Текст книги "Плиты и провалы"

Валера хотел собрать всю свою волю в единое силовое поле и сделать хоть какую-то попытку изменить отвратное и чуждое будущее. Съежившись, он очень хотел поверить, что тоже может здесь кричать и чувствовать боль, уготованную невинному больному ребенку. В пик всей этой демонической пляски Валера вдруг понял, что является наполнителем тюбика, который небрежно выдавливается непознанным нажатием извне. Кажется, своими сигналами он все-таки что-то спровоцировал.

Он очнулся сидящим на холодном земляном полу подвала. Прямо перед ним стояла девочка. Она смотрела на него, как на поверженного после турнира рыцаря. В ее глазах читалась смесь презрения и удовлетворения.

– Не трогай его больше никогда, – слова звучали как предупреждение. Девочка топнула ножкой, всколыхнув пыльный покров этого мрачного места. Валера безмолвно признал, что сейчас он намного слабее ее.

Девочка подошла к напуганному мальчику и, взяв под руки, помогла ему подняться. Пока ошарашенный Валера пытался понять, что вокруг происходит, девочка обняла своего брата, и вдвоем они прошли прямо к выходу. Открыв со скрипом дверь и запустив в подвальные чертоги потоки дневного света, они растворились в городе. Поднявшись на ноги, Валера пошел вслед за ними медленным шагом, оставляя концентрат своих страхов дожидаться новых случайных посетителей этого места.

Когда он переступил через порог, ведущий на улицу, первым делом вновь посмотрел на небо. Кажется, над большим городом собиралась гроза. Скоро небесная атака из молний и водяных потоков обрушится на землю и в пространствах между домами станет совсем безлюдно и до мерзости мокро.

Валера поднялся по ступенькам, и перед его взором предстало полное отсутствие машин во дворе, а детская площадка выглядела совершенно новой, будто только-только над ней работала бригада строителей и ушла, так и не вытерев с ее пластмассовой поверхности строительную пыль. Удрученный, он побрел вглубь двора в поисках укрытия от грядущего шторма. Где-то между двумя домами, в окнах которых не горел свет, а у подъездов валялись окурки сигарет, он заприметил объект с крышей овальной формы. Под ним виднелись силуэты стоящих там людей. Ускорив шаг, Валера направился к ним в надежде прикоснуться к живым. Как раз в этот момент ударил ливень.

Прародители

Под металлическим мухомором стояли три человекообразных существа, облаченных в черные балахоны из блестящей материи, блики на которой мерцали так, будто были мечущимися галактиками, помещенными в двумерное пространство. Существа грелись возле изрешеченной железной бочки, из щелей которой вырывались языки пламени и мгновенно гаснущие яркие искры. Как только Валера зашел под мухомор, взоры человекоподобных существ устремились на него и внезапно шум проливного дождя стих, а на смену ему пришел треск горящих в бочке дров. Обнаружив поблизости постороннего, существа начали вибрировать, словно под балахоном у каждого скрывался стратегический рой ядовитых ос.

– Здравствуйте… – несмело произнес Валера и, окинув взглядом силуэты его потенциальных знакомых, добавил, – барышни.

Очертания человекоподобных существ действительно напоминали женщин, скрещенных с гигантскими насекомыми. Утонченные черты лица, сухие тонкие губы невыносимо яркого цвета и фасеточные глаза с манящими отблесками. Впрочем, в этих неуловимых взглядах скрывался страх и желание непрерывной атаки.

– Вечность – это смерть, Валерий Владимирович, – слащавым голосом сказала одна из них и наклонилась к бочке. Она методично раздувала бесноватое пламя, которое дарило тепло этому укромному местечку в эпицентре дворовой пустоши.

Вторая девушка сделала шаг вперед и произнесла:

– Меня зовут Сашина Дочь. В этом имени нет никакого смысла и нет никаких тайн, шифровок, посылов, измерений, намеков. Может быть – есть отец и его значительная, но не большая биологическая составляющая. Впрочем, это формальности и я никогда не видела своего отца. Наверное, он был абсолютом еще до моего рождения.

