Текст книги "Девять граммов дури (сборник)"

Глава 13
"КРОКОДИЛ" ПОЖИРАЕТ МОСКВУ

Новоселову не хватило терпения, и он поехал в аэропорт встречать старшего эксперта Дорохина, который возил на экспертизу в Вену изъятые у Мамедова ампулы. Дорохин днем раньше звонил из Вены и сказал, что «результаты ошеломляющие». Сказал бы проще: «Сергей Анатольевич, результаты интересные», и Новоселов спокойно дожидался бы опера у себя в кабинете.

Самолет опоздал на полчаса, и этого времени Новоселову хватило на то, чтобы просмотреть протокол последнего прослушивания телефонных разговоров Мамедова с человеком по имени Эдик.

"ЭДИК: Нет, Князь, они «крокодила» не так охотно берут. Они говорят, слишком дорого.

МАМЕДОВ: Скажи им, что я уступлю. Пусть берут весь товар. Пообещай им, что я много сброшу.

ЭДИК: Хорошо, Князь, я постараюсь уговорить… Знаешь, мне кажется, что за мной слежка.

МАМЕДОВ: Может, тебе в самом деле кажется? Ты пил сегодня?

ЭДИК: Да, Князь.

МАМЕДОВ: Тогда будь чистым. Ты понял меня?

ЭДИК: Да, Князь.

МАМЕДОВ: Поторопи их, пожалуйста. Мне время дороже. Спроси, за какую сумму они готовы взять весь товар? Я принесу на пробу…"

Новоселов сложил листы в папку и с мобильного позвонил старшему оперативно-разведывательной группы.

– Где вы сейчас?

– На Тушинской, Сергей Анатольевич, рядом с домом Мамедова.

– Наблюдение не снимать до тех пор, пока я не дам отбой. Но не думаю, что это произойдет.

Новоселов отключил телефон, взглянул на часы. Интуиция подсказывала ему, что на этот раз Мамедов крепко сел в капкан. Если Дорохин везет с собой методику выявления какого-то нового наркотика, который наши эксперты раньше принимали за дистиллированную воду, то наконец-то появился шанс ухватиться за конец нити. "Эдик называл товар "крокодилом". До этого в ходу были "Федор", "Константин Константинович", "Гера"[1]1
  Речь идет о наркотиках фенициклидине, кокаине и героине.


[Закрыть]. Потом по улицам Москвы проскакала «лошадка». И вот еще и «крокодил» появился. Зверинец какой-то!

Он усмехнулся, представив, как по Тверской ползет аллигатор, и взялся за ручку двери.

– Пора!

– Сидите, Сергей Анатольевич! – ответил водитель Феликс Карцев. – Это они только говорят, что самолет задерживается на полчаса. А будете ждать еще час.

Но у Новоселова терпения не хватило. Он вышел под дождь, поднял воротник и быстро пошел в вестибюль.

Дорохин действительно появился в вестибюле не раньше, чем через час. Он остановился перед Новоселовым и крепко пожал ему руку.

– Ну? – спросил Новоселов. – Не тяни!

– Это бомба, Сергей Анатольевич. Австрийцы определили сильнейший синтетический наркотик триметилфентанил. Он же "белый китаец". Он же "крокодил". Вещество страшное…

– Но ты методику привез? Методика у тебя с собой? – нетерпеливо спросил Новоселов.

– Конечно.

Следователь опустил руку на плечо Дорохина и повел его к машине.

– Взаимодействует с дистиллированной водой на молекулярном уровне, потому наша экспертиза его не "видела", – продолжал докладывать Дорохин в машине. – Двух-трех инъекций достаточно, чтобы посадить человека "на иглу" и сделать инвалидом. Сухая фракция триметилфентанила намного токсичнее, чем цианистый калий, кажется, раз в пять…

Новоселов лишь вздохнул и покачал головой. Если бы в день задержания Мамедова у них была методика опознания этого "белого китайца", скольких лишних проблем удалось бы избежать! Теперь же приходилось круглосуточно наблюдать за Мамедовым, фиксировать все его контакты и постоянно прослушивать телефонные переговоры. Брать его "пустым" не имело смысла – без улик его снова пришлось бы отпустить. Нужны были улики.

