Текст книги "Зона Посещения. Гайки, деньги и пила"

Реванш-рывок

Яркий свет больничных светильников заливал маленькое раскуроченное помещение лаборатории. Все стенды, столы и прочая стационарная мебель перевернута и разбита в хлам. На полу среди битого стекла разбросаны всевозможные хирургические инструменты, бутылочки с пилюлями, шприцы с разноцветными препаратами, и все это сверху щедро приправлено свежей кровью. Часть алых брызг, измаравших белое стерильное помещение, вытекла из меня, часть – из порубленного на куски охранника, что валялся у заблокированного входа. Ну а самые свежие капельки крови, бодро слетающие с малой хирургической пилы, принадлежали совсем молодой и в какой-то мере симпатичной лаборантке.

Девушка, надежно пристегнутая к хирургическому столу, была в сознании и вопила так, что звенели все уцелевшие мензурки. Я безжалостно разделывал ее, как тушу свиньи на мясокомбинате, но при этом старался не нанести смертельной раны, чтобы ее агония продолжилась как можно дольше. Отбросив в сторону липкую от крови пилу, я поднял с пола хирургические ножницы, чем-то напоминающие садовый секатор, раскрыл их и запустил нижнее кривое лезвие ей под ребро. Каждый последующий хруст разрубаемых костей вызывал все новые и новые истерические вопли, хаотически меняющие интенсивность и тон. Я слушал эти звуки, как странную экзотическую музыку, как какую-то сонату боли, слушал и улыбался.

У стены напротив операционного стола к вертикально стоящим больничным койкам так же надежно пристегнуты два доктора. Один – совсем седой дядька, другой – молодой человек, примерно того же возраста, что и наполовину распотрошенная лаборантка. Я не понимал, что именно происходит, но точно знал, что эта девушка относительно невиновна и сейчас страдает только потому, что мне нужно сделать максимально больно двум этим ублюдкам – ее отцу и женишку. Весь этот спектакль сейчас я разыгрывал исключительно для них. Я был уверен, что эти обездвиженные твари заслуживают самой лютой смерти, и они ее получат, но только после того, как их крыша от увиденного начнет проседать в глубокий котлован безумия.

Я подбежал к этим двоим, вырвал кляпы из ртов и стал размахивать окровавленным ампутационным ножом, как это делает дирижер перед оркестром. Симфонию боли обогатили еще два живых инструмента. Пританцовывая и смеясь, словно полоумный, я вернулся к лаборантке и принялся вскрывать ее брюшную полость. Края разрезов тут же замораживал специальный аэрозоль, кровь от этого сочилась гораздо медленнее. Когда кишки и прочие органы гирляндами повисли на стоящих рядом штативах, бедняжка испустила дух. И я занялся седым хирургом и его молодым помощником. Они сейчас платили по счетам, так что жалости к ним я не испытывал. В руке зажужжала электрическая пила, серебристый диск с мелкими острыми зубьями погрузился в плоть и обдал мое лицо алым фонтаном…

Все это безумие я наблюдал словно со стороны, я не мог контролировать свои действия. Меня душили рвотные спазмы, но я продолжал медленно и методично расчленять тела докторов. И вот когда последний из них, смотря на свои лишенные плоти пальцы, дернулся пару раз и сдох, за дверью лаборатории что-то мощно громыхнуло. Бронированная дверь комнаты слегка вогнулась внутрь, но не поддалась. Я понял, что это охрана бункера притащила взрывчатку. Еще одна закладка пластида – и дверь не выдержит.

