Текст книги "Кроме шуток. Мягкий юмор и ядреная сатира, уморительные карикатуры и выразительные фотоиллюстрации, лирика и публицистика"

Золотой фонд

…Больница. Врачей нет, медсестер нет, лекарств – еще меньше

Зато мух…

Рис. Михаила Ларичева

А тут назначают нового главврача. Молодого, энергичного. Издает он один грозный приказ о безобразиях санитарного состояния, другой, третий. Мух – еще больше.

Вдруг по больнице слух прошел: главврач за каждую убитую муху один грамм спирта наливает.

Проверили – точно! Приносят ему, к примеру, 12 штук, он пинцетиком их пересчитывает и 12 граммов четко выделяет.

Дело пошло. Лежачие больные быстренько становились ходячими, инфарктники и послеоперационные доходяги, едва оклемавшись, упорно выходили «на охоту» в надежде, что и им достанется хоть немного «дичи» от тех, кто покрепче.

Дня через три за каждой мухой по пять человек гонялось. От такого обращения золотой мушиный фонд резко пошел на убыль, и борьба с разносчицами инфекций переместилась втихаря от главврача в больничный двор и прилегающие улицы. К ней подключались родные и близкие.

На вопрос супруги, стоявшей под окнами больницы: «Что тебе принести?» – маячивший в окне пятого этажа муж кричит:

– Ничего не надо! Мух неси!

– Чего?

– Мух давай, му-у-х!

– Каких мух?

– Любых! И побольше!

Та с болью смотрит на своего Васю, начинает ругать врачей, залечивших кормильца.

А Вася не унимается, возмущенный непонятливостью жены, напрягает голосовые связки, пытаясь внушить ее ослабевшему от новизны впечатлений сознанию свое самое заветное желание.

Посошок

Тяжко, мужики, «трубы» горят.

Вчера из деревни приехал: на похороны родственника ездил. На работе три дня взял за свой счет.

А там родни, друзей – полдеревни. И все в гости зовут. «Не придешь – обидишь», – говорят.

Как откажешь. Лет 15 здесь не был: всё дела, заботы.

Новостей у каждого – вагон и маленькая тележка.

Кто женился, кто развелся, у кого кто родился или внуки появились. Кто корову купил, кто машину.

И везде, само-собой, поляны накрываются.

Жена звонит, ругается – когда вернешься, детей в школу надо собирать, ремонт дома заканчивать…

Мастер цеха телефон обрывает, грозится уволить за прогулы. Я им что-то насчет самочувствия плохого отвечаю.

И везде, само-собой, поляны накрываются.

Жена звонит, ругается – когда вернешься, детей в школу надо собирать, ремонт дома заканчивать…

Мастер цеха телефон обрывает, грозится уволить за прогулы. Я им что-то насчет самочувствия плохого отвечаю.

А здоровье, действительно, начало уже пошаливать.

Но усовестили меня деревенские остаться на 9 дней.

А пока по гостям ходил, там и 40 незаметно подошли.

Рис. Михаила Ларичева

Сижу на поминках, думаю: надо отчаливать, чтобы навсегда тут не остаться. Поднялся из-за стола и потихоньку на выход. Заметили:

– Куда?

– Домой, – говорю. – К жене, детям…

– А на посошок? Столько лет тебя не видели! Жди теперь, когда кто помрет.

Как я побывал Героем, лауреатом и депутатом

В советский период даже в черте Москвы садовый участок – подспорье в несытное тогда время – можно было получить без особых проблем. Были такие 4 сотки, находившиеся неподалеку от дома, и у нашей семьи.

Пошел я туда как-то вечером яблок пособирать. А сосед на своей «фазенде» держал собаку. В свое отсутствие он выпускал пса в свободный полет. Хотя красть на этих скромных сотках было нечего.

Вылетает вдруг собачка эта без шума и лая из-за кустов, забегает сзади и – хвать за ногу. Смотрю – джинсы порваны, кровь сочится. Подорожником ранку залепил, набрал яблок и домой. Жена увидела, разволновалась: «Собака эта, может, бешеная! Cрочно в больницу!»

