Текст книги "Тайны Гестапо"

«Но идет война, и все еще остается под вопросом», – думал он, пробиваясь в тамбур вагона, чтобы покурить.

Поезд дернулся, заскрежетал, зашипел тормозами и под хриплый крик паровоза остановился.

9

Юста с проломленным черепом подобрали прохожие и доставили в больницу. Лечился он долго, а когда его выписали, наступило лето.

Проанализировав то, что произошло с ним, Юст пришел к выводу, что многомиллионное дело, о котором говорил «капитан Крамаренко» связано с банком, Вот почему тому понадобилось выйти на Лодкина, подставив бухгалтеру военную красавицу. Но ведь не для того же, чтобы ограбить банк. Это дело гиблое. Не дурак же этот капитан, чтобы затевать подобное. Нет, здесь что-то другое…

Юст встретился с Лодкиным и пытался выведать что-либо у него. Но тот, прилично выпив, начал попросту врать и хвастать о своей победе над красивой женщиной.

Так ничего и не выяснив, Юст решил ждать, надеясь, что вновь появится капитан. Но тот не появлялся.

Однажды, когда Юст возвращался после дневной смены, кто-то тронул его за локоть. Он обернулся и невольно вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял, ухмыляясь, Казак.

– Привет, Юстик, – произнес он. – С работы?

Юст кивнул и спросил:

– Какими судьбами, Казак?

– Жизненными, – и видя, что тот несколько опасливо оглядел улицу и прохожих, добавил: – Не дрейфь, у меня все в порядке.

Казак был в форме майора, грудь его украшал орден Красной Звезды, сапоги начищены до блеска.

– Что смотришь? Перед тобой орденоносец майор Боков, так значится в документах, ясно? – криво усмехнулся бандит. – Идем выпьем.

У Юста была первоначальная мысль отвязаться от Казака под каким-нибудь предлогом, но затем он решил принять предложение, а уж потом видно будет.

Симка, любовница и сообщница Юста, работала в ларьке при вокзале. Это была молодая женщина лет двадцати пяти, с серыми глазами, не очень опрятная, но с приятно округленными бедрами и тугой грудью, что очень нравилось Эриху.

В этот день, усталая и злая, она наливала пиво в плохо вымытые кружки и тыкала их в протянутые к ней руки покупателей, не спеша давать сдачу. Вдруг пиво перестало литься из крана, и Симка пошла в подсобку выяснить причину.

Вытирая на ходу фартуком руки, она вошла в подсобку. На табуретках у бочки сидел Юст и незнакомый ей майор с орденом на груди.

– Выпивку, закуску, – приказал Юст. – И не мешай нам.

Оправившись от неожиданности, Симка обрадовано зашептала:

– Эрих! Сейчас накрою вам стол, сейчас… Объявить, что пиво кончилось?

– Не надо, торгуй, – повелительно сказал майор.

– Я сейчас, сейчас… – выбежала Симка.

Через считанные минуты они сидели за бочкой-столом, на котором стояла бутылка «Московской», порезанная кружочками колбаса, хлеб, две кружки пенящегося лабинского пива и горка красных раков. У прилавка за перегородкой было шумно, и в подсобке можно было говорить без боязни, что их услышат. Но по выработанной привычке они разговаривали вполголоса.

Выпив стакан водки и закусив, Казак сказал:

– На тех побрякушках я потерял деньги, Юст. Впрочем, к чему вспоминать прошлогодний снег, как говорится… Время такое, что можно снимать и снимать сливки… Ты согласен со мной?. – Или стать к стенке, Казак, – усмехнулся Юст.

– Забудь мою фамилию, Юстик, – строго предупредил бандит. – Перед тобой майор Красной Армии Боков. Так и говори, ясно? Юст кивнул и поинтересовался:

– Что-то есть на примете?

Казак мотнул отрицательно головой и выпустил струю дыма.

– А у тебя? – внимательно посмотрел на Юста.

Юст в общем-то не думал посвящать Казака в дело капитана, но внезапно его осенило, что это загадочное дело сам со своей малограмотной шайкой не осилит. А вот если подключить к нему этого бравого «майора», одного из главарей ростовских воров, то, может быть, многомиллионный куш можно будет взять и без исчезнувшего капитана. Юст мастерски очистил шейку рака и ответил:

– Если бы у меня ничего не было, я не сидел бы в Армавире. Наклевывается кое-что грандиозное. Нужно подобрать надежных ребят.