– С таможни по-прежнему никаких известий? – спросил Дорохин.

Новоселов отрицательно покачал головой. Он сам уже потерял надежду на то, что когда-нибудь таможенники задержат контрабандный груз, в котором будут обнаружены ампулы с каким-то странным наркотическим веществом, не поддающимся выявлению и анализу. Выходило, что этот злосчастный триметилфентанил производился где-то в России или, что не исключалось, в ближнем зарубежье.

– Ты спросил у них, возможно ли произвести этот порошок кустарным способом?

– Спросил, Сергей Анатольевич, – ответил Дорохин и скептически покачал головой. – Австрийцы сомневаются, что это возможно.

– Слишком сложный процесс?

– Исключительно сложный. В число реактивов, которые необходимы для синтезирования триметилфентанила, входит химикат, который вообще невозможно произвести в лабораторных условиях. Некоторые страны производят его промышленным способом в микроскопических дозах.

– Как он называется? – спросил Новоселов и немедленно позвонил дежурному. Он хотел выяснить, не производился ли в недавнем прошлом этот химикат отечественной промышленностью и не было ли зафиксировано хищений?

Ответ пришел, когда Новоселов был уже у себя в кабинете и проводил совещание со старшими оперативно-следственных групп. Ведущий специалист по промышленным синтетическим материалам профессор Козырев заверил, что интересующий следствие химикат в этом году был изготовлен на одном из химических предприятий страны в количестве пятьсот граммов и полностью использован на оборонные и хозяйственные нужды России.

"Из-за границы "белого китайца" не завозили, а нелегально изготовить его внутри страны невозможно, – думал Новоселов, оставшись в кабинете один. – Какой-то замкнутый круг!"

Он сидел за столом и рисовал на чистом листе бумаги пузатого коротышку с узкими, похожими на щелочки, глазами. Ниже подписал: "Белый китаец". Полюбовался на картинку и пририсовал к затылку коротышки косичку.

Постучавшись, в кабинет зашел офицер.

– Сергей Анатольевич! Получено заключение химической экспертизы.

– Что там? – почти безразличным голосом спросил Новоселов, соединил пузатого китайца стрелкой с квадратом, обозначенным словом "Таможня", и тотчас перечеркнул стрелку красным маркером.

– Триметилфентанил из ампулы Мамедова содержит в себе споры джелалабадской сосны.

– Какой сосны? – переспросил Новоселов, придвигая к себе заключение эксперта.

– Джелалабадской, – повторил офицер. – Это город в Азербайджане. У экспертов есть все основания полагать, что там он не только изготавливается, но и ампулируется в емкости из-под новокаина и хлористого кальция.

* * *

В ходе дальнейшего расследования было установлено, что в Москве создана и активно действует широко разветвленная сеть сбытчиков триметилфентанила. На «черном рынке» его можно было приобрести по 1000 рублей за ампулу (по ценам 1992 года).

Через несколько дней заместитель министра внутренних дел России генерал-майор милиции И. Н. Кожевников утвердил создание оперативно-следственной группы из сотрудников Следственного комитета, главных управлений по организованной и экономической преступности, управления по незаконному обороту наркотиков МВД РФ и ГУВД Москвы. В нее вошли старший следователь по особо важным делам Управления по расследованию дел особой важности майор милиции Н. В. Гончаров; старший оперуполномоченный по особо важным делам майор милиции Ю. Д. Семенов; старший оперуполномоченный по особо важным делам майор милиции Ю. А. Богданов; начальник отделения УНОН подполковник милиции С. И. Ласкин; старший оперуполномоченный по особо важным делам УНОН подполковник милиции Е. А. Черноусов; сотрудники ГУВД Москвы офицеры Ю. Л. Данилов, А. Н. Сидоров и другие.

