Текст книги "Леди Триллиума"

Марион Зиммер Брэдли, Андрэ Мэри Нортон
Леди Триллиума

Эта книга посвящается всем обитателям Ледяного Замка, без поддержки и участия которых она никогда не была бы написана.

Мне очень часто приходилось сравнивать написание книги с вынашиванием ребенка (хотя, если судить по продолжительности «беременности», «Туманы Авалона» следовало бы считать слоненком), и обычай требует с благодарностью признать заслуги всех людей, которые, подобно акушеркам, помогали появлению ребенка на свет.

Что касается данной книги, то я хотела бы здесь высказать искреннюю признательность моей кузине и секретарю Элизабет Уйэтерс, чей вклад в подготовку романа далеко не сводится к роли акушерки – скорее ее можно было бы назвать второй матерью. Прими же мою огромную благодарность, Элизабет.

Глава 1

Каменная башня одиноко возвышалась среди поникшей растительности. Окружавший ее ров был когда-то наполнен водой, теперь же лишь на дне его пенилась темная жижа. В воздухе витал призрак смерти. Девушка миновала подъемный мост, внутренний двор, сад и вбежала в комнату Великой Волшебницы, чтобы присутствовать при кончине этой старой женщины, чье бездыханное тело на ее глазах превратилось в прах. Потрясенная, девушка застыла на месте и не успела опомниться, как вдруг и сама башня вокруг нее рассыпалась в пыль, тут же развеянную ветром. Единственное, что осталось на память о Великой Волшебнице, – это белый плащ…

Харамис, Белая Дама, покровительница Рувенды, неожиданно проснувшись, почувствовала себя такой же старой, особенно по сравнению с той молоденькой девушкой, которой была во сне. «В этом, собственно говоря, нет ничего удивительного», – подумала женщина. Ведь она прожила на свете уже несколько обычных жизней, ибо была Великой Волшебницей Земли. Она давно пережила двух своих сестер. Они родились в один день, но пути их разошлись много лет назад, и теперь в живых оставалась лишь одна Харамис, старшая из принцесс-тройняшек.

Средняя сестра, Кадия, ушла первой. После великой битвы с захватчиками из Лаборнока и злым чародеем Орогастусом она удалилась в любимые ею болота вместе со своей бывшей нянькой из племени ниссомов, захватив с собой и талисман, Горящий Глаз, – одну из частей великого магического Скипетра Власти, с помощью которого принцессы одолели Орогастуса. Первое время они с Харамис еще общались с помощью магии, но прошло уже много лет, как Кадия пропала. «Ее давно нет на свете», – со вздохом подумала Харамис.

Младшая, Анигель, вышла замуж за принца Антара из Лаборнока, объединив два королевства, дожила до преклонных лет и почила с миром в окружении детей и внуков. Трон объединенного государства перешел к ее потомкам. Кто сейчас им владеет – внуки или правнуки? Харамис не могла припомнить, годы летели слитком быстро. Может быть, даже прапраправнуки.

Харамис, старшей из них, выпал жребий заменить Великую Волшебницу Бину. И вот уже много лет Рувенда процветала, и Харамис любила свою страну как родное дитя. В каком-то смысле так оно и было.

Но теперь ее преследовали странные сны. Вот уже третью ночь подряд она видела смерть Бины и просыпалась после этого такой разбитой, что не могла встать с постели. Не предупреждение ли это о том, что ей предстоит скоро умереть?

Быть может, приближается время, когда ее заменит другая? Если преемница определится скоро, у Харамис, возможно, будет даже время обучить ее. Сама Харамис так нуждалась в этом, когда на нее пал выбор, но пришлось до всего доходить самой. Наследнице своей она желала лучшей участи. Но кто станет этой наследницей?

Бина просто отдала Харамис свой плащ и умерла, а башня, в которой она жила и работала, рассыпалась в прах вместе с телом покойной. Харамис, наследница трона, воспитывалась как будущая королева, и неожиданно свалившиеся на девушку новые обязанности, мягко говоря, вызвали у нее замешательство. Не стоило ставить в подобное положение свою преемницу.

