Текст книги "Стоять насмерть!"

Мне хорошо известно, как бывает непросто отвязаться от Клима, но сейчас эта его особенность играла мне на руку. Пока Ирина с натянутой улыбкой прощалась с ним, я переводил дух, сидя в тени пыльного кипариса.

Наконец «Москвич», отравляя атмосферу, покатил дальше, а Ирина, оглянувшись, свернула в проулок. Когда она скрылась за домами, я покинул свое убежище и, уже не торопясь, пошел следом.

Из-за ствола тополя я увидел, как она приблизилась к калитке дачи, в очередной раз посмотрела по сторонам, привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до защелки, открыла дверь и юркнула во двор. Я поторопился, чтобы не упустить самое интересное.

Дверь не скрипнула – каждый год я смазываю солидолом петли. Во дворике Ирины не было, в палисаднике тоже. Остается крыша. Я встал перед лестницей, не зная, как подняться по ней бесшумно. Никаких звуков не доносилось сверху. Я осторожно поставил ногу на нижнюю ступеньку. Деревянная доска прогнулась, но не скрипнула. Поставил вторую, поднял голову, чтобы убедиться, что Ирина не наблюдает сверху за моими стараниями, и тут же услышал тихий шипящий звук, будто вспыхнула спичка, и над крышей поплыл серый дымок.

По-моему, самое интересное уже началось, а может быть, уже прошло. Рискуя обломать своей тяжестью прогнившие ступени, я взлетел наверх, сильно стукнувшись головой о ветку ореха.

Ирина сидела на раскладушке с перекошенным от испуга лицом. Думаю, что она не закричала только потому, что вовремя закрыла ладонью рот. На полу, у ее ног, тлел кусочек бумаги. Я придавил его подошвой.

– Это вы? – с трудом произнесла Ирина, пытаясь вытянуть губы в улыбке. – А я думала…

Она пыталась незаметно отодвинуть раскрытую косметичку за спину. Я схватил ее за руку. Ирина не сопротивлялась. Из ее другой руки я выхватил коробок со спичками.

– Ну хватит! – сказал я. – Ты что, решила поджечь мою дачу?

Она ужасно фальшиво рассмеялась, потом провела ладонью по лбу и опустила глаза:

– Простите, Кирилл. Сама не знаю, что на меня нашло. Умоляю вас, уведите меня отсюда, мне надо что-нибудь выпить.

Я понял, что если она не расскажет мне всего сейчас, то уже через несколько минут, когда я поведу ее что-нибудь выпить, она возьмет себя в руки и я снова ничего от нее не добьюсь.

Ирина взяла себя в руки намного быстрее, чем я ожидал. Она вскинула на меня глаза и уже другим тоном спросила:

– Что ты следишь за мной, как ищейка?

– Ирина, я повторяю свой вопрос: где Анна?

– Я не знаю, где твоя Анна.

– Что ты делала здесь?

– Искала свою помаду в этой косметичке. Позавчера одолжила, сегодня забираю. Что, нельзя? Можешь так сильно не волноваться, я ничего не украла с твоей дачи.

Я убрал ногу и поднял с пола полуобгоревший бумажный уголок. Похоже, это была визитная карточка. Я с трудом разобрал остатки слова, может быть, фамилии: «РОВ», а ниже, более мелким шрифтом: «тор».

– Что это?

– Не знаю, – коротко ответила Ирина и отвернулась, делая вид, что рассматривает Портовую башню.

– Не принимай меня за идиота, – сказал я, чувствуя себя, однако, полным идиотом. – Ты пришла сюда для того, чтобы сжечь эту визитку. Кто такой этот «РОВ»? Какое отношение он имеет к Анне?

– А ты в милиции не работал? – томным голосом спросила Ирина. – Из тебя бы получился хороший мент. – Она поднялась с раскладушки. – Ладненько, я пошла… Ой, черешни сколько! Угостил бы, что ли!

Ну что с ней делать? – думал я, глядя, как Ирина, ухватившись одной рукой за арматурный каркас, свешивается с крыши и тянется к тяжелым ветвям, усыпанным крупной желтой черешней. Не получился бы из меня мент. Ни хороший, ни плохой.