Я глянул на покромсанного охранника, его пистолет был пуст, весь свой скудный боекомплект он спустил в меня. И только сейчас я понял и ощутил в полной мере ту боль, которая меня все это время терзала. Мои раны чудесным образом заросли, но все пули остались в теле и теперь жгли мою плоть изнутри. Я нашел взглядом на полу шпиц с препаратом ядовито-зеленого цвета, который накануне вкололи мне эти дохлые докторишки. В голову пришла мысль – если эта хрень настолько увеличила регенерацию моих тканей, что я смог выдержать с десяток пистолетных пуль, то, вполне возможно, я смогу перенести еще несколько десятков попаданий, повторно введя себе этот яд. Рука сама вколола в шею агрессивный препарат. Адский огонь вновь разлился по венам и артериям. Я взвыл раненым зверем. В этот момент громыхнула вторая закладка пластида, и острые стальные осколки посекли мое тело, разорвав на лоскуты перепачканный кровью медицинский халат. Покореженная дырявая дверь сорвалась с креплений и гулко ударила о бетонную стену…

* * *

В следующий миг я очнулся. Как и следовало ожидать, боль из бредового кошмара никуда не делась. Десятки острых ее источников распяли меня на дне какой-то канавы. А пока тело корчилось и выгибалось дугой в припадке, я пытался осмотреться и понять, что же, собственно, произошло. В памяти отчетливо отпечатался подлый удар в спину. Я скрипел зубами и злился сам на себя. Как я мог так слепо верить этому подонку Леониду?! Ведь он же мне сам рассказывал, как пострелял своих товарищей за простенькую инопланетную безделушку! Эх, зря я тогда повернулся к нему спиной. Надо было кончать его сразу, как только пересекли границу аномальных территорий. А теперь этот гаденыш уже наверняка вернулся в торговую зону и слил за бесценок найденную штуковину. Присвоил, скотина, мои честные сталкерские бабки!

Я дергался и плевался от злости минуты две, а когда боль начала отступать, подполз к торчащему из канавы бревну и присел, прислонившись к нему спиной. Еще через минуту фантомные боли исчезли полностью, и теперь за меня взялась уже самая настоящая реальная боль. Я опустил взгляд и увидел три отверстия в своей горке. Под этими подкрашенными запекшейся кровью дырками в животе и груди сидели пули. Они были явно выпущены из пистолета – если бы стрелял «калаш», то меня бы прошило навылет и сейчас чужеродные тела не сверлили бы плоть. Значит, Ленька еще и на патронах решил сэкономить, мудак. Думал, что убил меня, тварь! И даже не похоронил по-человечески, а в канаву скинул, как последнего паршивого мутанта! Зуб даю, если он еще не успел свалить из Зоны, найду урода и собственноручно на ремни порежу, как в этих моих дебильных снах.

Я стиснул зубы и осмотрелся. На дне канавы лежал мой вывернутый наизнанку рюкзак, а вокруг были разбросаны вещи, которые Ленька счел ненужным лишним грузом. Тут валялся и мой походный набор хирургических инструментов, и полевой комплект для взятия проб, и мешочек с гайками, и даже мой любимый зазубренный нож, который не всякому придется по вкусу. А то место, где все это время пролежало мое бездыханное тело, было щедро засеяно серебристыми упаковками презервативов. Видимо, сильно задела Леонида моя шутка про штопанные резиновые изделия, если ему не лень было оторвать от цельной ленты штук тридцать пакетиков и с презрением метнуть их в меня.

Из припасов остались лишь две пачки ржаных хлебцев, и то только потому, что их упаковки были порваны. В кучке возле рюкзака валялись разбитые колбы с агрессивными препаратами, которые я подготовил для Ленькиной казни. Вся остальная походная мелочовка личного использования также была небрежно разбросана. Оружия, ясен перец, этот упырь мне не оставил.

Рука потянулась за наладонником, чехол оказался пуст. Даже мой потертый аппарат этот гад утянул! Использовать его он точно не сможет, доступ к информации защищен паролем, но вот продать мой любимый проверенный временем и Зоной гаджет Ленька сможет запросто.