Харамис выбралась из постели, стараясь не обращать внимания на боли в суставах и слабость. Если б она по-прежнему жила в столице Рувенды, где родилась, сейчас, несомненно, чувствовала бы себя гораздо хуже. Огромный каменный замок невозможно было как следует протопить, в отличие от башни, в которой Харамис поселилась, став Великой Волшебницей. Здесь очень тепло несмотря на то что башня стоит на вершине горы Бром возле границы Рувенды и Лаборнока, а на дворе зима. До нее тут обитал Орогастус, наполнивший башню всевозможными предметами роскоши, какие только мог разыскать, украсть или купить. Особый интерес у него вызывали приборы и приспособления Исчезнувших. По большей части они представляли собой смертоносное оружие, хотя встречались среди них и весьма практичные вещицы, приносившие удобства в повседневную жизнь.

На свою беду, Орогастус так никогда и не усвоил разницу между изобретениями Исчезнувших и настоящей магией, с помощью которой Харамис и ее сестрам удалось в конце концов его победить. Уж слишком он понадеялся на древние приборы.

Для Харамис различие между волшебством и приборами Исчезнувших было столь очевидно – хотя она и затруднялась его объяснить, – что она до сих пор не понимала, как Орогастус, сам наделенный кое-какими способностями к магии, мог совершить такую глупость. Харамис до сих пор вздрагивала, вспоминая, как ему ненадолго удалось очаровать ее. «Но это вышло ему боком, – вспомнила она. – Орогастус внушил себе, что любит меня и что я в конце концов отвечу ему взаимностью и стану помогать в осуществлении его планов. Потому-то он и упустил момент, когда еще мог навредить мне».

Она приблизилась к украшенному замысловатой резьбой деревянному шкафу, извлекла из ящика серебряную чашу, поставила ее на стол в центре комнаты и, до половины наполнив чистой водой из кувшина, склонилась над ней.

У оддлингов, населявших болота вокруг Цитадели, это называлось «глядеть в воду». Многочисленные племена этих существ, не принадлежавших к человеческой расе, весьма различались между собой по внешнему виду, и если одни были почти полной копией людей, то другие напоминали персонажей кошмарных снов. С людьми большинство из них жили в мире.

Вполне человеческую внешность имели, например, оддлинги из племени ниссомов, служившие при королевском дворе Рувенды, когда Харамис была ребенком. В их числе был и ее лучший друг, придворный музыкант по имени Узун, обладавший помимо музыкальных талантов незаурядными способностями мага; он-то и научил Харамис глядеть в воду. Эта процедура использовалась и как гадание, хотя считалась не слишком-то надежной, и как средство связи. Однако Харамис, став Великой Волшебницей, обнаружила, что способна ее усовершенствовать.

И вот теперь она постаралась отогнать все посторонние мысли, хотя полностью избавиться от впечатлений пережитого во сне оказалось невозможно, и посмотрела в воду.

Почти тут же Харамис почувствовала себя летящей по воздуху на спине ламмергейера – могучей птицы, всегда приходившей ей на помощь в трудную минуту. Вскоре внизу возникли очертания какого-то здания, в котором она узнала главную башню Цитадели – относительно недавнюю постройку, воздвигнутую людьми не более пятисот лет назад, в отличие от основного здания, сохранившегося со времен Исчезнувших.

Она легко приземлилась на крышу башни, и ее астральное тело соскользнуло в комнату через люк под самым потолком. Сейчас здесь царила пустота. Когда Харамис в последний раз посетила ее во плоти, за ней и Узуном гнались лаборнокские солдаты, и лишь своевременное появление двух ламмергейеров, поднявших ее с крыши башни, позволило беглецам уйти живыми. На Харамис вновь нахлынули воспоминания того давно ушедшего дня…

Этажом ниже некогда располагалась солдатская казарма. Безумная идея разместить стражу Цитадели семнадцатью лестничными пролетами выше всех прочих обитателей принадлежала, насколько Харамис могла теперь припомнить, ее деду. Что касается ее отца, то он был больше ученым, чем воином, и не удосужился произвести не обходимые перестановки.