Глава 5

Я плелся по жаре домой, машинально хлопая себя по карманам в поисках ключей, и только когда вывернул их наружу, то вспомнил, что сдуру отдал ключи женщине в желтом сарафане, чтобы из моей квартиры она позвонила по телефону.

Да, Кирилл, сказал я себе, в последнее время у тебя что-то с головой. Женщины крутят тобой как хотят.

Неожиданно я вспомнил, что сказал мне Клим насчет «Вольво», хотел уже было повернуть назад, чтобы немедленно поехать в Новый Свет, но голодное, измученное жарой тело каждой клеткой завопило: «Нет! Только не сейчас! Пообедай, прими душ, а потом отправляйся!» В самом деле, подумал я, раз «Вольво» жарится на стоянке в Новом Свете, значит, и водилу, и Анну следует искать там же.

Я нажал кнопку звонка, но дверь никто не открыл. Я позвонил еще раз, потом постучал. Эта женщина на воровку вроде не похожа, подумал я, прислушиваясь к тишине за дверью. Да и воровать у меня нечего. Может быть, она давно ушла, но куда в таком случае она дела ключи?

Я посмотрел под половиком, на всякий случай позвонил соседу, хотя знал, что в это время он работает, и спустился вниз.

Хорошо, что ей не взбрело в голову закрыть балконную дверь – почти круглый год я держу ее открытой. Во-первых, в квартире всегда свежий морской воздух, а во-вторых, случайно забывая ключи, я легко проникаю в квартиру через балкон.

Так я и сделал. Упражнение для начинающего скалолаза – сначала на бетонную плиту, служащую навесом над подъездом, с нее по газовой трубе, держась за подоконник на втором этаже, – на перила балкона соседа, а оттуда уже легко дотянуться до моего. Раз-два, и я в комнате.

Я ожидал увидеть все, что угодно, но только не это. Кадр из детективного фильма! На минуту мне стало не по себе, и я, все еще находясь в дверном проеме при входе в комнату, невольно обернулся, словно хотел убедиться, что с балкона никто не ткнет мне в спину револьверным стволом.

На стуле, как раз напротив меня, сидела та самая глуповатая женщина в желтом сарафане. Голова ее была безвольно опущена на грудь, глаза закрыты, но, слава богу, она была жива, и при каждом вздохе опоясывающие ее тело веревки врезались в кожу, оставляя на ней красные полосы. Рот завязан кухонным полотенцем, веревочная петля, стянувшая шею, соединена узлом с руками, заведенными за спину, из-за чего женщина не могла ни пошевелить ими, ни опустить их ниже. Ноги несчастной двумя поясными ремнями были прижаты к ножкам стула. Компактно, аккуратно и надежно. Профессиональная работа.

Услышав мои шаги, женщина открыла глаза, и из них выплеснулся безмолвный крик. Она не узнала меня в первое мгновение, приняв, должно быть, за своего мучителя. Должен признаться, что у меня не шевельнулось в душе ни малейшего сострадания к ней, может быть, потому, что сам факт присутствия в моей квартире связанной женщины, оказавшейся здесь совершенно случайно, был невероятен и я еще не воспринимал его достаточно серьезно. Поэтому я не кинулся развязывать ей руки, а с выражением глубочайшего недоумения на лице обошел вокруг моей странной гостьи, заглянул во вторую комнату, затем в коридор и на кухню и снова вернулся в комнату.

Дверки платяного шкафа были раскрыты настежь – отсюда вытащили ремни, из кухонного стола выдвинули ящик, нарочно или в спешке бросив его на пол. Я собрал с пола вилки и ножи, поставил ящик на место. В прихожей сорвана с вешалки моя штормовка и брошена на пол. Ну, это все мелочи. Самая главная потеря – унесли золотого дракона инков с изумрудным глазом, которого я привез из Южной Америки. Вещица дорогая, и не только потому, что золота в ней почти на два кило, но и как память о моем авантюрном путешествии. Я никогда не прятал дракона от посторонних глаз, потому что определить его подлинность и ценность мог только специалист, а этнографы, специализирующиеся на культуре древних инков, пока еще у меня в гостях не были. Друзья же, в том числе и Клим, воспринимали дракона как дешевую латунную безделушку, которую я купил на рынке у цыган, торгующих бижутерией и гипсовыми статуэтками чертей и драконов, и не проявляли к нему никакого любопытства, а я, естественно, не подогревал их интереса.