Рис. Михаила Ларичева

Время позднее. К дежурному хирургу – необозримая очередь. У кого голова в бинтах, у кого нога в гипсе, у кого нос набоку, рука на ·перевязи или ножевое ранение. Полевой лазарет после штурма Перекопа. Ждут, постанывают.

Советские люди к очередям относились как к неизбежному злу. Но это был особый случай: помирать от укуса собаки как-то не входило в мои планы.

Смотрю, на двери хирурга табличка. Золотом по красному начертано: «Герои Советского Союза, Герои Социалистического Труда, лауреаты Ленинской и Государственной премий, депутаты Верховного Совета, а также лица, укушенные животными, принимаются без очереди». И рядом – здоровенный плакат: оскаленная собачья морда, капающая с языка слюна и подпись: «Бешенство – смертельно опасное заболевание!»

Говорю:

– Братцы, мне вроде без очереди.

– Ты чего – Герой?

– Нет.

– Депутат, лауреат?

– Нет.

– А, Иосиф Кобзон! Извини, не узнали сразу.

– Я… э… лицо, укушенное животным. В любой момент могу сойти с ума и всех вас покусать.

И на плакат показываю. Народ поругался малость, посмеялся, но осознал.

Преисполненный собственной значимости захожу в кабинет. На ходу рубашку расстегиваю, на 40 уколов, предусмотренных в таких случаях, скорбно настраиваюсь.

– Ты чего тут стриптиз устраиваешь? – устало смотрит на меня измученный хирург.

– Да вот, собачка укусила.

Думал, он сходу за шприц схватится, санитаров кликнет руки-ноги держать. Ноль эмоций.

– Если завтра утром справку принесешь, что собачка привита от бешенства, колоть не будем. Если нет – из-под земли найдем и на всю катушку.

Полночи телефон хозяина собаки через знакомых разыскивал. Тот спросонья долго уяснял – кто укусил, кого, где, зачем? Просветлев, твердо заверил:

– Убью.

– Кого?

– Собаку эту чертову!

– Мне справку надо, а с собачкой своей делай потом, что хочешь!

– Давай до утра, а?

У нас тогда родственник гостил. Рассказывал: с ним аналогичный случай был. На работе сторожевая овчарка укусила. А приятель посоветовал: «Хочешь узнать, бешеная она или нет? Выпей грамм сто. Если бешеная, помрешь сразу. Если нет – 40 уколов делать не надо».

– Дома в холодильнике стояла резервная, – рассказывал родственник. – Решил: «Э, семь бед…» Огурец достал, хлебца. Принял 100. Лег на кровать, руки крест-накрест сложил на груди. На всякий случай мысленно попросил прощенья у родных и близких. Чувствую, никакого результата. Наверно, мало. Добавил. Стало лучше. Для закрепления добил остатки. Еще лучше захорошело. Жена приходит с работы, шумит: «Ты уже в одиночку начал!» Пытаюсь ей объяснить, что это, мол, собачка виновата и т. д. «Какая еще собачка, у тебя уже белая горячка!» Тут мы с родственником решили эксперимент этот повторить и в ходе его проведения поняли, что «моя» собачка была здоровой – долгих ей лет жизни и личного собачьего счастья.

Наутро сосед ко мне со справкой прилетел, я с ней – к хирургу.

– Ну что, достал? Повезло тебе, – сказал он.

Еще бы. «Есть, – думал я – есть у нас, оказывается, благословенные места, где рядовой гражданин, если очень повезет, приравнивается к лучшим людям страны и от души, хоть раз в жизни, может насладиться льготами, которые дарует их статус».

Высоцкий просил не аплодировать

Автору этих строк довелось побывать на одном из концертов Владимира Высоцкого. Выступал он в располагавшемся на Сельскохозяйственной улице (это рядом с ВДНХ) клубе «Краб» НИИ точных приборов – одного из московских «почтовых ящиков».

Зал, рассчитанный человек на 200, был переполнен. Высоцкий выходит на сцену, говорит:

– Сегодня у меня еще один концерт, и я смогу выступать здесь 45 минут. Мне очень важна ваша реакция, но я прошу мне не аплодировать. Я лучше в счет этого времени вам больше спою.

В начале выступления барда зал сдерживал свои эмоции, но затем зрители уже не могли не аплодировать. Высоцкий огорчился было: «Я же просил…» – но махнул рукой.

