Текст книги "Темная лошадка"

Андрей Дышев
Темная лошадка

Предисловие

Эта мрачная и запутанная история, в общем, закончилась для меня вполне благополучно, хотя в кругу друзей я стараюсь не распространяться о всех деталях, потому как меня однозначно сочтут полным и неисправимым идиотом.

Думаю, что все мои беды начались с того теплого осеннего дня, когда я любовался собственным отражением в гигантском зеркальном окне ультрасовременного здания, коих расплодилось в Москве великое множество. Подо мной натужно гремел нескончаемый поток автомобилей, над головой светило еще теплое солнце.

Словом, в тот теплый осенний день я любовался своим отражением в чисто вымытом тонированном окне на высоте пятьдесят метров над уровнем асфальта, как вдруг окно дрогнуло, повернулось на шарнирах, и в образовавшемся проеме показались две девушки.

Девушки прикурили тонкие сигареты, выпустили по облачку дыма и лишь потом заметили меня.

– А это кто у нас за окном повесился? – грубо пошутила носатенькая, которую, как позже выяснилось, звали Нинель.

– Вам чем-нибудь помочь, молодой человек? – спросила вторая, опустила локти на край оконного проема, и я уставился на ее грудь, делая вид, что рассматриваю тонкую цепочку на ее шее. – Закурить хотите?

– Я не курю, – признался я. – Но от чашки кофе не отказался бы.

Осторожно упираясь ногами в стыки между стекол, я приблизился к окну.

– Вас как зовут? – спросила незнакомка.

– Стас, – ответил я, принимая чашечку и проливая вниз несколько капель кофе.

– А меня Лариса.

– Красивое имя, – сказал я, а сам подумал: грудь красивее.

– Значит, вы работаете мойщиком стекол?

Носатенькая Нинель заскучала. Мойщики окон ее не интересовали. К тому же на столе вдруг замурлыкал телефон, и она отошла от окна.

– А вы, наверное, крупная бизнесменша? – в свою очередь спросил я.

– Нет, я просто деловая женщина.

– Наверное, замужем? – нагло пошел я в атаку. – А чем вы заняты сегодня вечером? – совсем осмелел я.

– Сегодня занята, – ответила Лариса, повернулась ко мне спиной и отошла к столу. Я подумал, что на этом наш разговор закончился, но она вскоре вернулась.

– Извини, пришла информация по факсу… Позвонишь мне завтра после шести, – сказала она, неожиданно перейдя на «ты». – А лучше, сразу заходи ко мне в кабинет. Номер четырнадцать – шестьдесят пять. Запомнишь?

Я даже рот открыл от столь стремительного развития отношений.

– Но… меня пропустят к вам… к тебе?

– Пропуск я тебе закажу. Все! Чао, милый, до завтра!

Она свела меня с ума сразу и надолго. Я приперся к ней в кабинет в костюме с галстуком и цветами. Лариса усадила меня рядом с окном, которое я позавчера так тщательно мыл, долго смотрела мне в глаза, словно читала мои мысли, а потом как-то очень просто и по-свойски спросила:

– Хочешь хорошо заработать?

Я готовился к другому предложению и, как минимум, рассчитывал на вечер в баре и жаркие поцелуи. Лариса заметила мой конфуз.

– Ты не предполагал, что между мужчиной и женщиной могут быть деловые отношения? – усмехнулась она.

– Я предполагал, но…

– Но рассчитывал на постель? – добавила Лариса.

– Нет, – сказал я и почему-то кивнул.

Она еще раз смерила меня долгим взглядом, потом решительно встала из-за стола и сказала:

– Ну, тогда поедем ко мне.

У нее была трехкомнатная квартира в Лианозово, отделанная в стиле русских народных сказок. И все в ней напоминало сказку, в том числе и сама хозяйка, похожая на добрую фею. Она была несколько старше меня, наверняка умнее, и теплая аура заботы и нежности, окружавшая ее, чем-то напоминала материнскую ауру. Я откровенно балдел и отдыхал так, как никогда и нигде. Лариса кормила меня домашними деликатесами, мягко расспрашивала о моей жизни, о родных и знакомых и дарила книги по искусству. Мне было так хорошо и просто с ней.

Она встала рано, часов в шесть, приняла душ, приготовила мне кофе с горячими бутербродами и уехала в офис. Когда я встал и заглянул на кухню, то нашел короткую записку:

«НЕ ЗАБУДЬ ЗАХЛОПНУТЬ ДВЕРЬ. ТЫ БЫЛ ХОРОШИЙ МАЛЬЧИК. ПРОЩАЙ!»