У Сашиной Дочери явно была своя история, детали которой давно позабылись.

Третья девушка вслед за своими сестрами сделала шаг вперед и хотела было что-то произнести, но ее перебила раздувавшая пламя. Вознесшись над дымящей бочкой, она прошептала несколько слов, услышать которые было суждено только Валере.

– Меня зовут Кисейная Барышня… – теперь ее голос напоминал бурлящий ручей, будто незаметно для всех она набрала в рот талой воды. Голова ее вместе со всеми голосами и звуками переместилась в подвальный водосток с ограниченным пространством для акустики.

Валера, почуяв, что новоявленные знакомые расположены к нему, решил все же поинтересоваться именем последней девушки, которая как-то боязливо поглядывала на спину Кисейной Барышни и старалась зарыться в просторный блестящий капюшон.

– Третья девушка. Ты самая интересная. Я могу ошибаться. Но думаю именно так. В эту секунду. – Речь Валеры была отрывистой и напоминала попытку перенять стиль общения его новых знакомых со странными наименованиями.

– Меня… Меня зовут ЛОМО… – произнесла напуганная собственным именем девушка и в это мгновение Кисейная Барышня протянула к ней руку и что-то сказала на таинственном языке, понять который Валера не мог.

Представившись, они вновь встали вокруг горящей бочки. Она же была своеобразным барьером между Валерой и тремя странными девушками с голубыми глазами, скрывающими фальшивые драгоценности их душ. Дым из бочки также отдавал голубым свечением, будто бы на дне ее был вовсе не огонь, а тоннель в параллельный мир.

Валера подошел к бочке и поднес руки к столбу белого дыма. Ладони обдало жаром. Он посмотрел на крышу железного мухомора и прислушался. Казалось, что дождь прошел, но чуждая вибрация по-прежнему мешала спокойствию

– Сколько сейчас времени? – невпопад спросил Валера. Но в ответ на это девушки лишь сняли капюшоны. У каждой из них темные волосы с разными оттенками серости были аккуратно уложены и стянуты плотной черной резинкой и из-за нездорового блеска напоминали искусственные. Фасеточные глаза мерцали. Скорее всего, они останутся яркими пятнами даже в кромешной тьме.

Поклонившись, будто встретили своего господина, они вновь уставились на Валеру. На всякий случай он обернулся, но ничего, кроме облезлых стен и мокрого асфальта, не увидел. Данный посыл был адресован именно ему.

– Что все это значит? – обратился растерянный Валера к своим новым знакомым. В бочке вновь что-то треснуло, и ввысь отправился похожий на горящий алмаз многогранник.

– Ваше появление здесь не случайно, – сказала Кисейная Барышня. Вероятно, здесь она была главной, и поэтому ЛОМО ее боялась.

– Мы всегда ждали подобного инженера души, – произнесла ЛОМО и с надеждой посмотрела на Кисейную Барышню. Кисейная Барышня кивнула головой, позволив ЛОМО продолжить свою речь.

– Вам нужно войти в нас и сделать некоторые конструктивные поправки в архитектуре ядра мышления…

ЛОМО, вероятно, хотела сказать что-то еще, но Кисейная Барышня ударила ее ладонью по щеке, отчего трехмерное пространство реальности, в которой находился Валера, прогнулось, как металлический каркас, попавший в зону повышенного давления. Вибрация от звука соприкосновения двух живых существ насытила пейзаж слишком яркими красками и четкими контурами. Стены домов стали вдруг игрушечными, а небо наполнилось большими уродливыми пикселями, глядеть на которые долго было невыносимо. Кажется, над Валерой навис громадный старый монитор, отражающий примитивные текстуры.

ЛОМО показательно взвизгнула и плюхнулась на асфальт, закрыв лицо руками.