Я взял табурет и сел напротив женщины, внимательно глядя ей в глаза, молящие о помощи. Что-то не нравится мне весь этот спектакль. Два года назад я был очень доверчивым человеком и на мои уши совсем несложно было навешать лапшу. С лапши и началось мое знакомство с Валери, тогда еще будущей матерью моей дочери. Эта красивая, умная и хитрая метиска возглавила группу мошенников, и они моими руками ограбили инкассатора казино «Магнолия». Впрочем, инкассатором потом оказался сводный брат Валери Глеб, но тем не менее я глубоко заглотнул приманку, подкинутую мне Валери.

Дочь перуанца, крупного наркодела, и литовской артистки драмтеатра, она научила меня иначе смотреть на жизнь. Благодаря ей я стал неисправимым скептиком и любое явление жизни, которое раньше воспринял бы как истину, теперь подвергаю сомнению: а так ли оно есть, как кажется на первый взгляд? Безусловно, такая концентрированная подозрительность стала не лучшим моим качеством, поэтому кое-кто из моих прежних друзей теперь на дух меня не выносит, зато я познал одну очень важную житейскую мудрость: наша жизнь – затянувшийся спектакль, где каждый играет ту роль, которая в наибольшей степени скрывает его истинную суть.

Я молча смотрел на тихие страдания женщины и, прежде чем развязать ей рот и выслушать ее, попытался в общих чертах разгадать, что же произошло. Без всякого сомнения, ее связал кто-то другой, сама она никак не могла связать свои руки за спиной. Предположим, у нее есть сообщник, вместе с которым она решила обчистить мою квартиру. Сообщник звонит мне по утрам, чтобы создать атмосферу таинственности, а также вывести меня из себя, затем в очень лаконичной форме предупреждает о какой-то опасности. Нетрудно просчитать, что я тотчас побегу к единственному телефону-автомату в поселке в надежде найти анонимщика, но встречаю легкомысленную гражданку, щебечущую по телефону. Разумеется, она видела какого-то мужчину в красных трусах и хорошо запомнила, куда он пошел, но у нее больше нет жетончика, а так срочно надо позвонить. Я, как нормальный человек, предлагаю ей ключи от квартиры, а сам иду искать мужчину в красных трусах, звонившего мне, хотя он вовсе не в красных трусах и давно стоит у подъезда моего дома, ожидая женщину с ключами. Затем они быстро обчищают квартиру, мужчина, обеспечивая женщине алиби, связывает ее и завязывает ей рот полотенцем, а сам скрывается.

Ну вот, все склеивается, думал я, разглядывая полные коленки женщины. Красотой тебя бог обделил и, к сожалению, умом и хитростью тоже. Сейчас я развяжу тебя, и ты, нагоняя на глаза слезы, будешь рассказывать мне, как мирно звонила по телефону и вдруг в квартиру ворвался большой и страшный человек в черных очках и как он несколько раз ударил тебя, а потом привязал к стулу и принялся запихивать в мешок все, что ему попадалось под руку, в том числе и дракончика, висевшего на стене. После чего он, естественно, скрылся в неизвестном направлении, а ты, умирая от страха, потеряла сознание.

Я встал, поднял с пола нож, лежащий рядом со стулом, разрезал веревки, развязал ремни, а полотенце, не развязывая, стянул на шею на манер пионерского галстука. Резать жалко, пусть мучается с узлом сама.

– Это ужасно! – произнесла она первую фразу и, точно следуя предсказанному мною сценарию, принялась плакать. Слезы были натуральные, и она вытирала их кончиками «пионерского галстука». Я проявил железное терпение и позволил ей проиграть эту мокрую сценку до конца. Когда слезки иссякли, женщина спросила: – У вас нет какой-нибудь воды?

