Текст книги "Аромат скунса"

Глава 11
Прыгайте после дефекации!

Перед входом на тарзанку, то есть на лестницу башенного крана, со стрелы которого сигали любители острых ощущений, каждый день появлялись новые объявления. Шутники изощрялись в остроумии. «Желающие продать свои органы мединституту обращайтесь к администрации. Разбитые всмятку мозги не предлагать». «Продается скребок большого размера. Родственникам прыгунов – скидка». «В связи с жаркой погодой убедительная просьба всем прыгунам сдать администрации по килограмму сухого льда».

В это утро, когда Гера на целый час опоздал на работу, за что получил втык от директора парка, у лестницы появились новые объявления: «Ув. прыгуны! Снимите ростовую мерку и вместе с билетом отдайте ее инструктору. Это упростит последующую процедуру». Ниже размашистым почерком было написано: «Тарзаны! Уважайте труд уборщиков! Прыгайте натощак и после дефекации!»

Бумажки с подобными шуточками Гера не срывал, несмотря на то, что был кровно заинтересован в увеличении количества клиентов, так как с каждого прыгуна имел свой процент. Он считал, что черный юмор, наоборот, подхлестывает желание смельчаков испытать себя.

Но в это утро ему было решительно наплевать, сколько человек отважится сигануть вниз головой с восьмидесятиметровой башни. У него было подавленное настроение, отсутствовал аппетит, и мучила жажда.

– Что вы все время хватаетесь за поручень! – прикрикнул он на кудрявого мужчину, который шмыгал носом и дурными глазами смотрел вниз. – Стойте смирно, пока не поступила команда последний раз взглянуть на солнце!

– У меня даже ладони вспотели, – признался мужчина.

Гера, сидя на корточках, стягивал ноги мужчины широкой тканевой лентой.

– А ноги у вас, случайно, не вспотели? – угрюмо осведомился он и как-то странно повел носом.

– А что? – забеспокоился кучерявый.

– Встать ровно! Смотреть вперед! Не дышать! Фамилия?

– А фамилия зачем? – жалобным голосом спросил побледневший тарзан.

– Как зачем? Вы что, правил не читали? Хотите стать неопознанным летающим объектом? В городе уже и так все морги заполнены под завязку. Еще с вами потом разбирайся.

– Шницель, – стыдливо представился клиент и заискивающе заглянул в глаза Гере, в надежде увидеть лукавый и озорной блеск, но глаза молодого человека были холодны и не блестели.

– Ну вот, – мрачным голосом сказал Гера. – И фамилия у вас подходящая. Позавчера тоже один разбился. Котлетян была его фамилия.

– Вы, наверное, шутите? – не позволял умереть надежде клиент. – Так сказать, психологический прессинг, акселерирующий состояние аффекта…

– Если бы шутил! – вздохнул Гера. – Резинка насквозь гнилая!

Клиент с ужасом посмотрел на свои связанные ноги и нервно икнул.

– Извините, – пробормотал он. – Я передумал прыгать. Бес попутал сюда взобраться. Хотел проверить себя, закалить, так сказать, волю…

– Патологоанатом проверит, а в крематории закалят, – пообещал Гера. – Эй, эй, гражданин! Не надо хитрить! И как это вы умудряетесь со связанными ногами от края площадки отползать? Ну-ка, прыгайте вперед! Раз-два!

– Позвольте…

– Зайчиков в цирке видели? Руки на груди сложили и – прыг, прыг, прыг!

– Я буду жаловаться…

– Молчать! Обратного пути нет! Сделали глубокий вздох!

– Я отказываюсь… Я хочу обратиться в страсбургский суд…

С тихой скорбью профессионального палача Гера положил руку на плечо кучерявому и легонько толкнул его. Шницель сдавленно выкрикнул «ай!», но оставшуюся часть пути пролетел молча. Раскрутившись на всю длину, резина натянулась, потом сжалась и снова натянулась, играя с привязанным человеком, как ребенок играет с котенком бумажной мышкой.

– Безжалостный ты человек, Алкалоид! – сказал Клим, который все это время стоял рядом, молча наблюдая за Герой и его клиентом. – Кстати, утром звонила Вика и жаловалась на тебя. Что ты с ней сделал?

– Ничего особенного, – уклончиво ответил Гера и посмотрел вниз.

– Она обещала выцарапать тебе глаза.

– Не дотянется… – Гера включил лебедку. Резиновый жгут стал медленно наматываться на барабан. – Встреть меня в шесть тридцать у памятника Лермонтову.

– Почему именно у памятника Лермонтову? – насторожился Клим.

– Потому что именно там я опущусь с небес на землю.

Клим нахмурился и взглянул на Геру, как удав на дождевого червя.

– Я думал, вчера у тебя был пьяный бред.

