Текст книги "Плиты и провалы"

Часть II
Сестра не ночует дома

Обычно Саша просыпался от того, что папа расталкивал его легкими ударами ладоней, при этом приговаривая: «Саша, вставай, пора ехать в интернат» или «Саша, иди завтракать». На этот раз он проснулся из-за тяжелого запаха чего-то подгоревшего.

Он открыл глаза и еще несколько минут смотрел на потолок. В углу среди плесени и грязи сидел паук и смотрел на него. Саша ощущал присутствие этого биологического организма и, кажется, мог даже общаться с ним:

– Привет! – бодро произнес Саша и сладко потянулся всем телом. Паук, вероятно почуяв, что его обнаружили, забился за сплетения паутины в самый темный уголок с запрятанными про запас сухими мухами. Саша почувствовал это и немного смутился. Раньше он ничего подобного не замечал и уж тем более не думал, что может посылать невербальные сигналы примитивным организмам. Затем его утренние ощущения пробуждения затмило воспоминание о вчерашнем диалоге с неизвестным гостем. С утра Саша задавался вопросом, а на самом ли деле очеловеченная неизвестность обосновалась в его комнате, или это был фрагмент страшного сна?

Он поднялся с кровати и увидел, что сестра уже дома и спит. Саша не услышал, как она вошла в комнату глубокой ночью. Встав на ноги, мальчик сделал несколько шагов по направлению к сестре и указательным пальцем дотронулся до ее лба.

– Ай! – вскрикнул он и резко одернул руку. Лоб сестры ожег его, а в голове сразу завертелись образы внеземных чудовищ, которые рвали на части ее нежное тело.

От внезапного вопля сестра проснулась и сонным взглядом посмотрела на брата.

– Сашуль, ну ты чего… – невнятно промямлила она и перевернулась на другой бок. Теперь вместо лица Саша мог созерцать лишь россыпь ее темных волос. Мальчик не понял, что произошло, но от сестры исходили эманации темной энергии. Они не собирались ее покидать, а будто заняли свою нишу в глубине душевного пространства и ждали нужного часа для вылазки. Что с этим делать, Саша не знал. В растерянности он пошел на кухню, аккуратно ступая по скрипучему полу. Там у плиты стояла мама и жарила подгоравшие гренки, запах которых разбудил Сашу. Папа сидел за столом и маленькими глотками пил чай из керамической кружки.

– Проснулся, Сашка! – сказала мама, повернувшись к сыну. – Так рано же еще!

– Рано, черт возьми… – как-то зло произнес папа и посмотрел на Сашу. В это мгновение он почувствовал себя неловко. Будто его вовсе не хотят здесь видеть. Отойдя от плиты, мама подошла к Саше и, обняв его за плечи, усадила на табуретку.

– А сеса даше спт буде? – произнес он вслух и удивился. Речь, возникавшая в мыслях, не могла вырваться наружу в первоначальном виде. Вероятно, Саша раньше говорил очень редко или же никто говорить его не учил. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить свою жизнь до момента появления… Появления…

– Повлени го? – Он задал вопрос сам себе вслух. Все это время, пока Саша пытался рассуждать, родители напряженно смотрели на него. Затем мама обернулась к отцу и, поставив тарелку с гренками на стол, произнесла:

– Он так редко говорит… Что он спросил, ты понял?

Отец в ответ взял гренку и принялся ее жевать. Вероятно, речь мальчишки не вызывала у него удивления или восхищения.

– Да кретин он! Хрен поймешь, что сам себе плетет! – сказал он, прожевывая.

– Артем! Он наш сын! – с обидой ответила мать. Саша смотрел на нее и испытывал накатывавшее чувство жалости, которое вот-вот должно было разразиться плачем. От мамы исходили тепло и любовь. А вот на отца Саша злился.

– Дочь, черт бы ее побрал, шалава, сын придурок! – ругался отец в ванной, и голос его разносился мрачным эхом по всей квартире. Вероятно, он кричал так намеренно, чтобы услышали все: и соседи, и родственники, и сам Процессор_Примитивных_Желаний, наградивший его семью такими подарками.