Высоцкий отвечал на записки зрителей. Рядом со мной сидел поддатенький мужичок. Он тоже написал одну, вторую записку… Не знаю, какие там вопросы были, но артиста они, очевидно, не заинтересовали. Мой сосед не сдавался – встал с места, вышел на сцену и вручил свое послание лично. Высоцкий молча прочитал, взглянул на мужичка и запел:

 
Считай по-нашему, мы выпили немного.
Не вру, ей-Богу. Скажи, Серега?
И если б водку гнать не из опилок,
Чего б нам было с пяти бутылок?
 

…А выступал бард больше часа.

Золотые руки

Он выбрал эту машину из множества интернетовских фоток-видео: черная, длинная, приземистая, с обтекаемостью хищной рыбы, 100 километров – за 7 секунд. Электроника предугадывала мысли водителя.

А когда тот подходил к машине, она начинала приветливо подмигивать хозяину своими раскосыми фарами и огоньками зеркал заднего вида.

И пробег был приемлемый. Ее владелец цену запрашивал немалую.

Продав свою иномарку, которая стала «сыпаться» из-за ежедневных поездок на разбросанные по Москве и области многочисленные объекты фирмы, где работал, он занял недостающую сумму и получил свою автомечту.

Рис. Михаила Ларичева

Но дней через десять в двигателе что-то зазвенело, застучало, и машина, словно споткнувшись на бегу, встала. Хорошо, что сзади никто не въехал. Знакомый посоветовал обратиться в сервис, где успешно сделали сложный ремонт его железного коня: «Там ребята – золотые руки!» – заверил приятель.

Он прислушался к совету. Мастера провели диагностику, определив, что причина «инфаркта» двигателя – один из цилиндров, который пошел вразнос из-за нашего некачественного бензина.

Ремонт был долгий, сложный и дорогой. Заняв еще денег и получив возрожденную машину, он ее завел, услышав привычно ласкающий слух тихий шепот двигателя. Поехал.

Через несколько минут под капотом вновь зазвенело и застучало.

– Вот тебе и «золотые руки»! – чертыхнулся он. С тоской подумал, что до объектов опять придется добираться на общественном транспорте, теряя в заработке, который зависел от его оперативности.

Затормозил, поднял капот. На двигателе лежали забытые мастерами гаечный ключ, кусачки, молоток. С облегчением вздохнул: «Повезло…»

«Оживляж», или Тысячный день пятилетки

В 80-е годы автор этих строк работал редактором в главном управлении кадров и учебных заведений министерства путей сообщения. Наш отдел занимался ежеквартальным подведением итогов отраслевого соревнования и распространением информации об опыте коллективов-победителей. С железных дорог нам присылали документы с показателями работы предприятий, сообщениями об отличившихся работниках. По этим материалам я готовил информацию в издания МПС, центральные, городские, республиканские, областные газеты, предварительно согласовывая с редакциями тематику. Мне присылали газеты с этими публикациями и гонорары, которые тоже были нелишними.

Как-то раз пришла в почте областная газета, куда я направлял заметку о расположенном в том регионе локомотивном депо, победившем в соревновании. Мой текст был примерно такой: «Коллектив локомотивного депо станции Нижняя Волжская завоевал первенство в отраслевом соревновании. План перевозок выполнен на 101%, по ремонту локомотивов – на 102%. Среди отличившихся – машинист электровоза Иван Петров и бригадир слесарей Михаил Сидоров».

Эта скромная заметка приобрела в газете такой вид:

«Локомотивное депо станции Нижняя Волжская я знаю много лет, хорошо знаком с традициями коллектива и его работниками. Узнав, что это предприятие завоевало первенство в отраслевом соревновании, я вновь его посетил, чтобы на месте почувствовать напряженный пульс работы коллектива. Пройдя по цехам, я ощутил какое-то особо приподнятое настроение тружеников.

– В чем причины такого энтузиазма? – спрашиваю своего давнего знакомого передовика производства, машиниста электровоза Ивана Петрова.

– Как же! – отвечает собеседник. – Сегодня тысячный день пятилетки!