Руководство следственно-оперативной группой было возложено на старшего следователя по ОВД Управления по расследованию дел особой важности майора милиции Н. В. Гончарова. Контролировать работу следственно-оперативной группы было поручено заместителю начальника 1-го отдела Управления по расследованию дел особой важности майору милиции Новоселову.

Для обеспечения следственно-оперативной группы Экспертно-криминалистическому центру было приказано обеспечить первоочередное проведение химических, фоноскопических и иных экспертиз.

Глава 14
КРЫША ПОЕХАЛА

Отец встретил Ковальского на лестничной площадке у лифта.

– Что случилось, папа? – спросил Миша. Голос его был спокойным, почти равнодушным. Он сразу догадался, что отец встречает его у лифта не потому, что дома что-то случилось; причиной необычного поведения отца могла быть только работа Миши в школьной лаборатории. Собственно, Ковальский невольно ждал от родителей или неприятных вопросов, или скандала.

– Ты почему пропускаешь занятия в институте? – спросил отец сдержанно.

Что-то утаить от отца – адвоката из юридической консультации – было практически невозможно. Отец даже безобидные вопросы умел задать таким образом, что попросту исчезала возможность дать не только лживый, но даже двусмысленный ответ.

– Ты же знаешь, папа, – устало ответил Миша. – Я готовлю школьников к олимпиаде… Мама пришла?

Но отец не удовлетворился ответом. Он продолжал стоять на площадке, загораживая собой вход в квартиру. Миша уже пережил тот возраст, когда отец имел над ним власть и мог внушить страх. Теперь Миша большей частью жалел его вместе с его попытками казаться строгим и грозным, но старался не конфликтовать, не слишком демонстрировать свою самостоятельность.

– Сын, я хочу знать, чем ты занимаешься в школьной лаборатории?

"И что это на него накатило? – подумал Миша. – Интуиция? Или кто настучал? А кто, кроме Хлыстуна, может знать, что именно мы делаем в лаборатории?"

– Папа, я занимаюсь тем, чем собираюсь заниматься всю жизнь, – ответил Миша и вздохнул.

Отец смотрел на сына исподлобья. Глаза его были полны недоверия.

– Я хочу знать правду, Михаил! – как можно строже произнес отец.

– Я тебе все сказал.

– Это ложь.

– Я хочу произвести слезоточивый газ, который Уголовным кодексом не запрещен… Теперь можно мне пройти?

– Михаил! Я тебя предупреждаю: если ты не перестанешь ходить в школу, то я вызову специальную комиссию, и она проверит все ваши реактивы. Все то, что не будет отвечать требованиям, я лично выкину на мусорную свалку.

– Хорошо, уговорил, – проворчал Миша. – В школу я больше не пойду. Только не забудь позвонить директрисе и объяснить, почему сорвана подготовка школьников к олимпиаде.

Миша заперся в своей комнате, отказался от ужина и до глубокого вечера сидел за столом под настольной лампой, читая "Трех мушкетеров". Голова раскалывалась от боли. Миша тер виски и мечтал о таблетке анальгина. Но выйти из комнаты он не мог, опасаясь снова встретить тяжелый взгляд отца.

Прошел седьмой день синтезирования метадона.

Наутро Ковальский и Хлыстун приступили к завершающей стадии. Они заперли дверь лаборатории, открыли настежь окно, включили вытяжку, зажгли горелки, установили штативы.

– Если твоя мать будет интересоваться, что мы здесь делаем, – произнес Ковальский, застегивая пуговицы халата, – скажи ей, что вырабатываем слезоточивый газ.

– Она не будет интересоваться, – ответил Андрей, выставляя на столе колбы с жидкостями. – Достань из морозильника "свидетеля", пожалуйста.

