Текст книги "Выстрел"

– Петренко, говорите сугубо по делу! Что было дальше?

– А дальше мы осторожно, чтобы ветка случайно не хрустнула под ногой, отступили к машине. Сели в неё, закрылись, дрожа от страха, завели мотор, да и рванули – на полной скорости…. Почему этот кровавый упырь у вас, начальник, разгуливает без наручников? Бросится ещё, не дай Бог! Покусает, зарежет, расчленит…

Когда сержант вывел задержанных из кабинета, Ник, не дожидаясь вопросов лейтенанта, объявил:

– Я никогда не видел этих несимпатичных и насквозь лживых граждан. И ни с какими иностранцами не встречался прошлой ночью. Да и пожилую женщину не резал большим ножиком. Готов подтвердить свои слова на детекторе лжи. Более того, категорически настаиваю на этом! А показания двух этих, как вы сами недавно выразились, клоунов из бродячего цирка-шапито, не стоят и выеденного яйца…

– На чём вы, извините, настаиваете?

– На детекторе лжи!

– Ну, батенька, это вы загнули! – смешливо прыснул старший лейтенант. – Откуда, спрашивается, у нас – детектор лжи? Вы посмотрите на эти некрашеные стены и на облезлую мебель …. А вот необходимые причиндалы для снятия отпечатков пальцев, как раз, имеются.

– Зачем вам мои отпечатки? Они имеют какое-то отношение к вчерашнему убийству? Так ведь бабушку, вроде, и не душили…, – непонимающе усмехнулся Ник.

– Кто знает, кто знает…. Может, да. Может, и нет…. Только вот, имеет место быть одна закавыка. На картонном пакете из-под яблочного вина, найденном на автобусной остановке, имеются чёткие отпечатки пальцев двух людей. Один из них – задержанный Оганесян. А вот кто, интересно, второй? Вдруг, этого второго зовут – Нестеров Николай Сергеевич? Что скажете на это, уважаемый гражданин Нестеров?

– Если даже и так, то это абсолютно ничего не меняет, – Ник нервно и презрительно передёрнул плечами. – Распитие спиртных напитков на автобусной остановке? То есть, в общественном месте? Всего лишь мелкое административное нарушение, сопровождаемое копеечным штрафом…. Какое это имеет отношение к убийству? Никакого, ясен пень…

– Не скажите, милейший Николай Сергеевич! Не скажите…. Сегодня улика – всего лишь косвенная, а завтра, глядишь, уже прямая.… Опять же, вы – этими отпечатками – будете однозначно уличены во лжи. А если данное дело будет рассматривать суд присяжных? Тогда именно субъективные факторы могут выйти на первое место – со всеми вытекающими последствиями.

Ник почувствовал, что засыпает. Причём, засыпает – без единого шанса на достойное сопротивление. Сон, словно густой осенний туман, плотно и планомерно опутывал его беззащитное сознание, превращая в беспомощное огородное растение….

«Превращаясь в обычный топинамбур[5]5
  Топинамбур – огородное растение, родственное картофелю.


[Закрыть]», – любезно подсказал всесторонне развитый внутренний голос.

– Лёня, не подскажете, где тут у вас можно немного поспать? – с трудом выдавил из себя Ник, устало прикрывая глаза. – Сморило меня что-то…. Наверное, перенервничал, переволновался. Одно к другому. Незнакомый мужской носок на подоконнике, теперь вот подлые и сумасбродные наветы. Мол, хобби у меня такое – по ночам убивать немощных старушек, претворяясь иностранцем…

– Поможем, Николай Сергеевич, не сомневайтесь, – долетел откуда-то издалека уверенный голос старшего лейтенанта. – Сейчас вас ребята проводят в отдельную камеру, там коечка имеется – с мягким матрацем, простынкой и подушкой…. Агафоныч! Курточку обязательно снимите с клиента, чтобы, не дай Бог, не помялась. Ботинки стащите с ног, чтобы лишний раз не пачкать простыню…

