Текст книги "«Дней Александровых прекрасное начало…»: Внутренняя политика Александра I в 1801–1805 гг."

Н. Н. Новосильцов 18 ноября представил на очередном заседании комитета свой доклад, в котором он поведал о консультациях с Н. С. Мордвиновым и Ф. С. Лагарпом. Они рекомендовали не объединять обе вышеуказанные меры, а выкуп дворовых вообще отложить, чтобы не вызвать «возбуждения слишком больших надежд» у крестьян и беспокойства дворян. С этим последним соглашался и Новосильцов, отмечавший, что уже ходят разные слухи и общественное мнение считает государя «слишком склонным к освобождению». Император согласился, что надо отсрочить выкуп. Но вот другие члены комитета «были иного мнения». Все они высказались. Граф В. П. Кочубей посчитал несправедливым и неблагоразумным давать льготы иным сословиям, обойдя крепостных, что еще и опасно; дворяне будут недовольны любыми мерами по ограничению их прав над крепостными, поэтому меры надо проводить «одним разом». Князь А. Чарторыйский согласился с Кочубеем и нашел, что крепостничество «столь ужасно», что ничто не должно удерживать от его «нарушения». Кочубей тут же присовокупил, что в Малороссии, Польше и Прибалтике никогда не было отдельной продажи крепостных без земли, и следует этот порядок распространить на всю Россию.

Очередь дошла до графа П. А. Строганова. Свою речь автор записок привел полностью. Он начал с вопроса о возможном недовольстве дворянства предлагаемыми мерами. Его основная масса «невежественна», не видит ничего выше власти императора и не способна даже к малейшему сопротивлению. Образованная часть дворянства немногочисленна и не склонна к противодействию. «Усвоившие настоящее понятие справедливости» будут сочувствовать предложенным мерам, другие же только «поболтают». Кроме того, крупным помещикам, по мнению Строганова, нечего бояться мер по ограничению их прав по отношению к крепостным. Среди девяти миллионов крепостных имеются разные настроения, но они везде чувствуют тяжесть «рабства». Далее Строганов рассуждал о «цезаризме» народа, который готов приписывать всякие «стеснительные меры» не государю, а его министрам. В заключение граф в противоположность Нивосильцову доказывал, что опасность заключается не в освобождении крестьян, а «в удержании крепостного состояния».

Вторым вопросом, поднятым на этом заседании, была роль Государственного совета. Многие, в особенности граф С. Р. Воронцов, считали, что все важнейшие государственные дела должны обсуждаться в Совете, который состоял бы из всех «министров», как в Англии (так подошли к вопросу о министерской реформе). Члены комитета отметили отличие английского кабинета министров (партийного) от российских реалий, когда «министры» могут быть не согласны между собой. Государю же друзья порекомендовали, чтобы генерал-прокурор А. А. Беклешов и Д. П. Трощинский, по его указанию, одни дела вносили в Совет, а другие, требующие особой тайны, – в особый комитет. Александр Павлович не возражал, но и не пришел к определенному решению. Закончилась встреча разговором по частностям[55]55
  Там же. С. 51–54; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 95–96; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 65; Она же. Век Пушкина. С. 21–22; Мироненко С. В. Указ. соч. С. 70–71; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 121–122.


[Закрыть].