Я быстро оделся и поехал к ней на работу. Как ни странно, в бюро пропусков, откуда я хотел позвонить, воспользоваться телефоном не разрешили, но сказали, что на меня снова заказан пропуск.

Лариса, как только я зашел к ней, сразу перешла к делу:

– Ты фотографировать умеешь?

– В каком смысле?

– Смотреть в объектив, наводить резкость и нажимать спуск.

– Это умею.

Она удовлетворенно кивнула и вынула из стола фотоаппарат, вооруженный мощным объективом-телевиком.

– На этой неделе, – сказала она, ты получишь заказ от одной фирмы. Офис – на Юго-Западе. Будешь мыть окна восточного крыла. Когда к тебе привыкнут, перекинешь свои веревочки на северную сторону, опустишься до двадцать третьего этажа и через стекло крупным планом отснимешь всю пленку.

– А что я должен снимать? – не понял я.

– Стол, милый мой! Рабочий стол. Все бумажки, календарь, блокноты, мусор в корзине.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Ах, вот оно что! Короче, шпионские страсти!

Лариса не сводила с меня глаз.

– Боишься?

Лишь одно подозрение в трусости вывело меня из себя.

– Было бы чего бояться. Отсниму.

* * *

Я сделал все, как она просила. Шикарный кабинет, наполовину скрытый от моих глаз шторкой жалюзи, был освещен слабо, но я рассчитывал, что высокочувствительная пленка все равно вытянет. На большом овальном столе было полно всяких бумаг, и я, метр за метром, заснял все, что могло представлять интерес. Когда я уже закончил работу и заталкивал фотоаппарат в кофр, в кабинет вошел пожилой мужчина. Он тотчас увидел меня, глянул на стол и снова на меня. Шагнул к окну, но перед столом остановился и нажал кнопку селекторной связи.

Я понял, что сейчас мной займется служба безопасности офиса, и поспешил подняться наверх, но на крыше меня уже поджидали два крепких парня в малиновых пиджаках. Ни слова не говоря, они подтолкнули меня к стене машинного отделения, обыскали, растегнули кофр, вытащили из фотоаппарата пленку и засветили ее. Потом они меня били – очень больно, но без крови и синяков. Потом отвезли на первый этаж и сдали дежурному милиционеру.

Мне было неясно, какой, по большому счету, криминал я совершил. Четыре следователя, меняя друг друга, больше недели вели со мной пространные беседы, но ни в чем конкретно не обвиняли, подолгу расспрашивали о моем увлечении альпинизмом, о Кавказском хребте, о работе в спасательном отряде, а потом подписывали повестку и отпускали домой.

Адрес очередного вызова поменялся. Следующая повестка пришла с Лубянки.

– Это уже серьезней, – сказала Лариса, рассматривая повестку. – Органы госбезопасности так просто не вызывают…

Меня допрашивал странного вида мужчина, мало похожий на следователя. Голова его была сплюснута с боков, словно ему часто приходилось пролезать через узкую ограду с железными прутьями. Он был хил и много курил.

– Знаешь, как это называется?.. Молчишь?

Я молчал.

– А называется это коммерческим шпионажем.

– И что теперь делать? – спросил я.

Мужчина с приплюснутой головой сел напротив меня и, как Змей Горыныч, стал выпускать изо рта дым.

– Мы хотим предложить тебе сотрудничество, – сказал он.

Это было настолько неожиданно, что я подумал, не смеется ли он надо мной.

– Я гарантирую тебе безопасность и хорошую работу на ближайший год, – продолжал следователь.

– А где я должен работать?

– В Приэльбрусье. Начальником контрольно-спасательного отряда.

– Начальником меня никто не поставит.

– Я поставлю! – жестко сказал следователь.

– И что я должен буду делать?

– То, что обязан делать горный спасатель. И вместе с нашими сотрудниками искать в горах секретную базу боевиков.

– А если я откажусь? – спросил я.

– Тогда с тобой будет разбираться служба безопасности фирмы. Оч-ч-чень не советую попадать в их лапы. Через суд разденут, как липку. Всю свою оставшуюся жизнь будешь отрабатывать ту фотопленку.

Я подумал и сказал:

– Хорошо. Я согласен.

С этого, наверное, все и началось.

Глава 1

– КАК ВЫ МНЕ ВСЕ НАДОЕЛИ!