Готовится к монологу, подумал я и принес ей воды из-под крана. Она выпила весь стакан с такой жадностью, что, уверен, легко справилась бы и с трехлитровой банкой.

– Ну, – сказал я, закидывая ногу на ногу и скрещивая на груди руки, – теперь можно и поговорить. Начинайте! Про то, как в квартиру неожиданно ворвался незнакомец в очках, как он ударил вас, а потом связал.

Женщина судорожно сглотнула и выпучила на меня глаза.

– А вы откуда знаете? – полушепотом спросила она.

– Да такое у меня свойство. Про Вангу читали? Так вот, я ее дальний родственник. Закрою глаза и вижу, что происходило там, где меня не было.

Женщина смотрела на меня с недоверием, даже с опаской. Если она полная идиотка и поверит в этот бред, то, возможно, сейчас же и признается.

– Я жду, – повторил я. – Говорите только правду и в подробностях.

Она вдруг прижала к груди руки и быстро-быстро заговорила:

– Клянусь вам, я думала, что это вы, и не стала спрашивать, но только дверь приоткрыла, он сразу ногу просунул, телом надавил – куда там мне с таким конем справиться! Я бы милицию позвала, голос у меня – будь здоров, но он, паскудина такая, сразу за горло схватил, к лицу какой-то дезодорант подсунул, а потом на стену толкнул. Я только за вашу куртку успела схватиться, да так с ней и отлетела, там, кажется, петелька оторвалась – это я сейчас пришью. У меня от неожиданности, знаете, прямо-таки горло свело, я стою, глазами моргаю, ничего сказать не могу, а он рукой за лицо и повторяет одно и то же, как заведенный: где, мол, Вакула, куда он спрятался?..

– Вацура, – поправил я и подумал, что они молодцы, учли даже такой тонкий момент, как преднамеренное искажение фамилии.

– Извините, я не помню точно.

– Естественно, – закивал я головой. – Ну, и что было дальше?

– Ну, я не буду повторять, что он мне говорил, там все с матом, очень грубо, потом он толкнул меня на стул, достал из кармана веревку и связал, как колбасу. Чтоб он удавился на этой веревке! У меня руки и ноги затекли, я до сих пор пошевелить ими не могу.

Она стала показывать мне свои конечности с малиновыми следами веревки, но я поторопил:

– Ну-ну, а дальше? Он стал обыскивать шкафы…

Женщина покачала головой.

– Нет, он ничего не обыскивал, а только полез вон туда за ремнями да на кухню сходил за ножом – ему концы надо было обрезать. А когда уже уходил – ох, знаете, он так меня предупреждал, чтобы я молчала, чтобы слышно меня не было, щетиной своей все лицо мне извозил! – так вот, когда он уже уходил, тогда только снял какое-то украшение со стены. Я не разобрала, что это было, чеканка, что ли?

– И вы потеряли сознание, – довершил я ее рассказ.

– Если б потеряла, – вздохнула она. – А так все эти три – или сколько там часов прошло? – сидела и дышать боялась. Все думала, что он сейчас вернется и саданет ножом по горлу.

– Вот видите, как хорошо, – сказал я и улыбнулся. – Вы отделались легким испугом. Даже синяков на лице не видно. Только вы забыли сказать о самом главном.

– О чем же? – насторожилась женщина, судорожными движениями пытаясь развязать узел на «пионерском галстуке».

– О том, что этот страшный человек и есть тот самый мужчина в красных трусах, который звонил из санаторного телефона сегодня утром.

Женщина уставилась на меня невидящим взглядом, будто мысленно переводила фразу с иностранного языка на родной, потом медленно покачала головой.

– Нет, это был не он.

Вот так прокол! Я даже расстроился и удивленно развел руками.

– Как же, милая! Как же вы запамятовали? Без всякого сомнения, это был именно тот краснотрусый мужчина! Сначала он позвонил мне домой, выясняя, на месте ли я, а затем пошел меня грабить, но, к несчастью, на моем месте оказались вы и не смогли оказать злодею достойного сопротивления.

Женщина снова уставилась на меня пустыми глазами и опять покачала головой.