– Не слушайте ее, мужчина. Она пришла сюда из пограничного мира различных уродств, посему часто несет околесицу. Отец ее не любил. Бил. Помещал в сверхновые и жег, как подлую суку. – После сказанного на лице Кисейной Барышни читалось презрение. Так бывает, когда женщина в одной семье воспитывает родную дочь и приемного сына, притягивающего в дом сплошные проблемы. Кажется, в случае этих трех существ все было гораздо сложнее.

На улице начинало смеркаться. Валера подумал, что надо как-то выбираться домой изо всех этих иллюзорных пространств. Он окинул взглядом окрестности, и ему показалось, что чернеть начало вовсе не затянутое облаками небо, а искусственно воссозданные конструкции, которые еще минуту назад были наполнены мягким телевизионным свечением.

Ночь в том месте, где он оказался, вовсе не зависела от движения планеты вокруг Солнца. Более того, внутренним взглядом он хорошо видел, что непосредственно эта местность является центром вселенной и все вращается вокруг нее. Или как-то неправильно – около, вне законов физики. Свет или тьма исходила изнутри, из самых недр, где…

– Где располагается самая настоящая Пустота, – продолжила Сашина Дочь. Она прикоснулась тонким указательным пальцем к голове Кисейной Барышни, и та замерла. Затем ее ладонь коснулась лба плачущей ЛОМО, которая сразу же лишилась фасеточных глаз и уснула, усевшись на сухой асфальт и обхватив колени руками. Наверное, в таком положении она ощущала себя абсолютной и защищенной.

Вновь начался дождь. Капли били по крыше металлического мухомора и привносили элементы нереальности во все происходящее. Валере казалось, что весь этот треск – едва ощутимое землетрясение, созданное руками подземных чудовищ. Как только Кисейная Барышня погрузилась во что-то, очень похожее на анабиоз, Сашина Дочь заговорила. И голос ее был в меру сладок и приятен.

Валера сделал несколько шагов к ЛОМО и Кисейной Барышне, и хотел прикоснуться к их бледным лбам, как сию же секунду запаниковала Сашина Дочь.

– Нет! – вскрикнула она и в такт своей речи взмахнула рукой, балансируя на грани прикосновения к собеседнику. – Не вздумай дотрагиваться до них и, тем более, до меня.

– Что с ними не так? – недоумевающее спросил Валера.

– Они спят. Не трогай их, пожалуйста. И ко мне не прикасайся. – Валера смотрел в глаза своей собеседнице. Ему казалось, что Сашина Дочь жаждет, чтобы он погладил ее своей теплой рукой, выпачканной в черной краске и подвальной пыли. Или, может, чтобы схватил за руку и вместе они взлетели, а потом отправились гулять вокруг одинокой планеты, а потом в один момент потерялись в космосе. Или сгореть, смешав пепел от дезактивированных тел.

– Где я нахожусь? – слегка растерянно спросил Валера.

Сашина Дочь с укоризной смотрела на него и ждала следующего хода. Валера же не понимал, что от него хотят и что ему делать. Он резко развернулся и побежал прочь, в сторону прохода между двумя домами, через который он и попал к этой детской площадке. В эти мгновения он подумал, что совершил фатальную ошибку и что может быть еще не поздно вернуться, но… Вот он проем. Валера замер.

В проеме виднелся все тот же металлический мухомор и три девушки, две из которых погрузились в состояние анабиоза. Несмотря на порядочное расстояние в несколько десятков метров, он чувствовал, как Сашина Дочь буквально сверлит его своим взглядом, а в бочке по-прежнему разгорается что-то горячее и опасное.

«Оно же должно быть позади меня…» – подумал и Валера и обернулся, чтобы вновь побежать в обратном направлении и врезался в кирпичную стену, которой быть не должно.

– Глупый Валера. Ну что за болван. Все же повторится! – это был голос Сашиной Дочери. Валере стало страшно. Сердце отбивало хаотичный неконтролируемый ритм, а тело покрылось липким и противным потом. Валере внезапно очень сильно захотелось в душ, но он чувствовал, что все его дела предугадывает и определяет Сашина Дочь. И стоит она прямо за его спиной, одним прикосновением делая статичные окрестности неподвижными во времени. Он вновь будет видеть, как спившийся десантник избивает напуганного мальчика. Или другие вещи из мира насилия, которые сплелись в круговорот.