И все-таки у кого-то, очевидно, нашлось достаточно здравого смысла, чтобы изменить прежний порядок, не дожидаясь, пока он превратится в незыблемую традицию. Хотя в комнате по-прежнему стояло с полдюжины коек и тумбочек, сейчас в этой бывшей казарме находилось всего два человека, и это были дети – мальчик и девочка, которым на вид можно было дать лет по двенадцать. Они сидели друг против друга на полу посреди большого пятна света, проникавшего в открытое окно.

– Думаю, он работает от света, – произнес мальчик. Он был строен и худощав, а его темные волосы давно нуждались в стрижке. Густая прядь упала на лицо, когда мальчик нагнулся над исследуемым предметом, и он машинально отбросил ее назад. Волосы снова упали, как только он убрал руку, но мальчик не обратил на это внимания.

– Это слишком просто, – возразила девочка.

Небрежно завитые огненно-рыжие косы доходили ей до пояса. Таких волос Харамис не видала с тех пор, как рассталась с Кадией, а по виду девочки можно было понять, что она заботится о своей внешности ничуть не больше, чем заботилась когда-то ее сестра. Одежда обоих подростков, несомненно, перешла им по наследству от старших братьев и сестер, и к тому же, видно, ни один из них не чувствовал потребности содержать ее в чистоте. Деревянный пол выглядел так, словно его никогда не подметали, и тем не менее, судя по следам, оставленным в толстом слое пыли, эти дети – или кто-то другой – частенько на нем полеживали. А девочка была еще более худая, чем мальчик. «Неужели об этих детях никто не заботится?» – подивилась Харамис.

– В темноте же он не работает, – стоял на своем мальчик.

– Я и не спорю, что ему нужен свет, чтоб он заработал. Но если б одного света было достаточно, то не только нижние, но и все ноты заиграли бы сразу.

Астральное тело Харамис пересекло комнату. Она хотела взглянуть, что у девочки в руках, и сразу распознала одну из любимейших игрушек своего детства. Это был музыкальный ящик, один из реликтов времен Исчезнувших – небольшой куб, издававший звуки разной высоты в зависимости от того, на какую сторону его положат.

– Гляди, Файолон, – говорила девочка, держа куб так, что одним углом он касался пола, – Если б нужен был только свет, он играл бы сейчас по крайней мере один звук: солнечные лучи падают прямо на него.

Они поставили куб на пол, и тот зазвучал.

– Видишь? Одна его сторона должна лежать на полу или… – Она приподняла куб, и музыка продолжала звучать. – Параллельно полу.

– Ты хочешь сказать – горизонтально, – заметил мальчик.

– Это одно и то же, если пол ровный. А теперь смотри. – Она медленно и аккуратно перевернула кубик на другую сторону. – Если его нагнуть больше, чем на ширину двух пальцев, звук умолкает, а когда горизонтальной становится другая сторона, музыка возобновляется не сразу. И во время этой паузы, – закончила она с торжествующим видом, – я чувствую, как в кубике «что-то» движется. Музыка не заиграет, пока это «что-то» не опустится на дно. – Она потрясла кубиком над ухом. – Там какая-то жидкость. Я бы с удовольствием его вскрыла, чтобы узнать, что там внутри и как оно действует.

Файолон выхватил у нее игрушку:

– Не смей, Майкайла! Он у нас только один, и мне он очень нравится. Если ты его сломаешь, я не стану на тебе жениться, когда мы вырастем.

– Я снова его соберу, – возразила Майкайла.

– А откуда ты знаешь, что сможешь его собрать? – рассудительно заметил Файолон. – Тебе неизвестно, что там за жидкость – для воды она слишком тяжела, – и ты непременно хоть немного да прольешь, когда будешь открывать. Так мы никогда и не услышим настоящую музыку Исчезнувших.

