Текст книги "«Дней Александровых прекрасное начало…»: Внутренняя политика Александра I в 1801–1805 гг."

Глава третья
«Негласный комитет»

Собравшийся на свое первое заседание 24 июня 1801 г. в присутствии Александра I так называемый «Негласный комитет» не имел никакого официального статуса. Собственно говоря, это был кружок лиц, уже давно известных государю и близких ему по взглядам. Часто этих людей называли и называют «молодыми друзьями» Александра Павловича, прямо отмечая или намекая на их неопытность. Но все они, как мы уже писали, были старше двадцатитрехлетнего императора. Да и их возраст (Н. Н. Новосильцову – 40, графу В. П. Кочубею – 33, князю А. Чарторыйскому – 31, графу П. А. Строганову – 29 лет) по меркам того времени уже предполагал пору мужской зрелости. И неопытными людьми их назвать нельзя: на русской дипломатической службе уже успели побывать Кочубей и Чарторыйский, состоявший в екатерининские времена на военной службе Новосильцов имел чин подполковника, а Строганов в апреле 1801 г. был назначен обер-прокурором Сената. Все они были хорошо образованы и подолгу жили за границей. Понятно, почему большинство екатерининских вельмож отзывалось об александровских друзьях пренебрежительно. Последние отвечали им обвинениями в косности и непонимании современных задач.

Шестнадцатилетняя на тот момент княжна Р. С. Стурдза (в замужестве – графиня Эдлинг) считала, что это люди «без дарований и опытности». Ей вторил Ф. Ф. Вигель (которому в 1801 г. исполнилось пятнадцать лет): В. П. Кочубей умел искусно прятать свои недостатки, и вообще на нем природа отдыхала (Вигель имел в виду большие способности его дяди – канцлера А. А. Безбородко), А. Чарторыйский – «непримиримый враг России», П. А. Строганов – человек «ума самого посредственного», Н. Н. Новосильцов, хотя и «выше умом» названных, но считает, что «великий разврат не мешает быть великим человеком». Конечно, эти современники писали свои мемуары в зрелом возрасте и могли с кем-то сводить личные счеты или же о ком-то судить на основании мнений родственников и друзей. Но вот П. Г. Дивов обвинял Кочубея в честолюбии и мелочности и вкупе с Новосильцовым в полном незнании дел в своем отечестве. Княгиня Е. Р. Дашкова «с грустью» отмечала, что Александр I «окружил себя молодыми людьми», которые «небрежно» относились к людям пожилым и опытным.

Историк XIX в. М. И. Богданович давал такие характеристики нашим героям: Н. Н. Новосильцов – «человек со светлым умом, образованный и в некоторой степени ученый», хорошо знал Англию, но не знал Россию, он считался малоспособным к постоянным и усидчивым занятиям; князь А. Чарторыйский «получил всестороннее образование», но многие русские его не любили, «видя в нем заклятого врага России» и сторонника восстановления польской государственности; граф П. А. Строганов – человек «с прекрасной и благородной душой, начитанный и приятный в беседе», но его влияние на дела основывалось лишь на тесном союзе с вышеназванными лицами; граф В. П. Кочубей также «знал Англию лучше России» и т. д. А. Н. Пыпин, однако, пенял М. И. Богдановичу за подобные характеристики, полагая, что они бросают «тень» на ближайших соратников императора[44]44
  Богданович М. И. Указ. соч. С. 73–81; Дивов П. Г. Указ. соч. С. 83; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 60, 75, 77–79; Дашкова Е. Р. Указ. соч. С. 204; Державный сфинкс. С. 161; Вигель Ф. Ф. Указ. соч. Кн. 1. С. 182, 215–217.


[Закрыть]. Мы обратились к оценкам членов «Негласного комитета» для того, чтобы читатель понял, что к этим лицам было много претензий и они отнюдь не являлись абсолютными авторитетами среди политически мыслящих людей того времени.