Решив, что прошлого и будущего больше не существует, Валера обернулся с мыслями отдаться этой человекоподобной субстанции. Но, к его разочарованию, Сашина Дочь все так же стояла под металлическим мухомором и не желала протягивать к нему свои руки. Вероятно, физически она не могла находиться под проливным дождем, ибо была заточена в этом круглом пространстве и, быть может, имела способность тайно управлять двумя другими узницами.

Оглядевшись, Валера увидел окна, оснащенные черными стеклами. Кажется, редкие обитатели оградились от происходящего здесь. Потом он посмотрел на замурованные подъезды. Рядом с ними должны были быть входы в подвальные сети, но туда будто бы вылили тонны бетона. Даже спрятаться негде. Валера осознал, что единственный выход из этой временной петли – соединиться с Сашиной Дочерью. Решив, что иного ему не дано, он твердым шагом направился к Сашиной Дочери в надежде узнать, что вокруг него происходит и как он сюда попал из странного подвала.

Он приблизился к мухомору. Сашина Дочь улыбалась, будто была верной женой офицера военно-морского флота, которая дождалась его из длительного и полного опасностей похода.

– Ты завершала жизнь самоубийством? – наобум спросил он, припоминая последние эпизоды своей работы, которые сейчас казались чем-то вроде давно забытых мультфильмов из беззаботного детства.

– Ты же знаешь, Валера, что это ни к чему не приводит в итоге, – ответила Сашина Дочь. Валера обратил внимание, что теперь ее голос стал более походить на человеческий. Появилась интонация. Нечто иноземное укрылось в ее сознании и не проявлялось, по крайней мере, сейчас.

– Зачем я тут нужен? Где я?

– У каждой из нас своя история, связанная с бесконечной тягой к наслаждению всякого рода живых существ. Ты сейчас находишься в том месте, с которым постоянно пытаешься работать. – Сашина Дочь подошла к двум своим спутницам и прикоснулась ладонями к их лбам. Они ожили.

– Тебе нужно увидеть и понять, что ты видишь перед собой. Теперь мы все здесь. Даже ты, – сказала ЛОМО. Говорила она так, будто и вовсе не было никакого диктата со стороны Кисейной Барышни. В это время Кисейная Барышня извлекла из-под балахона несколько черных углей и кинула их в бочку. Из нее повалил черный дым, который обволакивал Валеру, создавая некое подобие кокона.

– Теперь твоя очередь понимать, что в нас сокрыто, наш маленький друг. Ведь ты ищешь ответ на свой вопрос? – спросила Сашина Дочь. Валера догадался, что речь идет о духовном объекте, который завершал жизнь самоубийством, но появлялся в его мире в разных образах.

Сашина Дочь наконец-то прикоснулась к Валере. Ее палец дотронулся до складки его влажного лба. Валера ощутил, как когтистый демон подкрался к нему, не оставив шансов на сопротивление. Полностью отдавшись Сашиной Дочери, он ощутил в себе острые края большого ветрового стекла, на котором царапинами были изображены фантастические материки и океаны некогда плоского мира. Реки, береговые линии, разломы, неправильной формы фигуры и абсолютно плоские двухмерные пространства. Демон впился в плечи Валеры, дав крови выплеснуться и каплями упасть на мокрый асфальт. Но боли не было. Одно лишь ощущение, что жизнь из него выкачивают как гной из запущенной раны. Медленно, но необратимо Валера слеп и глох, задыхался. Наконец он почувствовал, как само его тело развалилось на части и рухнуло в пропасть. Высвободилось только сознание, медленно дрейфующее к новым сосудам.

То, что раньше было человеком, стало духовным наполнителем безграничных пространств. Оно могло одновременно быть в каждой его точке или же модифицироваться в отдельный нейрон множества тел, что расхаживали и покоились, подчиняясь законам воссозданного ими же общества.

Первым пунктом для постижения стал мир объекта «Сашина Дочь».

