Текст книги "Стихотворения"

Избранники

 
Печально, что народ
Становится толпой
И в лидеры берет
Обиженных судьбой.
 
 
Избранники толпы,
С решимостью в очах,
В делах пока слабы,
Зато смелы в речах.
 
 
И давний наш кумир,
Актер и нацгерой,
Вновь удивляет мир
Своей плохой игрой.
 
 
Он шубу шьет себе
Из собственных речей.
Он подобрал к толпе
Достаточно ключей.
 
 
Но прыгают слова,
Как по полу горох,
Толпа всегда слаба,
Когда слабак пророк.
 
 
Печально, что народ
Становится толпой.
И Сахаров встает
Принять неравный бой.
 
 
И мечутся слова,
Как бисер по траве.
Толпа всегда права,
Поскольку в большинстве.
 

1989

Накануне операции

 
Человек умирает дважды:
Первый раз – в своих мыслях тягостных,
Равнодушно или отважно,
Но от собственного диагноза.
 
 
Я прошел этот долгий ужас
Одиночества и отчаянья,
Когда жизнь – это просто участь,
Что внезапно в тебе кончается.
 
 
А второй раз он умирает
В самом деле – легко иль горестно —
Оттого, что смертельно ранен,
От болезней или от возраста.
 
 
А которая смерть страшнее —
Я не знаю. И знать не хочется.
Я пока только жить умею.
Я всегда не любил одиночества.
 

1987

«Чего ты больше ей принес…»

 
Чего ты больше ей принес —
Нежданных радостей иль слез?
 
 
Печали тихой перед сном,
Когда так пуст бывает дом?
 
 
Когда подушка горяча,
И горяча рука во тьме,
 
 
И нет любимого плеча,
Чтобы забыться в сладком сне?
 
 
Чего ты больше ей принес —
Переживаний или грез?
 
 
Весёлой нежности любви?
Иль одиночества с людьми?
 
 
Весенних грез
Иль стылых вьюг?
Иль бесконечности разлук?
 
 
Чего ты больше ей принес? —
Себя ты спросишь в сотый раз.
И вновь забудешь свой вопрос
Вблизи ее счастливых глаз,
В медовом запахе волос…
 
 
Чего ты больше ей принес?
 

1982

«Жизнь прожита…»

 
Жизнь прожита…
Но всё еще в начале.
Я выйду в поле.
Как я полю рад!
Здесь тыщи солнц
Подсолнухи качали,
Посеянные сорок лет назад.
 
 
Как будто ничего не изменилось.
Село мое, сожженное в войну,
По-прежнему рассветами дымилось,
Не нарушая дымом тишину.
 
 
Сейчас пастух на луг коров погонит,
И ранний дрозд откликнется в лесу,
И тихие стреноженные кони
Повалятся в прохладную росу…
 

1981

«Я вижу – в море входишь ты…»

Болгарский этюд

 
Я вижу – в море входишь ты,
В его прохладный рокот.
И столько вечной красоты
В твоих движеньях робких.
 
 
И я хочу, чтоб в этот миг
Сквозь суету и волны
Тебя волнением настиг
Восторг мой затаенный.
 
 
Чтоб ты душою унеслась
В мое воображенье,
Где надо всем одна лишь власть
Духовного сближенья.
 
 
Когда состарят нас года,
Разлуки, расстоянья, —
Ты будешь вечно молода
В моих воспоминаньях.
 

1981

«Какая поздняя весна!..»

 
Какая поздняя весна!
Опять за окнами бело.
А ты со мною холодна,
Как будто душу замело.
И я не знаю – чья вина.
 
 
И я не знаю – чья вина.
Всё перепуталось вокруг.
В календаре давно весна,
А за окном бело от вьюг.
 
 
А за окном бело от вьюг.
И ты прости меня, мой друг,
За эту хмарь, за этот дождь,
За эту белую метель,
За то, что наш с тобой апрель
На осень позднюю похож.
 
