колоколов. Немецкие войска шли вперед с пением солдатские песен. Этот рев уставших солдат звучал в ушах бельгийцев устрашающе. Французов на этом этапе подвела разведка. Они оценивали силы немцев к западу от Мааса в 17 дивизий, в то время как на самом деле их было 30. И в первых столкновениях французов с немцами первые не знали, какой мощи кулак опускается на них. Еще хуже было то, что, зацикленные на наступлении, французы, медленно учились обороняться. Они пока еще не умели того, чему военная практика, искусство выживания их скоро научит: окапываться, ставить проволочные заграждения, выдвигать пулеметные гнезда.

16 августа германский генеральный штаб переехал из Берлина на Рейн, в Кобленц, в 130 километрах от центра германского фронта. Шлиффен мечтал, что его план будет реализовывать его наследник, германский командующий «из просторного дома, где под рукой были бы телефон, телеграф и радио, а около него – целый флот ожидающих приказа автомобилей и мотоциклов. Здесь, в удобном кресле, у большого стола, современный главнокомандующий наблюдал бы за ходом боя по карте. Отсюда он бы передавал по телефону вдохновляющие слова, и здесь бы он получал донесения от командующих армиями и корпусами, а также сведения с воздушных шаров и дирижаблей, наблюдающих за маневрами противника».

Здесь Мольтке пришел к выводу, что французы концентрируют свои главные силы для наступления через Лотарингию между Мецем и Вогезами. Мольтке насторожился, но уже 17 августа он не счел концентрацию французских сил в Лотарингии угрожающей, и «план Шлеффена» снова стал главной стратегической схемой.

22 августа Клюк рванулся к Монсу, пересекая канал, ускоряя движение на север. 23 августа противостоявший немцам на Маасе генерал Ланрезак, стоявший во главе 5-й армии, отступил. Перед фон Клюком (160 тысяч) стоял британский экспедиционный корпус (70 тысяч), о существовании которого Клюк узнал 20 августа из газет. Немцы порядочно устали – 240 километров за 11 дней, – и их силы были растянуты по бельгийским дорогам. В результате первый день участия английской армии в боевых действиях показал решимость англичан, но он же продемонстрировал физическое превосходство немцев. Девятичасовое сражение задержало продвижение фон Клюка на день. Жофр, при всем своем крестьянском упорстве, должен был признать 24 августа, что армия «обречена на оборонительные действия». К чести Жофра нужно сказать, что он достаточно быстро начал учиться искусству обороны. К этому времени французская армия в бессмысленных наступлениях в Лотарингии – да и повсюду на Западном фронте – потеряла уже 140 тысяч солдат из общего числа 1250 тысяч. Президент Пуанкаре записал в дневнике: «Мы должны согласиться на отступление и оккупацию. Так исчезли иллюзии последних двух недель. Теперь будущее Франции зависит от ее способности сопротивляться». Именно в этот день немцы почувствовали огромный прилив самоуверенности. На севере они вступили на территорию Франции. Вера в «план Шлиффена» никогда не была более абсолютной.

Немцы вышли во фланг основным силам французов на 120-километровом фронте на севере Франции. Миллионные силы вторжения ворвались в Северную Францию и начали движение с севера к Парижу, где и разыгрались решающие события. Париж был под ударом. Запад призвал Петроград изменить согласованные сроки и максимально ускорить выступление русских войск.

Восточный фронт

Возникший в короткие августовские дни Восточный фронт простирался на полторы тысячи километров между Мемелем на Балтике и Буковиной в предгорьях Карпат. В начавшейся войне с колоссом Германией и пятидесятидвухмиллионной Австро-Венгрией Россия должна была либо ликвидировать свой уязвимый огромный польский выступ, либо перехватить инициативу у эффективных немцев. Две страшные угрозы ждали русскую армию: выдвинутая на восток Восточная Пруссия с севера и галицийские укрепления австро-венгерской армии на юге. Не блокировав эти две угрозы, русская армии находилась под постоянной угрозой удара с флангов.