Саша же ощущал, что вмешательство иного в его сознание положило конец прошлой жизни. Воспоминания продолжали улетучиваться одно за другим.

На кухню вошла сестра. Лицо ее было бледным и слегка заплывшим. Над скулами огоньками выглядывали два зеленых глаза. Сестра источала негатив.

– Доброе утро, – сказала равнодушно мама и поставила еще одну тарелку с гренками. Сестра молча кивнула головой и, пододвинув к себе деревянный стул, уселась в углу стола.

– Есть чего попить, холодное? – сиплым голосом произнесла сестра и тут же закашлялась. Каждый ее звонкий грудной звук эхом отдавался в голове Саши. Будто бы кто-то злой и подлый бил ее по позвонкам так, что все тело вздрагивало.

Мать молча взяла граненый стакан и наполнила его холодной водой из-под крана.

Взяв стакан, сестра залпом выпила воду и протянула обратно. Сглотнув всю воду и вздохнув, она добавила:

– Еще налей…

В этот момент из ванны вышел хмурый отец. Вероятно, он питал к дочери ненависть еще большую, чем к Саше. Пробурчав что-то себе под нос, он удалился в зал и принялся одеваться, ибо скоро ему нужно было на работу в литейный цех безликого завода. По крайней мере, там, среди шума, вредных веществ и горячих потоков воздуха, можно было не думать про отравленные угли семейного очага.

– А же апа аботае? – произнес Саша и опять задумался о том, как же ему научиться четче выговаривать отдельные звуки и слова. Он был уверен, что это в скором времени получится. Надо только потренироваться и хорошенько обдумать механизм произношения каждого принятого в этой местности звука.

– Что? – спросила удивленно мама, повернувшись к сыну. Саша раньше говорил что-то очень редко и чаще всего фразы его были мало похожи на слова. А сегодня за одно только утро он уже два раза произнес что-то с интонацией вопроса.

– Он спросил… – как-то растерянно и полушепотом сказала сестра – где работает… Папа.

Девушка растерялась главным образом потому, что прекрасно понимала Сашу. А еще оттого, что брат действительно раньше не стремился познавать мир с помощью окружающих его людей.

В эти мгновения Саша решил, что раньше он ничего никому не мог сказать, а теперь сестра его полностью понимает. И даже больше, в ушах сестры речь его слышалась абсолютно чистой и свободной. Наверное, сестра – то существо, которое надо беречь, и ночной фантом не просто так выбрал Сашу для модификации.

Мама присела на корточки перед Сашей и, глядя ему прямо в глаза, произнесла:

– Папа работает на заводе. И мама работает на заводе! – если бы она сказала что-то еще, то вероятнее всего расплакалась бы. Сестра, в отличие от мамы, просто глазела на Сашу и неспешно жевала гренку.

Глядя на лицо мамы, которая в эти мгновения была совсем рядом, Саша почувствовал безграничную любовь к ней. Резко подскочив, он обнял ее двумя руками. Сейчас он прижимал к себе самого близкого на свете человека, и за несколько секунд перед ним прошла вся ее жизнь, основу которой составляла неугасаемая надежда на то, что родной сын когда-нибудь поправится, а дочь Алена… «Значит, так сестру зовут», – уяснил для себя Саша.

…А Алена выйдет замуж за порядочного человека и уедет из промзоны в счастливый город с яркой подсветкой зданий и беспечными людьми на улицах. И, возможно, будет так, что больше она никогда не увидит всего этого противоестественного и лишенного всякой красоты убожества, непонятно зачем выстроенного в холодном и практически безжизненном пространстве.

Мама все-таки не удержалась и расплакалась, а Саша зажмурил глаза и попытался передать ей часть своей неугасающей светлой энергии. В это мгновение перегорела лампочка, и треснуло оконное стекло. Все решили, что наверняка от мороза на улице.