Один из членов «Негласного комитета» князь А. Чарторыйский в своих мемуарах, написанных, правда, значительно позже, так отзывается о своих товарищах и о самом комитете. Он выделяет его «ядро» – Чарторыйский, Новосильцов и Строганов (в обществе тогда даже называли их «триумвиратом»), группу единомышленников. Князь Адам даже вспоминает о «девизе» этой группы: стоять выше личных интересов и не принимать «ни отличий, ни наград». Это внушало Александру I особое уважение к друзьям. Но только Чарторыйский остался единственным носителем этого «девиза». Остальным же он «не всегда приходился по вкусу». Причину последовавшего затем охлаждения императора к членам комитета автор видит в том, что он стал «тяготиться» этими сотрудниками, желавшими выделяться отказами от наград, к которым все «так жадно стремились». Иначе говоря, по словам князя Адама, Александру Павловичу надоели «белые вороны».

Четвертым членом комитета стал граф В. П. Кочубей. Ему мемуарист дает подробную характеристику: европеец с прекрасными манерами, по характеру мягкий, добрый, искренний, имевший «навык в делах», однако тщеславен, обладал «точным», но неглубоким умом, ему недоставало широких и действительных знаний. Резюмируя оценку личных качеств друзей императора, Чарторыйский пишет: в комитете самым пылким был Строганов, самым рассудительным – Новосильцов, самым осторожным – Кочубей. Себе автор отвел роль самого бескорыстного. Пятым членом комитета князь Адам называет приехавшего в Петербург Ф. С. Лагарпа. Правда, он не присутствовал на заседаниях, но часто беседовал с государем и подавал ему различные записки. Чарторыйский, высказываясь от имени всех членов комитета, заметил, что Лагарп показался «ниже» той репутации и мнения, которые о нем составил Александр I. Он принадлежал к поколению, воспитанному на «иллюзиях» конца XVIII в., считавшему, что их доктрины разрешали все вопросы. Мемуарист полагал, что и мнение о Лагарпе государя «начало колебаться». Да и влияния на реальные дела в Петербурге швейцарец почти не имел. О самом Александре Павловиче того времени Чарторыйский говорит, что о прежних либеральных мечтаниях «нет и речи». Государь «поддавался влиянию» «старых» политических деятелей, однако никем из них не был доволен. Император не соглашался и на советы немедленно принять «энергичные меры».

Члены «Негласного комитета» в то время могли являться к столу императора без предварительного приглашения. Собрания происходили два-три раза в неделю (на самом деле реже). В беседах с императором затрагивались все сколько-нибудь значимые вопросы. Долгое время от этих бесед не было практической пользы, но все проведенные преобразования «зародились» на этих совещаниях. Поначалу друзья стали выражать неудовольствие по поводу отсутствия практических результатов, торопили государя и призывали к энергичным мерам (прежде всего по замене людей с устаревшими взглядами на более молодых и современных). Александр Павлович склонен был идти путем «частичных соглашений и осторожных попыток». Чарторыйский объясняет это не только особенностью характера императора, но и тем, что он еще не чувствовал себя прочно сидящим на троне[45]45
  Богданович М. И. Указ. соч. С. 72; Мемуары князя Адама Чарторыйского и его переписка с императором Александром I. Т. 1. С. 232–238.


[Закрыть].

Граф П. А. Строганов оставил нам подробную запись речей, произнесенных на заседаниях «Негласного комитета». Он занимался этим дома, вечером после каждого заседания, по памяти. Разумеется, это не протоколы комитета. Однако Строгановым проделана очень важная и добросовестная работа. Свое изложение вопросов, поднятых на первом заседании (24 июня), Строганов начал с утверждения, что четыре лица, «удостоенные доверием» государя, должны были участвовать «в систематической работе над реформой безобразного здания государственной администрации». То есть на первый план сразу же выдвигались преобразования в государственном управлении. Император согласился с предложением друзей, что сначала нужно «иметь перед глазами картину настоящего состояния империи во всех ее частях». За эту работу взялся Н. Н. Новосильцов. Поскольку она требовала времени, Александр I одобрил предложение рассматривать данный труд по частям. Только после завершения этой работы можно было приступить к реформе «различных частей администрации». Таким образом, были намечены три этапа в деятельности комитета в этом направлении: 1. Изучить действительное состояние государства; 2. Совершить административные реформы в различных частях управления; 3. «Увенчать преобразования составлением уложения» (то есть законодательства), которое бы придало реформам прочность. В порядке подхода к первому этапу наметили разделить труд Новосильцова на три вопроса: первые два – внешнеполитические (состояние армии и флота и отношения с другими государствами) и последний – внутриполитический. Этот последний вопрос, наиболее интересующий нас, Строганов подробно раскрывает. Члены комитета выделяли его статистический и административный аспекты. К «статистике» они отнесли торговлю, пути сообщения, земледелие и промышленность. К «администрации» – помимо вопросов управления, юстицию, финансы и законодательство.