Объект Сашина Дочь

В мире неразумных машин и глупых людей душа объекта «Сашина дочь» принадлежала прекрасной девушке Ане. В солнечный день она шагала по обшарпанному бульвару затхлого восточноевропейского города и, улыбаясь, смотрела в лица прохожих, старясь уловить их бренные мыслишки. Люди шли по своим делам. А когда встречались взглядом с лучезарной Аней, то старались делать вид, что не замечают ее глаз, способных видеть нечто большее, нежели объекты из металла и камня. Будто и не было ее вовсе – такой одной и неповторимой, что искала чистой романтики среди катакомб рутины и мечтаний.

Овеваемая летним ветром, она села на лавочку. Напротив нее будто вылезшее из-под земли возвышалось страшное правительственное здание, основание которого поддерживали величественные колонны, выкрашенные в красный цвет. Крыльцо здания пустовало, и лишь изредка из массивных деревянных дверей, украшенных авторской витиеватой резьбой, появлялись люди и тут же исчезали в толпе. Аня провожала их мысленным добрым напутствием, а они будто чувствовали ее невинную слежку, отворачивались, а затем быстрым шагом удалялись прочь.

Изредка проходившие мимо нее старики пытались заглянуть ей в лицо, но, когда встречались с наивным взглядом и нежными чертами, сразу делали вид, что обознались. А Аня улыбалась и не понимала, почему в городе, где проживают миллионы людей, так много одиноких и запуганных.

«Может, этот воздух пропитан парами антивещества, от которого людям тяжело дышать и мысли падают на самое дно рассудка?» – думала она и старалась втянуть побольше кислородной смеси, чересчур приправленной выхлопными газами и выбросами мрачных фабрик, которые черными кляксами будто бы наобум были разбросаны по городу неведомой темной силой.

На ближайшем перекрестке широких улиц желтым цветом мерцал светофор. Люди, стоявшие возле пешеходного перехода, подозрительно поглядывали из стороны в сторону, пытаясь уловить момент, когда машин будет мало, и тайком перебежать на другую сторону улицы. Кажется, у каждого из них была всего одна цель – скрыться в тесном пространстве квартиры со скрипящим полом, прижав к себе авоськи с нехитрой утварью. А потом так и сидеть, пока не наступит рассвет.

Аня поднялась с деревянной лавки и грациозной походкой побрела к пешеходному переходу, желая поближе подойти к красному зданию, которого все так боялись и сторонились. Страх, который, быть может, исходил из жерла этой конструкции, был совершенно неприменим к юному восемнадцатилетнему созданию с кроткой улыбкой и роскошными ресницами (что казались магическими в мире полностью стандартизированной неестественной красоты).

Подойдя к пешеходному переходу, она посмотрела в обе стороны и, подняв подол длинного бежевого платья, вышитого золотыми нитками, спрыгнула с обочины, окаймленной разбитым бордюром. Ножки ее твердо встали на потрескавшийся асфальт проезжей части, местами испещренный белой разметкой. Быстрым шагом Аня направилась на противоположную сторону улицы, хаотично оглядываясь по сторонам. Быть может, рядом с этим таинственным красным зданием она сможет лучше ощутить его энергетику.

Аня подошла к массивным деревянным дверям и прочитала надпись на табличке: «Комитет Добрых Дел».

Далее было указано время работы. Как оказалось, данное заведение работало круглосуточно с небольшим техническим перерывом после полуночи. Вроде бы в 00:00 из внутреннего дворика этого имперского строения выезжал грузовик, доверху загруженный отработанным материалом эпохи. Тела, тела, тела. Сплетение холодных рук, синих ног и вспоротых животов. От грузовика пахло. Бывало, он проезжал по улице, а запах его еще долго оставался в качестве свидетельства непрерывного исторического процесса.

Ане показалось, что могучие красные колонны вздымаются прямо в небеса и нет конца их пафосному величию. Девушка спряталась за одной из них. Сразу за ее спиной красовалась черная прямоугольная табличка с мифическими письменами ушедших в небытие поколений.