– Не, вы меня не путайте. Не тот это был. Тот, что в трусах, я его хорошо запомнила, он каждое утро под моим балконом пробегает. Высокий, рыжий, худощавый, руки и ноги бледные. Бывает такая кожа, знаете, солнце ее не берет – лишь краснеет, а загара нет. А этот, что в квартиру вломился, роста чуть пониже вашего, темноволосый, нос с горбинкой, бородка черная, какие моряки носят.

Зачем так усложнять легенду? – подумал я, и тут в душу ко мне закралось сомнение: а вдруг она говорит правду?

То ли от жары, то ли от хаоса последних событий у меня вдруг нестерпимо разболелась голова. Надоело, подумал я, надоело придумывать загадки и самому их разгадывать. Я мнительный человек, я от безделья стал страдать синдромом криминального ожидания. Эта вертихвостка Анна попросту уехала попить шампанского в Новый Свет с первым попавшимся ловеласом. У ее подруги Ирины свои мелкие тайны, там может быть замешана ревность, зависть или старая любовь. Звонки по телефону? Так мало ли кто может ошибиться номером, мало ли кто решил меня разыграть? Собственно, а почему я исключил Клима? Весной он столкнул меня с пирса в воду, естественно, в одежде. Подобные шутки в его репертуаре. Голос не его? Так голос несложно изменить при помощи кусочка фольги или газеты, скрученной в трубку. И остается сегодняшняя кража без взлома. А почему бы и нет? Почему я так уверен в том, что вокруг меня сплошные идиоты, не способные отличить золото от латуни? Кто-то из моих друзей где-то ляпнул, кто-то услышал, кто-то вспомнил, что я недавно вернулся из Южной Америки, – вот и логическая цепочка, вот и основание для кражи. Два кило золота висят на стене у чудака, который, уходя из дому, даже не закрывает балконную дверь, – иди и бери.

Женщина с тревогой смотрела, как я расхаживаю по комнате и тру рукой лоб.

– Ни о чем не беспокойтесь, – сказал я ей. – Я позвоню в милицию, приедут следователи и во всем разберутся. У вас есть при себе какие-нибудь документы?

– Есть, – сказала она. – Карта гостя. Вот.

Она достала из кармана сарафана потрепанную карточку и протянула мне. Мищук Мария Богдановна. Корпус третий, комната двадцать восемь.

– Хорошо, идите, – кивнул я, возвращая ей карту. – Если что, вас найдут.

Женщина поднялась со стула, на котором просидела полдня, переминаясь с ноги на ногу, попрощалась, извинилась, снова попрощалась и неслышно вышла из квартиры.

Ты вопиюще ленив и нелюбознателен, сказал я себе, даже не в силах выйти на балкон и проследить, в какую сторону пошла Мария Богдановна. А ведь можно было провести ее до санатория, узнать у администратора, проживает ли эта женщина у них, проверить паспорт… Но это забота милиции, говорил во мне другой голос. Пусть следят, пусть проверяют. А мне эта петрушка надоела. Я устал. В конце концов, я просто смешон.

Глава 6

Разумеется, я не стал вызывать милицию. Ну что я скажу следователю? Что у меня украли слиток золота, который я контрабандным путем вывез из Перу? Начнутся расспросы, почему я отстал от группы, чем занимался в Приамазонии почти год, почему, в конце концов, живу здесь без прописки и отчего моя покойная бабуся забыла написать на меня завещание. Если я расскажу ментам все, то у них волосы встанут дыбом и меня моментально депортируют в Россию и передадут в службу безопасности.

Однако я не был намерен так просто расстаться со своей реликвией. Человека, который вломился ко мне, можно просчитать, если в самом деле составить цепочку, по которой слух о золотом драконе просочился в среду домушников. И в этом деле никого нельзя сбрасывать со счетов. Даже Клима.

Я прекрасно выспался следующей ночью, хотя проснулся где-то около шести. Никто мне не звонил, не советовал готовить себе алиби, и хорошее настроение подпортила только голая стенка c одиноким гвоздем, на котором еще вчера висел золотой дракон.