Перейдя к частностям, на первом заседании коснулись проблемы военного флота. «Дурное его состояние» приписали неспособности главы Адмиралтейской коллегии адмирала графа Г. Г. Кушелева. По мнению Александра I, он «не имел… никаких достоинств, кроме того, что был лично угоден императору Павлу». Государь желал найти ему подходящего преемника. Тут же он был найден: им стал адмирал Н. С. Мордвинов (правда, решили еще навести о нем справки у опытных моряков). Забегая вперед, скажем, что в августе 1801 г. Кушелев получил отставку, а вместо него был назначен Мордвинов (25 сентября введен в Государственный совет).

Далее Строганов заметил, что император «выразил нетерпение перейти прямо к административному отделу и начал говорить о Сенате». По-видимому, это была для Александра Павловича больная тема. Как мы помним, 5 июня он уже распорядился, чтобы Сенат сам составил доклад о своих правах и обязанностях. Общим решением «положили» поручить графу П. В. Завадовскому подготовить соответствующую записку, на основании которой собирались «приискать вернейшие средства к приведению в надлежащий порядок этого учреждения». Государь не был доволен личным составом сенаторов, доставшимся ему в основном от предыдущего царствования. Он желал, чтобы ими становились «действительно способные» выполнять эти обязанности люди. Более того, Александр Павлович высказал мнение, чтобы каждый губернатор представил бы от себя двух кандидатов в сенаторы. Новосильцов, не отвергая этой мысли, засомневался в том, что губернаторы предложат действительно способных людей, чем «поразил» государя. В конце заседания пришли к выводу, что прежде нужно ознакомиться с «болезнью», а уже потом прописывать соответствующее «лекарство»[46]46
  Извлечения из заседаний «Неофициального комитета» // Богданович М. И. Указ. соч. С. 38–40; Архив Государственного совета. Т. 3. Ч. 1. С. IV, 6; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 2. С. 45–46; Великий князь Николай Михайлович. Граф Павел Александрович Строганов (1774–1817). Историческое исследование эпохи Александра I. Т. 2. С. XIII; Сафонов М. М. Указ. соч. С. 124; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 116.


[Закрыть].

На заседаниях 1 и 10 июля основное внимание было обращено на вопросы внешней политики. Однако присутствовавшие коснулись и политики внутренней. 1 июля Н. Н. Новосильцов «утверждал», что «в войсках упал дух и исчезло чинопочитание» (то, что именно он заговорил об армейских делах, понятно, поскольку он являлся единственным служившим по военной части). Александр I согласился со вторым замечанием, отвергнув первое (государь сослался на примеры мужества войск во время суворовской кампании в Италии). Поскольку 24 июня была образована Военная комиссия (см. выше), то «распространяться» по этому вопросу не стали. В конце Новосильцов представил свой доклад «О способе работ Его Величества с министрами» (хотя в то время официально были только два министра: по делам уделов и коммерции, но министрами могли называть и других глав ведомств). Автор доклада указывал на очевидные для членов комитета недостатки, в частности на «подсовывание» министрами в спешке указов государю на подпись. При этом часто по судебным делам случались ошибки. Члены комитета посоветовали императору непосредственно не вмешиваться в решение подобных дел. Александр Павлович, соглашаясь в принципе с мнением друзей, «затруднялся» следовать этому на практике, так как он должен был реагировать на подаваемые ему апелляции на решения Сената. 12 июля члены комитета резко критиковали министра коммерции князя Г. П. Гагарина. Они обвинили его в «недобросовестности» и «неосновательности» его выводов, содержащихся в представленном отчете о таможенных доходах. Опять (как и в случае с адмиралом Кушелевым) критика в «Негласном комитете» стоила князю Гагарину карьеры: он получил отставку и в конце 1801 г. выбыл из Государственного совета[47]47
  Извлечения из заседаний. С. 40–41; Архив Государственного совета. С. IV.