21 ноября «Негласный комитет» возобновил обсуждение вопроса о Государственном совете. Вначале решали, какие дела в него вносить. Затем граф В. П. Кочубей зачитал записку Ф. С. Лагарпа «о порядке прений в Совете». Н. Н. Новосильцов рассказал Лагарпу о неупорядоченности прений в этом органе, когда одновременно могут выступать разные лица. Швейцарец предлагал назначить вице-президента Совета, который бы следил за порядком, предлагал на обсуждение вопросы, подытоживал высказанные предложения и следил за составлением протоколов. В развитие министерского проекта Лагарп заключал, что «министры» должны войти в Совет, но только с совещательным голосом. Александр Павлович согласился с опасениями своего бывшего наставника, что в Совете между «министрами» будет корпоративная договоренность и они станут поддерживать друг друга. Члены комитета же считали, что такой опасности нет и сейчас только одно «несогласие». Граф П. А. Строганов высказался за то, чтобы в России появилось «согласное министерство», члены которого стремились бы к одной и той же цели, указанной государем. Александр I после этого решил, чтобы «министры» заседали в Совете на равных с прочими членами, и поручил Кочубею составить «план» состава Совета и его занятий. В конце император сообщил, что собирается создать особый комитет по «приведению в лучшее положение Крыма». Из членов «Негласного комитета» он пожелал ввести в него Кочубея[56]56
  Извлечения из заседаний. С. 54–55.


[Закрыть].

Проекты указов по крестьянскому вопросу и Государственному совету рассматривались 25 ноября. В ответ на предложение членов комитета вынести для обсуждения на Совет указ о разрешении покупать землю лицам податных сословий император отметил, что дело это уже решено и вряд ли стоит по этому вопросу обращаться в этот орган. Соответствующий указ Александр Павлович намеревался обнародовать в день своего рождения (12 декабря, что и было сделано – подробнее об этом в следующей главе). Он также пожелал в тот же день восстановить ордена Св. Владимира и Св. Георгия. Когда друзья посчитали, что государь вполне заслужил то, чтобы возложить на себя орден Св. Владимира, Александр I отметил, что примет такую награду через двадцать лет, если увидит, что Россия достигнет желанной им степени благосостояния. Тогда же граф В. П. Кочубей начал критиковать реорганизацию в прежнее царствование удельных имений, с чем император согласился[57]57
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

В сентябре 1801 г. граф А. Р. Воронцов получил пост канцлера, то есть стал главой Коллегии иностранных дел. Ноябрем того же года датируется его записка на имя Александра I. В этом документе Воронцов высказался по самому широкому спектру государственных дел. Начал он с обычных восторгов по поводу вступления на престол Александра Павловича. Далее канцлер заявил, что, хотя со времен Петра I велась работа по благоустройству России, она еще отнюдь не завершена. Автор позитивно отнесся к петровским преобразованиям в области государственного управления, а также по военной части. Царствование Анны Ивановны он критиковал за засилие немцев, а елизаветинский период назвал «счастливым». Время Екатерины II характеризовал «большим блеском», который придали успешные войны и территориальные приобретения. Однако негативной стороной царствования Воронцов считал почти ежегодные рекрутские наборы и «изнурявшие» страну налоги. Критиковал граф и усиливавшуюся с елизаветинских времен «роскошь». Правление Павла I привело к «совершенному хаосу». От экскурса в историю канцлер переходит к рецептам, как вести дела теперь: если не преобразовать Государственный совет, то он превратится в «ничтожный» орган, каким являлся Совет при Павле I; ныне Совет малоэффективен, и нужно, чтобы в нем заслушивались дела, которые «приватно» докладываются государю, да и сам бы он присутствовал на заседаниях Совета. Воронцов весьма критически оценивал большинство лиц, введенных в последние годы в Сенат. Из-за них этот орган «обратился… в большую ничтожность». Канцлер также рекомендовал рассмотреть и упорядочить государственные доходы и расходы, привести в порядок и «ясность» налоги и подати, «соизмерить» состояние и число монеты и бумажных денег. В части военной автор обратил внимание на «разоренное» состояние флота. Причем это «явилось» в нынешнее лето причиной, почему флот стоял в гаванях, когда «англичане в наших водах разъезжали». Правда, Воронцов признавал, что «по многим причинам» Россия не может быть в числе первенствующих морских держав. Основное могущество страны – в ее сухопутной армии. Автор высказался за «рассмотрение» состояния промышленности и торговли, за пересмотр таможенных тарифов в пользу расширения отпуска товаров и за «свободный ход» внутренней торговли. Задачи внешней политики канцлер сформулировал так: новые приобретения не нужны, новые войны не желательны. Можно заключить, что в своей записке императору канцлер граф А. Р. Воронцов высказывался за преобразование Государственного совета и Сената в духе их большей дееспособности и важности для проведения политического курса, а также за развитие экономики в условиях большей свободы. Однако, по его мнению, порох следует держать сухим (это видно из критики состояния военно-морского флота)[58]58
  Архив Воронцова. М., 1883. Кн. 29. С. 453–469; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 70–74.