Сон был каким-то вязким и медленным, наполненным приятной лёгкой истомой и ненавязчивыми успокаивающими картинками: зелёные поля, заполненные летним разнотравьем, чёрно-белые стрижи, мелькающие над берегом широкой и ленивой реки, абсолютно голая Мария, грациозно заходящая в светло-голубую речную воду…

– Так, помощнички фиговы! На всякий случай крепко держите руки и ноги, – донёсся сквозь сон властный и строгий женский голос. – Кузнецов, закатай-ка ему рукав рубашки на левой руке. Хватит, и так сойдёт! Кубика два, наверное, будет вполне достаточно. Вечером, если что, добавим…

Ник, почувствовав лёгкую боль от укола, напрягся, но уже через секунду расслабился, чувствуя, как по всему телу побежала приятная, мягкая и бесконечно тёплая волна…. Ещё мгновение, и он опять оказался на Заброшенных Крышах.

– Все мы – лишь маленькие и неразумные дети, заблудившиеся в бескрайней пустыне, – глубокомысленно изрёк Кот, на этот раз умело прикуривая предложенную Ником сигарету. – Чёрная беспросветная ночь. Ни единого огонька вокруг. Небо покрыто плотными серыми тучами. Луна и звёзды? Забудьте…. А впереди – сплошные засады и горести…

Ник тоже закурил, машинально отметив про себя, что количество сигарет в пачке не уменьшается.

«Видимо, очередной местный фокус какой-то», – подумал он и через полминуты небрежно поинтересовался:

– Кстати, Маркиз, друг мой, вы за этими дружескими посиделками о некой загадочной особе – по имени Анхелина Томпсон – не забыли? Думаю, что от отведённых уважаемым Ангелом трёх с половиной часов мало, что и осталось, минут сорок-пятьдесят, не больше.

Кот даже на месте подскочил – на добрые полметра.

– Как же это я так сплоховал? – забормотал извинительно. – Всё этот речистый Айвенго! Как начнёт травить бесконечные байки о своих легендарных подвигах, да баллады героические распевать, так и забываешь напрочь о делах насущных, в транс впадаешь – что тот глухарь по ранней весне. Как же, читали об этих экзотических птичках…. А сейчас, друг Ник, давай-ка я заскочу тебе на плечо – для ускорения и удобства предстоящего путешествия. Да и двинем, благословясь. Конверт с этим Небесным Посланием спрячь в карман, а по дороге я тебе всё об этом деле и расскажу подробно, заслушаешься…

Удобно устроившись на плече у приятеля, Кот скомандовал:

– Видишь вон там, на норд-осте, серую длинную трубу? Вот и чеши смело в том направлении! То бишь, прямо на неё, на серенькую. Она здесь одна такая…. Бог даст, не промажем!

Глядя то себе под ноги, то, сверяя правильность курса, на серую трубу, Ник упруго зашагал по Заброшенным Крышам. Буро-красная старинная черепица, металлические гладкие листы, нестерпимо блестевшие в лучах двух половинных солнц, серый рубероид, покрытый узорчатыми трещинами, снова черепица – на этот раз – красная, новёхонькая…

– Теперь можно и рассказ начать, – тихонько, по-домашнему уютно замурлыкал над его ухом Кот. – Значится, дело было так…

Эта история произошла лет сто тому назад, а, может, и все сто пятьдесят. Карибия тогда только-только обрела независимость. Стояла, жила-поживала на берегу тропического, лазурно-изумрудного моря большая деревушка. А, может, просто маленький посёлок, дававший приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей – пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывающимся от правосудия стран Большого Мира. Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие – в буро-малиновую крапинку.…Та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно. А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было – так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира « La Golondrina blanka[6]6
  Перевод с испанского языка – «белая ласточка».


[Закрыть]»?

И вот, представь себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты – высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает в Миссии за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и математике, а в деревне появляется только по крайней необходимости – купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.