[Закрыть].

15 июля все время было посвящено обсуждению подготовленного по поручению императора графом Александром Романовичем Воронцовым проекта высочайшего манифеста, который предполагалось обнародовать по случаю предстоящей коронации. Знаменательно, что Александр I поручил двум выходцам из одной «партии» – графам П. В. Завадовскому и А. Р. Воронцову – составить важные документы о правах и привилегиях Сената (см. выше) и Манифест по случаю коронации. Хотя, по свидетельству Н. К. Шильдера, государь Завадовского «признавал ничтожеством», а к Воронцову «питал непреодолимое отвращение». Александр Павлович вообще не любил, когда при нем вспоминали о царствовании Екатерины II. Но ведь эти вельможи и состоялись как государственные деятели в то время. Современники отмечали, что из екатерининских вельмож ближе всех к членам «Негласного комитета» стоял А. Р. Воронцов и пользовался их уважением (неслучайно он вскоре получил пост канцлера). Современная исследовательница Н. В. Минаева опубликовала текст этого документа (называвшегося «Всемилостивейшей жалованной грамотой»). Его автором являлся граф А. Р. Воронцов (А. Н. Радищев – соавтор по отдельным вопросам). Н. В. Минаева считает, что «Всемилостивейшая жалованная грамота» – проект первой русской конституции. Однако все ее положения исходят от монарха. Вот их суть. Государь подтверждал, что для него главное: «благоденствие» подданных, сохранение благополучия, спокойствия и целости Российского государства и народа. Важна фраза: «Не народы сделаны для государей, а сами государи промыслом Божьим установлены для пользы и благополучия народов». Особая комиссия по законодательству (графа П. В. Завадовского) должна была его «поправить», чтобы обеспечивалась безопасность личности и собственности «каждого». Особо подтверждались все права и преимущества дворянства и городских обывателей (упомянуты указы и грамоты Петра III и Екатерины II). Провозглашалась свобода мысли, «веры или исповедания», слова, «письма и деяния», если нет противоречия с законом. Неоднократно было заявлено право российского подданного на личную безопасность и собственность. Несколько статей посвящены вопросам судопроизводства: если обвинение не доказано, то обвиняемый не считается преступником, он имеет право пользоваться в суде своим «защитником» и «отвергнуть судей»; заключать под стражу кого-либо может только имеющий на то законную власть; если в течение трех дней задержанный не предстанет перед судом и ему не будет предъявлено обвинение, то его обязаны освободить. По всем делам интересы казны не должны были быть выше интересов частного лица и т. д.

Итак, 15 июля в «Негласном комитете» началось обсуждение этого проекта графа А. Р. Воронцова. Обратив внимание на то, что ряд положений повторяют статьи екатерининской Жалованной грамоты 1785 г., собравшиеся начали рассуждать о лишении неграмотных дворян и крепостников-деспотов права присутствовать на дворянских собраниях (Н. Н. Новосильцов), о разграничении в правах служилого и живущего «в праздности» дворянства (Александр I). Государь при этом заметил, что восстановил Жалованную грамоту дворянству «против собственной воли», а исключительные права дворянства были «всегда ему противны». Друзья сказали, что со временем ничего не мешает распространить эти права на прочие сословия. Последней репликой император остался доволен. Выяснилось «неблаговоление» Александра Павловича к проекту и самому А. Р. Воронцову. Последнего взял под защиту князь А. Чарторыйский: хоть Воронцов и стар, но «идеи его молоды» и т. д. Однако Александр I не согласился с мнением своих соратников по комитету о графе Воронцове.