Коллаж автора

В разговор вступает другой мой давний знакомый – ударник коммунистического труда, бригадир слесарей Михаил Сидоров:

– В честь этого юбилея наша бригада решила перевыполнить план на 1,2%.

Наша беседа переросла в митинг, на котором коллектив депо единогласно принял обязательство выполнить пятилетку в четыре года. Надеемся, этот патриотический почин будет подхвачен не только на железнодорожном транспорте, но и во всей стране».

Моя подпись.

Звоню в газету:

– Братцы! Какой тысячный день пятилетки? Какой митинг? Зачем мою подпись оставили?

– Ну, сделали небольшой «оживляж» для усиления, так сказать, трудового порыва трудящихся, – бодро отвечает сотрудник редакции. – Да вы не волнуйтесь, все будет нормально: нашу газету, кроме начальства, все равно никто не читает.

Шапки наголо

Свита сопровождает своего начальника к самолету. Зима, мороз за 20, метель. Подчиненные шапки держат в руках.

Рис. Михаила Ларичева

Босс, не снимая головного убора, быстро прощается и поднимается на борт персонального «Фалькона». Провожающие начинают махать шапками, приговаривая: «Приятного полета, приятного полета!»

«Фалькон» начал разбег – они машут, стараясь прикрыть головы воротниками дорогих пальто. Самолет оторвался от земли и давно скрылся в облаках, – а они всё машут, машут, машут…

Пушок

(Очень живой уголок)

У нашего друга Коли был сиамский кот. Худенький, мускулистый, с васильковыми глазками. Уши, как у охотничьей собаки, почуявшей дичь, постоянно стояли торчком. Шерсти было мало. Звали Пушком.

Этот потомок гордых и независимых красавцев, которые на родине его предков в Таиланде приравнены к священным животным, периодически прогуливался в Колином дворе, куда заглядывала и наша компания.

В этом дворе многие хозяева собак выгуливали их без поводков, здесь же бродили всевозможные коты. Пушок любил поиграть и с теми, и с другими.

Но если какая-то псина бросалась к Пушку с нехорошими целями, тот не удирал и не взлетал от страха на деревья. Габариты противника его не волновали – будь это дог, бульдог или, образно говоря, собака Баскервилей. Подпустив поближе врага, Пушок чуть уклонялся, а когда тот по инерции пролетал вперед, прыгал ему сзади на холку и, вцепившись, как клещ, тремя лапами в пса, когтями свободной долбил его по носу.

Очумевший от боли пес вылетал со двора, безуспешно пытаясь сбросить Пушка, который восседал на нем с уверенностью Буденного, скачущего на любимом рысаке.

Хозяин собаки, сопровождаемый нашими пожеланиями: «На поводке надо выгуливать!», – безуспешно пытался догнать тандем, ругая Колю и его домашнего питомца.

Многие жертвы Пушка были породистыми, а их хозяева торговали щенками. Если бы «собачники» знали о том, что говорится в конце этого текста, они со своими дорогущими четвероногими друзьями, возможно, дышали бы свежим воздухом во дворе, держа их не на поводках – на цепях.

Участники «собачьего» бизнеса попросили Колю выгуливать кота также на поводке. И можно было видеть такую картину: Коля вышагивает, удерживая окольцованного ошейником и ограниченного в своих порывах Пушка, и здоровенных собак, которые, завидев своего невзрачного обидчика, тянут поводки вместе с хозяевами в дальние уголки дворовой территории.

…Оказывается, сиамская порода к домашним котам имеет отдаленное отношение: их пращурами были пумы.

Рис. Михаила Ларичева

Научный подход

Член нашей комсомольско-молодежной бригады слесарей Володя Бобров,* или просто Боб, подозревал всех нас, своих соратников по напильникам, зубилам, паяльникам и выполнению плана, в скрытной принадлежности к еврейской национальности.

Коллаж автора

Нашему бригадиру Коле Сахарову Боб говорил:

– Ты же какой-нибудь Сахарович в лучшем случае. Анекдот помнишь: «Сахаров-Сахарович-Цукерман?»

– Отвали, Боб, – с привычным равнодушием к таким подозрениям отвечал Коля. – Займись делом: нарежь в заготовке резьбу М 10.