Я снял с вешалки пуховик, накинул его себе на плечи и вышел из вагончика.

– Гельмут! – крикнул я, подходя к двери. – В котором часу Илона должна приехать?

Гельмут Хагемайстер – личность почти экзотическая. Семидесятилетний немец в сорок третьем штурмовал Эльбрус в составе горной роты дивизии «Эдельвейс» и лично долбил темечко Западной вершины древком гитлеровского штандарта. Полвека спустя старый вояка решил вспомнить молодость. Осенью он прикатил в Приэльбрусье с группой таких же сухих, седых и пронзительно белозубых стариков-ветеранов с «миссией примирения», да еще прихватил с собой свою излишне эмансипированную внучку Илону, которую я фамильярно называл Мэдхен [1]1
  Madchen – девушка (нем.).


[Закрыть] или просто Мэд. Всю эту странную толпу бывших врагов мне как начальнику контрольно-спасательного отряда пришлось сопровождать на вершину.

– Когда должна приехать Илона? – повторил я. – Ин вифиль ур фарен зи?

Я украшал общение с Гельмутом своим бульварным немецким, а он, в свою очередь, подкидывал мне совершенно невероятные русские обороты. Но мы понимали друг друга, как два разнопородных пса, состоящих в одной упряжке.

Первого марта его внучка, жертва акселерации, вылетела из Штутгарта в Берлин, второго она была уже в Москве, а четвертого, то есть сегодня, последним рейсом прибыла в Минеральные Воды. Гельмут не подвергал сомнению то, что каждый раз надо встречать Илону в Терсколе.

– Илона не может долго ждать. Зи муст лернт… Учиться надо, понимаешь? Только три дней. Восьмой март, зи коммт ауф флюгцойг. Айн, цвай, драй – и все, надо лететь… Сейчас я буду показать билет.

Глава 2

Я ВЫНЕС ИЗ ВАГОНЧИКА ЛЫЖИ, кинул их на снег, сел на скамейку и принялся натягивать на ноги тяжелые, как колодки, горнолыжные ботинки.

Крепления с привычным щелчком намертво захватили ботинки, словно я угодил ногами в капканы. Опустил на глаза защитные очки с желтыми фильтрами, надел перчатки, просунул руки в петли лыжных палок. Легко оттолкнулся, и весь хрустально-прозрачный мир с белоснежными пиками Кавказского хребта поплыл на меня.

Гася скорость, я сделал на поляне Азау «круг почета» и медленно покатил к стартовой станции канатной дороги, от которой вниз спускалось шоссе. Зубами стянул с рук перчатки, очки сдвинул на лоб – они уже не были нужны. В сравнении с высотой, к которой я уже привык, здесь дышалось легко, а воздух, насыщенный запахом хвои и смолы, казался густым, как кисель.

Я схватился рукой за ветку ели, останавливая движение. Спереди, из-за поворота, медленно выкатил желтый милицейский «уазик» с включенными передними фарами, следом за ним – белого цвета «Жигули», затем – рейсовый «Икарус» с табличкой «Минеральные Воды – Терскол» на лобовом стекле. Двигатели машин гудели в унисон, к тому же «уазик» постоянно сигналил. Эскорт выруливал на площадку перед корпусом станции. «Уазик» часто моргал фарами, словно подавал мне сигнал, но свет на фоне ослепительных снегов казался блеклым и терялся, и я заметил его не сразу.

– Ты что, дурной, здесь стоишь?! – прошипел кто-то за моей спиной и схватил меня за руку.

Я обернулся. Малорослый, кучерявый балкарец Боря, работающий техником на подъемнике, оттаскивал меня от сосны, как от своей жены.

– Бегим, бегим!! – бормотал он, пятясь задом к дверям станции канатной дороги.

Боря норовил затолкать меня в уборную.

– Сюда! Здесь лучше! – громко шептал он, не поясняя, почему в темном старом туалете должно быть лучше, чем в вестибюле.

Через стеклянные двери было видно, как из «уазика« выскочил милиционер без фуражки и кинулся к автобусу. Передняя дверь автобуса открылась, но оттуда никто не вышел. Милиционер встал перед дверью навытяжку, словно готовился встретить генерала.

– Ай, беда будет! – заскулил Боря.

– Чего ты так испугался, малыш?

– Мне по телефону звонили!! Это террористы! В Минводах автобус захватили! Там заложники, бензин, тротил, сейчас стрелять будут!