[Закрыть].

На заседании «Негласного комитета» 2 декабря зачитывался проект указа о разрешении представителям податных сословий приобретать земли, составленный Н. Н. Новосильцовым. Как мы помним, автором самой идеи являлся Н. С. Мордвинов. Членами комитета и императором были предложены редакционные поправки, а затем проект все-таки решили внести в Государственный совет, которому в нем не разрешалось ничего менять. Государственный совет заслушал проект. Д. П. Трощинским были оглашены замечания государя: не скупят ли земли богатые купцы, которые не будут их обрабатывать, но займутся перепродажей, и в связи с этим не следует ли установить специальные подати в случае приобретения земель «сим родом людей»? Члены Совета отметили, что сумма податей будет присоединена к цене за землю при сделках с простыми обывателями и, следовательно, обратится на последних. Устанавливать подобную подать «справедливо» только после того, как земля станет приносить прибыть. Этим Совет и ограничился (указ вышел 12 декабря – см. выше). Завершилось заседание 2 декабря обсуждением дипломатических вопросов[59]59
  Извлечения из заседаний. С. 55–56; Архив Государственного совета. С. 723–725; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 155, 164; Окунь С. Б. Указ. соч. С. 144–145; Мироненко С. В. Указ. соч. С. 69–70.


[Закрыть].

Собрание 9 декабря началось с вопроса графа В. П. Кочубея к императору: кого тот предполагает назначить министром коммерции вместо отставленного князя Гагарина? Среди вероятных кандидатур назывался и граф Н. П. Румянцев (введенный в Государственный совет еще 9 сентября), который и занял этот пост. Затем все внимание переключилось на графа П. А. Строганова, который стал зачитывать свою записку о реформе Сената. Начав с истории вопроса, Строганов повторил сентенцию о том, что государю «больно видеть Сенат в унизительном состоянии» и он желает придать этому органу то же значение, каким Сенат пользовался при Петре I. Далее выступавший вспомнил ход обсуждения этого вопроса в «Негласном комитете» и Сенате. Особенно Строганов подчеркнул, что друзья императора не советовали ему лишать «правительство» свободы в дальнейших распоряжениях (намекая на скорую министерскую реформу?) и поддержать Сенат как высший судебный орган. В плане сохранения административных прав предусматривался надзор над коллегиями и губернскими властями. Далее происходил обмен мнениями по второстепенным вопросам. Первым из членов «Негласного комитета» в Государственный совет был введен 18 декабря граф В. П. Кочубей[60]60
  Извлечения из заседаний. С. 56–57; Архив Государственного совета. С. 5–6; История Правительствующего сената. С. 49; Семевский В. И. Указ. соч. С. 163; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 122–123; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 58.


[Закрыть]. 23 декабря Александр Павлович сказал друзьям, что еще не успел подготовиться по вопросу о Сенате и предложил заняться иным, а именно: заслушать вначале записку Ф. С. Лагарпа о народном образовании. Предлагалась система управления: особый комитет во главе с министром, с соответствующими подразделениями в губерниях и с инспекторами из дворян на местах. Лагарп рекомендовал открыть школы в сельских поселениях, понимая, что в России это будет трудно сделать. Члены комитета заметили, что наше народное образование «представляет необычайную смесь и пестроту». Граф П. А. Строганов стал рассуждать о разнице между общим и специальным образованием и о различном их уровне. Ссылки при этом на Францию вызвали замечание императора, что не все иностранное удобно вводить в России. В другом своем письме государю Лагарп выступил против сохранения поста канцлера, считая, что при этом приобретаются огромная власть и влияние. Конкретно же он предостерегал от назначения графа А. Р. Воронцова, считая, что он будет противиться замышляемым реформам. Опасения швейцарца по поводу канцлерской власти парировал Строганов, приводя примеры из недавнего прошлого, когда огромным влиянием пользовались персоны не из-за своих должностей, но по доверенности к ним государей. Что ответили друзья на нападки в адрес Воронцова – не сказано. Однако мы знаем их позитивное мнение об этом политическом деятеле[61]61
  Извлечения из заседаний. С. 57–58.