И Юст подробно изложил все, что ему было известно о многомиллионном капитанском деле и о том, что ему случайно довелось узнать.

День тянулся медленно. Горячий воздух, проникающий через окно, шум проезжающих машин, красные от духоты лица сотрудников раздражали Лодкина.

– Петр Васильевич! Вас к телефону, – позвали неожиданно.

Лодкин, не торопясь, встал и пошел к телефону. Взяв трубку, услышал женский голос.

– Алло! Я говорю с Петром?

– Да. Кто у телефона? – разволновался Лодкин от мысли: «А вдруг она?» – Вы меня не знаете. Я служу вместе с Верой… Лодкин задохнулся от нахлынувших чувств.

А вибрирующий голос продолжал:

– С лейтенантом медслужбы, помните ее?

– Я мечтаю увидеть ее. Но она исчезла…

– Нет-нет, срочный вызов, теперь она снова здесь и поручила мне позвонить вам. Вы сможете прийти к ней?

Заикаясь, Лодкин проговорил;

– Я не знаю, где она живет.

– Санитарный вагон у водокачки, дверь будет открыта. Вера будет ждать вас.

– Договорились, – выдохнул Петр и повесил трубку.

Достав из кармана носовой платок, он вытер лицо. Затем взглянул на часы. Времени у него было достаточно, чтобы забежать домой и переодеться в новый костюм.

Санитарный вагон у водокачки Лодкин нашел без особого труда. Дверь была распахнута настежь. Не успел он подняться по ступенькам, как навстречу ему выпорхнула Симка с ведром и веником. Она была в гимнастерке и походила на военнослужащую.

– Проходите, пожалуйста, Вера ждет вас в среднем купе, а мне надо… – не договорила она и побежала деловито куда-то.

Поправив галстук, Лодкин вошел в вагон и был немного удивлен, что он имеет нежилой вид. Но встреча с обворожительной девушкой притупила его осмотрительность. Как и то, что ему звонила почему-то не сама Вера, а ее подруга. И что та назвала ее звание не младший лейтенант, а лейтенант, и этот тупиковый вагон, совсем не похожий на санитарный.

Он прошел из тамбура по коридору, заглядывая в ошарпанные купе, и внезапно остановился. Навстречу ему вышел крупный мужчина в форме майора с орденом на груди.

– А-а, влюбленный, ну-ну, проходи, проходи, поговорим.

– Да, но я… – начал было Лодкин. – Я пришел к младшему лейтенанту медицинской службы… Ее зовут Вера… – растерянно оглянулся он и запнулся, – позади него стоял здоровяк в галифе и расстегнутой гимнастерке.

– Садись и не мямли, парень, – приказал грозно майор.

Казак протянул руку и схватил Лодкина за лацканы пиджака. Приподнял и небрежно бросил к окну. Лодкин плюхнулся на полку, словно тряпичная кукла.

– Я ее муж, – сказал Казак и ударил Петра по щеке. – Рассказывай! – приказал майор. – Или схлопочешь еще.

Дрожа, Лодкин прижался к стенке. Он дотронулся к покрасневшей щеке и, не переставая дрожать, заговорил.

– Между нами ничего не было, уверяю вас, товарищ майор. Мы только говорили… Мы познакомились с ней, когда я шел с работы… – начал свою исповедь Лодкин.

Он подробно рассказал о знакомстве с Верой, об их свиданиях, о том, что она разыскивала сестру, которая эвакуировалась с ценностями Керченского музея. Вспомнил и о большом черном чемодане с золотыми изделиями.

По ходу его рассказа Казак несколько раз перебивал Лодкина, задавал ему вопросы. Наконец сказал:

– Хватит. Шмаляй отсюда и никому ни слова. Прикончу, понял? – снова схватил за грудки бухгалтера.

Лодкин попятился к выходу и, все еще оправдываясь, пролепетал на прощанье:

– Она не разрешила мне даже под руку ее взять, товарищ майор…

– Я предупредил тебя, бухгалтер, и смотри, – погрозил ему пальцем Казак.