Интересно, сколько же я здесь провалялся? Я попытался встать, чтобы сориентироваться по солнцу, но острая боль в животе согнула меня буквой «Г». Источник режущей боли засвербел где-то в груди и вызвал приступ дикого чахоточного кашля. Так, стоя в канаве раком, я и харкал кровью, пока с очередным судорожным кашлевым толчком изо рта не вылетела деформированная пуля. Это хорошо, что она застряла внутри легких, – одной болезненной операцией стало меньше. Я последний раз сплюнул кровью и отдышался. По-хорошему, нужно было прямо сейчас извлечь две оставшиеся пули и отправляться в погоню за Леонидом. Но этот подонок не оставил мне ни одной аптечки с обезболивающим средством. Значит, резать надо будет по живому, точно как в моих ночных кошмарах.

Я поднял свой медицинский набор, достал скальпель, щипцы для извлечения пуль и улегся на склон. Ну, поехали. Я задержал дыхание и резко нажал на скальпель. Первой захотелось извлечь самую «болючую» пулю из брюшной полости, которая засела чуть выше и правее пупка. Боль была хоть и не такая ужасная, как в моих видениях, но все же слезы катились из глаз, а сквозь скрежет зубов периодически вырывались скрипучие стоны. И наконец, когда я выдернул из себя щипцы с расплющенной пулей, то не удержался и зарыдал, как ребенок. Последняя «маслина», скорее всего, засела где-то в печени. Поврежденный орган уже восстановился, и эта пуля не так сильно беспокоила меня, как первые две, а потому я решил извлечь ее в более комфортной обстановке. И вообще лучше пойти в сталкерский госпиталь к знакомому хирургу и попросить его это сделать. А пока нужно было срочно выдвигаться наперехват.

Я быстро собрал разбросанные в канаве вещи в мой опустевший рюкзачок и, сжимая в руке свой нож, вскарабкался вверх по склону. Солнце уже скатывалось к скалистым вершинам на горизонте; выходит, я провалялся здесь практически целый день. Как и предполагалось, канава находилась в «хищном лесу» на самом краю выкошенного взрывом леса.

Бегло изучив следы Ленькиных «копыт» вокруг канавы, я сильно удивился. Этот мудак вместо того, чтобы ломануться назад к Периметру, двинул прямиком в Зону. Не думаю, что он мог настолько сбиться с пути. Что-то здесь было нечисто. По логике вещей, любой новичок должен был, прыгая от счастья, ретироваться со своей драгоценной добычей в безопасное место, а этот полез в самую задницу, причем в одиночку. Я глянул на цепочку Ленькиных следов, и странная нехорошая догадка прогнала по коже колючий холодок. Похоже, мой бывший напарник отправился прямиком к Крысиному перевалу. Неужели он решил продолжить мою ходку и выйти в ту самую точку, которую я ему показал? Но для этого он должен был взломать мой навигатор или иметь свои собственные координаты указанного места. Но не мог же Паскаль и ему скинуть мой файлик с геометками? Или мог? А может быть, этот подонок Ленька украл их у брата, так же как и жидкий азот? Пусть так, но это все равно не объясняло Ленькиного желания встретиться с неизвестным ему «мистером Ч». Не станет же он предлагать ему выкупить найденный артефакт?..

Все это было крайне странно, но тем интереснее становилась моя предстоящая ходка, мой реванш-рывок. И хоть из оружия у меня остались лишь нож и скальпель, а из еды – две пачки хрустиков, отступать я и не думал. И даже наоборот, внутри зажегся дикий азарт. Я ощутил себя каким-то хищником-мутантом, коренным обитателем Зоны Три-Восемь, который вышел на охоту. И, вытащив из мешочка гайку, я отправился по следу.

Буквально на первых шагах я наткнулся на разорванный пополам труп лешего. Зная, какой прочностью обладают тела этих мутантов, я предположил, что хищную деревяшку вышвырнуло ударной волной прямо из разрядившегося облака и пронесло по воздуху метров двести, пока он не наткнулся на скалу, разрубившую его. Злобная мысль мелькнула в голове, и я задержался на несколько секунд, чтобы вырезать из гениталий мутанта парочку семян. Они мне пригодятся для дальнейших воспитательных работ.