Майкайла рассмеялась:

– Для тебя любой источник музыки – святыня. Отец твой, видно, был музыкантом.

Файолон пожал плечами:

– Этого мы никогда не узнаем.

Девочка взяла куб и взвесила его на ладони.

– Думаю, ты прав насчет жидкости. Она действительно слишком тяжела для воды. И что бы там ни было внутри, оно движется куда медленней, чем если бы плавало в воде, – Она вздохнула. – Хорошо бы найти такие еще.

– Да, – согласился Файолон. – Может, тогда мы услышали бы и другие звуки.

– А если бы нашли точную копию этого, я смогла бы его разобрать и выяснить, что там внутри.

– Почему тебе вечно хочется узнать, как устроены разные вещи?

Майкайла пожала плечами:

– Не знаю. Почему тебе вечно хочется писать песни обо всем на свете?

Файолон повторил ее движение.

– Не знаю.

Они глянули друг на друга и весело расхохотались.

Харамис тоже засмеялась и тут же обнаружила себя сидящей в собственной башне перед чашей. От ее дыхания по воде пробежала рябь, и видение исчезло.

«Ну что ж, – подумала Харамис, – они и вправду выглядят умными. Но я с трудом вижу ее в роли Великой Волшебницы. Придется разузнать о ней побольше, да и о нем тоже. Из его слов по поводу женитьбы можно подумать, что они помолвлены, но то, что он не знает, кем был его отец, слишком уж странно. А их одежда хотя и с чужого плеча, но все-таки добротная, да и разговаривают эти дети не как прислуга».

Харамис быстро оделась и вышла к завтраку. Ей предстояло еще писать письма и отдавать распоряжения.

Все, что происходило с природой, Харамис могла слышать так же легко, как собственное сердцебиение. Добыть сведения о людях было куда сложнее. Прошло несколько недель, прежде чем Айя, служанка дворца из племени ниссомов, получила записку Великой Волшебницы, добыла разрешение навестить свою сестру и удалилась от Цитадели на расстояние, достаточное для того, чтоб сесть на ламмергейера незамеченной. Никто из королевской семьи не знал, что сестра Айи служит у Белой Дамы, и Харамис это положение устраиваю.

Наконец перед башней появился ламмергейер, с тщательно укутанной фигуркой на спине. Харамис вышла навстречу птице и собственноручно перенесла маленькую женщину в помещение. Главное неудобство жизни в таком месте – это то, что слуги-ниссомы не могут спокойно выйти на улицу. Даже два века спустя Харамис отчетливо помнила тот день, когда ее друг и компаньон Узун едва не замерз насмерть, пока они искали ее талисман. У нее пропал целый день пути из-за того, что пришлось возвращаться вниз и отогревать музыканта, а потом вовсе отправить его в долину и продолжать поиски одной. Из всех оддлингов одни только виспи могли существовать в горах, да и те предпочитали местечки возле горячих ключей.

И вот Харамис внесла бесформенный узел внутрь башни и препоручила свою гостью Энье, чтобы та отвела сестру в подготовленную комнату и накормила после долгого пути.

Наконец они втроем удобно расселись в кабинете Харамис, прихлебывая из кубков горячий сок ладу, и Белая Дама спросила Айю об увиденных ею в чаше воды детях.

– Принцесса Майкайла и лорд Файолон? – удивилась женщина. Харамис видела, что ей не терпится узнать, почему Белая Дама вдруг заинтересовалась этими детьми, но предпочла воздержаться от объяснений – по крайней мере пока. Поэтому она просто кивнула и приготовилась слушать.

– Майка – принцесса Майкайла – шестая из семи королевских детей. Сам король сосредоточился на обучении наследника, а королева суетится вокруг своего «малютки», которому сейчас десять лет. Остальные четверо близки между собой по возрасту и держатся вместе. – Айя вздохнула. – Поэтому никого особенно не заботит, чем занята Майка. Что же касается Файолона, то он сирота и тоже предоставлен сам себе. Так что им с Майкой друг без друга было бы совсем одиноко.