Кухню обдало искрами. Сестра от удивления уронила гренку на промасленный пол. Мелкие катаклизмы этого вполне себе обычного утра сулили большие перемены.

Однако единственной, кому можно было доверить сокровенные тайны и устрашающие догадки, была сестра. Но, кажется, она совсем не осознает свое сверхпредназначение.

На кухню вновь зашел отец. Пиджак на нем болтался, а брюки напоминали переделанный в штаны мешок для картошки.

– Алена, почему ты вчера так поздно вернулась? – вопрос, адресованный сестре, был, скорее, поводом для начала агрессивных переговоров. На обнимающего маму Сашку отец внимания не обратил. Зато Сашка как-то постеснялся отца и ослабил свои крепкие объятья.

– Тебе-то какая разница? – съязвила сестра и демонстративно повернулась к отцу спиной. Перед ней в треснувшем от псионной атаки окне виднелись несколько труб завода, укрытого высоким бетонным ограждением. По обе стороны от него неизвестный архитектор разбросал обшарпанные прямоугольники многоэтажных домов, разделенных кривыми линиями дорог.

– Конченая мразь, – подытожил отец и вышел в коридор. Хлопнула входная дверь, и послышались тяжелые шаги по ступенькам, от которых становилось как-то неловко.

– Урод чертов! – со слезами в голосе сказала сестра. Сашке захотелось обнять и ее. Он уже было протянул свои руки, но вспомнил про таинственный ожог на пальце. Значит, прикасаться к сестре ему пока что рано.

С уходом отца атмосфера на кухне утихомирилась. Саша сжевал несколько подгоревших гренок и запил это все остывшим чаем. Сестра по-прежнему сидела спиной, периодически оборачиваясь и поглядывая то на маму, то на Сашу.

Как только мама ушла в комнату переодеваться, сестра вроде как успокоилась и, глубоко вздохнув, пододвинулась к столу и принялась доедать остатки гренок.

– Нашу маму зовут Юля, а папу Артем! – сказала она зачем-то. – А тебя назвали Сашкой…

– А ея аву ена?

На миг задумавшись, сестра кивнула головой и ответила:

– Мама меня так называет. Вообще Лена. – Отпив из кружки остывшего чая, она добавила. – Ты тоже меня можешь называть Аленой…

Сашка улыбнулся. Сестра улыбнулась ему в ответ. Она, вероятно, осознала, что ей теперь доверена некая тайна и, подтверждая ход своих мыслей, сказала:

– Я никому не проболтаюсь, что ночью ты изменился. Ты даже спал как-то иначе. Сразу обратила внимание.

Алена мечтала, что когда-нибудь у нее будет нормальный брат, или просто друг, которому можно так много рассказать. Сейчас Сашка зажил абсолютно новой жизнью, но после слов о том, как кого зовут, девушка не знала, что ему еще можно сообщить. Глядя брату в глаза, она ощущала, что Сашка теперь совсем не тот человек, которого она знала раньше. Душевнобольной ребенок, не способный говорить и ориентироваться в пространстве будто улетучился, но визуально не изменился.

– Отведи Сашу в интернат! – крикнула мама из коридора.

Сестра явно была недовольна, что ей придется вести брата в место его постоянного заключения, но недовольство тут же сменилось интересом: ведь теперь перед ней совершенно другой человек!

– Пошли одеваться, Сашка! – сказала она и махнула рукой в сторону комнаты.

В комнате она сняла с себя ночнушку и осталась в одних трусиках. Саша смотрел на большие синяки на ее спине.

– О то? – спросил он расстроенно. Сестра опять же прислушалась, потом оглянулась и, поняв, о чем спросил ее Саша, ответила:

– Не обращай внимания. Просто так получилось.

Она надела джинсы и свитер, а Саше кинула школьные брюки, разившие мочой, и синюю застиранную рубашку.