Звали её – Анхелина Томпсон. И была она такая хрупкая, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у злобных и вечно голодных бродячих собак на глазах наворачивались крупные слёзы сочувствия. Ходили упорные слухи, что жених Анхелины трагически погиб где-то на северных золотоносных приисках, вот она от безысходной тоски и уехала служить Господу в далёкую католическую Миссию.

Но разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки особого внимания – тропические цветы дарить охапками, через посыльных мальчишек-индейцев предлагать крупные золотые самородки. Но только не принимала она тех подарков и цветов, всё с посыльными возвращала обратно. Лопнуло тогда терпение у карибских бродяг. И однажды, уже под вечер, дружной толпой человек в шестьдесят-семьдесят пожаловали они к недотроге в гости.

Жила мисс Анхелина в скромной глинобитной хижине рядом с Миссией, и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы, неизвестные тогда в Карибии. Видимо, привезла с собой из Американских Штатов черенки. Вернее, роза была всего одна, остальные не прижились и со временем завяли.

Выдвинули пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный и жёсткий ультиматум: мол, либо она сама незамедлительно укажет на своего избранника, то есть, на мужчину, с которым согласна разделить брачное ложе, либо всё решит честный и непредвзятый жребий. Так ли, иначе, но свадьбе к заходу солнца быть!

Грустно и печально улыбнулась тогда Анхелина, и спокойно, не моргнув глазом, ответила, мол: – «Я, конечно, уступаю грубому насилию. А суженого выберу сама: сейчас срежу жёлтую розу и вручу её своему принцу…».

Радостно заволновались женихи, восторженно завопили – в предвкушении незабываемого свадебного спектакля.

А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля, и аккуратно воткнула – розу себе в причёску, кинжал – себе в сердце…

– Тут эту занимательную и, безусловно, поучительную историю заморозили на неопределенное время, – неожиданно прервал повествование Кот. – И оказалась наша прекрасная мисс Томпсон – в ту же самую секунду – прямо на Заброшенных Крышах. Цела и невредима, понятный хвост! Долго её судьбу решали тутошние Умники. Очень долго…. Решили, видимо. Не иначе, в конверте, принесённом Бородачом, и содержится данное судьбоносное решение.

– Как мне помнится, Маркиз, ты тогда возмущался нешутейно, мол: – «Сами, видите ли, не могут! Тоже мне, выискались трепетные неженки…». А, действительно, почему Дежурный Ангел самолично не вручил конверт мисс Анхелине? – Ник всегда любил порядок во всём, и вообще, уважал стройные логические построения, дающие ответы на самые заковыристые вопросы.

Кот, ловко почесав задней лапой свою «щёку», охотно пояснил:

– Они завсегда чувствуют – кто перед Ними. Помнишь, как этот крылатый Бородач с нами высокомерно разговаривал и презрительно тыкал? Это потому, что он точно знал: мы с тобой обыкновенные олухи и разгильдяи, вышедшие – без всяких конкретных целей и задач – погулять по Заброшенным Крышам. Чего с такими незначительными и никчемными персонами особо церемониться? А, вот, перед мисс Анхелиной теряется их высокородная Братия. Видимо, чувствуют, Умники Небесные, что она совсем другого полёта птица, и им совсем не ровня. В смысле, очень Высокого Полёта…. Извини, но не смогу объяснить лучше…. Кстати, вот и нужная труба. Всё, делаем привал!

– Привал, так привал, – Ник присел на корточки и помог своему усатому товарищу спуститься на «землю».

Упруго выгнул спину, Кот устало зевнул и, осторожно выглянув из-за серой трубы, сообщил:

– Ага, практически пришли, метров девяносто-сто всего-то и осталось. Вот, полюбуйся-ка на сказочную картинку.

Ник пристроился рядом. Действительно, открывшийся взору пейзаж был необычайно красив и эстетичен: аккуратная разноцветная палатка, а вокруг неё – сотни, а быть может, тысячи, разномастных кадок, вазонов, горшков и горшочков, заполненных великолепными жёлтыми розами. Легкий ветерок ненавязчиво и игриво принёс воистину неземные ароматы, несколько вздохов – и голова закружилась, закружилась…

Вокруг горшков и кадок ловко перемещалась высокая, очень стройная девушка с большой жестяной лейкой в руке, напевая что-то светлое и мелодичное, зовущее и завораживающее одновременно.