"Свидетелем" они называли ампулы с метадоном, которые передал Хлыстуну для сравнения Князь. Через несколько часов они завершили финальную операцию. На дне колбы выкристаллизовался темный порошок. Приблизительно тридцать граммов сухой фракции. Андрей смотрел на него, поворачивая колбу из стороны в сторону, и вытирал платком слезы – глаза невыносимо щипало от едких испарений.

– Бежать за бутылкой? – задумчиво произнес он. – Или не бежать?

Миша выкидывал в большой полиэтиленовый пакет коробки и баночки с отработанными реактивами и ставил посуду в мойку.

– Чего молчишь? – спросил Андрей.

– Прежде чем бежать, – ответил Ковальский, – надо убедиться, что у нас получилось именно то, что мы хотели.

– Все свойства этой дряни совпадают со "свидетелем", – напомнил Андрей.

– Физические свойства, – поправил Миша. Он затянул горловину пакета бечевкой. – Но нас больше интересуют фармакологические. Не так ли?

– Ты подводишь меня к тому, что мы, по примеру Марии Склодовской-Кюри, должны принести себя в жертву собственному детищу.

– Всякий уважающий себя изобретатель, создав что-то новое, обязан испытать его на себе, – сказал Миша. Он подошел к Андрею, взял у него колбу и поставил ее на стол.

– Спорная мысль, – усмехнулся Андрей. – А врач Гильотен испытал на себе свое детище?

– Вряд ли. Но имею в виду фармацевтов.

Андрей невольно поежился и, не скрывая своей нерешительности, спросил:

– Ты когда-нибудь наркоту пробовал?

– Нет, – спокойно ответил Миша и, вооружившись стеклянной ложечкой на длинной ручке, извлек из колбы и высыпал на препаратное стекло чуть-чуть порошка. Разделил поровну, пересыпал каждую часть на отдельный лист бумаги.

– Подожди, – взял его за руку Андрей. – А если, не дай бог…

– Промоешь мне желудок и вызовешь "Скорую".

– Нет, давай вместе, – решился Андрей и взял свою "порцию".

Они запили порошок водопроводной водой и после этого неподвижно сидели друг против друга несколько минут, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ну? – первым не выдержал Андрей. – Ты как?

– Ничего, – ответил Ковальский и пожал плечами.

– И у меня ничего. Может, он получился слишком слабым?

Они приняли еще по щепотке порошка. И снова неподвижно сидели, глядя друг на друга.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Ковальский. – Вроде все сделали правильно… Для приличия хотя бы голова закружилась.

– На крайний случай можно было бы и сблевнуть разок, – добавил Андрей.

– Или пропоносить…

Они смотрели друг на друга с иронией.

– Одно из двух, – вслух подумал Ковальский. – Или мы с тобой изобрели нечто новое, неизвестное науке вещество. Или…

– Или?

– Или нам надо завязывать с химией… Ладно, на сегодня хватит. Я пошел домой.

– Давай еще примем? – предложил Андрей, отказываясь признавать поражение.

Ковальский сразу согласился. Каждый высыпал себе в рот немного порошка и запил водой.

Когда Миша запирал дверь лаборатории, Андрей его предупредил:

– Если тебе вдруг станет плохо, не вздумай спать, так как может остановиться дыхание.

Ковальский пришел домой. Отец был на судебном заседании, мать тоже еще не вернулась с работы. Миша принял душ, без аппетита съел холодную котлету и с книжкой лег на тахту в своей комнате.

Внезапно он почувствовал, как его прошибло холодным потом. Он откинул книжку и сел. С ним что-то происходило. Сердце колотилось в груди с такой силой, будто он только что пробежал спринтерскую дистанцию. Пот выступил на лбу. В ушах нарастал звон. Ковальский смотрел на предметы в комнате и с ужасом понимал, что начинает путать, где верх, а где низ. Он протянул руку, чтобы взять книгу, но промахнулся. Тело перестало слушаться и потеряло чувствительность.