К заседанию 23 июля Н. Н. Новосильцов подготовил свои замечания на проект А. Р. Воронцова. После их «прочтения» «прения» сосредоточились на двух вопросах: о разрешении крестьянам приобретать общинные земли и об уничтожении шлагбаумов (именной указ был принят еще 26 июня – см. выше) и «паспортных формальностей». Касательно первого вопроса друзья императора трактовали разрешение крестьянам покупать землю «как первый шаг» в деле узаконивания крестьянской собственности. По второму вопросу «возник довольно жаркий спор», в ходе которого члены комитета, заметив «утомление государя», перешли к обсуждению вопросов судопроизводства по проекту Воронцова. Хорошо знавшие английскую жизнь, они сразу же определили, что граф заимствовал положения Habeas corpus act. Н. Н. Новосильцов отметил, что лучше не давать такого права, если власть может быть вынуждена его нарушать. Александр I сразу же признался, что сделал по этому поводу замечание Воронцову.

По сути дела, на этом обсуждение проекта графа А. Р. Воронцова в «Негласном комитете» завершилось. В конце заседания граф В. П. Кочубей сделал неудачную попытку убедить восстановить должность генерал-губернатора (император этому воспротивился). «Прервав разговор», Александр I показал друзьям проект князя П. А. Зубова по крестьянскому вопросу. Он охарактеризован как «заключавший в себе отвлеченные идеи, без применения к действительному положению страны». Члены комитета «предпочли» письменно изложить свои мнения о проекте Зубова[48]48
  Извлечения из заседаний. С. 42–43; Богданович М. И. Указ. соч. С. 86; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 89; Мемуары князя Адама Чарторыйского. С. 264–265; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 2. С. 75–79; Окунь С. Б. Указ. соч. С. 136; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 41–51; Она же. Век Пушкина. С. 149–160; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 119–120.


[Закрыть].

Как видим, Александр Павлович (да и его друзья) не готов был принять проект воронцовской «Жалованной грамоты», которую можно рассматривать как конституционный акт. В ней подробно говорилось о правах личности, различных свободах, что соответствовало положениям буржуазных конституций. Причем все права и свободы у А. Р. Воронцова признавались за всеми подданными, следовательно – и за крепостными! Да, граф оказался гораздо большим либералом, чем государь и его друзья. Заметим также, что 15 сентября 1801 г. был обнародован Манифест по случаю коронации Александра I, составленный в традиционной форме дарования «милостей» народу (о нем ниже).

29 июля граф В. П. Кочубей рассказал о своей неудачной попытке склонить адмирала Кушелева к добровольному выходу в отставку. Государь не желал, чтобы его обвиняли «в произволе» и поручил Кочубею снова поговорить с адмиралом от своего имени. Затем зашла речь о предстоявшей коронации. Император пожелал пробыть в Москве не более шести недель (вспомним, что коронационные мероприятия могли затягиваться и на полгода). Говоря о милостях, Александр Павлович зарекся давать кому-либо крестьян и пожелал, чтобы представления о наградах были сделаны заблаговременно. В конце вспомнили о проекте князя П. А. Зубова, предлагавшего не разрешать продажу крепостных без земли (мы помним, что это же решение безуспешно пытался провести через Государственный совет Александр I) и советовавшего запретить владение дворовыми людьми, которых казна должна выкупить у помещиков. Сами же бывшие дворовые должны быть записаны в цеховые, мещане или купечество. Н. Н. Новосильцов сказал, что предложенный князем выкуп дворовых людей у помещиков потребует «огромных сумм». Александр I приказал их подсчитать, а сам проект Зубова рассмотреть по статьям в комитете. Далее в записях сказано, что до конца 1801 г. члены комитета занимались в основном двумя вопросами: крестьянским и «преобразованием Сената»[49]49
  Извлечения из заседаний. С. 43–44; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть].

В августе 1801 г. «Негласный комитет» приступил к рассмотрению записок, касавшихся сенатской проблемы. Тогда же в Петербург приехал Ф. С. Лагарп. Хотя он, как уже отмечалось, не участвовал в заседаниях комитета, но, часто общаясь с Александром I, мог косвенно влиять на ход дискуссий. Прежде чем остановиться на обсуждении темы Сената, обратимся к творчеству Павла I. В «собственноручной записке» он называет Сенат «единственно судебным местом», точнее – высшей судебной инстанцией, куда бы направлялись дела, не входившие в компетенцию «нижних судебных мест». По тем делам, которые «выходили из власти» Сената, докладывалось государю.