 
Мы непогоду переждем.
Еще иные дни придут,
Порядок в небе наведут.
Мы пробежимся под дождем,
И смоет он печаль с души.
Растопит солнце
В сердце лед.
Ты огорчаться не спеши, —
Весна в пути,
Она придет.
 
 
Какая поздняя весна!..
Как велика ее вина!
 

1980

Вечерний пейзаж

 
Зеленый водопад плакучих ив
Беззвучно ниспадает в гуще сада.
Не от него ли так легка прохлада?
Не потому ли вечер так красив?
 
 
И очень жаль,
Что рядом нет тебя,
Что эту красоту
Ты не увидишь.
Вон тополь встал —
Как будто древний витязь,
Поводья еле слышно теребя.
 
 
Вот выкована ель из серебра —
Таких красивых не встречал я сроду.
О, как бы ни любили мы природу,
Нам век не оплатить ее добра.
Благословляю тихий звон дубрав
И красоту, что вновь неповторима,
Мне в сердце проливается незримо
Покой деревьев и доверье трав.
 
 
Мы все в гостях у этой красоты.
Приходим в мир —
Ее любить и помнить.
Потом однажды —
Утром или в полночь —
Уйдем,
Оставив легкие следы.
 

1980

Раненый орел

Н. Кабулу

 
Я к друзьям приехал в гости.
Горы, воздух —
Синий край.
И над быстрой речкой мостик —
Что твоя дорога в рай.
 
 
Здесь у речки утром ранним
Мы увидели орла.
Кем-то был он подло ранен,
В пятнах крови – полкрыла.
 
 
Не за то ль орел наказан,
Что так верен небесам?
Он смотрел зеленым глазом,
Полным ненависти к нам.
 
 
Мы с орлом вернулись к дому,
Оказав владыке честь…
Всё он понял по-другому,
Отказался пить и есть.
 
 
Мы снесли его к подножью,
В голубую круговерть.
В небо он взлететь не может,
Может рядом умереть.
 
 
Но, взглянув на нас без гнева,
Он поднялся тяжело
И пошел пешком на небо,
Волоча свое крыло.
Шел орел осиротело,
Клювом мясо рвал с крыла,
Будто выклевать хотел он
Боль, что тоже в небо шла.
 
 
Только там он может выжить
Иль погибнуть в синеве…
 
 
Он успел на память вышить
Строчку красную в траве.
 

1981

«Я прощаюсь с тобой…»

 
Я прощаюсь с тобой…
Ухожу.
Я целую твои онемевшие руки.
И сквозь боль
Улыбнусь твоему малышу —
Лишь один он
Спасти тебя может в разлуке…
 
 
Я прощаюсь с тобой…
Ухожу.
Шаг до двери —
О, как он мучительно труден!
Всё, что было у нас,
Я в себе уношу.
В жизни той
Ничего уже больше не будет.
 
 
Мы опять остаемся с тобою одни.
Ухожу из судьбы твоей
В горькую память.
Ты в былое вернись,
В те венчальные дни,
Когда словом своим
Я не мог тебя ранить.
 
 
Оглянусь еще раз…
Ты стоишь у окна,
Словно памятник
Нашей любви и печали.
 
 
И кончается жизнь
Для тебя и меня,
Потому что любовь у нас
В самом начале.
 

1980

«Везли по улицам Москвы…»

 
Везли по улицам Москвы
Прах Неизвестного Солдата.
Глазами скорби и любви
Смотрели вслед мы виновато.
 
 
И в те минуты вся страна
Прильнула горестно к экранам.
И ворвалась в сердца война —
И к молодым, и к ветеранам.
 
 
Ко дням потерь и дням разлук
Нас память снова уносила.
И рядом с дедом плакал внук,
Еще всего понять не в силах.
 

1980

Ваганьковский город

 
Я стою над могилой Сергея Есенина…
Ветер листья на скорбные плиты намел.
Сколько в городе этом навеки поселено
Неразгаданных судеб,
Забытых имен.
 