Теперь прояснилась загадка того многомиллионного дела, о котором говорил капитан. Надо было искать этот волшебный чемодан.

Спустя несколько дней Юст и Казак узнали, что из горисполкома на склад горздравотдела были отправлены пять небольших ящиков с экспонатами Керченского музея.

– Порядок, – радостно засмеялся Эрих. – Где ящики, там и чемодан должен быть, а, Боков? Ведь в банке его нет, как заверил бухгалтер.

Тот согласился с доводом Юста и решительно сказал:

– Надо побывать на складе и пощупать все руками…

Они стояли у ограды, окружающей складские помещения. Было так темно, что Казак и Юст не различали ни забора, ни дома, ни друг друга.

– Все в порядке, стой на стреме, – приказал Казак. – Когда возвращусь, свистну тебе.

Он бесшумно ухватился за край забора, подтянулся, закинул ногу и оказался сидящим на нем. Бесшумно спрыгнул вниз. Постоял в темноте, придерживаясь за стену дома и вслушиваясь в тишину. Затем, пригнувшись, стал двигаться к складу. Фонарь и отмычки были готовы к работе. Наган – к обороне. Ни огонька кругом.

Казак медленно приблизился к складу. Нервы были напряжены до предела. Оказавшись возле двери, пошарил рукой по ней, нашел ручку и нажал, но дверь была заперта. Казак достал отмычку. Потихоньку стал нащупывать замочную скважину. Наконец дверь отворилась. Он вошел внутрь помещения, запер дверь и сунул отмычку в карман.

Очутившись в складе, Казак немного успокоился и включил фонарь.

Аптечные упаковки, коробки, флаконы, бутыли, пакеты ваты, бинты его не интересовали. Он прошел по складскому помещению, освещая стеллажи вдоль прохода. Вдруг остановился и присвистнул, осветив пирамиду из ящиков. Прочел опечатку и удовлетворительно хмыкнул. Ящики были из Керченского музея.

Казак начал внимательно осматривать их, передвигая и снимая верхние вниз. Каждый ящик был обвязан шпагатом и опломбирован.

Тщательно осмотрев все, Казак вытер пот с лица и зло сплюнул: чемодана с золотыми экспонатами здесь не было.

Он присел, закурил и стал обдумывать, что делать дальше. Похищать все это не было никакого смысла. Деньги, золото, бриллианты, меха, дорогая одежда – вот что представляло интерес для Казака. А это…

Он встал, затушил папиросу, сунул ее в коробку и покинул помещение.

На выходе со склада бандит столкнулся нос к носу с охранником. Не раздумывая, он врезал сторожу по шее своим огромным кулаком, а затем дважды ударил его в корпус, от чего тот осел мешком, не успев ни свистнуть, ни тем более, выстрелить из ружья.

Казак перемахнул через забор, и вместе с поджидавшим его Юстом скрылся в темной улице.

– Ящики на месте, но чемодана там нет, – сообщил Казак на квартире у Симки, когда они сидели за столом, уставленным бутылками и закусками.

Юст недоверчиво поглядывал на своего сообщника и его не покидала мысль, что тот мог не сказать ему правду, обставить его. Но когда Казак высказал предположение, что чемодан находится наверняка в одном из сейфов горисполкома, Юст немного успокоился.

На следующий день они пошли в горисполком, решив потолкаться там, авось, что-нибудь удастся разведать.

Но в горисполком их не пропустили. Вахтер объяснил: в связи с участившимися бомбежками все отделы городской власти рассредоточены по разным учреждениям города.

– Вам в какой отдел, товарищ майор? – поинтересовался вахтер. – У меня список, и я укажу вам, по какому адресу обратиться. А здесь, кроме председателя и двух его заместителей, сейчас никого нет.

Казак с Юстом переглянулись, и собирались уходить. И тут они увидели спускающегося по лестнице банковского бухгалтера Лодкина.