– Ты правильно думал.

– Тогда иди к Вике! К Вике иди! И пыхти на ней, пока не протрезвеешь.

– Не поможет.

– Ты понимаешь, на что тебя толкает эта Лисица? – все сильнее возмущался Клим. – Кинуть бутылку на голову какого-то крутого мужика! Да ты только плюнь на него – и до земли живым не долетишь!

Гера остановил лебедку, снял с барабана смотанный кольцами жгут и кинул его под ноги Климу.

– Хочешь прыгнуть? – предложил Гера. – Бесплатно!

Клим, продолжая демонстрировать недовольство, на всякий случай схватился за поручень и уставился в дымчатую даль. Темноволосый, бронзоволицый, с куцей засаленной косичкой на затылке, с массивным носом и выпирающей вперед челюстью, он напоминал индейца, чье племя безостановочно вымирало из-за чрезмерного увлечения огненной водой.

– Нам нужна видеокамера! – сказал Гера, пристраиваясь рядом с Климом. – Ты же понимаешь, что мы никогда не сможем накопить на нее. Мы не умеем хранить деньги. Нам не хватает воли! Она растворяется в портвейне, как сахар в чае.

– А на кой мне эта камера, если твои кишки намотают на кипарисы? – проворчал Клим. – Но ты не из-за камеры стараешься. Просто тебе эта Лисица понравилась. Втюрился ты в нее, вот в чем суть. Все, потерял я друга…

В это время на площадку поднялась женщина серьезного возраста в брюках и джемпере. Она была коротко пострижена, словно тифозница, круглые глазки были близко посажены, отчего ее лицо казалось не слишком умным.

– Уф, – произнесла женщина. – Думала, не взберусь…

Клим скептически оглядел клиентку с ног до головы и подумал, что в таком возрасте уже не имеет принципиального значения как прыгать – с резинкой на ногах или без нее.

– Вы что, прыгнуть хотите? – на всякий случай уточнил Гера.

– Да, – с вдохновением ответила женщина, желая показать молодым людям, как долго и трудно она шла к этому решению. – Вот билет. Я готова. Прочь страхи и сомнения! Понимаю, что мой поступок может показаться…

– А почему без резиновой шапочки? – перебил ее Гера.

– Без какой шапочки? – заморгала женщина, удивленная тем, что здесь, под облаками, инструктор спрашивает ее о какой-то прозаической шапочке.

– Наверное, кто-то сорвал объявление о резиновых шапочках, – произнес Гера, глядя на Клима. – Опять придется асфальт отмывать.

– Мне все равно газоны из шланга поливать. Заодно и мозги смою, – проявил необыкновенную сознательность Клим и, хлопнув Геру по плечу, пошел по лестнице вниз.

Глава 12
В томительном ожидании

Небо заволокло тучами, в воздухе запахло мокрой пылью, но дождя не было. Где-то в горах тихо громыхало. Этот звук напоминал глухие удары волн о пирс. Впрочем, на море волны не было. Казалось, море затвердело, и его до самого горизонта покрыли серым матовым стеклом – настолько ровным и огромным, что на него впору было сажать самолеты.

Гера лелеял в душе маленькую надежду, что Пилот не приедет к морвокзалу, что его просьба окажется всего лишь розыгрышем или, на крайний случай, Пилот опоздает, а Гера был намерен ждать ровно пять минут и ни секунды больше.

Но Пилот подъехал к месту встречи ровно в половине шестого, и Гера, увидев черный лимузин, почувствовал приблизительно то же, что чувствует приговоренный к смерти, когда видит эшафот. Пришлось очистить душу от маленького трупика надежды и покориться своему упрямству.

– А где Лисица? – спросил Гера, забираясь в просторный салон.

– Она занята, – не вдаваясь в подробности, ответил Пилот и тронулся с места.

Пилот выглядел очень торжественно. Он был в черных очках, в черном смокинге, и когда на повороте резко выворачивал руль, из-под обшлагов выглядывали белоснежные рукава рубашки, украшенные тяжелыми золотыми запонками. Похоже, Пилот только что вышел из парикмахерской. От него разило крепким дорогим одеколоном, и волосок лежал к волоску. Идеально выбритые щеки лоснились от лосьона. В общем, он производил фундаментальное впечатление на любой случай жизни. В таком прикиде с равным успехом можно было идти на похороны, на прием к президенту или под венец.

Гера, пытаясь скрыть охватившее его волнение, крутил головой, осматривая салон. Потянулся к портативному телевизору, включил его, но по экрану поползли серые полосы. Приоткрыл откидную дверку бара, но тот оказался пуст.

– Это у тебя парашют? – спросил Пилот, глядя через зеркало на небольшой ранец с лямками и застежками, который лежал рядом с Герой. – А запасной где?