Сомнений быть не могло – организм начал реагировать на тот порошок, который они синтезировали.

Он почти не заметил, как в комнату заглянула мать. Кажется, она спросила, что с ним случилось, а он, едва шевеля губами, ответил, что простудился. Время словно спрессовалось. Вроде бы он только что разговаривал с матерью, и вдруг через мгновение на ее месте в дверном проеме оказался отец.

– Ты что, выпил? – спросил он.

Миша смеялся и кутался в одеяло. Его трясло. Предметы мебели кружились перед его глазами, как в калейдоскопе. Отец склонился над ним, принюхался и пожал плечами.

Телефонный звонок показался ему кашлем туберкулезника. Мать снова заглянула к нему в комнату:

– Миша, это Андрей звонит. Будешь с ним говорить?

Ковальский с трудом поднял трубку.

– Старик, я "поехал"! – услышал он прерывистый, испуганный голос Хлыстуна. – А ты… ты как?

– Так же, – односложно ответил Миша. – Поздравляю…

Ночью он не гасил света и все время думал о том, чтобы не уснуть. Несколько раз он поймал себя на том, что перестал дышать, и буквально с усилием втягивал с себя воздух, а потом выдыхал его, надавливая ладонями на грудь. С ним происходило именно то, о чем предупреждал Андрей, – от передозировки метадона начинали отказывать безусловные рефлексы.

Он сам не понял, как дотянул до утра.

Несколькими днями позже Андрей встретил в аэропорту Мамедова и в туалете передал ему порошок, пояснив, что этого порошка хватит на трехлитровую банку готового к употреблению раствора.

В этот же день Ковальский отправил на сберкнижку Женьки Нечипорука сто долларов, переведя их по курсу в рубли. "Все, – подумал он, выйдя из сбербанка на улицу. – Поигрались немного – и хватит".

Глава 15
БАБЬЕ ЛЕТО

Картофельные оладьи с молоком – это полный улет. Женька и Леша уплетали их, сидя на ступеньках крыльца. Бабье лето в Погаре выдалось жарким и сухим. Зеленую листву деревьев еще не тронул багрянец осени. Пахло сеном и яблоками.

– Ну, чего молчишь? – спросил Леша. – Что они там нахимичили?

Женьке было тяжело говорить об успехе Хлыстуна и Ковальского, но он должен был как-то объяснить появление у него денег.

– Им удалось изготовить метадон, – не без усилий сказал он, глядя на пыльную дорогу, по которой хромала старушка и махала березовой веткой, пытаясь загнать во двор упрямую козу.

Леша заталкивал горячую лепешку в рот, тем самым как бы оправдывая свое молчание. Мимо колонки прошла Лена в белом сарафане, похожем на ночную рубашку. Помахала ребятам рукой. Леша, давясь едой, кивнул.

– И что, – наконец произнес он, – им много за него заплатили?

Женя пожал плечами. Зависть, ревность, обида бушевали в его душе. Он сделал почти все – подобрал литературу, нашел методику, купил реактивы, а Хлыстун с Ковальским лишь провели реакцию и собрали аплодисменты в виде денежных купюр. Хитрые ребята, этого у них не отнимешь. Не зря Ковальский распрощался с Женей и Лешей прямо на вокзале. Чувствовал сильных конкурентов, вот потому и торопился избавиться от них.

– Была бы у меня такая лаборатория, – процедил Женя, – я бы там что хочешь смог бы синтезировать.

– Давай опять заявимся к Яковенко в Воронеж, – то ли шутя, то ли серьезно предложил Леша. – И сделаем килограмм метадона.

– Лучше сразу десять, – в том же неопределенном тоне добавил Женя. – И купим себе по "Мерседесу".

– Это уже банально, – со знанием дела заявил Леша. – Я куплю себе яхту.

– А я вертолет. Поднимусь над Погаром и буду сверху в Ленку яблоками кидать.