Через равнину, на которой растянулся «хищный лес», я пронесся ударными темпами. В ход пошли все мои сталкерские навыки, все умения и особые способности. Следопыт был из меня не идеальный, но навьюченный под завязку Леонид оставил за собой очень много отчетливых следов. Где тяжело было различить отпечатки его тракторных подошв, там можно было сориентироваться по обломанным веткам. Бывший напарничек спешил и ломился сквозь заросли неуклюжим медведем. Что было понятно – ближайшая относительно пригодная для ночевки территория была у подножия первых невысоких гор по другую сторону студневой долины. А бурлящие разливы коллоидного газа лучше было преодолеть засветло.

Граница леса оборвалась резко, но я не спешил выходить в долину. Несколько долгих минут я пролежал под уродливой корягой, всматриваясь в изрезанную цветными ручьями территорию. Одному Создателю было известно, почему здешнюю каменную породу не разъедал «ведьмин студень», как он это делает в любом другом месте. Ведь сколько раз я тут ходил, а ландшафт практически не менялся. Даже студневые ручейки текли в своих старых руслах. А редкие «полноводные» разливы коллоидного газа лишь слизывали с поверхности долины нанесенный ветром и дождями мусор.

Цепь Ленькиных следов обрывалась на склоне в том месте, где недавний разлив «студня» подъел песок и почву, оголив под ними чистую скальную породу. Напарник подозрительно хорошо выбрал самое узкое место долины, чтобы пересечь ее. Что это было – совпадение, везучесть, присущая любому начинающему, или все же Ленька был не таким уж и новичком, каким хотел казаться?

Узкий перешеек в несколько километров и крутой подъем за ним просматривались хорошо. Моего бывшего напарника там не было. Видимо, он уже топал вдоль горного хребта, выбирая подходящее местечко для ночевки. И мне нужно было поспешить. Еще с десяток-другой минут, и солнце опустится за вершины. А фонарика мне паршивец Ленька не оставил. Прикинув на глаз самый выгодный маршрут, я выпрыгнул из-под коряги и понесся по склону.

Резвыми прыжками без малейших остановок я пересек долину и уже на противоположном склоне отдышался и отыскал Ленькин след. Расстояние между отпечатками значительно уменьшилось, а это говорило о том, что бывший напарник, преодолев самую опасную часть пути, больше не спешил и дальше потопал вразвалочку. Дойти до места ночлега времени у него было с огромным запасом, а вот у меня, похоже, уже совсем не осталось.

Красное солнце окончательно спряталось за горами, и Зону Три-Восемь поглотили сумерки. Пока еще было хоть что-то видно, я бежал по следу, порой пренебрегая опасностями, иногда теряя и вновь находя свежую цепочку отпечатков. А когда стемнело до такой степени, что различить что-либо на земле стало невозможно, я присел на ближайший валун и призадумался.

Идти дальше по следу уже нереально, но и оставаться здесь на ночевку – тоже не вариант. Ленька, выспавшийся и полный сил, выдвинется с рассветом, и догнать его с такой форой будет весьма проблематично. Нужно было любой ценой сократить разрыв между нами, а еще лучше – обогнать его и выйти в то место, через которое он в любом случае должен был пройти. И впереди, если мне не изменяет память, было одно такое местечко. Там я сам однажды попал в засаду корейских рейдеров. До него Ленька точно не смог дойти, с таким темпом ему бы не хватило времени. Да и мне, чтобы выйти на эту точку, нужно будет всю ночь через Зону пилить. Но если я успею, то лучшего места для засады не придумать, и тогда Леньке достанется с лихвой… Это, конечно, при условии, что он прется именно к Крысиному перевалу. А если нет? Ведь, потеряв сейчас след, я уже вряд ли смогу найти бывшего напарника.

Я взвесил все «за» и «против», встал и отправился самой короткой тропкой, какую только знал, к месту своей будущей засады. В любом случае нужно было попытать счастья. Будь у меня сейчас пристрелянный автомат, можно было бы не спешить, а завтра за целый день спокойно догнать подонка и атаковать его с любой позиции. Но, имея при себе только нож, на успех можно было рассчитывать лишь в случае грамотного выбора места засады. Да и ситуация осложнялась тем, что через сутки ходу лесистое подножье имело огромную скалистую пролысину аж на три дня пути, а следовательно, просматривалось и простреливалось на ура. И там уж мне точно ничего не светило.