– А зачем мне запасной? – ответил Гера, заинтересовавшись системой вентиляции салона. – Я же прыгаю с предельно малых высот. Если основной не раскроется, то на запасной уже не останется времени… А тут кондиционер есть?

Пилот взглянул на Геру с настороженным любопытством.

– На сиденье впереди тебя лежит бутылка шампанского, – сказал он. – Возьми ее и спрячь за пазухой.

Гера с опаской потянулся к бутылке. Она была самая обыкновенная, с пластиковой пробкой и акцизной маркой поверх нее.

– Клим все утро отговаривал меня от этой затеи, – признался он, взбалтывая бутылку и глядя на пузыри. – Говорит, на кой хрен тебе брать грех на душу? А я и сам думаю: кошки ведь скребут, покоя не дают… Предположим, прибью я этой штуковиной человека. Разве видеокамера успокоит мою совесть?

– Я даю тебе гарантию, что никто из обитателей дома не пострадает, – пообещал Пилот.

– Ваша гарантия, безусловно, снимает все сомнения, – веско сказал Гера.

Он уже понимал, что начал отступление по всем фронтам; и это было даже не отступление, а паническое бегство.

Пилот, чувствуя, что над миссией неожиданно нависла угроза, снял очки и придвинул лицо ближе к зеркалу.

– Ты взгляни в эти глаза! – сказал он.

– У вас безупречно честные глаза! – согласился Гера. – Я как вас увидел, сразу подумал: какие удивительно честные глаза! Сразу видно, что их обладатель – достойный гражданин.

Гера отдавал себе отчет в том, что нарывается на неприятность, но остановиться не мог.

– Я все понимаю, – продолжал он, не давая Пилоту рта раскрыть. – Что вы любите разыгрывать соседей, что это всего лишь бутылка шампанского с растворенным в ней тротилом. Но мне, трусу, влезла в голову навязчивая мысль: а вдруг ваш друг не успеет по достоинству оценить ваш юмор и его разнесет на кусочки. На такие маленькие, мокрые, гаденькие кусочки, которые эксперты в резиновых перчатках будут собирать по всему двору и складывать в полиэтиленовые пакеты…

Пилот понял, что Гера возвел мощную оборонительную систему, которую стандартными методами пробить не удастся. Он остановил машину, набрал на мобильнике номер и равнодушным голосом сказал:

– Все отменяется. Наш юный друг отказался.

Что ему ответили, Гера не услышал, но Пилот резко убрал от уха мобильник, словно это была лейка душевой, и из нее хлестал кипяток.

– Коротко, но ясно, – пробормотал он и протянул трубку Гере. – Тебя!

Гера приложил телефон к уху так, словно это был заряженный револьвер особо убойной силы.

Но голос Лисицы вовсе не был страшным. Напротив, он перекатывался, словно морские волны в ветреный день.

– Ты отказался? И правильно сделал! Здесь рядышком стоит твой друг. Так вот, мы заключили с ним пари. Он говорит, что ты прыгнешь, а я говорю, что нет. Спасибо тебе за моральное удовлетворение!

– Разве Клим с тобой рядом? – не поверил Гера.

– Ага! Он прячет глаза от стыда и говорит, что на Алкалоида это не похоже.

– Зря радуешься! – процедил Гера и вернул мобильник Пилоту. – Поехали на вышку!

Лимузин вновь покатился по узким извивающимся улочкам, словно такса по лабиринту. Гера был обижен на Клима, который не только крутанулся флюгером, но вдобавок успел где-то снюхаться с Лисицей и заключить с ней пари. «Назло тебе прыгну! – думал Гера, грызя ногти. – И назло Лисице, чтоб не радовалась раньше времени. И назло ее папаше. И себе назло! Всем назло!»

– Запомни, – говорил Пилот. – Бутылка должны упасть как можно ближе к белому пластиковому столику, который будет стоять рядом с бассейном…

– Как можно ближе?

– Да. Но она не должна попасть в стол.

– Бутылка разорвется от удара?

– Полагаю, что да.

Машина подъехала к бетонному забору, окружающему телевышку.

– Без пятнадцати шесть! – сдавленным голосом произнес Пилот. Он тоже волновался. – Как ты туда пролезешь?

– Это уже мои проблемы, – ответил Гера, выходя из машины.

Он тотчас принялся надевать подвесную систему. В кармане у Пилота зазвонил мобильник.

– Что?! – воскликнул Пилот тем голосом, каким реагируют на сообщение о полном банкротстве. – Какое еще ДТП?.. Ах, черт! Пусть будет «Ритм»… Хорошо!.. Хорошо!..

Он сунул телефон в карман и поднял на Геру круглые глаза.

– Что? – спросил Гера. – Ваш друг помер сам, не дождавшись, когда бутылка упадет ему на лысину?