[Закрыть].

Замечаниями Александра I на записку о Сенате графа П. А. Строганова началось заседание 30 декабря. Они носили конкретный характер. Государь одобрил предложенное разделение административных и судебных дел по сенатским департаментам. Предложение Александра Павловича об изъятии из компетенции Сената вопросов военных и народного образования было единогласно одобрено. После этого возник спор, весьма показательный для очерчивания характера Александра I. Его друзья отметили, что ежедневно его отвлекает множество мелочей по военной части. Они считали, что большинство этих вопросов могли бы решать инспектора войск, облеченные доверием государя. Александр Павлович возражал, что эти мелочи не требуют продолжительного времени, но, если поручить их инспекторам, то «от послабления их произойдут беспорядки». Иными словами, Александр I как типичный гатчинец полагал, что неправильно подогнанный ремешок на амуниции или неверно пришитая пуговица на униформе могут привести к катастрофе. Поэтому эти мелочи требуют монаршего внимания.

3 и 6 января 1802 г. продолжилось обсуждение сенатской проблемы. Две записки по поручению государя представил Н. Н. Новосильцов. В них обрисовывались права и обязанности Сената. Далее обсуждалась проблема разделения дел между департаментами. Предложение Г. Р. Державина о выборах кандидатов в сенаторы из лиц, имевших чины первых четырех классов, дворянами, имевшими чины первых восьми классов, с последующим назначением кандидатов в сенаторы было всеми отвергнуто как «несвоевременное» для России. На обоих заседаниях заходила речь о назначении новых губернаторов. При этом было отмечено, что вместо скончавшегося в декабре вице-президента Военной коллегии И. В. Ламба назначен генерал от инфантерии С. К. Вязмитинов (введен в Государственный совет 16 января 1802 г.)[62]62
  Там же. С. 58–61; Архив Государственного совета. С. III, V, 6; История Правительствующего сената. С. 49; Семевский В. И. Указ. соч. С. 163; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 124; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 58.


[Закрыть].

Разногласия членов «Негласного комитета» 20 января вызвало сообщение Н. Н. Новосильцова. К нему обратились два лифляндских помещика и подали проекты о взаимоотношениях с крестьянами. Они также просили разрешить собиравшемуся вскоре ландтагу (местному дворянскому собранию) заняться «улучшением быта их крестьян», на что уже имелось согласие большинства помещиков. Новосильцов и князь А. Чарторыйский полагали, что можно дать на это согласие. Граф В. П. Кочубей считал, что крестьянский вопрос нельзя решать «без основательного обсуждения» и только в одной из частей империи. Он предлагал внести его в Государственный совет, но ему ответили, что тогда дело станет достоянием гласности. Граф П. А. Строганов также не считал возможным, чтобы ландтаг занимался таким важным вопросом. К тому же он сомневался в том, что большинство лифляндского и эстляндского дворянства этого желает. Император, выслушав стороны, поручил Новосильцову посоветоваться с канцлером графом А. Р. Воронцовым и другими лицами. Конец этого заседания, а также последующие (22 и 27 января) посвящались внешнеполитическим темам. Кроме того, 27 января поднимался вопрос о жалобах братьев Зубовых и графа Н. П. Панина на полицейский надзор над ними.