Харамис задумалась.

– У меня всегда был верный и надежный друг – Узун, – сказала она, повернувшись к полированной арфе с костяной инкрустацией на деке, что стояла возле кресла, и глаза ее потеплели. Она любовно погладила инструмент. – И все-таки я не могу представить свое детство без сестер. Они всегда были рядом, хотела я этого или нет. – Мысли ее вернулись к сегодняшнему дню. – Так кто такой Файолон?

Айя продолжила объяснение:

– Лорд Файолон – родом из Вара. Его матерью была младшая сестра тамошнего короля и нашей королевы. Бедняжка умерла при родах, но только шесть лет спустя нашей королеве удалось убедить брата отдать ей на воспитание сына покойной сестры.

– А отец? – Харамис не давал покоя этот вопрос с тех пор, как она подслушала детский разговор.

Айя пожала плечами:

– Никто не знает, кто он. Мать Файолона не была замужем.

Харамис подняла брови:

– У сестры варского короля рождается ребенок, и никто не догадывается, кто его отец? Это неслыханно! Разве можно утаить что-либо подобное при дворе? Неужели не высказывалось никаких предположений?

– Говорят, перед смертью она клялась, будто это один из Владык Воздуха.

Брови Харамис опять приподнялись.

– Никогда не слыхала, чтобы Владыки Воздуха обретали телесные формы, не говоря уж о том, чтоб зачинать детей.

Айя вздохнула:

– Она умирала и, может быть, бредила. Хотя я тоже нахожу странным, что никто ничего не знает о его отце. Это очень странно.

– Не думаю, что это столь важно. – Харамис пожала плечами. – Во многих больших семьях есть побочные дети. Они с Майкайлой помолвлены?

Айя покачала головой:

– Разговоры об этом идут, но до помолвки пока дело не дошло, хотя мне кажется, это было бы очень кстати. Майкайла ведь тоже как бы лишняя в своей семье, насколько это вообще может случиться с принцессой. Они друг в друге души не чают.

– Жаль, – сказала Харамис – Поскольку Майкайле предстоит стать очередной Великой Волшебницей, ей придется его оставить.

Айя широко раскрыла глаза.

– Майка? Волшебница? – Она поднялась, а затем робко призналась: – Госпожа, я думаю, ей это наверняка не понравится.

– Не имеет значения, понравится ей это или нет, – мягко возразила Харамис – Такую судьбу не выбирают. Это ее предназначение. Так же было и со мной.

Глава 2

Харамис чувствовала, что откладывать больше нельзя. Она твердо решила, что не может оставлять девочку в таком же неведении, в каком некогда пребывала сама. А раз так, то она обязана, как бы жестоко и преждевременно это ни показалось ее преемнице (и, конечно, Айе), начать готовить Майкайлу к той миссии, которая в один прекрасный день будет возложена на ее плечи.

Айя несколько дней гостила в башне, проводя время в компании Эньи, а Харамис между тем готовилась в дорогу. Она, конечно, могла просто вызвать пару могучих ламмергейеров, чтобы те отвезли ее в Цитадель и вместе с Майкайлой доставили обратно, но ей хотелось, чтобы девочка хорошо познакомилась со страной, которой ей предстояло править. А потому, отправив Айю на ламмергейерах, она в тот же день оседлала фрониала и, навьючив второго припасами, взяла курс на юг, к Цитадели, где прожила свою жизнь ее сестра Анигель.

Первые дни дорога шла через горы. Харамис было холодно, хотя эта зима и выдалась довольно мягкая и снег не падал (Белая Дама решила, что с нее довольно и тех сугробов, сквозь которые приходится пробираться, и не позволяла новому снегу сыпаться с неба). По утрам у нее болело все тело, несмотря на отлично утепленный спальный мешок. Наконец к вечеру пятого дня она выбралась из снегов и увидела впереди красный шар солнца, погружающийся в болото.