– Почему же мы остановились? – взволнованным шёпотом спросил Ник, не отрывая взгляда от необычной девушки. – Давай выйдем, а? Нам же надо торопиться, как Ангел велел…

– Успеем ещё! – легкомысленно отозвался Кот. – Давай-ка конверт. Ознакомимся, для начала, с его содержимым. Давай, давай! А то ведь так и не узнаем, что произошло на самом деле. Только и останется, что верить всяким сказкам и легендам…. А тут, как никак, первоисточник!

Кот непринуждённо вскрыл конверт, достал из него несколько тонких листов светло-розовой бумаги и погрузился в чтение. Ник покорно и терпеливо ждал, уже зная наверняка, что всякого рода понукания его новый дружок – абсолютно и однозначно – терпеть не может.

– Однако! – Кот неуловимым движением достал откуда-то из воздуха самые настоящие очки, ловко водрузил их на свою пушистую мордочку и с удвоенным вниманием принялся изучать Небесный документ.

Ник непонимающе помотал головой: – «То раскладные стулья появляются «из неоткуда», теперь вот – очки. Непрост этот кот – по имени Маркиз. Ох, непрост, бродяга усатый! Если он, конечно же, и на самом деле тот, за кого выдаёт себя …».

– Забавно и неординарно! – Кот, явно, был чем-то удивлён, причём, судя по внешним признакам, удивлён приятно. – Дай-ка, Николай, ещё одну сигаретку. Для ускорения умственного процесса, так сказать.

Прикурив, Кот со вкусом затянулся и продолжил:

– Представляешь, оказывается, что и нашим Умникам Небесным – ничто человеческое не чуждо! Выясняется, что иногда и Они отваживаются на решения, полные слюнявого гуманизма и истинной справедливости….

Анхелина Томсон – самоубийца, как не крути. Грешница страшная, в Аду ей гореть вечно…. А вот, на тебе, причислили к лику Святых! Ну, надо же! Невероятно и невозможно! Но в Небесном Документе всё чётко прописано. Без всяких разночтений и лицемерных двоякостей. Послушай – с того места, где я давеча остановился….

…А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля, и аккуратно воткнула – розу себе в причёску, кинжал – себе в сердце. И упала бездыханной…

Долго стояли бандерлоги над мёртвым девичьим телом, стояли и скорбно молчали. Потом похоронили девушку, а над её могилой поставили каменную часовню. Городок же нарекли – Сан-Анхелино. И стали все и повсюду – с искренним пылом и рвением – выращивать жёлтые розы.

А ещё через некоторое время, как-то сам собой, родился один милый и симпатичный обычай: когда мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце, то он ей дарит жёлтую розу. Если она согласна, то цветок принимает и бережно пристраивает в свою причёску. Вот здесь всё только и начинается….

Видимо, дух невинно убиенной Анхелины Томпсон так и не нашёл покоя, всё бродит по городку и его окрестностям, да и вмешивается, ни у кого не спрашивая на то разрешения, в дела любовные. Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные и сугубо меркантильные, то тут же раздаётся негромкий хлопок, и виновник впадает в самый натуральный летаргический сон. Нет, не навсегда, каждый раз по-разному, видимо, в зависимости от степени нечестности. Кто-то десять минут спит, а кто-то полтора месяца.

Ну, и с женщинами и девушками, которые принимают цветок без должных на то оснований, то есть, без настоящей и искренней любви, происходит то же самое.…Бывает, правда достаточно редко, что засыпают оба, и жених, и его потенциальная невеста. Одна брачующаяся пара полгода проспала. Потом несостоявшиеся супруги почти одновременно – с разницей в три часа – проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, рассмеялись по-доброму и стали закадычными друзьями.