Поскольку, как мы помним, проект реформы Сената было поручено подготовить графу П. В. Завадовскому, обратимся к этому документу. Завадовский определил Сенат как «верховное место всякого исполнения законов и высшее судилище по гражданским и уголовным делам». Следовательно, автор видел в Сенате высшую исполнительную и судебную власть. В соответствии с его документом, Сенат имеет право и обязан «делать представления» императору. В случае разногласий сенаторов доклад «вносится» государю. Права Сената: непосредственно управляет всеми присутственными местами империи, назначает «образ исполнения законов», дает указы по делам, производящимся в подчиненных ему местах, «наполняет» все места чиновниками (кроме избираемых от дворянства). Привилегии Сената: все жалобы государю на подчиненные ему места рассматриваются в Сенате, все его определения «почитаются правосудными и беспристрастными», «не преемлются» жалобы на общее собрание Сената, в своих мнениях Сенат свободен. Наконец, все департаменты Сената равны. 19–20 июля 1801 г. в Сенате высказывались замечания на доклад Завадовского, и 26 июля он был принят в окончательной редакции.

Одновременно появились записки Г. Р. Державина и графа А. Р. Воронцова. Державин в своих воспоминаниях отмечал, что через князя П. А. Зубова император поручил ему написать «организацию или устройство» Сената. Оно было написано «в духе Екатерины», сообразно ее учреждению об управлении губерний, когда выделялись четыре власти: законодательная, судебная, исполнительная и «оберегательная», но соединялись они «в единственной воле монарха». То есть Сенат – есть орудие государя, и в нем сосредоточены все эти четыре власти. Графов Воронцова и Завадовского Державин, как известно, обвинял в желании «ослабить самодержавную власть и присвоить больше могущества Сенату». Он приводил в пример их предложения, чтобы Сенат «располагал доходами» и «совершал смертную казнь без конфирмации государя». Однако граф А. Р. Воронцов в своей записке также настаивал, чтобы Сенату принадлежала вся власть. С. Б. Окунь считает, что в трактовке Воронцова Сенат приобретал «некоторое подобие конституционного учреждения». Во всяком случае, он должен был служить «гарантией от личного произвола царя», а все повеления государя – проходить через Сенат. В таком виде этот орган выглядел бы соправителем Александра I. При этом Г. Р. Державин и сенатор адмирал Н. С. Мордвинов предлагали выборность если не всех, то части сенаторов.

5 августа «Негласный комитет» начал рассматривать вопросы, связанные с положением Сената. Н. Н. Новосильцов выступил с характеристикой сенатского доклада (на основании записки Завадовского) и мнений сенаторов. Он ухватился за главное и отметил, что «не следует» считать Сенат законодательным учреждением (он сослался на функции Сената при Петре I и отметил, что придание этому органу законодательных функций «свяжет руки» монарху). Конечно, законодательный орган, по европейской традиции, – это парламент или хотя бы одна из его палат. Разумеется, делать парламент из Сената ни Петр I, ни его преемники не собирались. В итоге Новосильцов пришел к выводу, что следует «ограничить Сенат судебной властью», то есть принять мнение Павла I (см. выше). Однако он посоветовал Александру Павловичу утвердить сенатский доклад, «пополнив его сообразно с мнениями графа Воронцова и Державина». Государь на это спросил: не лучше ли отложить решение этого дела пока Державин не представит свое «объяснение». Граф П. А. Строганов далее пишет, что «мы думали иначе». Державин, на взгляд членов комитета, «предлагал весьма ошибочное разделение властей», которые он думал соединить в Сенате. Н. Н. Новосильцов даже поведал «об истинных началах разделения властей», то есть прочитал лекцию об этой буржуазной теории. Чтобы выйти из затруднительного положения, друзья предложили императору поручить Д. П. Трощинскому написать указ «на основании доклада». Александр Павлович вроде бы одобрил эту идею, «но не высказался решительно» (распоряжение Трощинскому последовало 13 августа). Он предложил друзьям заслушать записку Воронцова и стал сам ее зачитывать. Текстом Александр I «остался недоволен». Главным «недостатком» он признал «облечение всею властью Сенат» и сказал, что последнему «надлежит предоставить судебную власть и ничего более». Как видим, и Александр Павлович разделял взгляды отца по этому вопросу. Далее комитет занялся рассмотрением частных дел, которые вряд ли соответствовали задачам этого органа. В заключение друзья стали просить императора поскорее отправить в отставку Кушелева, на что он обещал действовать через своего флигель-адъютанта[50]50
  Извлечения из заседаний. С. 44–47; Бумаги комитета 6 декабря 1826 года, касающиеся преобразования высшего государственного управления // Сборник РИО. Т. 90. С. 146; Богданович М. И. Указ. соч. С. 92; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 90–91; История Правительствующего сената за двести лет. 1711–1911. Т. 3. С. 32–48; Семевский В. И. Указ. соч. Т. 2. С. 158, 160–161; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 113–117; Окунь С. Б. Указ. соч. С. 137–138; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 54–57; Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Око государево. Российские прокуроры. XVIII век. С. 240–241; Державин Г. Р. Указ. соч. С. 226; Писарькова Л. Ф. Указ. соч. С. 483.