– У тебя есть одно, но слабое оправдание – голубые глаза, – вслух размышлял Боб во время наших перекуров, пристально всматриваясь в лицо Сашки Игнатьева. – Но существует особый тип семитов – исключительно голубоглазых. Ты один из них. Поэтому ты такой умный: я вот, чистокровный русский, только техникум осилил, а ты в институте учишься.

– Боб, я же на вечернем, – как бы оправдывался Сашка. – А разве евреи слесарями работают?

– Я тоже так думал, пока с вами не связался.

По мнению Боба, скрытыми евреями были все члены бригады – Генка Калинин, Витька Фатюшин, Олег Дрозденко, Сашка Родимов, примкнувший к ним начальник нашего цеха Игорь Константинович Кичаев и другие.

Насчет автора этих строк и еще одного труженика молотка и наждачки – Вовки Тишкина у Боба даже тени сомнения не возникало: наши фамилии, по его мнению, сами по себе были неопровержимыми уликами.

Боб раздобыл где-то справочник об антропологических особенностях представителей семитских национальностей.

Штангенциркулем он старательно замерил параметры наших черепов, длину носов, ширину ртов, уши, подбородки. Результаты заносил в особую тетрадь. Руководствуясь таблицами справочника, научно подтвердил свои наблюдения и подозрения. Но критерии, включенные в справочник, оказались универсальными: мы измерили Боба тем же инструментом. Выяснилось, что и он полностью подпадает под параметры, якобы характерные для граждан, населяющих Землю обетованную

– Неужели и я? Не ожидал, – удивился Боб…

* Здесь и далее фамилии персонажей юморески вымышлены (кроме, разумеется, фамилии автора).

Пародии

Касса Госдепа

Тихо, спокойно стало в наших Верхних Петушках. Живи и радуйся. Нам вот газопровод обещали. Пока ждали, весь лес на дрова употребили. По этой причине лесопилка наша закрылась. И правильно: шуму от нее больно много. Петухов давно поели вместе с курями-гусями, коровами, лошадьми и прочей горластой живностью. Огородами никто уже не увлекается: черенки от лопат тоже на растопку пошли. А бурьян сейчас такой, что ихние джунгли против него – тьфу и растереть. Лебеды много. Вкусная, когда сваришь. И на зиму можно насушить.

Чё? Сам ты отсталый. У нас есть магазин, есть дорога до райцентра. По ней проехать можно. Спасибо шефам из соседней дивизии, которые в наш магазин хлеб по этой дороге на танках завозят. А когда они застревают, батоны доставляют к нам по воздуху – в болванках снарядов дальнобойных орудий. Иногда и колбаски так подкидывают. Бывает, в избу болванка прилетит, а я и рад хлебушку-то и колбаске на дармовщину. А что дыра в крыше – так одной больше, одной меньше…

И в избе тихо, спокойно. Мыши не мешают – убежали вместе с котом, так как есть им нечего. Домашнюю утварь я давно на дрова приспособил.

Телек имеется. Без него нельзя. В нем всю правду узнаешь. Когда показывают, как у них все плохо, радуюсь, как у нас все хорошо. Говорят, что скоро Европа с этим… Евр… Еврейским союзом накроются вместе с Америкой. Скорей бы уж, злой я на них, потому что они нас не любят. А еще радуешься, когда показывают, как хорошо бомбят наши ненаших. Когда по телеку говорят, что страна встает с колен, я тоже пытаюсь подняться с пола, где обычно отдыхаю с бутылочкой.

Хорошо живу. Вот только с деньжатами туговато. Хлебца не на что купить. А по телеку передают, что мериканский Госдеп платит всем, кто в Москве на митинги ходит этих… недовольных нашей прекрасной жизнью. Госдеп вербует их в шпионы. Дай, думаю, попытаю счастья, заделаюсь понарошку шпионом, чтобы деньжат срубить.

Набрал по соседям на один билет на электричку. Оделся во все лучшее и потеплее: дело зимой было. До райцентра, где станция, с оказией подкинули на броне шефы. Билет не брал, конечно: от контролеров часок бегал по вагонам. Отстали, когда на крышу взобрался. С ветерком домчался.