– Ты учишься в специальной школе для детей с особенностями развития. Там таких, как ты… – сестра замялась и, решив не продолжать, приступила к короткому рассказу о себе. – Я учусь в колледже, через три года стану поваром и отправлюсь работать на чертов завод в столовую…

Одевшись, они покинули неуютную квартиру и оказались в подъезде среди наглухо закрытых дверей и неприятного запаха, исходящего из забитого мусоропровода.

Рядом с выломанным мусоропроводом валялись гнилые объедки. Они спустились на первый этаж и, распахнув деревянную входную дверь, вышли на улицу. Перед Сашей раскинулось пространство двора, укомплектованное металлической покосившейся горкой, засыпанной снегом песочницей и сломанными качелями. Возле подъездов стояли холодные, мертвые автомобили, а вокруг были точно такие же панельные девятиэтажные дома, занесенные смесью из грязи и снега. От таких открытий Саша растерялся и внезапно остановился. Сестра, сделав несколько шагов вперед, повернулась и махнула Сашке рукой.

– Ну ты что, совсем уже что ли? – иронично спросила она. – На остановку пошли!

Саша заковылял вслед за сестрой по обмороженному потрескавшемуся асфальту.

* * *

Саша шагал вслед за Аленой, озираясь на серые грозные здания. От них веяло мраком, а в пещерах внутри творились страшные вещи, природу которых распознать он не мог. Саша был сражен одной только мыслью, что все шагающие люди выходили из подъездов. Каждый из них, словно был уже давно трупом, выходил в городское пространство и двигался в одном направлении – к остановке общественного транспорта. Большинство дверей в подъезды были выломаны, и пугающие внутренности клонированных советскими строителями обиталищ ограничивала лишь темнота. Саша представлял, как можно безнаказанно среди ночи незаметно от всех проникнуть в каждый из этих коридоров иного мира и стоять возле дверей. Слушать странные разговоры, читать непонятные ему надписи и вникать во всю сущность пространства, в котором ему довелось оказаться внезапно и совершенно неподготовленным.

Сестра шла на несколько шагов впереди. Она периодически останавливалась и, заприметив, что Саша ведет себя как-то странно, окликала его:

– Санек, ну ты чего тут не видел?

Тембр голоса сестры оказывал магическое воздействие на его разум. Наверное, он раньше никогда не ощущал своего генетического сходства с ней. Так же, как и не ощущал неполноценность прежнего тела до смутного инцидента с метафизическим странником.

Он побежал к сестре, и на миг весь его страх улетучился. Мальчик с разгону врезался в мягкий пуховик, прижавшись головой к животу Алены. От него исходило невероятное и великое, заряженное космической силой. Все запахи, ощущения и букет из каких-то потусторонних мыслей погрузились в общий круговорот отчаяния и страха.

Сестра от такой неожиданной реакции брата смутилась и положила руку Саше на голову, случайно сбросив наземь его шапку. Проходящие мимо люди искоса поглядывали на происходящее. Оно словно занозой впивалось в их привычную утреннюю картину. Саша источал положительную энергию в отношении сестры. Она же была словно зеркалом для него, отвечающим бессознательной взаимностью. Но все равно в глубине своего сознания, где сокрыто первобытное, он ощущал, как взрывается громадная звезда и неизмеримые человеческим умом потоки беспощадной энергии разливаются по вселенной.

– Ну что ж мы шапку-то уронили… – с тоской произнесла сестра, и, подняв ее с земли, вновь надела на голову брата, слегка отряхнув от грязного снега. Вероятно, выпачканная вязаная шапка никак не контрастировала с проходящими мимо человеческими фигурами. Толстые и худые, высокие и низкие – они все были серые, злые и некрасивые. Радовало лишь то, что утром эта масса молчала. Иногда отдельные ее представители лишь сердито озирались друг на друга, будто были заключенными на прогулке в тюремном дворике. Саша, глядя на них и даже шарахаясь, чуял, как эта грязь легко может прилипнуть к нему и вызвать такую же мутацию.

– То с ими семи? – спросил Саша у сестры.