 
Может, кто-то из них в те далекие годы
Знал при жизни поэта.
Встречал, говорил,
От хулы заслонял,
И берег в непогоды,
И боялся за хрупкость невидимых крыл.
 
 
Он прошел по земле,
По распахнутым душам…
И, когда закружилось над ним воронье,
По Москве, по кабацкой —
По той и грядущей —
Он на добрых руках
Плыл в бессмертье свое.
 
 
Но осталась Россия —
Навеки любимой
В каждой строчке его,
Полной грусти и гроз.
И с надгробья он смотрит
Умышленно мимо —
Мимо скорби и жалости,
Вздохов и слез…
 

1985

Разговор с морем

 
Которые сутки все море штормит,
Неужто на шторм не истрачен лимит?
 
 
Но катятся волны с утра до утра,
А все говорят, что природа мудра.
 
 
Вон сколько впустую истрачено сил,
Как будто бы кто-то об этом просил.
 
 
Капризный, неистовый, злой водоем, —
Мне жалко всю живность, живущую в нем.
 
 
Наверно, у крабов от шума мигрень.
Я морю кричу: «Неужели не лень
Тебе эти тонны бросать день-деньской?!
Неужто тебе не приятен покой?»
 
 
И море вступило со мной в разговор.
«Я мщу за молчание мертвых озер.
 
 
За горькую тишь изведенных лесов.
За память притихших речных голосов.
 
 
Хочу, чтоб вам души омыла волна,
Чтоб помнили люди – Природа сильна…»
 

1983

«Афганистан болит в моей душе…»

 
Афганистан болит в моей душе.
Мне слышатся бессонными ночами
Стихи Лоика в гневе и печали…
И выстрелы на дальнем рубеже.
 
 
Я вспоминаю утренний Кабул.
Всё необычно в маленькой столице:
И сумрак гор, и робкий голос птицы,
И улиц пробуждающийся гул.
 
 
Я вспоминаю утренний Кабул.
Его прохладу и его контрасты.
И вновь шепчу я сквозь разлуку:
– Здравствуй!
Прости, что на покой твой посягнул.
 
 
Но нет покоя на земле твоей,
А есть борьба,
Есть мужество и верность.
Надежду в сердце невозможно свергнуть,
Как невозможно позабыть друзей.
 
 
Я помню тот попутный самолет,
Которым мы летели над горами.
И среди нас один был ночью ранен,
Да всё шутил —
До свадьбы заживет.
 
 
Как много дней промчалось с той поры!
Как много слов и встреч не позабылось!
Судьба моя, ты окажи мне милость —
Дай мне побыть у той святой горы.
 
 
Где завершится наш последний бой,
И кто-то вдруг ничком на землю ляжет.
И чья-то мать в слезах о детях скажет..
И те слова услышим мы с тобой.
 
 
Афганистан болит в моей душе.
И все – кого я встретил и не встретил —
Пусть долго будут жить на этом свете,
Как тишина на дальнем рубеже.
 

1985

«Зависть белой не бывает…»

 
Зависть белой не бывает.
Зависть свет в нас убивает.
Ну а тот, кто ею болен, —
У того душа темна.
И в поступках он не волен,
Ибо всем вершит она.
 
 
Мы смирились с тем, что зависть
Судит всех без доказательств.
Ей достаточно улик —
Этот счастлив.
Тот велик.
 
 
И чужой судьбою мучась,
Умирая от обид,
Всё надеется на случай,
Что когда-нибудь получит
То,
Что ей в других претит.
 

1985

День тишины

 
Живу я с ощущением вины
За то, что сердце разучился слушать.
Давайте учредим День тишины,
Чтоб поднялись над суетою души.
 
 
Как тих бывает на рассвете дом,
Когда всё спит – и лифт, и телефоны!
Мы так от напряженья устаем,
Как содержанье устает от формы.
 