После того злополучного дня Лодкин, придя домой, почувствовал себя плохо. Приложив полотенце с холодной водой к лицу, он лежал на кровати и размышлял: «Что за майор, этот ее муж? Вовсе не майор. Допрашивал меня, избил… И эта, которая встретилась мне с ведром и веником. Это она мне звонила. Где я ее видел? – терзался Лодкин. – И откуда она знает мой служебный номер телефона? Вере я не давал, отлично помню. Разве что… Юсту, Да, да Юсту, в день отъезда жены… И разве это санитарный вагон? Ой, да эта же женщина продает пиво в ларьке на вокзале! – вспомнил Петр. Он аккуратно вытер лицо и продолжал рассуждать. – И у Веры, и у этого майора очень большой интерес к чемодану с музейными ценностями. Что за всем этим кроется?» – мучительно думал Лодкин и не находил ответа.

И вот – непредвиденная встреча в горисполкоме, куда Лодкин ходил с управляющим подписывать документы, связанные с предстоящей эвакуацией банка. План мести созрел мгновенно.

Пересилив себя, он улыбнулся Юсту и поздоровался с ним. Затем, словно ничего между ними не произошло, отвел «майора» в сторону и доверительно сообщил:

– Товарищ майор, передайте своей жене, что ее сестра жива и находится с музейными сокровищами в местном музее Кавказской.

– Откуда вам это известно? – с подозрением спросил Казак.

– Вот бумаги, – потряс Лодкин папкой, которую держал в руке. А вот мой управляющий, – указал он на представительного мужчину в очках, ожидающего его на улице. – Я должен был ехать за этим чемоданом, принять его на сохранность в наш банк, но командировку пока отложили. У меня все, товарищ майор. – И не попрощавшись, вышел на улицу.

Лодкин ликовал, видя, что его сообщение приняли за чистую монету.

10

Ростов фашисты называли «воротами на Кавказ». Летом Гитлер бросил сюда 1-ю танковую армию генерал-полковника Клейста и 17-ю армию генерал-полковника Руоффа, приказав им открыть эти ворота.

Более двух недель самолеты воздушного корпуса Рихтгофена днем и ночью бомбили город. Уже горели сотни домов, уже курились на улицах сизые пепелища, а налеты не прекращались.

22 июля фашисты прорвали фронт под Ростовом и, охватывая полукольцом город, устремились к донским переправам.

Последние части советских войск, отстреливаясь от наседающего врага, в ночь с 23 на 24 июля 1942 года оставили Ростов.

Отсюда по донским и кубанским степям на Армавир двинулся 3-й танковый корпус генерала фон Маккен– зена, входивший в состав 1-й танковой армии. Началась эвакуация города.

Тягостные и мрачные чувства охватили Иванцову, коща она, в который раз побывав в Армавирском военкомате, бежала к дому хозяйки Анисии Григорьевны, чтобы собраться в дорогу. В военкомате, наконец, ей сказали, что завтра утром она с другими будет эвакуирована. «Снова военкомат, эвакуация… – подумала она. – И неизвестно, направят ли меня снова в спецшколу? И где она теперь?»

… В тот трагический майский день она была на занятиях. Цвели деревья, воздух был чист и по-весеннему ароматен. Но Ольга была настолько расстроена, что получила замечание инструктора, когда работала на ключе радиопередатчика.

– Что стряслось, Иванцова? – строго спросил он по-немецки.

– Фашисты вновь заняли Керчь… – тихо, чуть не рыдая, вымолвила Ольга по-русски. – Прошу вас, Иван Карлович, извините меня, что я отвечаю по-русски, но не могу себя пересилить сейчас… Это мой родной город, – горестно закончила она.

– Что вы себе позволяете, Иванцова, – тем же строгим тоном, по-немецки, сказал инструктор. – Вы забываете, где находитесь и чему учитесь, фрейляйн! Идите, погуляйте немного по лесу, соберитесь, что это за проявление слабости… – отошел от нее недовольный Иван Карлович.

А к вечеру Ольгу охватил сильный озноб, резко поднялась температура, и она в беспамятстве была доставлена в госпиталь, в тифозное отделение, где пробыла около двух месяцев. А когда вышла на летнюю улицу без своих роскошных русых волос, худая и слабая, спецшколы в городе уже не было. Она пошла в военкомат и там ей сказали, что теперь она вновь должна пройти специальную медкомиссию, тогда и решат, куда ее направить. Ольга опять поселилась у Анисии Григорьевны.