Но Алена лишь пожала плечами. Скорее всего, она впервые не знала ответов на Сашкины вопросы. Они шли по вымощенной битой квадратной плиткой дороге, петляя между домами, словно по лабиринту с невидимыми стенами. Вскоре, обогнув огороженное забором небольшое кирпичное здание, они вышли на оживленную улицу, и тут же череда звуков пронеслась сквозь разум Саши. Это был широкий проспект, названный в честь страшного человека. По нему праздно шагали люди и направлялись к остановкам, построенным наспех из разноцветных кирпичей, накрытых цельным куском ржавой жести. Подъезжающие автобусы забирали часть этой безликой толпы с собой, везя их по неизвестным маршрутам.

Алена с Сашей подошли к толпе людей и остановились в ожидании транспорта. Мальчик делал робкие шаги и подходил то к мужчине, закутанному в черный тулуп и меховую шапку, то к грузной женщине в платке и легком пальто, продуваемым кусачим ветром.

Люди делали вид, что не замечают маленького обитателя этого наспех и кое-как застроенного пространства. Но Сашка был настойчив, а поэтому люди устремляли свои хищные взоры на него. Каждый раз Саша вздрагивал и чутко улавливал частички мыслей этих существ из плоти и крови.

«Сгоревшие яйца будет вонять»

Саше почудились обугленные, но еще живые цыплята, парящие над головой грузной неопрятной тети с лицом неестественной, непропорциональной формы. И когда они беспомощно щебетали, женщина закатывала глаза и подавляла их слабое, едва заметное рвение к свободе.

«Черт бы побрал эту суку, куда она его спрятала»

Эта мысль принадлежала хмурому парню с габаритным черным чемоданом. Он хищными своими глазами впивался в каждый воображаемый кожаный кейс и разрывал его словно дикий бешеный пес затравленного кролика в проволочной клетке. Но вместо кишок, костей и мяса – всего лишь звезды и бесконечная пустота.

«Надеюсь, не узнает, тварь этакая».

Мужчина пристально разглядывал механические тела стоящих рядом с ним девушек, без предварительных тестов пущенных в эксплуатацию. Саша взглянул на овальное лицо этого полного маний инженера. Несмотря на всю тревогу, царящую у него в голове, внешне он улыбался и был всем доволен.

Все эти случайно перехваченные сообщения скатывались в один большой комок и, возможно, даже были готовы захватить Сашку. А потом засосать в металлический автобус, что должен был вот-вот отъехать. Он уже двинулся за людьми, когда Алена схватила брата за капюшон и потащила за собой. Сашка подумал, что вот-вот пропадут знакомые запахи улиц, а вместо них он почует коктейль из человеческих испарений. Чем ближе люди друг к другу, тем более тошно и невыносимо среди их ненависти.

– Ну, ты куда идешь, дурак, нам же на трамвай! – несмотря на ее строгий голос и слегка раздраженное выражение лица, Саша ощутил, что в этом мире он все-таки не одинок. И что любимая сестра вовсе не такая, как эти тени в искусственных коконах.

Сашка повернулся и, посмотрев на сестру, озарился улыбкой. Она тоже в ответ улыбнулась, но в ее зеленых глазах все равно читалась какая-то тревога и боязнь за обновленного младшего брата. Что там крылось за границами доступного иным умам, Сашка пока не понимал. Сестру же это страшило намного больше, нежели будущее в урбанистической тюрьме.

Сашка посмотрел на уходящий автобус и увидел, как после автоматического закрытия дверей на его боку возникла четырехзначная цифра. В это мгновение новое знание пришло к мальчику в голову: цифры отличались от букв. Как – он пока что не мог понять, но точно ощущал, где находятся цифры, а где буквы.

– О то? – спросил он у сестры. Та, вырвавшись из плена бренных мыслей, сначала не поняла, что он сказал, но прокрутив его фразу в голове еще раз, догадалась.

– 1996. Год сейчас. Выборы скоро будут. Реклама! – без всяких подробностей ответила Алена и, увидев вдалеке медленно тянувшийся трамвай, обрадовалась.