3 февраля «Негласный комитет» касался разных вопросов. Наиболее значимыми оказались доклады графа В. П. Кочубея о владении землями в Крыму русскими помещиками и о положении Московского университета. После присоединения Крыма в раздачу русским пошли земли бывшего крымского хана, турецкого султана и другие, ставшие казенными. Земли же местных жителей, оставшихся в Крыму, были за ними закреплены. Однако возникла ситуация, когда у русских оказывались земли лояльных власти местных, что вызывало споры. Для их решения был образован особый комитет. Кочубей предлагал вернуть эти земли местным при условии компенсации русским, если они вложили средства в развитие хозяйства. Положение Московского университета признавалось неудовлетворительным. Суммы на его содержание не пересматривались с момента основания и из-за инфляции были явно недостаточны. То же касалось и жалованья профессоров. Решено было увеличить ассигнования и приобрести дом для размещения профессоров и университетских служителей[63]63
  Извлечения из заседаний. С. 61–65.


[Закрыть]. Все внимание членов «Негласного комитета» 10 февраля было обращено на зачитанную князем А. Чарторыйским записку о порядке управления, который должен сложиться в результате предлагаемых реформ. Чарторыйский объявил существующую систему управления находящейся «в величайшем неустройстве». Он отметил «столкновения» между Сенатом и генерал-прокурором, между Государственным советом и Сенатом. Он также подчеркнул, что отсутствует ответственность «министров», прокурорский контроль над действиями должностных лиц недостаточен. А вот, по его мнению, каков «план новых учреждений»: всю административную власть разделить между несколькими министрами (народного образования, внутренних дел, финансов, юстиции, военного и морского дела и т. д.). Министры должны возглавить советы из подчиненных им высших чиновников. Судебную власть разделить на гражданскую, уголовную и полицейскую (у первых двух – две инстанции и кассационный суд). Сенату предоставить надзор за действиями всех чиновников; он же рассматривает жалобы на губернаторов и предводителей дворянства. Министрам надлежит ежегодно представлять в Сенат отчеты. Как видим, Чарторыйский начертал общую схему реформы государственного управления, в основе которой – создание министерств и четкое разделение компетенции высших органов власти.

Государь выразил удовлетворение запиской. К нему присоединились и друзья. В ответ на вопрос Александра Павловича о Государственном совете члены комитета порекомендовали ввести в него министров и назначить на эти должности лиц, имеющих одинаковый образ мыслей, чтобы они составили «одно нераздельное» (то есть Кабинет министров). (Мы помним, что об этом уже раньше говорили.) Затем Чарторыйский повторно (ранее – граф В. П. Кочубей) заявил о необходимости восстановить пост генерал-губернатора, под чьим началом находились бы две-три губернии. Александр I, теперь уже признавая пользу подобного предложения, посетовал на нехватку подходящих кандидатур. Друзья ответили, что для этого нужно время[64]64
  Там же. С. 65–66; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 96–97; История Правительствующего сената. С. 52–53; Семевский В. И. Указ. соч. С. 164; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 123–124.


[Закрыть].

Заседания 10 марта (полностью) и 16 марта (частично) были посвящены внешнеполитическим вопросам. 16 марта вновь встала тема Сената. Накануне соответствующий проект указа, зачитанный Н. Н. Новосильцовым, вызвал у государя «неодобрение» некоторых статей. А вот князь А. Чарторыйский и граф П. А. Строганов «были весьма довольны» содержанием проекта. Конкретно Александру Павловичу не понравилось, что Сенату давалось право проверки действий министров. Друзья считали, что без ответственности министров Сенат будет бесправен. Причем они решили настаивать на этом в разногласиях с императором, ибо иначе откроется простор самому неограниченному произволу министров. На самом заседании Новосильцов, Чарторыйский и Строганов следовали этой договоренности. Им удалось перетянуть на свою сторону не только графа В. П. Кочубея, но и Александра I.