[Закрыть].

На заседании «Негласного комитета» 13 августа рассматривались внешнеполитические дела. 26 августа зачитывался список наград по случаю коронации. Причем членам комитета опять пришлось уговаривать Александра I отметить заслуги графа А. Р. Воронцова производством его в действительные тайные советники 1 класса. «Неудовольствие» же императора на графа Н. П. Панина никто из друзей не оспаривал (Панин, как уже было сказано, вскоре, в сентябре, был отправлен в отставку)[51]51
  Извлечения из заседаний. С. 47–48.


[Закрыть].

В сентябре 1801 г., когда государь, его друзья и двор были на коронации в Москве, граф П. А. Строганов зафиксировал только одно собрание «Негласного комитета» на его квартире (11 сентября). Правда, присутствовали кроме государя лишь Строганов и Н. Н. Новосильцов. Александр Павлович выразил признательность графу Н. И. Салтыкову «и прочим лицам, участвовавшим в его воспитании». По поводу пожалования графу А. Р. Воронцову чина 1 класса государь все еще раздумывал и сказал, что поговорит об этом с Д. П. Трощинским. Когда Александр I спросил друзей о награде графу В. П. Кочубею, они посоветовали подарить ему дом стоимостью в 60 тысяч рублей. Однако Александру Павловичу «это показалось слишком много». Далее присутствовавшие перешли к сенатскому вопросу. Речь зашла о записках Г. Р. Державина и князя П. А. Зубова. Князь высказывал мысли, близкие державинским. Основное отличие – Зубов предлагал обратить Сенат в «законодательное собрание» (то есть фактически в парламентское учреждение). Строганов пишет, что «император высказался в пользу идей последнего». Заметим, что 5 августа Александр Павлович вроде бы разделял мнение Павла I и своих друзей, что Сенат должен стать лишь высшей судебной инстанцией. Видимо, император колебался. Новосильцов и Строганов сослались на Ф. С. Лагарпа, чье мнение «по сему предмету согласовалось с их собственным». На это император сказал, что Лагарп «не хочет, чтобы я отказался от власти». Вот, как Н. К. Шильдер представляет взгляды Лагарпа образца августа – сентября 1801 г.: он стал остерегать Александра I «от призрачной свободы народных собраний» и против «либеральных увлечений»; он убеждал своего бывшего ученика дорожить своей властью и выступал против расширения прав Сената. Друзья вновь начали уговаривать Александра Павловича не давать Сенату законодательной власти. Строганов пишет, что император согласился с этим, «но стоял твердо за вручение Сенату исполнительной власти». В ответ оба друга стали предостерегать государя, чтобы он не связывал себя и не отдавал «ответственность» в руки многих лиц (лучше было бы отдать часть «ответственности» кому-то одному) и т. д. Особенно нажимать на своего августейшего визави Строганов и Новосильцов не стали, чтобы он «не заупрямился», и решили прекратить возражения. В конце концов, Александр I поручил обоим составить соответствующий проект[52]52
  Там же. С. 48–49; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 92; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 2. С. 48–49; Семевский В. И. Указ. соч. С. 161–163; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 119; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 57.


[Закрыть].