Алена с Сашей вошли в прохладный салон. Над головой Саши кто-то расклеил слегка пожеванные белые листы с текстами и портретами незнакомых ему людей. Лица этих трамвайных героев были едва различимыми из-за низкого качества печати. Саша догадался, что они имели отношение к 1996-ому году, в котором он оказался, и так называемым изменениям исторического значения.

Вновь закрыв глаза, он постарался абстрагироваться от хаоса мыслей, которые создавали толпившиеся в трамвае люди, и прикоснулся к напечатанным листкам. Каждый из этих людей обещал, что будет строить будущее, но почему-то Сашке казалось, что все, что они предлагали вместо этого, – лишь черно-белые картинки далекого, омраченного страшными событиями прошлого.

Саше стало не по себе. Он видел, что общество, в которое ему довелось попасть, является чистым хаосом. Без всякого намека на порядок и логику, люди в нем никак не могут набраться сил и перевернуть следующую страницу. Где-то на изломе всех этих словесных метаморфоз круг замыкался, и все шло по-новому. Будто все это движение с высоты птичьего полета напоминало множественные молекулы юного бунтующего создания, которое из раза в раз пыталось умертвить свою сущность. Но тщетно.

Саша открыл один глаз на следующей остановке. Он посмотрел направо и убедился, что Алена сейчас с ним и тоже смотрит в окно трамвая. Напротив остановки какие-то люди монтировали вывеску магазина, за окнами которого виднелись черные стены. Вероятно, магазин недавно горел. Стоящие неподалеку зеваки беспристрастно наблюдали за трудом других людей.

Вскоре трамвай вновь тронулся с места, и сестра положила руку на плечо Сашке.

– Пошли, нам выходить на следующей! – произнесла она и взяла Сашу за руку. Они принялись пробиваться сквозь толпу недовольных людей к дверям. От каждого, по чьей одежде скользил мальчик, исходили непонятные образы. Они накладывались друг на друга и причиняли странную боль.

У Саши закружилась голова, и в этот момент он ступил на асфальт, покрытый едкими соляными пятнами. Мимо него проехала машина и чуть не сбила Алену, едва вывернув вправо. Сестра что-то громко прокричала, несколько людей обернулись вслед машине, но ничего не сказали.

Растерянная Алена вновь взяла испуганного Сашку за руку, и они пошли к красивому, но обветшалому зданию с кованым еще в старые времена металлическим забором.

Возле калитки возвышалась будка с единственным черным окном. Кажется, там была какая-то пропасть или вход в тоннель, ведущий в неизведанные катакомбы. В момент, когда Сашка с сестрой подошли к ней, на них из окна посмотрел уставший человек.

Кивнув головой Алене, он лениво выбрался наружу и, подняв воротник заношенного армейского бушлата, галантно открыл скрипучую калитку, на одной из прутьев которой висел ржавый навесной замок. Затем он достал пластиковую ручку и поставил галочку в старом журнале. Человек знал всех мимо проходящих наизусть, а поэтому не требовал имен и фамилий.

Слегка подтолкнув Сашу вперед, за ограждение, она застенчиво помахала ему вслед. Саша же, ощущая внутреннее чувство тревоги, глядел сначала на большое каменное четырехэтажное строение, а потом на сестру. Человек в будке что-то нарисовал на настенной мишени, а потом грозно посмотрел на Сашку, будто вовсе не видел в нем человека. Сашка постарался проникнуть в разум Алены и успел только уловить сказанную сестрой про себя фразу «я заберу тебя отсюда».

– Иди уже туда… – зло произнес человек из будки. Саша, не видя путей отступления, зашагал к большим дверям мимо деревьев с опавшими листьями, что проросли когда-то давно прямо сквозь квадратную бетонную плитку. По пути он дотронулся до одного из них, и ему стало так мерзко, будто по артериям его вместо крови медленно ползли анаэробные слизни, оставляющие грязевые следы. Поморщившись, он отпрянул и пошел дальше.