Время было тревожное. Над Армавиром круглые сутки клубился черный дым, и небо над городом багровело от пожаров. Не утихали вой сирен и гул самолетов, судорожно тарахтели зенитки.

Иванцова наведалась в горисполком, чтобы узнать о судьбе имущества Керченского музея. Но там никого не было. Почти все отделы горисполкома были переселены из здания Дома Советов в разные учреждения города в связи с частыми бомбежками Армавира. Но все же ей удалось выяснить, что ящики с экспонатами хранятся на складе горздрава, а чемодан с более ценными вещами, очевидно, сдан в банк. Иванцова решила проверить эти сведения.

Отправилась на улицу Кирова, где размещался склад. Приблизившись к нему, остановилась как вкопанная. Складские помещения были охвачены огнем. Длинные, желтые языки пламени вырывались из окон, лизали стены.

Девушка заметалась в ужасе, призывая на помощь. Не помня себя, бросилась в огонь, но ее перехватили пожарные, оттащили от горящего склада. Ольга обессиленно опустилась на землю и, глядя, как пламя безжалостно поглощает и разрушает дом, где хранились экспонаты, громко разрыдалась.

Через какое-то время она пришла в себя и, вытирая глаза платком, направилась к городскому отделению госбанка. Чем ближе к цели, тем тревожнее становилось у нее на душе. «А вдруг и там разбомбили, сожгли?» – не могла она избавиться от навязчивой мысли. Но, прибежав к банку, облегченно вздохнула и решительно направилась к входу. Дверь была заперта, на ее стук никто не отозвался. Она постучала сильнее и настойчивее. Безрезультатно.

Из ворот дома напротив какая-то женщина выкатила тачку с вещами и прокричала:

– Не стучи, милая, они все эвакуировались, уехали на машинах.

– Куда? – растерянно спросила девушка.

– Куда и все, подальше от немца, – ответила женщина, таща за собой тачку.

«Эвакуировались… Значит, и наш чемодан увезли… Не может же быть, чтобы такие ценности оставили», – успокоила себя Ольга.

И вот эвакуация с военкоматом. Из Армавира выехали на рассвете. Иванцова вместе с другими устроилась на мешках с документами в кузове полуторки. Рядом сидели работники военкомата с винтовками. Выехав за город, сразу же застряли в потоке грузовиков и обозов. Отовсюду слышался крик, гиканье, щелканье бичей, ругань возчиков, водителей, военных, эвакуируемых. Над кубанской степью висел слившийся в единое целое шум движущегося транспорта, военной техники и многих тысяч людей. На тележках, повозках и просто пешком, словно огромная пестрая гусеница, вся эта масса ползла, извивалась, останавливалась и снова ползла… А позади оставался город с горящими улицами и подступающей к нему фронтовой канонадой.

Военкоматовской машине, наконец, удалось втиснуться в этот плотный бесконечный поток, и она медленно двинулась вперед по пыльной дороге.

Вечером добрались до станицы Отрадная на берегу реки Большая Тикинь. Здесь было тревожно, как и везде. Отступающие части не задерживались в станице. Многие жители собирали вещи и вливались в поток воинских частей и беженцев.

Из Отрадной поехали было в сторону Черкесска, но вскоре пришлось вернуться – впереди были фашистские танки. Повернули к станице Спокойной. Утро застало работников военкомата между Спокойной и Предгорной.

Солнце ярким светом заливало кукурузные поля, дорогу, весь этот живой поток. Вдруг пронеслось:

– Воздух! Воздух!

Все отчетливо услышали прерывистый гул самолетов, который приближался, нарастая. Машины остановились. Люди в панике шарахнулись в стороны, рассыпались по полю. Раздался характерный свист, затем – взрыв, огонь, столбы дыма.

Оставив грузовик, Ольга вместе со всеми бежала по полю под резкий вой самолетов, которые поливали их очередями из пулеметов. Фашисты бомбили и расстреливали все живое на дороге и в поле.

Иванцова упала наземь, прижалась к стеблям кукурузы. Рядом с ней поле прочертила пулеметная очередь и ее обдало комьями земли и обрывками листьев. Где-то кричали люди.

Отбомбившись, самолеты улетели. Иванцова поднялась и осмотрелась. Впереди горели машины. Лежали опрокинутые брички, убитые лошади. Уткнувшись радиатором в воронку, догорала «эмка». Отовсюду тянуло запахом пороховой гари и тлеющей резины.