Последнее заседание, на котором специально обсуждался сенатский вопрос, имело место 17 марта. Зачитывались соответствующие «бумаги», учитывающие предложения канцлера графа А. Р. Воронцова и одобренные государем. Члены комитета добились установления правильного, по их мнению, порядка взаимоотношений Сената с губернаторами, председателями присутственных мест и прокурорами. Император и его друзья одобрили проект одного из двух указов по внутренним делам Сената, подготовленных Воронцовым. Далее Александр I заявил, что решил отдать все «бумаги» по Сенату на рассмотрение Государственного совета, показав их прежде Воронцову. Н. Н. Новосильцов сообщил собравшимся об одобрении Ф. С. Лагарпом плана организации государственного управления и введения министерств. Князь А. Чарторыйский поведал о проекте программы кодификации русского права с привлечением иностранных юристов, которую Александр Павлович одобрил. В конце участники заседания обменялись мнениями о «поступках» петербургского военного губернатора М. И. Голенищева-Кутузова. Все, в том числе и император, высказались за его замену[65]65
  Извлечения из заседаний. С. 66–73; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 125–126.


[Закрыть].

В марте – мае 1802 г. на заседаниях Государственного совета рассматривались важные вопросы государственной жизни. 3 марта был заслушан доклад канцлера графа А. Р. Воронцова о непродаже крестьян без земли (во второй главе мы затрагивали этот вопрос, поднятый Александром I, но не поддержанный 6 мая 1801 г. Государственным советом). Начав с того, что продавать человека, «как лошадь или барана», непозволительно в нынешнее «просвещенное» время, Воронцов вспомнил об отклонении Советом предложения императора из-за боязни потрясений, которые могли произойти в начале царствования вследствие подобного запрета. Теперь время для подобной меры уже «приспело». Канцлер предложил: покупать людей к фабрикам и заводам только с поселениями; купцам запретить под чужими именами покупать деревни; не разрешать продажу людей в рекруты; дворянам и чиновникам, имеющим только дворовых людей, разрешить их продавать только казне; следить за тем, чтобы проданные помещиками для поселения на другие земли крестьяне действительно переселялись в другие места «для хлебопашества»; помещики, отпускающие крестьян на волю, тут же освобождались бы от уплаты за них подушной и рекрутской податей. Все члены Совета с этой запиской в основном согласились. На том, чтобы в будущем документе присутствовала фраза о запрете продажи крестьян без земли «без всякого изъятья», настаивали графы П. В. Завадовский и Н. П. Румянцев. Однако подобный указ не был разработан. Исследователь С. Б. Окунь считал, что в 1802 г. Александр I уже не видел в нем «надобности»[66]66
  Архив Государственного совета. С. 773–774, 778–782; Окунь С. Б. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть].

С 21 апреля по 5 мая 1802 г. по вопросу «о правах и преимуществах» Сената высказались почти все члены Государственного совета. Они обсуждали «бумаги», переданные Александром I и предварительно разбиравшиеся в «Негласном комитете» (см. выше). Граф В. А. Зубов заметил, что в предлагаемом проекте указа надо только подтвердить права Сената. Князь П. В. Лопухин советовал прежде издания указа «исправить производство дел» в Сенате. Граф В. П. Кочубей считал: Сенату следовало «возвратить то, что у него было отнято», и ускорить «течение дел» в нем. При этом он предлагал: пока не будет принято «новое законоположение», удобнее оставить Сенату судопроизводство (то есть высказывался за Сенат как высшую судебную инстанцию). Граф А. И. Васильев считал, что нужнее всего найти способы «к успешному производству дел» в Сенате. Н. С. Мордвинов доказывал, что Сенат как присутственное место «может иметь должности, а не права». А эти «должности» никогда не отменялись. Сходство настоящего положения Сената с предложениями, содержащимися в проекте указа, заметил граф Н. П. Румянцев. Он считал, что никакого «исправления слабости» этого органа не предусматривается. С. К. Вязмитинов предложил вообще отложить вопрос до издания законов (у Кочубея – «нового законоположения»). Если же нужно сейчас издать указ, то текст следует сократить и ничего не обещать в порядке преобразований.