А ещё иногда происходит следующий природный казус: девушка втыкает в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером-ухажёром, а над Сан-Анхелино неожиданно загорается-вспыхивает яркая, многоцветная радуга. Это означает – по уверению знающих людей – что всё хорошо, и Святая Анхелина благословляет этот конкретный брак …

– Красивая история! – Ник не знал, что ещё и сказать.

– Требуется слегка уточнить, – не согласился его полосатый и дотошный напарник. – Получилась – очень красивая История…. Эй, там, Наверху! Приём-приём! – громко закричал Кот. – Спасибо Вам, на этот раз! Нормально придумали, молодцы!

– И думали совсем недолго, всего-то лет сто пятьдесят, – чуть слышно, себе под нос, пробормотал Ник, лукаво подмигивая Коту.

– Не стоит благодарностей! – равнодушно пророкотало с Небес. – Исполняйте порученное!

Девушка сама шла им навстречу. Тоненькое породистое лицо, белокурые волнистые волосы, наполовину скрытые капюшоном тёмно-синего плаща, и глаза – голубые, огромные, печальные. До чего же огромные, Боги мои! До чего же – печальные…

– Здравствуйте, Кот! Приветствую вас, благородный Ник! – будто морской прибой прошелестел мелкой галькой о прибрежный песок. – Вы мне принесли вести от Них? Давайте же скорей! Давайте! Я любое решение приму с искренней радостью и полной покорностью…

Анхелина взяла протянутые бумаги, пробежала по ним взглядом, перечитала несколько раз и подняла глаза на пришедших. До чего же огромные глаза, Боги мои! До чего же – счастливые…

– Прощайте, Кот! Прощайте, благородный Ник! – прошелестел морской прибой мелкой галькой о прибрежный песок. – Я готова, Господи! Пусть всё состоится! Пусть! Только о розах моих, пожалуйста, позаботьтесь…

Мгновенье, и прекрасная Анхелина Томпсон исчезла, растворившись в Небытие….

– Вот так-то оно, добрый мой Ник…, – печально и мудро вздохнул Кот. – Вот ещё, не успел тебе сказать. На могиле Святой Анхелины, в просторной часовне, поставили белоснежный камень, а на нём – выбили такое простенькое стихотворение:

 
Жёлтое солнце в её волосах.
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.
Жёлтое солнце в её волосах.
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.
Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали – одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.
Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина на всех парусах
Мчится от берега прочь.
Камень коварен. Камень жесток.
И, словно в страшных снах,
Маленький, хрупкий жёлтый цветок
Плачет в её волосах…
 

– Красиво и справедливо, – печально, в унисон другу вздохнул Ник. – Бывает на этом свете всякое, чего и приснится никому – на этом конкретном свете – не может. Да и на всех прочих…. Никому и никогда, безвозвратно и навсегда…

Проснулся он от того, что кто-то вежливо и одновременно настойчиво тряс его за плечо.

– А? Что? – Ник сел на койке, торопливо провёл ладонью по лицу.

– Там начальство прибыло, – заговорщицки подмигнул ему сержант Агафоныч. – Вас требует в кабинет. В срочном порядке. Одевайтесь. Может, помочь с ботинками? – коротко кивнул головой в сторону младшего сержанта, стоящего рядом.

– Сам справлюсь, – пообещал Ник, а уже через две-три секунды понял, что это будет сделать очень непросто: левая рука, в сгиб локтя которой что-то вкололи, практически не сгибалась, пальцы шевелились с трудом.

А ещё в голове и в душе царила странная апатия: было на всё, абсолютно на всё, наплевать. Наплевать и забыть навсегда…

«Видимо, вкололи что-то психотропное, качественно парализующее волю», – между подозрительно-прямых извилин мозга проползла одинокая и равнодушная мысль. – «Одно только странно: почему до сих пор не появился Ануфриев? Марьяна же ему звонила…».

– Ладно, помогите уж, – отринув останки гордости, попросил Ник. – И с ботинками, и с курткой…

Перед выходом из камеры на его руках защёлкнули наручники.

– Начальство велело, – словно бы оправдываясь, сообщил Агафоныч.