Выбравшись на дорогу, Ольга остановилась пораженная. Полуторка, в которой она ехала, была окутана огнем и черными клубами дыма. Возле убитого шофера стояли ее попутчики…

Армавир опустел, лишь изредка катили тачки уезжающие жители, пробегали люди с вещами. От горящих домов и сооружений ветер гнал жаркий дым и пепел. Улицы были покрыты клочьями бумаги и горелого тряпья.

К зданию Госбанка подскакали пять всадников, одетых в казацкую и красноармейскую форму. С коня соскочил Юст, за ним Гришка и Степан – здоровяк с усами. Симка и Люська остались на улице караулить лошадей.

Юст еле унес ноги с Кавказской, куда они помчались с Казаком на поезде после встречи с Лодкиным. Город спешно эвакуировался, немцы были на подходе. На подступах к городу уже шли бои. Юст заколебался, стоит ли рисковать.

– Дурак, – спокойно произнес Казак. – Если мы не провернем дело сейчас, нас прикончат твои же сородичи. Слышишь, как громыхает?

Они стояли в кинобудке летнего кинотеатра у вокзала и вели этот разговор. Вбежали сюда, заметив на улице группу милиционеров с винтовками. Переждав, пока они прошли мимо, Юст и Казак бросились на поиски музея. Но начался артиллерийский обстрел и бомбежка. Бандиты спрятались в бомбоубежище, где было полно не только жителей, но и военных.

Когда обстрел и бомбежка прекратились, Юст и Казак вместе со всеми вышли из бомбоубежища. Неожиданно послышался свист, и неподалеку от них разорвался запоздалый снаряд. Кто-то исступленно закричал, осколки вперемешку с землей и щебнем зашлепали рядом с ними. Юст обернулся к своему сообщнику и увидел его лежащим на земле.

– Майора ранило! – прокричал какой-то солдат, склоняясь над Казаком. Подбежали другие военные. Юст поспешно отошел в сторону. Некоторое время он стоял, прислонясь к стене здания. Он видел, как солдаты понесли Казака к вокзалу, но не пошел за ними, а побежал к железнодорожным путям. Там он влез в будку к знакомому машинисту паровоза и без приключений вернулся в Армавир.

Здесь Юст, не теряя времени, собрал свою воровскую шайку и начал действовать. В колхозе увели лошадей, извлекли припрятанное оружие и первым делом бросились к Госбанку. Его сейчас интересовал не только керченский чемодан с золотом, но и деньги, облигации, ценные бумаги.

Но Юста ожидало разочарование. Здание банка было пустым. В распахнутые окна и двери комнат врывался ветер и гнал по полу брошенные бумаги.

– Никого и ничего! – сплюнул с досадой Юст.

– Уехали… – подтвердил Гришка, вытирая лицо кубанкой.

Расстроенные и поникшие, бандиты покинули банк.

В эти тревожные дни в Армавире вновь объявились Бенцер и Эдита Риц. В Ростове им удалось проследить за отправкой ценнейших картин и скульптур из областного музея изобразительных искусств в Пятигорск. Удалось им добыть и опись отправки экспонатов. После чего они побывали в Пятигорске и установили, что вся коллекция картин и скульптур хранится в местном музее имени Лермонтова.

В очередной шифровке Бенцеру было дано указание вернуться в Армавир и приложить все усилия для захвата или задержания до прихода немецких войск ценностей Керченского музея и особенно «золотого» чемодана.

По прибытии в Армавир Бенцер принялся искать Юста. Но того нигде не было – ни на работе, ни дома. Квартира была пуста, Берта Фридриховна эвакуировалась в Элисту к родственникам. Где Юст, никто из соседей ничего определенного сказать не мог. Отделы горисполкома были рассредоточены по всему городу. Банк закрыт, эвакуировался. Склад, где хранились ящики с керченскими экспонатами, сгорел. И агенты абвера, охотившиеся за культурными ценностями на захваченных территориях, растерялись, не зная, что им делать, где искать керченское золото. Они отлично сознавали, что их за упущение таких ценностей командование по головке не погладит.