Пока Аня внимательно читала аккуратно выгравированные буквы, сзади к ней бесшумно подкрался человек, который привык работать так, чтобы другие ничего не заметили.

Он положил свою шершавую ладонь с пожелтевшими трещинами на хрупкое плечо наивной девушки.

От внезапного прикосновения, больше напоминавшего пленение, Аня вздрогнула и, резко развернувшись, прижалась спиной к стене. Перед ней же стоял настоящий богатырь, одетый в тщательно выглаженный черный пиджак с сияющей золотистой бабочкой вместо галстука и белую рубашку, скрывающую грубую кожу, о которую, должно быть, противно тереться щеками. Несмотря на то, что взгляд существа скрывали темные непроглядные очки, душу девушки охватил леденящий ужас.

Но мужчина, явно предугадывая ход испуганных мыслей девушки, в ответ лишь улыбнулся. Улыбка его была наигранно-доброй, но Аня сразу поверила, что от этого создания не будет исходить никакого зла. Кажется, в его белых зубах отражалась вся она – беззащитная и нежная, жаждущая лишь стихов и прикосновений.

– Здравствуйте, Аня! – сказал он так, будто был знаком с ней со школьной скамьи. Она была отличницей, а он рос жестоким и беспринципным подонком.

– Здравствуйте! Вы меня напугали… Кто вы?

– Я тот, кто охраняет твой покой дни и ночи напролет!

– Вы ангел? – наивно спросила она.

– Почти. А теперь пошли со мной! – после этого рычания, внезапно сменившего отточенный баритон доброты, мужчина взял девушку за подол платья и поволок мимо стен красного здания. Колонны и парадный вход остались позади. Аню ждала иная судьба.

Осознав, что ее положение безнадежно и что граница дозволенного пройдена, Аня отдалась целиком Сплаву_ Свинца_и_Урана и судьбе. Тут же в ее голове завертелись самые страшные картины вполне вероятного будущего.

Мужчина завел девушку за угол монументального строения. Пройдя несколько метров вдоль стены, они остановились возле встроенной металлической двери без ручек.

Человек достал из кармана своего пиджака маленький молоток с тщательно отполированной деревянной ручкой. Аня испугалась еще сильнее: ей на миг показалось, что человек этим молотком будет методично дробить ее коленные чашечки и ей придется испытать настоящую боль, несущую с собой экзистенциальный ужас. Но мужчина лишь усмехнулся, снова полностью угадав мысли спутницы. Опыт работы научил его тонко улавливать всю невербальную информацию, которую передавали ему в моменты отчаяния робкие девушки. Он с размаху ударил молоточком по двери. Раздался звонкий «бум» и по стенам пошла еле ощутимая вибрация. Аня подумала, что эта странная металлическая дверь была чем-то вроде мембраны между сердцем Комитета Добрых Дел и безжизненным пространством, в котором по несправедливому недоразумению прошло ее детство. Через несколько секунд металлическая дверь отворится, и они оба погрузятся в таинственные темные артерии.

– А кровь этого существа из бетона такая же красная, как и у всех смертных? – спросила Аня.

Перед тем как ответить, мужчина снял шляпу и стряхнул с нее дурно пахнущие пыльные колбаски. Наверное, он очень долго находился в чертогах Комитета и ждал появления невинной жертвы.

– Она однонаправленная. Как безграничная жертвенность, покоящаяся в женском сердечке. Тук-тук-тук, ох и ах. Понимаешь меня, моя маленькая Аня? – вопрос, который задал человек, был явно риторическим и не подразумевал четкого ответа. Аня покорно кивнула головой, но ее выражение лица, полное досады, говорило о потребности в несколько иных знаниях.

Тем временем дверь со скрипом открывалась, приводимая в движение ржавым изношенным механизмом. Сантиметр за сантиметром она обнажала внутренности здания. Любопытная Аня наклонилась вперед, дабы заглянуть внутрь.