Погодка выдалась безветренной и облачной. Луна спряталась за многослойной шторой облаков и едва подсвечивала здешние просторы. Дальше метать гайки было бессмысленно: оранжевый хвостик ленты растворялся во мраке уже через несколько метров полета. Я недовольно хмыкнул и полез в рюкзак за маленьким баллончиком гелия и презервативом. Никогда не думал, что опять воспользуюсь вот таким старым добрым средством безопасного сношения с аномальной реальностью. Последнее время я не передвигался ночью по Зоне, а если уж сильно припекало, то подсвечивал небо по пути следования фонариком.

Концентрированный узкий конус света ночью помогал выявить даже самые коварные аномалии, которые днем различить было невозможно. Фотоны, попадая в зоны измененного физического пространства, вели себя порой катастрофически ненормально. В некоторых невидимых аномальных кляксах свет мог всего лишь слегка преломиться, поглотиться или разложиться на спектральный пучок. А в некоторых особо редких зонах ИФП фотоны критически замедлялись и начинали вести себя, как жидкость или густой пар, закручиваясь в причудливые вихри. Отчего вся аномальная клякса начинала сиять, словно матовый плафон огромного ночника.

Я отпустил в небо свой «аэрозонд» и закрепил конец веревки на поясе. Теперь, если в пяти метрах надо мной что-то возникнет, будет слышен отчетливый хлопок. А дальше нужно рассчитывать исключительно на свое развитое чутье и сталкерскую удачу. Для дополнительной перестраховки я выломал себе двухметровый посох и по-быстрому, подсветив спичками, состряпал из пробирки и личинок короедов детектор аномалий, точно такой же, как накануне забацал Леньке. После чего, выставив перед собой посох, двинул по ночной Зоне.

Ночь на аномальных просторах – особое время. Мало того что тебя окружают всевозможные стремные звуки и зловещие искорки чьих-то глаз, так еще в небе начинают плавать косяки НЛО. Но эти летающие объекты можно лишь условно назвать неопознанными. Как правило, по ночам ярко светились лишь зоны ИФП плазменной природы, названия которых были известны даже новичкам. За одним крупным «горнилом» я даже пробежал несколько сотен метров, пока оно по плавной траектории не опустилось и не исчезло под землей. А чего? Если под него не подлезать, то получался такой себе гигантский самоходный фонарь.

И вот так, то еле ползая, прислушиваясь к своим ощущениям, то совершая стремительные рывки за летающими плазмоидами, я и провел пять увлекательных часов. Вести точный отсчет времени не было возможности: единственные часы, которые у меня были, беззвучно отсчитывали минуты на исчезнувшем наладоннике. Хорошо, что остался брелок с крохотным компасом, при помощи которого я сейчас хоть как-то ориентировался. И когда я уже окончательно вошел в особый ночной ритм передвижения, где-то совсем рядом, в километре-двух от меня, загромыхали очереди. По звуку – стрелял «калаш», бил затяжными, рожка два выплюнул, прежде чем прозвучали одиночные контрольные выстрелы. Видимо, кто-то отбивался от ночных гостей. И велика вероятность, что это был Ленька.

Я сошел с маршрута, отрезал свой «воздушный шарик» и осторожно выдвинулся в сторону недавней стрельбы. На подходе к месту я уловил едва ощутимый запах дыма и пьянящий аромат каких-то душистых специй. Мой желудок тоскливо пискнул, а рот заполнился слюной. Скорее всего, этот запах и привлек какую-то очень голодную зверушку. Я подкрался еще ближе и затаился за крупным поваленным деревом.