Перед входом он обратил внимание на табличку с непонятной надписью: «Психоневрологический интернат № 1». Из всей надписи Саша понял только цифру, но и она ничего не могла ему сказать. Он с усилием открыл скрипучую дверь, и в лицо ему дунул теплый воздух, отдающий мерзким запахом ацетона, который, казалось, проникал во все потаенные щели сознания.

* * *

Оказавшись в помещении интерната, Саша огляделся по сторонам, будто был здесь впервые. Вдоль просторных коридоров были расставлены деревянные резные скамьи. Где-то на верхних этажах слышались обрывки человеческих фраз и незнакомые сложные слова. В стены мягкого, небесно-голубого цвета резко врезалась большая, грубо нарисованная картина с обилием красных тонов. По левую сторону от входа на старом кресле сидела грузная женщина средних лет и рассматривала свою физиономию в маленькое зеркальце. Она заметила вошедшего Сашку, но значения его визиту не придала, будто он был здесь дворнягой, о которой все знали, но ввиду ее полной безобидности просто не обращали внимания. Саша ощущал, что очень скоро настанет момент, когда тетка куда-то его унесет.

Пока позволяло время, Саша подошел ближе к картине, чтобы рассмотреть изображенного на ней человека в машине странной формы. «Таких в трамвае не было точно», – подумал Сашка, разглядывая черную машину и столпившихся вокруг нее людей. Сначала он решил, что причиной их собрания был диковинный автомобиль, но потом догадался: взоры были обращены на возвышающегося над толпой злобного и лишенного страха человека с черными прорезями глаз. Он закрыл глаза и приложил ладонь к облупившейся краске. В его голове образовалась поразительной красоты картина. По черному звездному небу проехала эта машина и выстрелила из пушки в космическое пространство. Снаряды устремились в невидимые, а, быть может, и несуществующие мишени.

Внезапно колесящая по небесным просторам машина сменилась лицом человека в старомодной, потертой по краям кепке с обкусанным мышами козырьком. Будто человек очень долго спал, прислонясь к стенке то одним виском, то другим, а вокруг бесновались мыши.

Лицо замерло прямо над ним. Затем губы его расплылись в улыбке, обнажив страшные кривые желтые зубы с черными вкраплениями.

– Запомни, друг мой, Сашка! – слегка картавя и глотая согласные, произнесло оно. – Все это ощущение внутренней свободы личности – всего лишь неудачный эксперимент. Люди изобрели паровую машину, и только потом последовал паровоз!

– Но зачем? – спросил Сашка, и лицо почему-то стало обильно потеть. Лоб его морщился, а скулы сокращались в спазматических приступах. Вероятно, лицо хотело измениться, но неведомая тяга лишала такой возможности. Гримаса страха моментально сменила злую улыбку и, когда должен был последовать логически завершающий сцену вопль, все вдруг растворилось. Саша ощутил, как страшная сила резко рванула его тело назад, прочь от стены. Грубые руки одернули от таинственной картины. От неожиданности Саша инстинктивно принялся кричать. На миг это таинственное нечто отпустило его, и Саша плашмя свалился на пол. Склонившись, над ним стояла грузная вахтерша и прожигала его своим недружелюбным взглядом. Тело ее было подобно взошедшему тесту, зараженному неведомой формой чумы. От него пахло замшелой плесенью.

Крепко вцепившись в его застиранную рубаху, тетка одним резким движением поставила мальчишку на ноги, которые от внезапности происходящего стали вдруг ватными. Сашка зажмурился и почувствовал, как эта обвисшая рука отвесила ему затрещину.

Вахтерша вновь схватила Сашку за шиворот и понесла куда-то по коридору. На этот раз он молчал, провожая глазами удаляющуюся живую картину.

Притащив Сашку к одному из лестничных пролетов, скрытых за стеклянной дверью без ручки, она несколько раз ударила кулаком. Дверь открылась, из-за нее показался молодой парень, мощный торс которого едва помещался в просторный проем.