Мужчина резко одернул девушку и прижался своей щекой к ее лицу. Мягкой и нежной кожей Аня ощутила нечеловеческую грубость и шершавость, присущую пористому бетону, которым заливали братские могилы. Она зажмурилась в ожидании потенциальной боли, но мужчина лишь прошипел:

– Ты тромбоцит, а я лимфоцит!

После он схватил девушку за плечи и швырнул в темный коридор, распростершийся за отворившейся металлической дверью. Пол коридора был гладким, а сам он напоминал гигантскую овальную трубу, смазанную со всех сторон слизью, отдающей терпким запахом ванили.

Аня полетела в неизвестность. Лежа на животе, она несколько минут катилась в самую глубину монументального здания.

Так получилось, что Аня свалилась прямо с потолка в небольшую комнату с желтыми обоями и холодным дощатым полом, зияющим глубокими дырами. Сквозь щели в нем были видны бурные потоки жидкости странной подземной реки. Оттуда веяло смертью и тяжелыми трупными ароматами. В самом центре этой конуры возвышался металлический стул, наглухо прикрученный шурупами к доскам. Настенные часы с черной нечистью вместо кукушки показывали семь вечера. В углу за столом сидел человек, уже знакомый Ане. Над ним висел портрет какого-то тучного генерала, упакованный в пластиковую раму. Девушке показалось, что глаза на портрете куда более живые, чем у сидящего человека. Встав на четвереньки, она первым делом осмотрела свое платье, измазанное красной слизью. Его хотелось снять, но лоскуты испорченной ткани отрывались только вместе с кожей, оголяя нижние слои мягких тканей.

Человек, по-прежнему сидя за столом, пристально разглядывал красивое тело прибывшей девушки. Аня же пыталась высматривать что-то в щелях пола, который, быть может, был специально вырезан таким для этого мрачного помещения.

«Через эти маленькие щели никак не сбежишь» – подумала она, позабыв о том, что человек читает ее мысли, даже не глядя в глаза.

– На стул, тварь! – Человек с грохотом поднялся на ноги, демонстративно шлепнув красной папкой о поверхность стола. Аня сделала вид, что не услышала его. Звуки бурно протекающей подвальной реки привлекали ее. Манили туда, в глубины, в кровяные потоки несправедливо замученных душ.

Человек быстрым шагом подошел к Ане и больно схватил ее за волосы. Аня стиснула зубы, но не издала ни единого звука. Однако человек вместе с мыслями улавливал энергию насилия, а поэтому принялся сжимать локоны у самых корней. Растрепанные волосы с треском рвались. Инстинктивно Аня пыталась обхватить своими тонкими пальчиками жилистое предплечье, но разве управишься с такой силищей в одиночку?

Человек швырнул ее к металлическому стулу. Больно ударившись головой о сваренную из арматуры ножку, она поднялась и зачем-то села напротив человека. Разглядывая Аню, он злобно сопел. Аня подумала, что теперь на теле ее останутся синяки, которые можно вскрывать блестящим скальпелем, или же, на худой конец, ключами от платяного шкафчика. Будут красные брызги.

– Так-то лучше, – удовлетворенно произнес человек. И уселся обратно на свое место. Открыв красную папку, он сделал ручкой какие-то пометки. В этот момент Аня всматривалась в глаза увековеченного в портрете генерала. Они были живыми и бегали в надежде отыскать выход из замкнутого пространства. Или же в них был помещен инородный объект? Человек за столом явно не усмотрел зарождающуюся жизнь в этом куске пластмассы.

– Итак, кто вы такая? – произнес мужчина спокойным голосом, будто и не было никакого насилия в этой маленькой комнатке.

– Сашина Дочь, – ответила Аня. Холодный металл, на котором она сейчас сидела, не давал ей покоя. Ворочаясь, она оглядывалась по сторонам в надежде услышать хоть какой-нибудь скрип. Мокрое платье источало пар. Красная слизь постепенно испарялась под действием тепла ее живого тела.

– Когда в последний раз имела половой акт с классовым неприятелем и сколько раз достигла точки наивысшего наслаждения? – задал следующий вопрос человек и исподлобья взглянул на поверженную, но отнюдь не сломленную девушку.