Пропустив октябрь, «Негласный комитет» собрался 4 ноября (это и последующие два заседания посвящались крестьянскому вопросу). Граф П. А. Строганов отметил, что к этому моменту многие лица, в особенности Ф. С. Лагарп и Н. С. Мордвинов, говорили императору о необходимости сделать что-либо в пользу крестьян, доведенных «до самого плачевного положения, не имея никакого гражданского существования». Говорилось, что сделать это можно было «постепенно, незаметно». Первым шагом, по мнению Мордвинова, могло быть разрешение покупать земли купцам, мещанам и крестьянам, за исключением крепостных. Известно, что Лагарп выступал за «медленные и осторожные мероприятия» по освобождению крестьян. Для Мордвинова (которого историк А. А. Корнилов называл «убежденным конституционалистом со взглядами английского тори», то есть консерватора) предложенная им мера являлась частью плана по появлению слоя новых землевладельцев, использующих наемный труд, что сделало бы менее производительный крепостной труд неконкурентоспособным. Тогда бы дворянство само отказалось от использования крепостных, и крепостное право ушло в прошлое.

Вернемся к заседанию 4 ноября. Государь выразил согласие с предложением Мордвинова. Однако при этом он сделал неожиданное предложение: разрешить недворянам покупать не только земли, но и крестьян. Он полагал, что отношения новых землевладельцев и купленных ими крестьян должны быть «более умеренными», а крестьяне «не были бы рабами», в отличие от крепостных. И это стало бы первым шагом к «благоденствию» крестьянства. Строганов заметил, что император «шел далее Мордвинова». На это друзья откликнулись замечаниями: разрешить «мещанам» покупать и земли, и крестьян – «слишком много», кроме того, мера эта на практике не осуществима, поскольку помещики не захотят продавать своих крестьян новым землевладельцам по пониженной цене (а что она будет такой, друзья не сомневались, поскольку новые землевладельцы будут иметь «меньше власти» над крестьянами). Далее: лица податных сословий, купив земли, повысят их цену, чтобы извлечь выгоду из своих приобретений. Возражения членов комитета Александр Павлович встретил «с сочувствием». Затем обратились к необходимости отмены продажи крепостных без земли, и государь снова стал зачитывать проект князя П. А. Зубова (о нем мы писали выше). Опять было сказано, что выкуп казной дворовых потребовал бы огромных расходов, а их запись в цеховые «показалась неудобной и несообразной с духом народа». В конце концов, государь принял идеи запрета личной продажи крепостных и дозволения недворянам (кроме крепостных) покупать недвижимость, а графу В. П. Кочубею приказал подготовить проект указа «на основании идей» Зубова[53]53
  Извлечения из заседаний. С. 49–50; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 94–95; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 2. С. 50; Предтеченский А. В. Указ. соч. С. 147–149; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. С. 52, 64–65; Она же. Век Пушкина. С. 19, 21; Мироненко С. В. Указ. соч. С. 68; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 120–121.


[Закрыть].

На заседании 11 ноября не удалось заслушать проект указа, порученный графу В. П. Кочубею (причем он отсутствовал). Когда члены комитета собрались, государь приказал Н. Н. Новосильцову привести свои замечания по проекту. Тот рекомендовал начать текст указа с сентенции о «развитии народного богатства». Новосильцов допускал выкуп дворовых, а для облегчения казны предложил его шестимесячную рассрочку и оплату рекрутскими квитанциями либо наличными деньгами. Однако Новосильцова больше всего беспокоил вопрос о выпущенных на волю дворовых: они могут начать «бродяжничать». Можно было бы их переселить на другие места. На это члены комитета заметили, что переселения требуют больших денег и «у нас они совершаются весьма дурно». Причина – «в плохих чиновниках», действия которых могут повлечь гибель переселяемых. В конце император пожелал услышать мнение друзей о том, обнародовать ли обе меры (выкуп дворовых и разрешение лицам податных сословий покупать земли) вместе или ограничиться вначале последней. Присутствовавшие посоветовали объявить об обеих. Поскольку каждая из них могла «возбудить неудовольствие», то лучше «покончить дело вдруг». Александр Павлович, однако, решил, чтобы Новосильцов посоветовался об этом с Ф. С. Лагарпом и Н. С. Мордвиновым[54]54
  Извлечения из заседаний. С. 50.


[Закрыть].