Мнения иных членов Совета более пространны. Вице-канцлер князь А. Б. Куракин заявил, что не нужно даровать Сенату новые «права и преимущества». При Петре I государь, находясь в Петербурге, сам присутствовал в Сенате, и без его ведома ничего не делалось. Преемники Петра перестали заседать в Сенате, и этот орган получил новые «границы», которые «верховному судилищу приличны». Куракин высказался в консервативном духе, что польза от новых преобразований не может быть выше пользы от прочных многолетних установлений. Сенату же нужны перемены лишь по части его канцелярии.

Граф П. В. Завадовский одобрил представленные проекты. Его предложения сводились к тому, чтобы при голосовании мнение сенатора имело равный вес с генерал-прокурором, чтобы указы по делам, присланным из присутственных мест, значились как исходящие от Сената, а не объявлялись бы от отдельных лиц, и чтобы были различия в наименовании действующего сенатора и сенатора в отставке.

Генерал-прокурор А. А. Беклешов повторил объявленную цель проектов: укрепить Сенат как высшее судебное учреждение, следящее за точным соблюдением законов и осуществляющее общее «ведение» всех государственных распоряжений. Кроме того, устроить точный и единообразный порядок ведения дел. Но вот предложенные 27 статей, по мнению Беклешова, повторяли то, что уже имелось ныне, и они не подкрепляли «слабый и бессильный» Сенат. В конкретном плане генерал-прокурор предложил разделение департаментов Сената «по делам» и рассмотрение штата его служителей.

Недавно введенный в Государственный совет (21 апреля 1802 г.) граф С. П. Румянцев (родной брат Н. П. Румянцева) предложил свой проект «верховного правительства». Это Сенат, состоящий из двух палат. Первая – «Высшая палата правительства». Она делится на два департамента (один ведает казенными доходами, а другой – прочими правительственными местами). При этой палате Румянцев намечал учредить комитет, который должен исполнять именные указы, назначать на должности и производить в чины. Вторая палата – «Высшая палата правосудия», которая состоит из департаментов гражданских и уголовных дел.

На высоком теоретическом уровене пытался утвердить свое мнение канцлер граф А. Р. Воронцов. Он начал с того, что признал лучшей формой правления для России самодержавие. Однако, с его точки зрения, только личность монарха не может охватить «все части государственного управления», при этом неизбежны «самовластие и произвол» (еще свежи павловские времена). Если же вверить управление «местам, известное сословие лиц составляющим» (говоря современным языком – учреждениям), то ошибки одного исправляются другими, и это принято у европейских народов раньше нас. Местом, в котором в России соединяются все части внутреннего управления, должен быть Сенат (тут Воронцов совершает исторический экскурс в XVIII в.). Автор делает вывод, что орган этот на протяжении столетия признавался государями «первым источником», через который их власть и законы «изливались на всю империю». Народ привык видеть в Сенате «верховное судилище правосудия». Однако в последнее время сила Сената ослаблена, что и признал Александр I. Если оставить Сенат в прежнем положении, то надо перестать называть его Правительствующим, но числиться бы ему верховной палатой гражданского и уголовного суда и верхней инстанцией межевых дел. Канцлер призвал восстановить Сенат на тех принципах, которые изложены в указе от 5 июня 1801 г. (см. вторую главу). В заключение Воронцов высказал конкретные предложения: если будет утверждено, что решения принимаются единогласно, то в случае несогласия генерал-прокурора или сенатора дело передается на суд общего собрания или императора, а если будет утвержден принцип большинства голосов, то их требуется для решения 2/3; оставить Сенату право «делать представления» монарху; выходящие из Сената указы не может нарушать губернская власть.