Авустовским утром Бенцер вышел на улицу. Ночью прошел дождь. На тротуаре образовались лужи. С деревьев падали тяжелые капли.

Давно немытая полуторка плавно затормозила возле Бенцера и дверца кабины распахнулась.

– Товарищ капитан!

Бенцер повернул голову, чтобы разглядеть водителя. Ему улыбался шофер Дыкин.

– Садитесь, – пригласил он.

Бенцер обрадовался встрече со старым знакомым. Сел в кабину и захлопнул дверцу.

– Здравствуй, дружише! – схватил шофера за руку и крепко пожал. – Я заходил вчера к тебе в гараж, сказали уехал…

– Да вот, вывожу тут разное, – ухмыльнулся парень.

– Знаешь, – протянул ему Бенцер раскрытую коробку «Казбека», – я как чувствовал, что надо вывозить те музейные ящики со склада. Помнишь?

– Ну еще бы, – степенно ответил Дыкин, прикуривая.

– Все сгорели. Все тринадцать! – печально произнес капитан.

Серые глаза Дыкина удивленно смотрели на Бенцера.

– Восемнадцать, – поправил он капитана. Вздохнул и произнес: – Восемнадцать сгорело ящиков, товарищ капитан.

– Почему восемнадцать? Мы же с тобой считали тогда, помнишь? Их было тринадцать, – Бенцер изучающе смотрел на шофера.

– Верно, но позже я еще пяток туда забросил, товарищ капитан.

– Пяток?! Откуда?! – вырвалось у Бенцера. Глаза его заблестели.

– Из горисполкома.

– И чемодан?! Чемодан тоже на склад отвозил? – нетерпеливо поинтересовался немец.

– Нет, товарищ капитан, чемодан я не отвозил. Может, кто другой? – пожал плечами Дыкин.

На сердце у Бенцера отлегло.

– Ну я поехал, товарищ капитан. Дела эвакуационные… – вздохнул шофер.

– Где тебя найти, ежели что? – спросил Бенцер.

– Не знаю. Сейчас загружусь и снова в Отрадную, Спокойную. Вчера банк туда вывозил. Словом, уезжаю, приезжаю, снова уезжаю, – засмеялся совсем невесело Дыкин. – Будьте здоровы, товарищ капитан, – сказал он, отъезжая.

– Пока… махнул рукой Бенцер.

Полуторка, оставляя запах бензиновой гари, помчалась по улице.

Перед группой армий «А» была поставлена задача: захватив Ростов, направить главный удар на юг, овладеть Черноморским побережьем Кавказа, районами Грозного и двигаться на Баку. Группа армий «Б» должна была захватить Сталинград и затем повернуть часть своих войск на Астрахань.

Совершив рывок в направлении Кавказа, немецкие войска 10 августа заняли Майкоп, 12 августа – Краснодар, 25-го – Моздок, что на пути к Грозному с его нефтяными запасами.

Район, где находилась Ольга Иванцова со своими попутчиками, оказался между двумя этими ударами и должен был стать вскоре ареной жестоких боевых действий. Обстановка всюду по фронту оставалась тяжелой, о чем, не скрывая, говорили и сами военные.

Широкое поле подсолнухов тянулось к самому горизонту. Однообразно и глухо урчали на степной дороге грузовики, скрипели телеги, ехали арбы с женщинами, детьми и стариками, шли молчаливые бойцы. А в стороне от этого шумного и пыльного потока неслись по полю конские табуны, вытаптывая посевы. Лошади были связаны поводьями по несколько голов в группы, за ними бежали тонконогие жеребята. Гнали стада коров, свиней и отары овец пастухи, чтобы ничего не досталось врагу. И над всем этим – знойное августовское солнце и тучи серой пыли.

Оставшись без автомобиля, Иванцова и ее попутчики продвигались вперед пешком. Люди и вещи покрылись толстым слоем пыли, лица усталые, глаза полны тревоги. Всем хотелось пить, но воды запасли мало и последние теплые капли ее уже были выпиты.

Измученная дорогой и тяжелыми мыслями, Ольга на ходу словно забывалась в какой-то дреме и тоща смутно слышала окружающий ее дорожный шум и гам. Она думала о несостоявшейся для нее спецшколе, о сгоревших ящиках с экспонатами, о «золотом» чемодане, который вывезли армавирские власти неизвестно куда, о Митине, о родителях.