Метрах в двадцати от меня под горой чернела большая дыра, внутри которой слабо мерцали тлеющие угольки. Это был один из известных мне гротов, что частенько использовались сталкерами для ночлегов. Там внутри кто-то копошился и ворчал. Я прислушался. После серии кряхтений раздался трехэтажный мат. Это был Леонид, он перевязывал рану. Видать, бой с ночным гостем был жарким.

Тут же недалеко от входа в грот я разглядел какую-то тушку, в которой позже узнал крысуна. Полутораметровая помесь крысы, жабы и дикобраза была знатно порвана пулями. Подохшая скотинка была весьма опасной. Удивительно, что Ленька выжил в этой схватке. На моей памяти ни один новичок с крысуном не смог справиться. Гадина очень быстрая и крайне живучая, и чтобы эффективно с ней бороться, нужно знать уязвимые места мутанта, не поддаваться панике и уметь метко стрелять. Ну или научиться бегать по пересеченной местности чуть быстрее ста камэ в час, чтобы убежать от этой забавной зверушки.

Зная особенности поведения крысуна, я сейчас совсем не переживал о том, что еще какая-нибудь хищная гадина явится сюда на звуки стрельбы и запахи Ленькиного ужина. Этот мутант всегда охотится в одиночку и ревностно охраняет свои охотничьи территории. А значит, в округе на пять-шесть километров сейчас не было ни одного достаточно крупного хищника, способного справиться с вооруженным ножом человеком. Видимо, об этом знал и Леонид, потому как очень скоро я услышал из грота характерный длинный звук застегивающегося зиппера его спального мешка. Чтобы улечься спать после такого боя, мало быть уверенным, что тебя больше никто не побеспокоит, нужно еще иметь и стальные яйца в штанах. Ох, чует мое сердце, с этим Ленькой что-то совсем нечисто. Но тем интереснее будет заполучить его в качестве трофея.

Я выжидал час за часом, пока густой мрак ночи не начал таять в первых лучах рассвета. К тому времени я уже нашел и вырвал большой лоскут рыжего мха, который в простонародье назвали «вечный сон». Это растение обладало одним весьма неприятным свойством. Кто его не знал и засыпал рядом с этой гадостью, действительно уже никогда не просыпался. Дело в том, что коварное растение вырабатывало летучий фермент без запаха. И хоть эти испарения практически развеивались на расстоянии тридцати сантиметров от зарослей мха, но любой, кто достаточно близко оказывался к растению и вдыхал фермент, отрубался на несколько часов. А так как мох вырабатывал свой наркотик без перерыва, то и спать человек мог до тех пор, пока не умрет от истощения или пока его не сожрут пробегающие мимо любители свежего мяса.

Сняв ботинки, я осторожно подкрался к самому входу. В одной руке я крепко сжимал нож, а в другой, вытянутой подальше от себя, держал охапку мха. Конечно, можно было и ночью наведаться в гости к моему бывшему напарнику, но тогда я точно не заметил бы шести установленных у входа растяжек и обязательно влетел бы в одну из них. А так, успешно преодолев ловушки, я подкрался к самому спальному мешку. Затаив дыхание, я смотрел на ненавистную Ленькину рожу и медленно приближал к его лицу лоскут «вечного сна». В самый последний момент Ленька что-то почувствовал и неожиданно проснулся. Он судорожно дернулся, в его глазах мелькнуло искреннее удивление и жалкая такая скулящая просьба о пощаде, но было уже поздно. Наркотик начал действовать. Я резко придавил клок мха к его лицу, придержал его руки, которые пролезли через прорези в спальнике и уже вцепились в «калаш», и подождал несколько минут, чтобы уже наверняка Ленька погрузился в глубокий беспробудный сон.

После чего я забрал его автомат, извлек засранца из спального мешка и связал так крепко и надежно, как только умел. А потом подошел к потухшему костру, открыл еще теплый котелок и с аппетитом навернул ароматную похлебку, оставленную Леонидом на завтрак.

Всю эту долгую ночь я вынужден был просидеть в облаке тонкого убийственного аромата, исходящего из грота. Так долго надо мной еще никто не издевался, не терзал самой извращенной и жесткой «пыткой колбасой»…