Теперь путь пролегал по давно забытым тайным тропам в болотах Рувенды. Когда-то она знала здесь каждую кочку так же хорошо, как полки собственной библиотеки. Боль в мышцах вновь напомнила Харамис, что она слишком долго почивала в стенах своей комфортабельной башни. Правда, пока в стране все спокойно, ей нет надобности покидать башню. «Но все-таки, – подумала Харамис, – стоило бы выбираться из дому почаще». Сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела эту землю, не прибегая к магии? Хорошо все-таки иметь возможность попутешествовать, невзирая на боль во всем теле.

Харамис приняла вид обычной женщины, далеко уже не молодой, но по-прежнему бодрой и крепкой, несмотря на белые как снег волосы. Разъезжая по стране, она всегда предпочитала иметь такую внешность, даже будучи еще юной девушкой. Это обеспечивало достаточно уважительное к ней отношение, лишенное, однако, того благоговения и трепета, что всегда сопутствует появлению Великой Волшебницы. Но теперь каждый вечер Харамис подумывала о том, что ее бодрость становится больше напускной – чем-то вроде принимаемой внешности. А Она опять вспомнила, что может вызвать одного из служивших ей ламмергейеров. Соблазн был велик, да и срочность ее миссии будто бы оправдывала такое решение.

Но переполошить всю Рувенду, приземлившись у королевского дворца, означало, по мнению Харамис. Дать девочке, а может, и куда более осведомленным ее родителям, совершенно превратное представление об обязанностях и заботах Великой Волшебницы и месте магии в повседневной жизни. В езде же на фрониалах не было ничего сверхъестественного, Орогастус держал целую конюшню этих животных. Они были его единственным транспортным средством, ибо вызвать ламмергейера он не мог, и Харамис просто продолжала его племенную работу. Такой большой любитель эффектов, как Орогастус, непременно воспользовался бы в подобных обстоятельствах ламмергейером, если б это было в его власти. Но Харамис не такова.

Она продолжала свое одинокое путешествие, всякий раз спешиваясь и беря фрониала под уздцы, когда пригибающиеся книзу ветки деревьев не позволяли ехать верхом, и ничем не напоминала волшебницу, если не считать плаща и жезла. Висевший на ее шее талисман, Трехвекий Диск, скрывала одежда. Ноги были обуты в прочные непромокаемые сапоги. Но не простые, а заговоренные: тому, кто носил их, не грозила опасность заблудиться даже в самом дремучем лесу. Разумеется, такая предосторожность для Великой Волшебницы была совершенно излишней, просто Харамис с детства обожала заговоры и не переставала в них практиковаться.

Уже много лет нога ее не ступала на дороги и тропы Рувенды, и теперь самое время вспомнить былое. Поэтому, имея возможность выбрать себе любую свиту и любое – обычное или магическое – средство передвижения, Харамис предпочла пуститься в путь верхом на фрониале. И все-таки она надеялась, что, невзирая на все это, правнучатая племянница усмотрит в ее прибытии некий магический смысл.

Начать обучение девочки будет гораздо легче, если в ней обнаружатся кое-какие природные способности к магии. И хотя, судя по первому впечатлению, Майкайла скорее стала бы анализировать, почему именно то или иное заклинание действует, чем попыталась бы его прочувствовать, Харамис в качестве своей преемницы увидела именно ее, а значит, такие способности у девочки должны быть. Файолон же, по мнению Харамис, на эту роль вряд ли годился: во-первых, он мальчик, а во-вторых происходит из Вара.