Главнокомандующий русских войск – великий князь Николай Николаевич – убедился, что Германия концентрирует свои силы против Франции к 6 августа.

Французское правительство теперь уже не просто ожидало заранее согласованных действий – оно прямо обратилось к России предпринять все возможные действия против Германии. «История должна признать интенсивные лояльные усилия, предпринятые царем и его генералами с целью осуществить наступление с величайшей возможной силой» {23} . 10 августа ставка приказывает Северо-Западному фронту: «Германия направила свои главные силы против Франции, оставив против нас меньшую часть своих сил… Необходимо в силу союзнических обязательств поддержать французов ввиду готовящегося против них главного удара германцев… Армиям Северо-западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление» {24}.

Первостепенной целью русского наступления стала Восточная Пруссия – страна озер и болот, ставшая пашней Германии, благодаря удивительному трудолюбию немцев, применивших искусный дренаж и опоясавших эту страну туманов и лесов сетью дорог. Военной особенностью Восточной Пруссии была линия выдвинутых вперед укреплений, получивших название «линии Ангерап». За ней подлинным щитом Берлина были четыре германские крепости – Кенигсберг, Тори, Позен и Бреслау, в каждой из которых после мобилизации было до сорока тысяч войск. Соединяющие их дороги были памятником железнодорожного искусства – эти дороги позволяли перемещать большие контингенты войск в кратчайшее время.

Изменение русского стратегического плана – ускорение развертывания войск – противоречило мнению профессионалов. Приказ о наступлении в Восточной Пруссии издал командующий северо-западным фронтом генерал Жилинский (которого британский генерал Айронсайд охарактеризовал как «скорее штабного офицера, чем полевого командира» {25} и чей дальневосточный опыт не впечатлял никого). (Повторим: данный приказ был результатом рискованного обещания, данного Жилинским генералу Жофру во время визита в Париж в 1913 г.: Россия выставит на пятнадцатый день войны 800 тысяч солдат для наступления против Германии. Окружавшие Жилинского эксперты выступали тогда против столь определенного обещания.) Французскому военному атташе генералу Лагишу Жилинский в сердцах сказал: «История проклянет меня, но я отдал приказ двигаться вперед» {26}.

Итак, Жилинский изначально сам считал, что неподготовленное наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу, потому что русские войска были разбросаны и перемещение с целью их концентрации встретит много препятствий. Местность была пересечена лесами, реками и. озерами, «разжавшими» кулак наступающих армий. Армия еще не была организована, а местность, с ее лесами и болотами, была своего рода губкой, впитывающей в себя войска. Начальник штаба русской армии генерал Янушкевич разделял мнение Жилинского и отговаривал великого князя Николая Николаевича от наступления.

Но перед Россией стоял, высший вопрос сохранения солидарности с Западом, и Россия принесла жертву. Вот мнение британского посла Бьюкенена: «Если бы Россия считалась только со своими интересами, это не был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками. Наступление германской армии на западе вызвало необходимость отвлечь ее на восток. Поэтому первоначальный план был соответствующим образом изменен, и 17 августа, на следующий день после окончания мобилизации, армии генералов Ренненкампфа и Самсонова начали наступление на Восточную Пруссию… Россия, – пишет Бьюкенен, – не могла оставаться глухой к голосу союзника, столица которого оказалась под угрозой» {27}.

Под общим командованием генерала Жилинского, чей штаб находился в Белостоке, русские – первая (Ренненкампф) и вторая (Самсонов) армии – вступили на германскую территорию 17 августа силой 410 батальонов, 232 кавалерийских эскадронов и 1392 пушек против 224 батальонов пехоты, 128 эскадронов и 1130 пушек немцев. Идея заключалась в том, чтобы двумя огромными клещами, создаваемыми первой и второй русскими армиями, окружить войска генерал-полковника фон Притвица, защищавшего Восточную Пруссию. Первая армия Ренненкампфа выступила прямо на запад – сквозь любимые кайзером охотничьи угодья Роминтернского леса прямо в центр юнкерской Пруссии, а Самсонов должен был проделать серповидное движение и сомкнуться с ней с юга примерно в районе Мазурских озер. Тогда дорога на Берлин была бы открыта.