Я взял ведро с размоченным хлебом и пошел на дачу. Похоже, солнце даст нам сегодня передохнуть. При полном безветрии небо было затянуто тучами, и оттого край моря, выглядывающий между Крепостной горой и Болваном, был серым и унылым.

За художественным музеем я свернул налево и пошел вниз. Перед чугунным ограждением санатория на секунду остановился, после чего изменил своей привычке, не стал сокращать путь по его территории и снова пошел по шоссе.

Когда я сравнялся с проулком, мое внимание привлек человек, бегущий по серпантину в мою сторону. Точнее, не сам человек, а его ярко-красные спортивные трусы, горящие, как люминесцентный светильник. Рыжеволосый, кудрявый, с бледной, слегка порозовевшей кожей. Э, да это тот самый тип, который, если верить словам Марийки, звонил мне вчера утром!

Я застыл со своим ведром на обочине дороги, не зная, что предпринять. Как заговорить с бегущим человеком? О чем спросить его? Времени на раздумья у меня не было, человек приближался с каждой секундой.

Я закинул ведро в кусты, отвел руки за спину и стал прохаживаться от одного края дороги к другому. Бегун вильнул в сторону, чтобы не налететь на меня. Я понял по его индифферентному лицу: он меня не знает и никогда раньше не видел. Я сделал широкий шаг и снова оказался на его пути.

– Стой! Стой! – махнул я рукой, как жезлом, будто останавливал машину.

Наверное, у рыжего были неважно отрегулированы тормоза, и он все-таки задел меня плечом, чертыхнулся, хотел было побежать дальше, но я крепко схватил его за влажное запястье. От бегуна пахнуло потом. Он вытаращил на меня глаза и, брызгая слюной, крикнул:

– Чего?! Ты что хватаешь? Взбесился?

– Стоять, стоять, – спокойно ответил я ему, внимательно разглядывая его кроссовки. – Бегаем, значит? Природу топчем?

– Да кто ты такой? – взвизгнул рыжик. – Отпусти руку!

– Я старший егерь судакского лесхоза Бодунко. Еще вопросы есть? Разъяснения не требуются?

– Ну и что? – Рыжик все еще дергал свою руку, но уже не столь агрессивно. – А что я такого сделал?

– Щит перед подъемом видели? Читать умеете?

– Какой щит? – заморгал глазами рыжик, хотя совершенно ясно было, что он знает, о каком щите я говорю.

– Ну, обернитесь и посмотрите. Он и отсюда виден.

Рыжик повернулся, убедился, что щит в самом деле отсюда виден.

– А что там особенного? – зашлепал он мясистыми губами. На кончике его носа дрожала капелька пота. Безбровый, лишенный ресниц, он почему-то напоминал мне верблюда. Убедившись, что он не станет убегать от меня, я отпустил его руку и, расхаживая перед ним, монотонным голосом пояснил:

– На щите написано: «Государственный ботанический заказник «Новый Свет». Посещение леса, разбивка палаток, разжигание костров строго воспрещается». Так?

– А я что, разжигал костры?

– Нет, вы посещали лес.

– Да я только по дороге, – не меняя нагловатого тона, ответил рыжик и показал рукой, по какой дороге он носился.

–Ай-яй-яй! – покачал я головой. – Ну зачем вы обманываете? Все говорят, что только по дороге, а сами в лес ходят. Вот и вы тоже. У вас же кроссовки в глине.

Рыжик посмотрел на свои кроссовки, пожал плечами, но ответил уже другим тоном:

– Да я только на обочину сошел. Там даже трава не росла.

– На обочину, – опять покачал я головой, с удовольствием играя роль егеря. – Да у нас обочина – до самого моря обочина. Это вам не Козельск. Здесь экология, а она у нас одна. А вот вас, приезжих, как собак нерезаных. Каждый сойдет на обочину, и через два года леса не станет. Ясно? Придется жаловаться на вас администратору санатория. Вы ведь из «Сокола»?

– Да, – ответил рыжик, погрустнев.

– И штраф с вас полагается. Триста тысяч купончиков.

– Ничего себе штрафы! – вытянул верблюжье лицо рыжик.