Боре не удалось нагнать на меня страху и вовлечь в состояние паники. Собственно, пока ничего страшного не происходило.

Мое спокойствие передалось Боре, и он затих под моей рукой, как голубок в теплых и неподвижных ладонях. Стоя перед распахнутой дверью, помеченной двумя нолями, мы смотрели на милиционера, майора Гаджиметова, начальника местного отделения, который круто повернулся на месте и бегом устремился к стеклянным дверям станции.

– Начальника станции сюда! Быстро!! – орал милиционер, ни к кому из нас конкретно не обращаясь.

– Уже поздно, – ответил я подчеркнуто спокойно. – И начальник ушел домой.

– Ты кто?! – крикнул он, резко остановившись и ткнув пальцем Борю в живот.

– Техник, – едва слышно прошептал Боря, словно сознавался в каком-то преступлении.

– Так какого черта!! Запускай подъемник!

Здесь Боря явно дал маху. Он стал пожимать плечами и, заикаясь, бормотать:

– Без разрешения… Не имею права без разрешения. Начальник должен лично позвонить…

Мне показалось, что милиционер сейчас задушит кого-нибудь из нас.

– Ты кто?! – повторил милиционер, револьвером наставляя на меня палец.

– Начальник каэсэс.

Не думаю, чтобы он правильно понял, начальником чего я являюсь. Снова покрутил головой, кидая быстрые взгляды то на дверь, то на меня, то на лестницу, по которой ретировался Боря.

– В общем, так, начальник, – с искусственной хрипотцой сказал милиционер, нагоняя морщины на лицо. – Дело гнилое. Приказано крови не допустить, все требования террористов выполнить. Бабки я уже им передал. Они обещали отпустить здесь всех, кроме десятерых, если мы без задержек отправим вагон наверх.

– Послушай, – сказал я милиционеру, – я здесь, вообще-то, оказался случайно. Мне надо в Терскол. Я встречаю одну важную персону.

Кто во гневе, тому лучше не перечить. Милиционер даже побагровел.

– Да я, – произнес он, – да я… Я тебе сейчас такую персону покажу…

Он замолчал, повернулся к двери и неуверенным шагом пошел к ней, махая мне рукой, чтобы я освободил проход. На ступенях автобуса показалась среднего возраста женщина в длинном кожаном плаще и с небольшим брезентовым рюкзаком в руках. Она спускалась, как инвалид, делая множество неуклюжих движений. Я не сразу различил за ней рослого темнолицего мужчину с бритой головой и повязкой, закрывающей глаза и нос. Его рука толстым шарфом сжимала женщине шею, в подбородок упирался ствол пистолета. Не отрываясь друг от друга, они сошли на землю.

Это было похоже на кино. Никогда ничего подобного я не видел «живьем», но зрелище не вызывало страха и, тем более, паники. Я отошел к стене. Милиционер раскрыл перед парой дверь. Часто перебирая ногами, словно исполняя какой-то странный танец, женщина и мужчина поднялись по ступеням и протиснулись в двери. Теперь я увидел, что лысый во второй руке держит стволом вниз автомат.

– Сейчас техник запустит машину… – начал говорить милиционер, но лысый перебил его:

– Лицом к стене! Оба! Руки на стену!

Я пялился на террориста, как ребенок на экзотическое животное в зоопарке. Это я делал напрасно. Террорист, оказывается, был человеком скромным и не любил пристальных взглядов. Он махнул ногой и несильно впечатал свою толстую подошву как раз в то место, где у меня был шрам от аппендицита. Я сделал вид, что от боли согнулся пополам. Пусть потешится, урод.

– Эй, майор! – крикнул лысый.

Я повернул голову, будто окрик касался меня. Прижимая женщину грудью к стеклу, лысый поднял автомат.

– Выводи десять человек по одному. Пять женщин, пять мужчин. Всем руки за голову! Не останавливаться. Шаг влево или вправо – я стреляю. Все понял?

Милиционер отпустил стену и повернулся.

– Да. Все понял. Все будет нормально. Сейчас дам команду.

– Пошел, не тяни! – крикнул лысый. Открылась дверь. Кто-то неслышно зашел в вестибюль. Я слышал учащенное дыхание за своей спиной.

– Быстрей! – крикнул лысый, поторапливая заложника.

И вдруг я почувствовал, как кто-то обхватил меня за шею руками, и в затылок ткнулись теплые и влажные губы:

– O, mein Gott, Stas, helfen Sie mir bitte! [2]2
  Господи, Стас! Помогите мне, пожалуйста! (Здесь и далее перевод с немецкого.)