Это был весьма смелый замысел, но он требовал четкой координации всех участвующих в нем сторон. Однако Жилинский, столь блестящий в придворном окружении и служивший больше за столом начальника, а не в полевых условиях, не знал, как вести наступательные бои. Он оказался бесталанным и беспечным организатором и сразу же допустил несколько грубых ошибок. Прежде всего, он не обеспечил надежную связь с обеими выступившими армиями. Он оставил артиллерию в безнадежно устаревших крепостях. Дивизии резерва никак не были связаны с вступившими в боевое соприкосновение войсками. Немцы знали, что войска Раннепкампфа превосходят их по численности, но они также знали, что у русских нет под рукой готовых к бою резервов.

Тогдашние генералы не предполагали, что 70% потерь в наступившей войне будет приходиться на орудийный огонь. В состав русской дивизии входили шесть батарей легких орудий, а в состав германской дивизии – 12 батарей (из них 3 батареи тяжелых орудий). «Огневая сила германской пехотной дивизии в среднем равнялась огневой силе более чем полутора русских пехотных дивизий» {28}.

Оба генерала – Ренненкампф и Самсонов – были избраны по критерию компетентности, опыта и энергии. Оба воевали в Маньчжурии и представляли собой лучшие кадры русской армии. Ренненкампф происходил из старинной остзейской немецкой семьи, известной своей лояльностью Романовым. Кавалерист с внушительными усами, он имел немалый военный опыт. Генерал Гурко охарактеризовал его как обладающего «огромной смелостью, решительностью и решимостью» {29} . Годы командования Вильненским округом, видимо, притупили его таланты. По мнению Нокса, он «мог быть Мюратом, если бы жил сотней лет раньше. Но в двадцатом веке он был анахронизмом» {30} . Его вера во всесокрушающую силу кавалерии, безразличие к постоянной разведке, неумение наладить снабжение наступающей армии, слепая жажда увидеть врага и броситься на него – сыграли дурную службу. В то же время, отступая, Притвиц с самого начала стал позволять русским армиям оторваться от своих баз снабжения.

Русское командование знало, что германские силы в этом регионе невелики и шансы на успех весьма значительны, несмотря на их тактическую и стратегическую слепоту. Первые августовские столкновения позволили противникам оценить друг друга. «Как хорошо эти русские научились стрелять после японской войны!» – воскликнул пленный немецкий офицер. Немцы отметили высокие воинские качества своего противника. «20 августа, впервые после полутора столетий, в большом сражении встретились пруссаки и русские. Русские показали себя как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированны, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности и мастера в закрытом размещении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусны они оказались в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов» {31}.

Выдвигая свои войска, Ренненкампф докладывал Жилинскому с высокой степенью оптимизма: «Там, где немцам удается использовать свое превосходство в технике, они наносят нам большой урон, но в непосредственной стратегии, в моральном состоянии у них нет превосходства над нами» {32} . По мнению И. Вацетиса, «8-я германская армия от 12 до 19 августа сидела в стратегическом мешке» {33}.

Выдвижение русских армий в Восточную Пруссию вызвало замешательство в стане немцев. Главнокомандующий германскими войсками в Восточной Пруссии генерал Притвиц не смел полагаться на свои четыре корпуса и начал готовиться к отступлению за Вислу. Проблема для немцев заключалась в том, что, обратившись против одной из русских армий, они рисковали получить удар в тыл со стороны второй. Во время телефонной беседы с главной штаб-квартирой в Кобленце Притвиц впал в истерику – он не только предположил возможность потери всей Восточной Пруссии, но поставил под сомнение свою способность защитить даже рубеж по реке Висла «ввиду ее мелководья».