Под вечер движущийся поток заметно поредел. Остановились у Кубани. Через реку навстречу им переправлялись люди. На противоположном берегу солдаты разбирали деревянные сараи, подносили к берегу бревна и сколачивали переправу в местах отмелей и мелководья. Войска собирались переправлять технику, гнали конные обозы прямо по воде, переплывали и переходили реку вброд.

От переправлявшихся солдат узнали, что они в основном из Ставрополя, который, наверное, уже занят немцами, и что вдоль Кубани движутся прямо по полям фашистские танки.

– Из Ставрополя? – переспросил военкоматовец – военный с четырьмя кубиками в петлицах. – Так это же рукой подать. – И тут же посоветовал всем уходить в горы, в лес.

Вскоре Ольга и ее спутники были остановлены дозором и препровождены в партизанский лагерь. Здесь они поведали пожилому командиру кто они, предъявили документы. Потом все сидели у небольшого костра, скрытого каменным козырьком, и с наслаждением ели похлебку.

Утром, разделившись на группы, все завтракали по-походному. Вдруг один из заместителей командира отряда, часто посматривающий на Иванцову, сказал:

– А я вас знаю, девушка…

Ольга с удивлением посмотрела на него. Кажется, она видела этого человека, где-то, встречались. Но где и при каких обстоятельствах, не могла вспомнить вот так сразу. Спросила:

– Вы из Керчи?

Но тот отрицательно покачал головой, улыбнулся.

– Не помните, это понятно. Встречались-то один раз. Когда вы с директором сдавали в горисполкоме музейные ценности, припоминаете? – засмеялся он.

– Ну конечно же! – воскликнула девушка. Придвинулась ближе и тихо спросила: – Товарищ член комиссии, чемодан и те пять ящиков, небольших, которые оставались в горисполкоме, эвакуировали?

– Чемодан вывезли, а вот ящики… С ними беда…

Ольга пристально смотрела на него, ожидая разъяснения. И тот, помолчав, продолжил:

– Когда участились бомбежки, все отделы исполкома рассредоточили по учреждениям города. Вывезли и те пять ящиков…

– Куда?! – почувствовав недоброе, воскликнула Иванцова.

– Туда же..– виноватым голосом произнес он. – На склад горздрава…

– Боже! И эти сгорели?!.. – всплеснула руками Ольга. – А чемодан, чемодан куда вывезли? – нетерпеливо спросила Иванцова.

– С ним все в порядке, – успокоил он ее. – Хотя тоже не обошлось без приключений, – покачал головой. – Впрочем, я представлю вас еще одной знакомой… – встал он. – Идемте.

Они прошли к соседней поляне и работник горисполкома представил Иванцовой невысокую щупленькую женщину. Это была Анна Моисеевна Авдейкина, заведующая секретной частью горисполкома. Женщины сразу же узнали друг друга и обнялись, как родные. Ведь именно эта хрупкая женщина была председателем комиссии из трех человек, принимавшей от нее с Митиным сокровища Керченского музея.

Ольга и Анна Моисеевна отошли в сторону, присели на ствол упавшего дерева и заведующая спецчастью начала свой рассказ…

– О сокровищах в чемодане знали вы, керчане, я и еще два члена комиссии. Хранился он в комнате-сейфе спецчасти на четвертом этаже Дома Советов. Туда же поместили и пять малогабаритных ящиков. Другие тринадцать ящиков, которые невозможно было поднять наверх из-за узкой лестницы, отправили на склад горздравотдела.

В 1942 году, когда почти все отделы горисполкома были переселены из здания Дома Советов, на месте оставались лишь Василий Петрович Малых, наш председатель, его заместитель и я.

И вот 3 августа, придя на работу, я никого не застала. Двери распахнуты настежь, вахтеров нет, пусто, тихо. Как же так? Меня забыли! Там наверху у меня мешок с секретными документами и ваш чемодан. Как быть с такой непосильной тяжестью? Помочь некому, посоветоваться не с кем. Ясно, мне одной не осилить, не вынести такой груз. А спасать надо во что бы то ни стало. Не оставлять же врагу!