Неторопливо пробираясь через болота, Харамис потратила еще четыре дня, за которые больше, чем хотела бы, сблизилась с рувенданской землей – в основном в виде липкой грязи. За долгую жизнь среди заснеженных вершин она почти забыла, как эта грязь выглядит. Снег можно легко отряхнуть, а то, что от него остается, мгновенно испарится, стоит только войти в теплое помещение. Грязь же прилипала к телу, засыхала и вызывала зуд. Харамис почувствовала огромное облегчение, выбравшись на Большую дамбу, где липкую колею сменила мощеная дорога. Здесь уже не нужно было все время смотреть под ноги, и Харамис с любопытством огляделась по сторонам. В окрестностях Цитадели почти всю зиму идут дожди, но этот денек выдался на редкость теплым и солнечным. Добравшись до зеленого холма, на котором стояла столица Рувенды, Харамис с удовлетворением заметила распустившиеся, несмотря на зимний сезон, черные цветы Триллиума. В пору ее детства Черный Триллиум был чудом и необычайной редкостью. А потом наступило время, когда этот цветок остался единственным, и его хранила Великая Волшебница. Но с тех пор, как Харамис и ее сестры одолели Орогастуса, растения эти волшебным образом распространились по всему холму. Теперь они – столь же обычное явление, как сорная трава. «И наверняка, – подумала Харамис, – так же мало ценятся».

В Цитадели она появилась в то время, когда кончается утро и начинается день. Король приветствовал ее с величайшим изумлением.

– Госпожа, вы оказываете нам великую честь, – начал он с некоторым беспокойством в голосе. – Чем можем служить?

Королева же, видимо, восприняла появление Харамис без свиты и без предупреждения как старческий каприз.

– Вы, должно быть, утомлены, госпожа.

Повинуясь королевскому взгляду, к ним заспешила экономка.

– Позвольте прислуге отнести ваши вещи в комнату для гостей и позаботиться о животных. А сами отдохните с дороги.

Десять дней путешествия среди зимы на весьма своенравном фрониале (его мало беспокоили горы, но болота он ненавидел) подточили не только физические силы Харамис, но и ее самообладание.

– Можете обойтись без церемоний, – коротко сказала она. – Мой приказ касается не вас двоих, а Майкайлы.

– Майкайлы? – Король выглядел озадаченным.

– Вашей дочери Майкайлы, – сквозь зубы подтвердила Харамис. Она всю жизнь не переносила дураков, а после стольких лет одиночества почти забыла придворные манеры. К тому же, будучи Великой Волшебницей, она не заботилась о том, что о ней подумают люди. – Шестой из ваших семерых детей. Вы ведь еще помните ее, правда?

Король изобразил вымученную улыбку:

– Да, разумеется, я ее помню. Но она ведь еще маленькая девочка. Что вы от нее хотите?

К счастью для терявшей остатки самообладания Харамис, королева мыслила более практически. Эта пара вдруг напомнила Харамис собственных родителей – короля Крейна, рассеянного ученого, и королеву Каланту, рассудительную и спокойную. Королева отослала экономку проследить за тем, чтобы в комнате для гостей было все необходимое и чтобы слуги перенесли туда багаж волшебницы и позаботились о фрониалах. Айю, которая, как и ожидала Харамис, вертелась возле экономки, королева тут же отправила разыскать принцессу Майкайлу и немедленно привести ее в небольшую гостиную. Затем она пригласила в эту гостиную Харамис, усадила ее в самое удобное кресло и приказала служанке подать еды.

– Обед скоро будет, – объявила королева, – но, может быть, вы не откажетесь от сушеных фруктов с сыром?

Харамис уселась прямо, стараясь не выдать свою усталость. На улице под ярким солнцем она чувствовала себя хорошо. Но здесь, несмотря на яркий огонь, было мрачно и сыро. Белая Дама взглянула на короля который последовал за ними и теперь неуверенно топтался у двери. Было видно, что он предпочел бы заранее подготовить Майкайлу к встрече с ее престарелой родственницей. Судя по всему, то же самое должна была чувствовать и королева, но она лучше это скрывала. «А может быть, – подумала Харамис, – королю и впрямь трудно припомнить Майкайлу. Он, видно, не очень-то обращал на нее внимание, раз думает, что она до сих пор маленькая».

Подали угощение, и Харамис вежливо за него принялась, едва сдерживая нетерпение, хотя и понимала, что ведет себя неразумно: зачем волноваться, если Айя вот-вот приведет девочку?