 
Давайте учредим День тишины
И перегрузки с наших связок снимем.
Пусть смолкнут на трибунах крикуны
И потеряют голос подхалимы.
 
 
Нам не хватает всем такого дня,
Когда вокруг всё истинно и немо…
Друзья не уставали б от меня,
Как устает от самолетов небо.
 

1986

«Я живу под Ташкентом в зеленом раю…»

 
Я живу под Ташкентом в зеленом раю.
Осыпаются яблони в душу мою.
И такая вокруг тишина, красота,
Словно заново здесь моя жизнь начата.
 
 
И стихи, и ошибки мои впереди.
И любимая женщина где-то в пути.
Наши радости с ней, наши горести с ней
Время копит пока что для будущих дней.
 
 
Я наивен еще и доверчив пока.
И врага принимаю за дурака.
Еще нету со мною любимых друзей.
Лишь надежды да небо над жизнью моей.
 
 
Я живу одиноко в зеленом раю.
Вспоминаю… И заново мир познаю.
 

1983

«Легко быть смелым, если разрешили…»

 
Легко быть смелым, если разрешили…
 
 
А как же мы в былые годы жили?
Рукоплескали глупостям не раз,
И это так объединяло нас!
 
 
Кричали хором, что идем вперед,
А думали совсем наоборот.
 
 
И в наших душах зарождался хаос…
Столица от приезжих задыхалась.
Им всем хотелось колбасы и масла,
Чтобы надежда вовсе не угасла.
 
 
Пила Россия, от невзгод больна.
И в том беда ее, а не вина.
Я написал тогда стихи – «Россия пьет» —
Их напечатал только мой блокнот.
 
 
Народ еще был робок и несмел,
Он лишь терпеть и бедствовать умел.
Но Кремль уже готовил нам Указ…
И гласность шумно воцарилась в нас.
 

1986

«Ты была в моей жизни?..»

 
Ты была в моей жизни?
А может, приснилась…
Или я всё придумал
И ты – это миф?
И былое твое —
Словно стершийся снимок,
И былое мое —
Как забытый мотив?..
 
 
Если вдруг мы с тобою
Увидимся где-то,
Я тебя не узнаю.
И ты не узнай.
Потому что давно отцвело
Наше лето
И забвенью оставило
Свой урожай.
 

1987

После нас

Андрею Вознесенскому

 
Всё будет так же после нас,
А нас не будет.
Когда нам жизнь сполна воздаст —
У мира не убудет.
 
 
По небу скатится звезда
Слезой горючей.
И не останется следа —
Обычный случай.
 
 
Я вроде смерти не боюсь,
Хотя нелепо
Порвать загадочный союз
Земли и неба.
 
 
Пусть даже ниточкой одной,
Едва заметной,
Став одинокой тишиной
Над рощей летней.
 
 
Негромкой песней у огня,
Слезою поздней.
Но так же было до меня.
И будет после.
 
 
И всё ж расстаться нелегко
Со всем, что было,
И с тем, что радостно влекло
И что постыло.
Но кто-то выйдет в первый раз
Вновь на дорогу.
И сбросит листья старый вяз
У наших окон.
 
 
Всё будет так же после нас.
И слава Богу.
 

1980

Сыну

 
Я помню, как мне в детстве
Хотелось быть взрослей…
Сейчас – куда бы деться
От взрослости своей!
 
 
Не стоит торопиться
Да забегать вперед.
И что должно случиться,
Тому придет черед.
 
 
Придет пора влюбиться,
Пора – сойти с ума.
Вернулись с юга птицы,
А здесь еще зима.
 
 
Вернулись с юга птицы,
Да не спешит весна.
Не стоит торопиться,
Ведь жизнь у всех одна.
 

1985

«В этот солнечный горестный час…»

 
В этот солнечный горестный час,
Что потом в наших душах продлится,
Снова счастье уходит от нас
Сквозь чужие улыбки и лица.
 