Стресс оказал дурную услугу. Генерал Мольтке сам был в состоянии высшего напряжения. Ближайшие дни должны были показать реальную цену «плана Шлиффена». Все его внимание было на правом фланге стремящейся обойти французский фронт армии, когда раздался звонок от Притвица, чей тон говорил о панике. Мольтке: «В любом случае вы должны любой ценой удержать оборонительную линию по Висле». Притвиц ответил, что не может гарантировать выполнение этого приказа.

Притвиц не успел опустить телефонную трубку, а судьба его была уже решена. В квартиру отставного генерала Гинденбурга в Ганновере «в 3 часа пополудни 22 августа пришла телеграмма из императорской штаб-квартиры: Готов ли Гинденбург к немедленному осуществлению обязанностей? – Я готов» {34} . Для отражения наступления русских армий, бросившихся на Восточную Пруссию, германское командование назначило начальником штаба Гинденбурга генерал-майора Людендорфа, оказавшегося лучшим германским стратегом этой войны. Оба военачальника никогда не были фаворитами высшего командования. До сорока восьми лет Людендорф так и не сумел получить в командование полк, и лишь война открыла его исключительный талант. Мольтке написал ему, назначая на Восточный фронт: «Вы можете предотвратить худшее. У вас трудная задача, но она вам по плечам» {35} . Людендорф отбыл на Восток через пятнадцать минут после получения приказа, «преисполненный почти нечеловеческой способностью работать и несокрушимой решимостью» {36}.

Они встретились на хорошо освещенном вокзале Ганновера. С прибытием дуэта Гинденбург-Людендорф в штаб Восточного фронта начинается «научная» война германского командования против храброго, но лишенного стратегического видения и организации русского воинства. «Посылка Людендорфа на восточный фронт, – пишет английский историк М. Гилберт, – означала, что в германской калькуляции была ошибка: прежде чем стремиться к решающей победе на Западе, следовало вести войну со всей серьезностью на Востоке» {37}.

В штабе Людендорфа относительно спокойным в отношении русских был полковник Гофман, скрывавший под непритязательной внешностью подлинный талант. В свое время он был германским военным атташе в Санкт-Петербурге, и никакая глупость со стороны русского военного руководства не могла его удивить. Другие удивлялись, а он принял как должное то, что русский командующий армией по радио клером – открытым текстом – ставил задачи своим командирам корпусов; другие сомневались, а у него, знающего, не возникало сомнений, он же убедил Людендорфа, что Ренненкампф не будет спешить на помощь Самсонову – два генерала не разговаривали друг с другом, а их дуэль во время японской войны предотвратил лишь царь. Гофман убедил Людендорфа, что русские послания подлинны и что Ренненкампф не прибудет вовремя на помощь Самсонову.

Поздним вечером 26 августа 1914 г. полковник Герхард Таппен, начальник оперативного отдела верховного главнокомандования, сообщил начальнику штаба восточного фронта Людендорфу, что в Восточную Пруссию направляются с запада три корпуса и кавалерийская дивизия. Людендорф помнил о «главном» в плане фон Шлиффена – ни при каких обстоятельствах не ослаблять правый фланг германской армии, делающей серповидное движение через Бельгию и Северную Францию к Парижу. Поэтому он ответил, что его восьмая армия не нуждается в подкреплениях. В любом случае они прибудут слишком поздно, чтобы повлиять на исход разворачивающейся битвы. Упомянутые корпуса должны крепить правый фланг бросившихся на Францию войск. Таппен заверил, что особой надобности в этих корпусах не существует.

Удача в данном случае способствовала западным союзникам. Возможно, именно этих корпусов не хватило Германии на пути к Парижу, и в этом смысле смелое вхождение в Пруссию Ренненкампфа и Самсонова изменило конечный итог войны.