Они снова замолчали. Женя вытер руки полотенцем, повесил его на шею другу и сказал:

– Знаешь, почему так получается? Потому что мы с тобой мечтатели и романтики.

– А они?

– А они практики и засранцы. А возомнили себя великими химиками. А что надо для того, чтобы изготовить метадон? Первое: синтезировать дифенилацетонитрил. Второе…

– Получить продукт взаимодействия окиси пропилена и морфолина, – подсказал Леша.

– Верно. И третье: разогнать его под вакуумом. Вот и все!

– Какая, в самом деле, ерунда – разогнать под вакуумом! – кивнул Леша, с сомнением глядя на последнюю лепешку в тарелке. – Если Лену научить целоваться взасос, то знаешь, какой вакуум будет у нее во рту!

– До засосов, конечно, еще далеко, – задумчиво произнес Женя. – А вот дифенилацетонитрил для начала мы изготовить сможем.

Несколько ночей в сарае горел свет. Бабушка заметила, что кошка, отыскивающая возле него мышей, принюхивается и смешно чихает, а на крышу сарая, пока там работали ребята, не села ни одна птица.

Глава 16
ЦВЕТ НАЦИИ

Новоиспеченный «папа», Князь Мамедов, оказывается, очень любил цифры и очень уважительно к ним относился. Прежде чем зайти в их мир, он расстегнул пуговицы пиджака, надел очки в тонкой золоченой оправе, положил перед собой калькулятор, чистый лист и ручку. Своим сосредоточенным, почти торжественным видом он давал Андрею понять, сколь это важно – почтительно относиться к цифрам.

Они сидели в пустом читальном зале городской библиотеки. Вокруг них толпились книжные полки и пальмы в керамических кашпо.

– Смотри, – тихо говорил Князь, нежно касаясь клавиш калькулятора своим толстым пальцем. – Сначала я вам заплатил вот столько… Затем: твоя поездка в Москву, командировочные… Оплата билетов курьеров – в Краснодар и обратно…

После того, как на дисплее высвечивались новые числа, он приподнимал голову и вопросительно смотрел на Андрея поверх очков: согласен или нет?

– И вот итог… Высчитываю сумму за "лошадку", которую ты мне передал… Округляю в меньшую сторону… И вот что остается…

Он придвинул калькулятор к Андрею, чтобы тот мог хорошо рассмотреть сумму. "Я на крючке, – подумал Андрей. – Он теперь никогда от меня не отстанет".

– Согласен? – спросил Князь.

Андрей кивнул. Князь отключил калькулятор, снял очки, положил их в футляр. Лицо Князя было спокойным, нейтральным, не выражающим ни угроз, ни тяжелых намеков.

К ним подошла худая женщина в сером, мышиного цвета, костюме и стала выкладывать на стол книги.

– Вот, что вы просили: Пушкин "Капитанская дочка", Лесков "Очарованный странник" и повести Гоголя.

– Спасибо, милая, – поблагодарил Князь. – Очень замечательные книги!

– У меня могут быть проблемы, – произнес Андрей, когда библиотекарша отошла. – Лаборатория, в которой я… В общем, не моя это лаборатория. Я от другого человека зависим.

– Так дай этому человеку денег, – улыбнулся Князь. – Поделись с ним.

– Я поделился, – торопливо признался Андрей, боясь, что Князь может ему не поверить и подумать, что он жадный. – Но и у того парня тоже проблемы. На него отец наезжает.

– Отец? – переспросил Князь и насупил брови. – Отца надо слушаться. Отец для сына – это и бог, и царь…

Он сунул руку в нагрудный карман, вынул пухлый бумажник, раскрыл его и вытащил несколько долларовых купюр.

– Отца надо уважать, – продолжал он, кладя купюры перед Андреем. – Делать ему маленькие подарки: коньяк, зажигалку или заколку для галстука.