 
Мы сидим на пустынной скамье
В многолюдном распахнутом сквере.
И глаза твои плачут во мне,
И слова мои всё еще верят.
 
 
Мы уходим из этого дня,
Чтоб расставить в судьбе нашей вехи.
Как ты смотришь сейчас на меня! —
Словно мы расстаемся навеки.
 
 
И, когда тебя взгляд мой настиг,
Я услышал сквозь нежность и жалость,
Как в душе твоей мечется крик,
Нестерпимо во мне продолжаясь.
 

1985

Песня к спектаклю

 
Горьких глаз твоих колдовство,
Как болезнь, из меня выходит.
Возле имени твоего
Чуда в сердце не происходит.
 
 
Я прошел твою ворожбу
По своей, не по чьей-то воле.
Поменяли мою судьбу,
Как кассету в магнитофоне.
 
 
Доиграли мы до конца.
Перематывать – смысла нету.
Тихий свет твоего лица
Лег печалью на ту кассету.
 

1985

Тетива

 
1
 
 
Реликтовая роща.
Реликтовый прибой.
Бастующая площадь.
Отчаянье и боль.
 
 
Земля великих судеб,
Неповторимых дат,
Где будущее судят
И прошлое корят.
 
 
Друзья, что с вами стало?
И что у вас стрялось?
Страна от бед устала,
А вы и с нею врозь.
 
 
Встревоженные горы,
Ночные миражи.
Грузинские затворы,
Абхазские ножи…
 
 
Накалены газеты
От страсти и борьбы.
Пороховое лето.
И первые гробы.
 
 
2
 
 
Я плачу по убитым
И за живых боюсь.
Не дайте же обидам
Разрушить наш союз!
Я – «инородец здешний»,
«Московский оккупант», —
Живу одной надеждой:
На разум и талант.
 
 
Над прошлым и грядущим
Есть только Божья власть.
Спасите ваши души,
Чтоб от вражды не пасть!
 
 
Начните жизнь сначала,
Коль продолжать нельзя.
…У старого причала
Качается земля.
 
 
Крутые разговоры,
Опасные слова.
Здесь каждый дом и город
Звенит, как тетива.
 
 
Но на земле абхазской,
В любом ее селе,
Я принят и обласкан,
Как важный гость в Кремле.
 
 
В любом краю грузинском,
Лишь ступишь на порог,
Прием всегда изыскан,
Сердечен и широк.
 
 
Да что же с вами стало?
И что у вас стряслось?
Земля от бед устала,
А ваши души врозь.
 
 
И каждый дом и город
Звенит, как тетива.
Крутые разговоры.
Опасные слова…
 

1989

Семидесятые годы

* * *

«Я сегодня там, где шумит пурга…». На строительстве дороги Тюмень – Сургут – Нижневартовск

А мне приснился сон

И. Л. Андроникову

 
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
 
 
Дуэль не состоялась.
Остались боль да ярость,
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…
 
 
К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил.
 
 
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
 
 
Все было очень просто:
У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали, —
В серебряной пыли.
 
 
Он вышел поклониться,
Сказать – пускай не ждут.
Могло всё измениться
В те несколько минут.
 
 
К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,
Растаяла вдали.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
 
 
Под дуло пистолета,
Не опуская глаз,
Шагнул вперед Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,
Что говорит он другу…
 
 
И опускает руку
Несбывшийся Дантес.
 
 
К несчастью, пленник чести
Так поступить не смел.
Остался он на месте.
И выстрел прогремел.
 
 
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
 

1976

«Когда вам беды застят свет…»

 
Когда вам беды застят свет
И никуда от них не деться, —
Взгляните, как смеются дети.
И улыбнитесь им в ответ.
 
 
И, если вас в тугие сети
Затянет и закрутит зло, —
Взгляните, как смеются дети…
И станет на сердце светло.
 
 
Я сына на руки беру.
Я прижимаю к сердцу сына
И говорю ему – «Спасибо
За то, что учишь нас добру…»
 
 
А педагогу только годик.
Он улыбается в ответ.
И доброта во мне восходит,
Как под лучами первый цвет.
 