Кабинет подполковника Старко разительно отличался от кабинета старшего лейтенанта Лёни: просторный, светлый, белый подвесной потолок с импортными светильниками, стены, обшитые тёмными дубовыми панелями, итальянская офисная мебель, над шикарным письменным столом – поясной портрет Президента в затейливой раме.

«Солидно и богато!», – мысленно констатировал Ник. – «Попахивает пошлым и самодовольным барством…».

Ник – по скупому знаку-кивку Агафоныча – устроился на стандартном табурете, стоящем в дальнем углу кабинета. Седоусый сержант – всё с тем же автоматом на плече – дисциплинированно замер в двух метрах. Лейтенант Лёня осторожно присел на самый край хрупкого стильного стула, положив перед собой на широкий стол скромный картонный скоросшиватель. Подполковник же, не обращая на вошедших никакого внимания, продолжал что-то сосредоточенно и увлечённо записывать золочёным «Паркером» в толстую тетрадь, низко склонив голову и выставив на всеобщее обозрение ярко-выраженные залысины.

Наконец, он вставил «Паркер» в гнездо специальной малахитовой подставки, захлопнул тетрадь, небрежно отодвинул её в сторону и начальственно вскинул голову вверх.

«А ведь я его уже где-то видел», – лениво подумал Ник. – «Или он просто здорово похож на кого-то из моих знакомых? Только вот, на кого конкретно? Определённо, напрашивается какая-то смутная ассоциация. Напрашивается, и тут же ускользает…».

Подполковник хмуро и вдумчиво посмотрел на посетителей, после чего желчно поинтересовался:

– Уже сняли у подозреваемого отпечатки пальцев?

– Не успели, – виноватым голосом доложил старший лейтенант. – Господину Нестерову неожиданно стало плохо, пришлось его поместить на койку. В смысле, на койку в камере. Его наша доктор осматривала, даже сделала общеукрепляющий профилактический укол.

– Ну, и ладно! Успеете ещё, – небрежно отмахнулся Старко. – А вот именовать этого блондинистого типа «господином», пожалуй, больше не стоит. Похоже, что он – на очень долгие годы – останется только «гражданином»…

Подполковник достал из-под стола новёхонький чёрный портфель (китайский ширпотреб, сработанный под «фирму») поставил на стол, раскрыл и вытащил из его недр полупрозрачный полиэтиленовый пакет с непонятным продолговатым предметом внутри.

– Неужели нашли орудие убийства? – совершенно по-детски восхитился сержант, он же – бывший старший следователь прокуратуры.

– Он, охламон столичный, ещё спрашивает! – надулся гигантским мыльным пузырём Старко. – Более того, я лично и обнаружил – в ста двадцати метрах от места преступления, в старой, наполовину обвалившейся траншее, заполненной дождевой водой. Вот так надо работать! Учитесь, салаги! Интересуетесь, что лежит в пакете? Отличный охотничий нож! Причём, очень приметный, с закреплённой на деревянной ручке латунной пластиной. А на пластине имеется чёткая гравировка: «Николаю Нестерову от верных друзей. На его тридцатилетие». Как вам это понравится?

Милиционеры ещё о чём-то переговаривались между собой, но Ник их больше не слушал. Противная и устойчивая апатия мешала правильно воспринимать действительность. Складывалось ощущение, что всё это происходит с кем-то другим, а он сам, Николай Нестеренко, является случайным сторонним наблюдателем – равнодушным и совершенно нелюбопытным.

Лишь одно обстоятельство интересовало его, но только слегка, так сказать, поверхностно: – «Обвинение в убийстве – дело очень серьёзное, плюсом нехилые улики множатся и накапливаются. А моя тонкая психика молчит и никак не реагирует на это. Где же они – хвалёные галлюцинации и неверные фантомы? Где все эти вампиры, монстры, убийцы, оборотни, кровососы и вурдалаки?»…

Кто-то вежливо подёргал его за рукав куртки, и голос сержанта Агофоныча строго велел:

– Подозреваемый, очнитесь! К вам обращаются! Приём-приём?