– А вы как думаете? Топтать природу легко. А попробуйте вырастить хоть один кипарис или можжевельник. Не пробовали? Ну вот и молчите.

– А у вас есть какие-нибудь документы? – насторожился рыжик.

– А зачем мне документы? Меня начальник санатория знает как облупленного. Сейчас сходим к нему, составим акт – копию, кстати, вышлем по месту вашей работы, – а потом уже уплатите штраф. Не знаю, какие меры к вам начальник применит. Одного такого марафонца в прошлом году досрочно выгнали из санатория. Гербарий собирал, ботаник хренов.

Рыжик заволновался, завертел кудрявой головой по сторонам, стал почесывать волосики на груди. Вот ведь простофиля, думал я, с некоторым сочувствием глядя на его растерянный вид. Если Марийка сказала неправду и этот верблюд никогда не звонил мне, то я просто заболею от жалости к нему.

– А может быть, – заговорщицки сказал мне рыжик, – обойдемся без начальника? Я уплачу вам штраф, и на этом поставим точку?

Я вздохнул.

– Все вы ищете какие-то пути, чтобы увильнуть от закона. Ладно. В порядке исключения. У вас деньги с собой? – спросил я, хотя было совершенно очевидно, что в трусах спрятать деньги невозможно.

– К сожалению. – Он похлопал себя по ягодицам. – Если вам нетрудно, здесь недалеко.

– Ну идемте, только быстрее, – поморщился я.

Я конвоировал рыжика по санаторной аллее, моля бога, чтобы не повстречался кто-нибудь из знакомых. Мы зашли в жилой корпус, я громко поздоровался с дежурной, которую видел первый раз в жизни, и, не давая ей опомниться, поинтересовался, купалась ли она сегодня в море и какова водичка. Кинув ей напоследок, что обязательно позвоню вечером, я быстро затащил рыжика в лифт.

– Какой этаж?

– Пятый.

У него в номере могут оказаться жена, дети, и поговорить нам не удастся, подумал я.

Дверки лифта разъехались в стороны. Холл с пальмой в ящике, балкон с открытыми настежь дверями. В конце коридора с пылесосом в руках над ковровой дорожкой склонилась уборщица. Дверь в подсобку, заставленную пустыми бутылками, вениками, швабрами и ведрами, открыта. Уборщица – спиной к нам, и, пока она поравняется с подсобкой, пройдет не меньше пятнадцати минут.

Я резко толкнул плечом рыжика в подсобку, но он успел отреагировать и расставил руки в стороны, упираясь в стенки. Слабый аргумент – его руки несложно было вернуть на прежнее место легким ударом в солнечное сплетение. Рыжик негромко вскрикнул, но я уже втолкнул его в подсобку, мягко закрыл за собой дверь и использовал швабру в качестве запора.

– Вы… вы… – пытался он озвучить свой испуг и вялое возмущение. – Я сейчас закричу! Вы ничего не сможете со мной сделать! Я сейчас…

– Тише, – перебил я рыжика и приставил указательный палец к его груди. – Я не причиню вам вреда, если вы ответите на мои вопросы. Отвечаете – и мы расходимся. Все ясно?

– Что вам надо? Я вас не знаю! Я отказываюсь говорить в этом месте!

Мне пришлось дать ему несильную пощечину. Рыжик сразу замолчал, а я, приблизившись к нему почти вплотную, сказал:

– Вы меня не знаете, но тем не менее звоните мне по утрам и пытаетесь запугать какими-то глупыми угрозами. Вы думали, что я вас не найду и ваше хулиганство пройдет безнаказанно?

Вот только сейчас он по-настоящему испугался. Раскрыл рот, выдавил что-то нечленораздельное. У меня отлегло от сердца: звонил он, в этом можно было уже не сомневаться.

– Ну так о чем вы хотели меня предупредить?

– Бога ради, простите меня! – взмолился он, прижимая ладонь к ладони, будто молился на меня, как на икону. – Я совсем не желал вам зла. У меня и мысли не было угрожать вам. Я только хотел предупредить вас… то есть не я, а один молодой человек…

– Говорите спокойнее и внятнее. Вас только на митинги выставлять.