1970

Учителя

 
Учителей своих не позабуду.
Учителям своим не изменю.
Они меня напутствуют оттуда,
Где нету смены вечеру и дню.
 
 
Я знаю их по книгам да портретам,
Ушедших до меня за много лет.
И на Земле, их пламенем согретой,
Я светом тем обласкан и согрет.
 
 
Звучат во мне бессмертные страницы,
Когда мы об искусстве говорим.
Всё в этом мире может повториться,
И лишь талант вовек неповторим.
 
 
К учителям я обращаюсь снова,
Как к Солнцу обращается Земля.
И всё надеюсь: вдруг родится слово
И улыбнутся мне учителя.
 

1978

«Ничего не вернешь…»

 
Ничего не вернешь…
Даже малого слова.
Ни ошибок,
Ни радости,
Ни обид.
Только кто-то окликнет меня
Из былого —
И душа замирает.
И сердце болит.
 
 
Мы когда-то о жизни своей загадали,
Да сгорели ромашки на прошлой войне.
Не мелели бы души,
Как речки, с годами.
Я хотел бы остаться на той глубине.
 
 
Ничего не вернешь…
Оттого всё дороже
Переменчивый мир,
И морозы, и зной.
Мы судьбою не схожи,
Да памятью схожи.
А поэтому вы погрустите со мной.
 

1975

«Не замечаем, как уходят годы…»

 
Не замечаем, как уходят годы.
Спохватимся, когда они пройдут.
И все свои ошибки и невзгоды
Выносим мы на запоздалый суд.
 
 
И говорим – «Когда б не то да это,
Иначе жизнь мы прожили б свою…»
Но призывает совесть нас к ответу
В начале жизни, а не на краю.
 
 
Живите так, как будто наступает
Тот самый главный, самый строгий суд.
Живите, – словно дарите на память
Вы жизнь свою
Тем,
Что потом придут.
 

1974

Аварийное время любви

 
Твои смуглые руки – на белом руле.
Аварийное время сейчас на Земле.
Аварийное время – предчувствие сумерек.
В ветровое стекло вставлен синий пейзаж.
Выбираемся мы из сигналящих сутолок,
И дорога за нами – как тесный гараж.
 
 
В чей-то город под нами спускается Солнце,
Угасает на небе холодный пожар.
Аварийное время навстречу несется,
Как слепые машины с бельмом вместо фар.
 
 
От себя убежать мы торопимся вроде.
Две тревожных морщинки на гретхенском лбу.
На каком-то неведомом нам повороте
Потеряли случайно мы нашу судьбу.
 
 
Аварийное время настало для нас.
Вот решусь – и в былое тебя унесу я.
Ты в азарте летишь на нетронутый наст,
И колеса сейчас, как слова, забуксуют.
 
 
Аварийное время недолгой любви.
Всё трудней и опаснее наше движенье.
Но не светятся радостью очи твои,
Словно кто-то в душе поменял напряженье.
 
 
Светофор зажигает свой яростный свет.
Подожди, не спеши… Мы помедлим немного.
Будет желтый еще. Это да или нет?
Пусть ответит дорога…
 

1977

«Когда я долго дома не бываю…»

 
Когда я долго дома не бываю,
То снится мне один и тот же сон:
Я в доме нашем ставни открываю,
Хотя давно живет без ставен он.
 
 
Но всё равно я открываю ставни,
Распахиваю окна на рассвет.
Потом, во сне же, по привычке давней
Я рву жасмин и в дом несу букет.
 
 
Отец не доверяет мне жасмина
И ветви все подравнивает сам.
И входит мама.
Говорит: «Как мило…»,
Цветы подносит к радостным глазам.
 
 
А после ставит тот букет пахучий
В кувшин, который я давно разбил.
И просыпаюсь я на всякий случай,
Поскольку раз уже наказан был.
 