Ник отчаянно помотал головой, отгоняя прочь вязкое оцепенение, и встретился взглядами с подполковником. Глаза у Старко были странным: изучающими, внимательными, любопытными.

«Так смотрят на цирковых мартышек в розовых юбочках, умеющих кататься на двухколёсном велосипеде», – невесело хмыкнул внутренний голос.

– Ну, подозреваемый Нестеренко, будем подписывать явку с повинной? – проникновенно и ласково поинтересовался подполковник. – Улики-то неопровержимые, как не крути…. Ведь это, братец, твои отпечатки пальцев на винном пакете?

– Мои, конечно.

– Может, в пресс-хату тебя, несмышлёныша, определить? Рассказать, что там сделают с тобой за первые два часа пребывания? Нарисовать эпическую картину – масляными красками – в стиле доходчивого реализма?

– Не надо меня никуда определять, – апатично передёрнул плечами Ник. – Раз все улики на лицо, то передавайте дело в суд. Признательные показания? Извините, но я никогда не лгу. То есть, почти никогда…. Зачем же мне сейчас оговаривать самого себя? В общем-то, незачем…. Я просто могу письменно подтвердить, что точно не помню, что было прошлой ночью. Вернее, почти ничего…. Могу очень подробно описать все свои визуальные и слуховые галлюцинации, вызванные последствиями тяжёлого психического заболевания…. Вас устроит такой подход?

– Уже неплохо! – довольно хохотнул подполковник. – Старший лейтенант, оформите данное признание и снимите с подозреваемого гражданина Нестерова отпечатки пальцев. Пока только с пальцев рук. Ноги подождут до завтра…. Ха-ха-ха! Шутка такая. А потом мы сделаем так….

Довести начальственные инструкции до подчинённых Старко не успел: в коридоре раздался заполошный топот ног, зазвучали взволнованные – с нотками откровенной паники – голоса. Дверь приоткрылась, и в её проёме показалось испуганное лицо юного младшего сержанта, минут десять назад любезно помогавшего Нику надевать куртку и ботинки.

– Т-там это, – сильно заикаясь, доложил младший сержант, преданно округляя глаза. – Хозяин п-пожаловал. Уже под-д-днимается по л-лестнице. Какие будут п-приказания?

– Первым делом, надо срочно отконвоировать подозреваемого гражданина в камеру, – озабоченно нахмурился подполковник. – Лучше, в дальнюю, в полуподвал. Агафоныч, озаботься, пожалуйста. Ты же, Лёня, спрячь все документы по Нестерову. Подальше, в сейф патологоанатома.

– Зачем, Сергей Андреевич?

– Надо так, Лёня. Надо! Предчувствия у меня….

Предчувствия подполковника не обманули. Младший сержант, звонко и болезненно ойкнув, словно получив под зад крепкий пендаль, скрылся. Дверь широко распахнулась, и в кабинет вихрем ворвался низенький милицейский генерал: носатый, глазастый, с бесконечно-презрительной миной на щекастой физиономии.

«Натуральный Наполеон Бонапарт, только с усиками-ниточками», – вяло отметил Ник. – «Самодовольный такой типчик. Сатрап, бурбон и монстр – местного розлива. Впрочем, судя по живым и внимательным глазам, при этом далеко не дурак…».

– Общий привет, служивые! – бодро и сыто рыкнул генерал. – Все вон, бездельники! Разбежались по рабочим местам! Считаю до двух, потом открываю огонь на поражение…. Шутка такая, понятное дело. Гы-гы-гы! Старко и подозреваемый гражданин остаются, остальные свободны. Да, и все бумаги по делу Нестерова оставьте на столе. Все, я сказал! Если ещё есть что-нибудь – тащите…. Эй, Иваныч! Это и есть – твой человечек? Сонный он какой-то, будто с сильнейшего и хронического похмелья. Никак не тянет – на начальника охраны…

Из-за генеральской спины выглянул банкир Ануфриев, коротко улыбнулся и успокаивающе подмигнул.