Но Айя вернулась одна.

– Где моя дочь? – требовательно спросила королева.

Служанка выглядела невеселой.

– В Цитадели ее нет, ваше величество. Боюсь, что они с лордом Файолоном опять отправились в какую-нибудь экспедицию.

Королева погрузилась в кресло и потерла переносицу, как будто на нее неожиданно навалилась головная боль. Новость была, несомненно, для нее неприятна, но Харамис чувствовала, что в самом факте нет ничего необычного. Действительно, единственной реакцией королевы оказалось лишь мягкое: «Почему сегодня?»

Зато король, кажется, совсем не понимал, что происходит. Харамис же такое поведение было хорошо знакомо. Ее сестра Кадия имела привычку неделями пропадать в болотах в сопровождении одного лишь охотника-ниссома Джегана. Она так много времени проводила среди ниссомов, что ее сделали почетным членом одного из племен.

– В экспедицию? – вспыхнул король. – Что это значит? Уж не хочешь ли ты сказать, что моя дочь бродит одна по болотам?

– Нет, ваше величество, – поспешно ответила Айя, – я уверена, что она не одна. У них с лордом Файолоном много друзей в селении ниссомов к западу от холма. И я не сомневаюсь, что они взяли с собой по крайней мере проводника.

Король готов был взорваться. «Мужчины, – подумала Харамис, – все время спрашивают не о том, что действительно важно». И задала вопрос:

– Куда они могли направиться?

– Месяц назад я слышала их разговор о каких-то древних развалинах вверх по реке Голобар, – сказала Айя, – но тогда они пришли к заключению, что уровень воды недостаточно высок, чтобы лодка могла туда добраться. Разумеется, – добавила она, – с тех пор прошло много дождей.

Харамис знала, о каких развалинах идет речь, хотя сама там никогда не бывала. Они находились на стыке Черной и Зеленой Топей, примерно посередине между истоком Голобара и его устьем – местом слияния с Нижним Мутаром, до которого от Цитадели один день пути в западном направлении. Итак, один день уйдет на то, чтобы добраться до Голобара, и, видимо, в лучшем случае неделя, чтобы подплыть к руинам, принимая, конечно, во внимание…

– Скритеки! — воскликнула вдруг Харамис. – Она знает, что там множество скритеков?

– Что? – взревел король.

– Вы хоть что-нибудь знаете о своем королевстве? – перебила его Харамис – Я уже поняла, что о собственной семье вам неизвестно практически ничего.

– Не волнуйся, мама, скритеки не тронут Майку, – с убеждением проговорил детский голос у двери. – Она говорит с ними, и они оставляют ее в покое.

Харамис с сомнением покачала головой, разумеется, сама она могла приказать вышедшему на охоту скритеку убираться, но то она – Великая Волшебница.

Скритеки, которых прозвали топителями, известны своей повадкой прятаться под водой, поджидая добычу, которой могли служить все прочие оддлинги и крупные животные, а потом хватать ее и топить. Наземный способ охоты выглядел еще кошмарнее. Они действовали стаями. Харамис однажды довелось наблюдать нападение скритеков на людей: их стая истребила изрядную часть войска Волтрика. Но поскольку король Лаборнока Волтрик вторгся в Рувенду, убил ее родителей и пытался прикончить сестер и ее саму, Харамис не стала по этому поводу лить слезы.

Таковы были взрослые скритеки. А молодняк, пожалуй, еще хуже. Скритеки откладывали яйца, будучи единственными оддлингамн, проходившими в своей жизни стадию личинки, и забывали о них. Личинка заботилась о себе сама – и ей это превосходно удавалось – до тех пор, пока она не удалялась в кокон и, преобразовавшись, вылезала на свет в виде маленькой изголодавшейся взрослой особи. Харамис преследовало тяжелое чувство, что один из сухих перелесков, в которых скритеки плетут свои коконы, попадется на пути детям. Она решила при первой же возможности это проверить…