 
И всё меня в то утро беспокоит,
Спешат тревоги вновь со всех сторон.
И успокоить может только поезд,
Что много раз разгадывал мой сон.
 

1977

Старый Крым

Марине

 
Мы приехали не вовремя:
Домик Грина на замке.
Раскричались что-то вороны
На зеленом сквозняке.
 
 
Домик Грина в тишине.
Я смотрю поверх калитки.
И почудилась в окне
Мне печаль его улыбки.
 
 
Нас к нему не допускают,
Нас от Грина сторожат.
И ограда зубы скалит,
Точно сорок лет назад…
 
 
Но спасибо добрым людям:
Снят замок, открыта дверь.
Не одни мы Грина любим,
Не одни скорбим теперь.
 
 
Мы заходим в домик низкий,
В эту бедность и покой.
Свечи – словно обелиски
Над оборванной строкой.
 
 
Всюду даты и цитаты.
Не изменишь ничего.
Все мы горько виноваты
Перед памятью его.
 
 
И за то, что прожил мало,
И за то, что бедно жил,
И за то, что парус алый
Не всегда нам виден был.
 

1974

Отец

 
Отец мой сдает.
И тревожная старость
Уже начинает справлять торжество.
От силы былой так немного осталось.
 
 
Я с грустью смотрю на отца своего.
 
 
И прячу печаль, и смеюсь беззаботно,
Стараясь внезапно не выдать себя…
Он, словно поняв, поднимается бодро,
Как позднее солнце в конце октября.
 
 
Мы долгие годы в разлуке с ним были.
Пытались друг друга понять до конца.
Года, как тяжелые камни, побили
Веселое, доброе сердце отца.
 
 
Когда он идет по знакомой дороге,
И я выхожу, чтобы встретить его,
То сердце сжимается в поздней тревоге.
 
 
Уйдет…
 
 
И уже впереди никого.
 

1975

«Живу не так, как бы хотелось…»

 
Живу не так, как бы хотелось.
Заели суета и быт.
И осторожность, а не смелость
Порою мной руководит.
 
 
Живу не так, как мне мечталось,
Когда я пылок был и юн.
И только музыка осталась
От тех, не знавших фальши, струн.
 
 
Живу не так, как нас учили
Ушедшие учителя,
Когда судьбу Земли вручили,
О чем не ведала Земля.
 
 
Живу не так… но, слава Богу,
Я различаю свет и мрак.
И не судите слишком строго
Вы все, живущие не так.
 

1978

«Поэзия жива своим уставом…»

 
Поэзия жива своим уставом.
И если к тридцати не генерал,
Хотя тебя и числят комсоставом,
Но ты как будто чей-то чин украл.
 
 
Не важно, поздно начал или рано,
Не всё зависит от надежд твоих.
Вон тот мальчишка – в чине капитана,
А этот, старец, ходит в рядовых.
 
 
Пусть ничего исправить ты не вправе,
А может, и не надо исправлять.
Одни идут годами к трудной славе,
Другим всего-то перейти тетрадь.
 

1975

В мае 1945 года

 
Весть о Победе разнеслась мгновенно.
Среди улыбок, радости и слез
Оркестр Академии Военной
Ее по шумным улицам понес.
 
 
И мы, мальчишки,
Ринулись за ним —
Босое войско в одежонке драной.
Плыла труба на солнце, словно нимб,
Над головой седого оркестранта.
 
 
Гремел по переулкам марш победный,
И город от волненья обмирал.
И даже Колька,
Озорник отпетый,
В то утро никого не задирал.
 
 
Мы шли по улицам,
Родным и бедным,
Как на вокзал,
Чтобы отцов встречать.
И свет скользил
По нашим лицам бледным.
И чья-то громко зарыдала мать.
 
 
А Колька, друг мой,
Радостно и робко
Прохожим улыбался во весь рот,
Не зная,
Что назавтра похоронка
С войны минувшей
На отца придет.
 

1973