– В пятницу. Отдалась три раза одному человеку. И кончила один. – Аня посмотрела на свои ладони, будто они были хранилищем памяти.

– Сидеть, сучара! – рявкнул человек. Его охватила ярость. Он швырнул на стол ручку, вероятно, наставив клякс на листе бумаги, и, отодвинув один из ящиков стола, извлек тусклые наручники, источенные тонкими полосами рыжеватой ржавчины.

Вновь подойдя к девушке, он заломил ей руки за спину и больно сжал запястья металлическими скобами. Сейчас Аня почувствовала себя совсем беззащитной и поняла, что вскоре придется отдаться судьбе.

– Следишь ли ты за гигиеной организма? – с издевкой произнес человек. Теперь он стоял прямо напротив Ани. Не услышав в ответ ничего внятного, он принялся ходить из сторону в сторону, будто был не следователем по особо важным делам, а заложником находящейся в психиатрической лечебнице одиночной камеры.

Когда терпение человека лопнуло, он подскочил к Ане и одной рукой стремительно задрал ей платье, а второй безжалостно рванул белые трусики, обнажив своему взору поросль черных кучерявых волос. Аня зажмурилась. Нахлынули воспоминания многолетней давности. Череда звуков и телодвижений. Глаза портретного генерала сфокусировались на происходящем.

– Значит… Значит, ты с ними заодно… Вот же сука! – человек плюнул в лицо Ане, будто она приходилась ему неверной женой или опозорившей семью дочерью.

– Я вас боюсь… – шепотом сказала Аня, готовая вот-вот расплакаться. Страх Ани только подбадривал человека. Улыбнувшись, он приспустил свои штаны, извлек скукоженный член и подошел ближе к ней. Аня отвернула голову в сторону. Придерживая одной рукой расстегнутые штаны, человек ударил ее по лицу. Изо рта и носа девушки струйкой потекла кровь. Большими кляксами она падала на розовое платье и грязный пол.

– Кто вы? – с надеждой на прощение спросила Аня, сплевывая кровь.

– Моисей Степанович Иванов, майор войск специального назначения, – с гордостью ответил человек. Спущенные трусики Ани находились теперь на уровне ее щиколоток и сплошь были заляпаны кровью.

«Это же тот самый человек, который спасает наши жизни во имя добра и света!» – подумала она.

Внезапно душа девушки наполнилась озарением. Она поняла всю глумливую суть происходящего. Аня улыбнулась, обнажив ровные и белые зубы, слегка подкрашенные кровавыми разводами.

– Вот теперь хорошо! – человек улыбнулся ей в ответ и приставил свой член к ее лицу. Аня покорно взяла пульсирующий орган в рот и голова ее начала двигаться. Языком и губами Аня ощущала всю мощь того прекрасного времени, в котором ей довелось жить. Периодически ей приходилось останавливаться, чтобы сплюнуть смесь из слюны и крови.

Второй рукой человек схватил Аню за голову и принялся поступательными движениями наклонять ее к себе в такт совершаемой операции.

– Давай! Твори историю, сучара… – произнес он. От наслаждения Моисей Степанович закрыл глаза, и тело его пробирала еле ощутимая дрожь.

Тем временем глазами портрета на происходящее смотрел никто не иной, как обреченный Валера, который на мгновения стал сторонним наблюдателем в мире Сашиной Дочери. Он оказался пленен невидимыми границами портрета и стал его живой частью – глазами.

Остальная материя по-прежнему представляла собой мертвечину. Частицы самых разных форм метались вокруг рамы, напоминая знакомое со школьной скамьи броуновское движение. Глаза генерала были единственной возможностью не только увидеть, но и прочувствовать все происходящее в этом замкнутом островке вселенной с душой Сашиной Дочери. Валера пытался кричать и бить энергетическими ударами в незыблемую конструкцию портрета, но его сил и знаний явно не хватало, чтобы прорвать потустороннюю клетку.