– Но Князь Байрам-оглы…

– Никаких "но"! – перебил его Мамедов. – Достоинство и честь мужчины определяются его отношением к своим долгам. И вообще… И вообще, ты в последнее время мне не нравишься. Затравленный какой-то, запуганный. Ты же молодой ученый! Ты гений! Ты цвет нации!

Андрей кивал, натянуто улыбаясь.

– Деньги-то спрячь, – подсказал Князь. – Нехорошо это святое место деньгами пачкать. Библиотека – это храм…

Он взял книгу Лескова, полистал ее и, снова нацепив очки, устремил взгляд на страницу.

– Вот, послушай: "Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, – она и усмиреет…" Сильно написано, правда?

Когда они выходили, библиотекарша провожала их восторженными глазами.

– Я вас приглашаю к нам на литературный вечер, – сказала она. – В пятницу, в восемнадцать часов. "Творчество Чехова – песня души человеческой". Приходите, будет очень интересно!

– Спасибо, милая, – кивнул Мамедов, застегивая кожаный плащ. – Мы сначала с Лесковым разделаемся, а потом и за Чехова возьмемся.

"Миша точно откажется, – думал Андрей, машинально просовывая правую руку в левый рукав куртки. – У меня уже все аргументы исчерпались. Словами его не убедишь…"

И все-таки он пошел к Ковальскому и начал убеждать его словами. Он говорил, что Князь начал угрожать, собирается выдавить им через нос мозги, если они откажутся отработать долг, что надо в последний раз потрудиться, сделать порошок и окончательно рассчитаться.

Миша слушал молча, затем взял со стола газету, развернул ее и зачитал то, что было очерчено красным карандашом.

– "На "черном рынке" один грамм героина стоит сто пятьдесят – двести долларов". – Он поднял глаза. – А сколько мы изготовили метадона? Если не ошибаюсь, тридцать граммов? На шесть тысяч баксов!

– Речь идет о героине, – возразил Андрей, чувствуя себя ужасно неловко. – Метадон наверняка гораздо дешевле.

– Насколько дешевле? – уточнил Ковальский, в упор глядя на Андрея.

– Ты что? – обалдел Андрей, догадавшись, что Ковальский стал подозревать его в нечестности. – Ты думаешь, что я говорю тебе неправду? Что я присвоил себе деньги?

– Я ничего не думаю, – ответил Ковальский, но недостаточно убедительно. – Твоему Князю, по-моему, понравилось нас "доить". Он вошел во вкус.

– Ты думаешь, на метадоне он поднял большие бабки? – произнес Андрей.

– Я уверен в этом, – твердо ответил Ковальский. – И у него еще хватает совести говорить, что мы остались ему должны. Посылай его подальше – вот тебе мой совет.

– Плохой у тебя совет, – тихо произнес Андрей, глядя в окно. – Ты его не знаешь, и тебе кажется, что все так просто. Встретился бы с ним раз – говорил бы по-другому.

Сестра Миши принесла в комнату кофе.

– Печенье принести? – спросила она, расставляя чашки на столе.

Андрей пил кофе и не чувствовал его вкуса. Перед его глазами стояло навязчивое видение: как Князь вытряхивает из лошадиной головы мозги, и они красными сгустками окропляют траву.

– В любом случае я в лабораторию больше не вхож, – сказал Миша, будто Андрей продолжал уговаривать его. – Отец не поймет меня, если я снова засяду там. Приведет экспертов, и нам с тобой крышка.

Андрей понял, что если он найдет другую лабораторию, то Миша согласится. Но у него не было даже квартиры, где можно провести синтез.

– Может быть, запряжем на это дело твоего знакомого? – вдруг осенило его.

– Кого? – скривился Миша. – Нечипорука? А что он может?

– Все-таки он учится в МГУ. Может быть, у него есть доступ в факультетскую лабораторию?

– Не знаю, – ответил Миша и с сомнением покачал головой.

– Но ты все-таки поговори с ним, – настаивал Андрей.