«Иван Иванович», – заторможено обрадовался Ник. – «И выглядит как всегда, солидно и импозантно до полного восторга. За версту видно, что четверть века провёл в доблестных и жутко секретных органах. Рыцарь плаща и кинжала, мать их. Джеймс Бонд российского производства…».

Генерал барственно развалился в кожаном кресле, предупредительно освобождённом подполковником, небрежно полистал бумаги, подшитые в скоросшивателе лейтенанта Лёни, брезгливо скривился, по полированной столешнице отправил папку к Ануфриеву и, грозно нахмурив густые чёрные брови, вопросительно уставился на Старко:

– Ну, что ещё накопали, сыщики хреновы?

– Вот, стопроцентная улика! Козырная и решающая! – подполковник, самодовольно улыбаясь, указал пальцем на полупрозрачный полиэтиленовый пакет. – Охотничий нож с гравировкой имени и фамилия владельца. То бишь, искомого убийцы…

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался генерал. – Смотри-ка, и точно! «Николаю Нестеренко от верных друзей. На его тридцатилетие». Офигеть и не встать! Держи, Иван Иванович! – пакет заскользил по столешнице вслед за картонным скоросшивателем.

Ануфриев не стал рассматривать ножик, а демонстративно медленно открыл свой шикарный портфель настоящей крокодиловой кожи (не чета плебейскому портфельчику подполковника!) и невозмутимо отправил туда и картонный скоросшиватель, и полиэтиленовый пакет со стопроцентной козырной уликой.

– Позвольте! Как же так? – побледнев, опешил подполковник. – Ведь дело уже открыто…

– Молчать, гнида вальяжная! – приказал генерал и, демонстрируя серьёзность своих намерений, от души вмазал кулаком по столешнице. – Слоновий бивень тебе в одно неприглядное место! Как открыл, так и закроешь! Не маленький…. Не слышу ответа?! Звёздочки плечи жмут?

– Так точно! Слушаюсь! – Старко незамедлительно вытянулся в струнку. – Всё будет выполнено, господин генерал!

– То-то же! Ладно, подполковник, живи пока. Распорядись, чтобы с гражданина Нестерова сняли наручники….

«Сколько же Ануфриев заплатил генералу?», – задумался Ник. – «Ну, да, конечно же! Через несколько суток приезжают ювелиры из Южной Африки. В банковском депозитарии будет алмазов храниться – на многие миллионы долларов. В этой ситуации без проверенного начальника охраны никак нельзя…. Поэтому и галлюцинаций не было. Знать, в глубине души я был железобетонно уверен, что Иван Иванович придёт на помощь и вытащит из ментовского узилища…».

– Емельян Семёнович, господин генерал! – подал голос Старко. – Тут у нас образовалась ещё одна неприятность.

– Конкретно докладывай, районный! Не жуй сопли!

– Есть, не жевать! Задержали американскую подданную…

– Американскую? – неприятно удивился генерал. – Это вы погорячились, братцы! Неосторожность и тупость проявили, так сказать, мать вашу легкомысленную…. А за что, кстати, арестовали?

– В паспорте этой иностранки нет российской визы.

– Как так? Что ещё за хрень?

– Понятия не имею, Емельян Семёнович! Натуральная американская подданная. Зовут – Анхелина Томсон. А российская виза отсутствует…

– Доставить в кабинет эту непонятную особу! Я сам с ней буду говорить. В том плане, чтобы соблюсти высокую дипломатию. Наломать дров – дело нехитрое. Раз, два, и наломали…. Только при этом надо чётко знать меру. Вдруг, эти дрова – совсем и непростые? В том плане, что секретные и всё такое? – генерал многозначительно откашлялся, после чего выжидательно посмотрел на Ника и Ануфриева. – Всё, господа штатские, не смею вас больше задерживать! Всех благ и денег побольше! Заглядывайте, если нужда возникнет…. Например, когда толстые пачки зелёных американских купюр не будут помещаться в карманы. Гы-гы-гы! Шутка такая…