– Кого к нам привели? – спросил он на удивление тонким певучим голосом и посмотрел своими зелеными глазами на Сашку. Мальчик удивился. В этих глазах не было ничего злого и пугающего. По всей видимости, парень очень хотел помочь окружающим его людям, но имел для этого недостаточно знаний.

– Чертов недоносок! – зло произнесла женщина и подтолкнула Сашку в спину, чтобы он самостоятельно шел по направлению к стеклянной двери. – Веди его в кубрик, чтобы тут не обосрался!

Тетка развернулась и, лениво покачиваясь, пошла к своему дежурному пункту.

– Тварь недотраханная… – с обидой произнес парень, будто сказанные слова были адресованы ему, а не Сашке.

Парень взял Сашу на руки. Оказавшись на высоте почти двух метров, мальчик обнял за голову этого великана и ощутил поток странных, но упорядоченных мыслей. Вновь закрыв глаза, он превратился в стрелу и, незаметно пройдя сквозь черепную коробку, принялся осознавать, что такого важного, чего никто не знает, есть во внутреннем мире этого человека. Парень тем временем поднимался по ступенькам на третий этаж.

Парня зовут Сергей. Он работает здесь санитаром и учится в медицинском училище. Он смотрит трудные для понимания научные фильмы по психиатрии и мечтает подарить всем окружающим новое свободное сознание будущими научными открытиями. Однако ему здесь не нравится, потому что шатающиеся рядом злобные люди совсем не думают о том, как можно полностью изменить ситуацию.

Мигом промчавшись к неведомой планете, которая была чем-то вроде храма знаний Сергея, Сашка обнаружил, что она совершенно безжизненная и на ней пока что ничего нет. А если вдруг случится так, что реки живой воды изрежут этот безжизненный каменный шар, то тут же информация устремится потоками света к яркой звездочке.

Пока один конец стрелы внедрился в планету человеческих знаний, второй конец сквозь призму головного мозга Сергея получал необходимые данные об этом месте и здании.

Интернат был мысленной психотронной тюрьмой и сюда отправляли детей, которые сбились со стандартных мысленных циклов и потерялись в безжизненном пространстве. Живут они все на третьем этаже, на втором находятся какие-то научные лаборатории, где уже несколько лет нет ничего интересного, потому что они давно никому не нужны.

Саша открыл глаза и вдруг понял, что Сергей остановился. Лоб его внезапно нагрелся, а перед глазами замелькали таинственные блики. Мальчик смутился, потому что слишком сильно наследил в голове этого доброго парня. Сергей поставил Сашку на ноги, а сам сел на корточки и взялся обеими руками за голову, зажмурившись в приступе чего-то похожего на смесь боли и усталости.

– Что ж такое творится… – сквозь зубы произнес он, чувствуя, что головной мозг с минуты на минуту разлетится на тысячи фрагментов, испачкав обшарпанные некрашеные стены сырых и холодных лестничных пролетов. Сашке стало стыдно. Сейчас к нему пришло осознание того, что надо установить правила путешествий в миры других людей.

Сашка обнял Сергея за голову. Обнаружив медленно зарастающие поврежденные стрелой дыры, в которые тонкой струйкой стекались разного рода болевые энергетические ручьи, мальчик принялся откачивать жидкость обратно в себя, совсем позабыв про планету, которой нужно подарить немножко живой воды.

Откачав всю болевую жидкость, Саша почувствовал, что задыхается и его стошнило на пол. Сергей в этот момент, сидя на корточках, смотрел на него изумленно, не понимая, что произошло. Тем не менее, он осознавал, что боль снял этот мальчик, которого весь персонал медицинского комплекса считал психически недоразвитым.

– Это ты забрал к себе? – спросил Сергей у Саши, кивком указывая на вязкую жидкость, растекшуюся по полу.

Саша кивнул головой, давая понять, что мыслит он так же, как и все люди, которых в обществе называют «нормальными». Задумавшись и не обращая внимания на лужицу густой рвоты, санитар взял его за руку, и они медленно побрели по лестнице на третий этаж.