– Я не знаю вас совсем, – начал он, как ему показалось, с самого главного. – А так часто звонил потому, что мне все время мешали. Один раз я звонил из кабинета заместителя по финансам, но не успел ничего вам сказать, так как мне помешали, во второй раз я звонил из библиотеки, но там нельзя было говорить громко…

– Вы больной? Маньяк? У вас навязчивые идеи? – совершенно серьезно спросил я рыжика.

– Да нет же! Как вы не понимаете! Мне до вас вообще никакого дела нет! Я не по своей воле звонил вам. Меня попросили об этом, ну, как оказать небольшую услугу.

– Кто вас просил об этом?

– Один молодой человек. Я совершенно его не знаю, мы повстречались на пляже.

– И о чем он вас попросил?

Рыжик пожал плечами, будто этот вопрос очень его удивил.

– Позвонить вам и сказать, чтобы вы проявляли осторожность и обеспечили себе алиби.

– И все?

– Клянусь: ни слова больше.

– Он вам назвал мою фамилию?

– Да. Вацура, если не ошибаюсь?

– А телефон?

– Телефон он мне продиктовал, чтобы я записал номер своей рукой.

– А почему вы согласились выполнить такую странную просьбу?

Рыжик замялся, и я помог ему:

– Он вам заплатил?

Рыжик с усилием кивнул.

– Да. Простите меня, ради бога! Я думал, что этот звонок вам во благо.

– Как он выглядел?

– Молодой, не больше двадцати пяти. Крепкий, коренастый. «Качок», как их сейчас называют.

– Особые приметы?

Рыжик задумался, наморщил лоб.

– Вы знаете, у него было настолько типичное лицо, что я вряд ли узнал бы его даже сейчас. Короткая стрижка, голова низко посажена. Крупный нос.

– С горбинкой?

– Нет, нос обычный, картошкой.

– Наколки на руках, груди?

Рыжик отрицательно покачал головой.

– Не припомню. По-моему, не было.

– А почему он выбрал именно вас? Что, на пляже больше никого не было?

– Да что вы! Полно людей. А он, собственно, меня и не выбирал. Это я к нему подсел. Рядом с ним место свободное было.

– Он был один?

– Да. Сидел на полотенце, смотрел на море. Спросил о какой-то ерунде, вроде нет ли у меня спичек? А я ведь не курю.

– А как он потом перешел к своей просьбе?

– Поинтересовался, в «Соколе» ли я отдыхаю? Я ответил: да, в «Соколе». А он говорит, что очень хороший санаторий, он тоже в нем отдыхал и вообще любит море, но сегодня уезжает, а до своего дружка, мол, дозвониться не успел, а сообщить ему надо нечто очень важное. И спрашивает, не могу ли я завтра позвонить по местному телефону? Ну и тут же портмоне раскрывает, достает двадцать долларов. Мне, знаете, так стыдно стало…

– Ладно, хватит, мне все ясно, – сказал я, почему-то испытывая к рыжему не самые добрые чувства.

– Только из лучших побуждений, – еще раз заверил он меня.– Так что примите меры и готовьте, так сказать, алиби…

– Я это уже слышал, – перебил я его и вытащил швабру из дверной ручки.

Мы вышли из подсобки и тотчас нос к носу столкнулись с уборщицей. Она воинственно наставила на нас шланг от пылесоса и спросила:

– Чего это вы там делали?

– Туалет искали, – ответил я.

– Туалет в номерах! – завопила уборщица. – Гадят где попало, как коты драные! Взрослые люди, и как не стыдно!

Рыжему стало стыдно, и лицо его покраснело.

– А ловко вы меня насчет штрафа надули, – сказал он мне, когда мы дошли до лестничной площадки. – Я в самом деле поверил, что вы егерь.

Я уже не слышал, что он там бормочет. Коренастый, нос картошкой, голова низко посажена, мысленно повторял я словесный портрет человека, который предупреждал меня об опасности. Таких коренастых десятки только в нашем поселке. А этот рыжий – олух. Если он только не притворяется мастерски.