Пока нашел площадь, где шпионы эти собирались, там уже их целая туча набежала. Выступают, радуются чему-то. Неужто опоздал и госдеповские деньги до меня раздали? Может, что-то еще осталось? Ищу кассу, где их, по идее, должны выдавать. Что-то не видать. Наверно, здесь сперва списки составляют, а платят в конце. Спрашиваю одного шпиона:

– А где тут записывают?

– Куда?

– Ну, чтобы деньги получить. Касса где?

– Какая касса?

– Этого… Госдепа. По телеку говорят, что он здесь деньги всем дает. А как – долларами или рублями?

– Монгольскими тугриками.

Вижу, шпион этот издевается: свою доляху вырвал и темнит. Мою, наверно, тоже хочет прикарманить.

– А когда давать-то будут?

– Да в любой момент могут начать.

Тут ОМОН набежал и начал направо-налево раздавать. Перепало и мне дубинкой по спине. Да мне это как слону дробина: у меня там давно мозоль набит от колов, которыми нас бугаи из соседних Нижних Петушков охаживали в молодости после танцев в клубе.

Дали мне 15 суток. А хорошо там было. Поел нормально. В камере тепло – спи, отдыхай. Но компания попалась скучная. Все шпионы с митинга. Разговоры вели секретные. Талдычили про какого-то Канта. Главный у них, видать. А я их про деньги Госдепа все старался выведать. Они говорят:

– Вы лучше сходите на другой митинг – за партию «Щедрая Россия». Там платят.

Когда срок отсидки вышел, попросил ментов, чтобы разрешили побыть еще недельку-другую.

– Тыща баксов – и сиди дальше, – смеются они. – А хочешь, посмотри косо вон на того сержанта, и мы тебя лет на 5 оформим за нападение при исполнении. Бесплатно поедешь на южный берег Белого моря или в солнечный Магадан.

Пошел на митинг, куда шпионы послали. Задолго до начала прикандыбал – черт их знает, когда деньги там начинают давать. Жду-пожду, брожу один по площади. Мороз сильный. Из-под ватника фляжечку достаю с первачком, отхлебываю потихоньку, валенками один о другой постукиваю. Откуда ни возьмись – журналистка знакомая, по телеку ее много раз видел:

– Политику нашей партии поддерживают самые простые люди! – кричит в микрофон. – Вы ведь для этого пришли на митинг?

Говорю, что прибыл специально из старинной русской деревни Верхние Петушки.

– Вас односельчане направили?

– Да-да, – киваю. – Единогласно. Как наиболее сознательного жителя, преданного делу нашей партии.

Рис. Михаила Ларичева

– Какие изменения произошли в вашей деревне благодаря мудрой политике «Щедрой России»?

Стал было рассказывать, как хорошо, спокойно мы живем, о заботе шефов-танкистов. Тут дама эта почему-то исчезла.

Смотрю – автобусы подъезжают, оттуда люди вылезают, им плакаты дают, командуют, куда становиться и что кричать. Меня поставили с ребятами-азиатами.

Обещали денег, хватит на 10 батонов. За такие бабки я готов был хоть неделю поддерживать нашу родную партию. После митинга подходит человек со списком. Я заметил, как он отстегивал другим участникам:

– Какая организация? – спрашивает.

– Верхние Петушки! – рапортую.

– Такой в списке нет. До свидания.

– Я сюда направлен общественностью!

– Вот пусть она вам и заплатит.

Ребятам-азиатам тоже ничего не перепало: сказали, что кричали они без огонька и с акцентом.

Кое-как вернулся домой. Соседи в гости повадились, должок за билет просят вернуть и еще денег дать. Говорят, ты там разбогател, поделись. Объясняю, что не заплатили ничего, что пострадал за народ, синяк на спине показываю. Они шумят, что по телеку меня видели, значит, бабки получил. Чтобы отвязались, сказал, что в монгольских тугриках давали, а в нашем сельпо их не примут.

А по телеку опять про деньги Госдепа. Дошло тут до меня: дурит наш народ Госдеп этот. Зажал доллары. Надо туда ехать. Помогите, люди добрые, разоблачить контру на месте.

Почты у нас нет. Шлите деньги голубиной – на деревню Верхние Петушки Ване Жукову, врагу Госдепа. Моя хата с краю.