[Закрыть]

Так и знал. Илона!

Глава 3

СТЕНЫ ВНОВЬ СОДРОГНУЛИСЬ ОТ ВЫСТРЕЛОВ. Мэд пронзительно запищала и упала на колени, прижимаясь лицом к моим ногам.

– Стоять!! – закричал лысый. – Убью, как тараканов! Еще одно движение!

Мне впервые стало страшно. Я поднял руки над головой и, не решаясь обернуться, сказал:

– Не стреляй! Она не понимает. У нее истерика.

– Что значит, не понимает? – после паузы спросил лысый. – Не русская?

Я осторожно повернулся к нему лицом.

– Она немка.

– Из Германии?

– Да.

– Очень хорошо, – ответил лысый, медленно опуская ствол автомата и встряхивая едва ли не теряющую сознание женщину в кожаном плаще. – Это замечательно… Веди сюда свою немку. Я научу ее русской разговорной речи… Эй, мамзель! Хэндыхох!

Я присел на корточки и взял девушку за плечи.

– Илона, вставай, ауфштеен! – бормотал я какую-то ахинею. – Не надо ничего бояться, все зер гут. Твой гроссфатер уже заждался тебя.

– Nein, nein, – бормотала она, боясь поднять голову и взглянуть на лысого. – Ich habe Angst vor ihm [3]3
  Нет, я боюсь его. Он меня убьет.


[Закрыть].

Мне пришлось повести ее к лестнице силой.

– Стоять! – приказал лысый и повел стволом автомата в мою сторону. – Выворачивай карманы.

Мэд держалась за мою руку и мешала мне. Я вывернул карманы пуховика. Больше карманов у меня не было.

Лысый переключил внимание на Мэд.

– Вытряхивай рюкзак!

Мэд, не понимая, чего от нее хотят, с удвоенной силой сжала мою руку.

– Nein! Nein! – заскулила она.

Лысый стал нервничать.

– Слушай, заткни ей рот! – прорычал он мне. – Или я сделаю ей больно.

– Илона, – сказал я как можно спокойнее. – Гебен зи… твой рюкзак. Ты понимаешь меня? Не надо бояться!

– У меня кончается терпение! – крикнул лысый.

У него были заняты обе руки, и он не мог сам сорвать с нее рюкзак. Я потянул за лямки. Немка, отрицательно качая головой, вцепилась в рюкзак двумя руками и пронзительно запищала.

Я сделал страшное лицо и прикрикнул:

– Прекрати! Молчи! Опусти руки!

И быстро сорвал с нее рюкзак.

– Вытряхивай! – поторопил лысый.

Я расстегнул «молнию». Из рюкзака вывалилась пара замшевых, на меху, сапожек.

– В вагон, оба! – крикнул лысый, отшвыривая ногой сапожок.

Я подтолкнул Мэд к двери, но она вывернулась, наклонилась и подобрала с пола обувь. Лысый выругался, сплюнул и крикнул милиционеру:

– Эй, майор! Давай следующего!

Я вывел немку на платформу. В проеме покачивался красный подвесной вагон. Старые доски прогибались под ногами. Я шел медленно и смотрел вниз. Лысый через стекло следил за нами. Мэд все еще не пришла в себя и дрожала, будто ей было холодно. Сапожки и скомканный рюкзак она прижимала к груди. Перед выдвижной дверью вагона я остановился, взялся за ручку, нарочно подергал ее на себя, хотя она открывалась, как в купе, в сторону.

Я не поднимал глаз, но чувствовал на себе взгляд лысого. Два шага по платформе, за вагон, и оттуда можно спрыгнуть вниз. Высота – не больше трех метров, это, собственно, пустяк, несильный удар по ногам. Если это сделать быстро, то лысый не успеет выстрелить. Но черт возьми, как быстро объяснить Илоне, что нужно сделать?

Я снова дернул ручку двери на себя. Еще выиграл несколько секунд. Но что они мне давали? Все равно я не мог оставить Илону и бежать один.

Лысый приоткрыл дверь и выставил ствол:

– Ты у меня сейчас доиграешься.

Я сразу «вспомнил», как открывается дверка вагона. Мэд вошла в вагон первой. Пол закачался под ее ногами, и она испуганно схватилась за поручень.

– Сядь, – сказал я ей, взял девушку за плечи и подтолкнул к скамейке.