Д. П. Трощинский упирал на необходимость подтверждения государем прав и обязанностей Сената. Он предлагал в основном редакционные уточнения по отдельным статьям. Им было поддержано пожелание Воронцова о сохранении за Сенатом права «делать представления» императору, если по важным делам появится указ, «с законами несогласный». Трощинский хотел сохранить петровский принцип единогласного решения, но, если будет принят принцип большинства голосов, то точно определить их пропорцию. Он также считал, что в отставке лицо лишается звания сенатора[67]67
  Архив Государственного совета. С. 6, 15–50; Семевский В. И. Указ. соч. С. 164; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 126–130.


[Закрыть].

Из вынесенных на суд читателя мнений членов Государственного совета о «правах и преимуществах» Сената ясно, что большинство из них либо мирились с его статусом и предлагали только усовершенствовать работу канцелярии, либо полагали, что ничего нового обсуждаемые проекты не предлагают, да это (как считали некоторые) и не нужно. Позитивно к проектам отнесся Завадовский; Кочубей практически призывал оставить за Сенатом лишь функции высшего суда; свой проект превращения Сената в «верховное правительство» представил С. П. Румянцев, а Воронцов отстаивал идею наделения этого органа не только судебной, но и исполнительной властью. На этом завершилось обсуждение в верхах сенатской темы.

Конец марта – середина мая 1802 г. прошли для «Негласного комитета» под знаком подробного обсуждения министерской реформы (на заседаниях 24 и 31 марта также обсуждались вопросы внешней политики и дипломатии, кроме того, 31 марта еще и разбирали земельную тяжбу между графами Н. И. Салтыковым и И. П. Кутайсовым). 24 марта зачитывался проект «пояснений» графа В. П. Кочубея к указу об учреждении министерств. Основную причину этого он видел в «беспорядке» в отраслях государственного управления. Заявление Кочубея о ликвидации при этом коллегий и замене их канцеляриями министров вызвало сомнения императора и князя А. Чарторыйского. Александр Павлович считал, что нельзя «разом уничтожить» коллегии, а достаточно подчинить их министрам, и только потом можно заменить коллегии другими учреждениями. Н. Н. Новосильцов и граф П. А. Строганов, напротив, поддержали Кочубея, считая, что сохранение коллегий затруднит ход дел в министерствах. Окончательного решения тогда не приняли. Далее было замечено, что проекты сенатской и министерской реформ «отчасти» друг с другом не согласуются. Друзья лишь ответили, что нужно разделить во времени две реформы.

11 апреля зачитывался проект министерской реформы Н. Н. Новосильцова. Он предлагал создать восемь министерств: юстиции, внутренних дел, финансов, государственного казначейства, иностранных дел, военное, морское и народного просвещения. Далее Новосильцов охарактеризовал компетенцию министров и подведомственные им учреждения (все это по большей части вошло в итоговый документ – о нем мы будем говорить в пятой главе). Автор коснулся порядка работы министров, содержащегося в особой инструкции (которую еще надо было составить). У каждого министра предусматривался помощник, названный товарищем министра. Вопросы, выходящие за рамки компетенции министра, вносились в виде доклада императору. Государь выразил удовлетворение работой и попросил Новосильцова посоветоваться с Ф. С. Лагарпом (он уже предложил Александру I свой проект создания Министерства народного просвещения). 21 апреля продолжилось обсуждение проекта Н. Н. Новосильцова, который внес в него некоторые поправки, а также сообщил о замечаниях Ф. С. Лагарпа. Они сводились к предложению составить положение о канцелярском порядке. Новосильцов заметил, что на первых порах можно использовать правила, изложенные в петровском Генеральном регламенте. Император сказал, что нельзя требовать одного канцелярского порядка и в судебных местах, и в административных учреждениях. В ходе прений поднимались вопросы создания Комитета министров, где должны обсуждаться решения по разным министерствам. Причем Комитет занимался бы текущими делами, а Государственный совет – важными вопросами. Подняли тему ответственности министров перед Сенатом, которые должны бы представлять туда ежегодные отчеты о своей работе. А уже Сенат, проверив их, передавал бы в форме докладов государю. Александр Павлович заметил только, что таких прав у Сената никогда не было. Предлагалось также, чтобы министры стали членами Государственного совета.