– Was wird geschehen? – бормотала она, заталкивая сапожки в рюкзак. – Armer Grossfater, er wird verruckt, wenn er erfahrt, welches Ungluck hat mich getroffen [4]4
  Что же теперь будет? Бедный дедушка, он сойдет с ума, когда узнает, что со мной произошло.


[Закрыть].

Я подошел к торцевому борту и посмотрел через окно наверх. Из диспетчерской выглядывала обезьянья физиономия Бори. Техник жестикулировал, шевелил губами, усердно демонстрируя свое сочувствие.

Он готов отправить нас на станцию «Старый кругозор», на высоту три тысячи двести, думал я. А что будет потом? Что задумали бравые ребята с автоматами? Станут требовать от властей денег и готовый к вылету самолет?

В это время на платформе появилась молодая дамочка лет двадцати восьми в безобразно-привлекательных лосинах, напоминающих по расцветке трупные пятна, и в овчинной безрукавке, надетой поверх ядовито-желтого свитера. Ее лоб обтягивала такая же желтая повязка, и в мочках ушей покачивались капли янтаря. Она напоминала индонезийскую ниаску, для которых желтый цвет символизирует чистоту, благородство и процветание. Похоже, что лысый попросту вытолкнул дамочку на платформу. Она пятилась к вагону спиной, будто набирала необходимую дистанцию, чтобы разогнаться и пробить собою дверь.

– Сумку верни, бизон вареный! – крикнула она и предупредительно двинула ногой по двери. – Если там что-то пропадет, я тебе брови выщипаю!

Стекло задрожало от серии ударов. Дамочка распалялась прямо на глазах. Она принадлежала к тому типу женщин, которых невозможно переспорить и перекричать, а в гневе они опаснее мужчин.

– Was sagen sie? [5]5
  Что она говорит?


[Закрыть] – шепотом спросила Мэд.

– Это не переводится, – ответил я.

Лысый недолго терпел бунт, приоткрыл дверь и сунул под нос дамочке свой волосатый, похожий на стриженого ежа, кулак.

– Дурак! Колобок пережаренный! – голосом безусловной победительницы крикнула дамочка, плюнула на стекло и пошла к вагону. Я подал ей руку, но она проигнорировала мой рыцарский жест, зашла, отчего вагон закачался, как лодка на волнах, и села посреди скамейки. Мэд, искоса рассматривая дамочку, сдвинулась на край.

– Вы, кроме русского матерного, случайно немецким не владеете? – пошутил я, но, как позже выяснилось, напрасно.

Дамочка подняла глаза, рот ее скривился.

– О! Еще один сексуальный гигант! – устало произнесла она и предупредила: – Вот что, йети, тронешь меня рукой – выщипаю бороду!

Кажется, она приняла меня за сообщника лысого. Я попытался объяснить ей, что, как и она, нахожусь в этом вагоне не по своей воле.

– Поздравляю, – сквозь зубы ответила дамочка, не очень интересуясь моей судьбой, закинула ногу за ногу и прикурила от зажигалки тонкую сигарету.

Я повторил свой вопрос насчет знания немецкого.

– Я что – похожа на идиотку? – фыркнула дамочка и уставилась на кончик тлеющей сигареты. – Более глупого вопроса мне в жизни никто не задавал. На кой черт тебе немецкий, если ты по-русски как следует говорить не научился?

Дамочка наглела. Я не смог промолчать.

– Вам не кажется, что вы разговариваете слишком грубо? Вашего папу случайно зовут не Парасрам?

– Чего?! Какой еще, к черту, Панасрам?

– Парасрам – это индийский мальчик, которого украли и воспитали волки… Но это я так, в порядке бреда.

– Вот-вот, это и видно, что вы все время бредите! – обрадовалась моему признанию дамочка. – И не очень-то похожи на заложника. В автобусе я вас что-то не замечала.

– Я случайно оказался рядом со станцией, и меня заставили зайти в вагон, – ответил я.

– Меня это не интересует, – часто щелкая пальчиком по кончику сигареты, ответила дамочка. – Прокурору будете рассказывать, как вас заставили куда-то зайти… Троянский конь, шпион, пятая колонна…

Мэд смотрела то на меня, то на дамочку, пытаясь понять, что между нами происходит, и как нам удалось в считанные секунды найти повод для конфликта.

– У вас красивые колготки, – сказал я, как бы подводя итог нашему короткому диалогу, и демонстративно отвернулся к окну.

Дамочка шумно выдула дым мне в затылок и громко прихлопнула ногой окурок.