– Клим не может встретить тебя у памятника Лермонтову. Там стукнулись две машины. Целая рота милиционеров! Он будет тебя ждать чуть левее, в сквере, у магазина «Ритм». Ты знаешь, где это?

«Ну, Клим! Ну, таракан с косичкой! – думал Гера, застегивая на поясе дюралевую пряжку. – Как утром пел! „У тебя пьяный бред!“ А сейчас он уже распоряжается мною через папашу! И Лисица где-то рядом с ним…»

– Я готов, – сказал Гера, поправляя в штанах бутылку.

– Без десяти! – выкрикнул Пилот, глянув на часы. – Пора… Ни пуха!

Гера махнул рукой и побежал к пролому в стене, заросшему бурьяном. Пробравшись на территорию телевышки, он прошел между растяжками и генераторной будкой, оттуда свернул к вышке, рядом с которой дремал сторожевой пес с красивыми и печальными, как у Маккартни, глазами, и влез на фундамент, похожий на пьедестал.

На этом этапе его обычно замечал дежурный техник в синей спецовке. Не изменяя наработанной привычке, техник сначала молча смотрел на Геру, который в жизнерадостном темпе, словно матрос по вантам, поднимался по лестнице. Затем изрыгал шквал ругательств и делал вид, что пытается догнать нарушителя режима. Догонял он его на редкость неуклюже, часто спотыкался, падал, цеплялся одеждой за конструкции вышки, в результате чего расстояние между Герой и преследователем быстро увеличивалось.

Не встречая никаких препятствий и не принимая близко к сердцу летящий снизу мат, Гера поднялся до маленькой круглой площадки, с которой сигал вниз, отдавая себя во власть силам гравитации.

Обойдя площадку по окружности, Гера по традиции плюнул на голову технику, перелез через ограждение и окинул взглядом утопающий в дымке город.

«Ну, Климушка! Значит, пари заключил?» – мысленно сказал Гера с неопределенной обидой, хотя его сознание, словно пчела в меду, увязло в образе Лисицы и не торопилось оттуда выкарабкаться. Не расставаясь с этим образом, Гера расставил руки в стороны, словно это были крылья, и прыгнул вперед.

Земля сразу заметила его и потянула к себе, словно комара в пылесос. В ушах засвистело, и этот свист неуловимо превратился в органный рев. Слезы выступили на глазах у Геры, тотчас размазались по щекам, а еще мгновение спустя высохли. Досчитав до трех, Гера отбросил в сторону вытяжной парашют.

Раздался привычный хлопок. Стропы натянулись, лямки впились в тело, и Гера закачался под оранжевым куполом.

Под ним поплыли парковые островки, пушистые деревья, зеленые пятна прудов. Гера развернул параплан влево, чтобы оказаться на одной прямой с канатной дорогой. Минуту он парил параллельно береговой полосе, а затем снова направил крыло к морю.

Теперь он летел прямо на верхнюю станцию фуникулера, стараясь снижаться под тем же углом, что и склон горы, чтобы не слишком терять высоту.

«Подумай, – сказал он себе, – тебе это очень надо?»

Он вроде послушался внутреннего голоса и попытался поразмышлять на заданную тему, но все же рука, как бы сама собой, полезла под майку и нащупала горлышко бутылки.

«А кину-ка я ее прямо сейчас, в лес, – подумал он. – Климу скажу, что нечаянно выронил. А папаше…»

Пока Гера думал, что он скажет папаше, параплан отбросил тень на гаражный комплекс. От него до особняка с красной кирпичной стеной оставалось всего ничего…

…А Пилот, распрощавшись под телевышкой с Герой, помчался к Вольготному переулку. Попутно он входил в роль акулы теневого бизнеса, за которую намеревался выдать себя, и очень боялся опоздать, чтобы не испортить первое впечатление о себе у другой акулы.

– Я на месте, – доложила ему по телефону Лисица. – Имей в виду, ткань на носилках немного разорвана…

– К черту ткань! – перебил Пилот. – Как там наш юный друг?

– Карабкается на вышку. Теперь я его хорошо вижу… Приблизительно на треть уже поднялся.

– Прекрасно! Мне больше не звони! Заведи машину, пусть стоит под всеми парами. Проверь маршрут, чтобы не упереться в какой-нибудь ремонт. Все! Конец связи!

Он объехал лесопарк и вырулил на пыльную щебенку.

Около дома с колоннами и амурчиками пришлось остановиться и открыть дверь.

– Я вам дам! Я вам устрою премиальные! – крикнул он рабочим, которые сидели на ступеньках крыльца и глушили пиво из трехлитровой банки. – Хозяин через неделю приезжает, а у вас еще ничего не сделано! Всех разгоню к чертовой матери!

Не дожидаясь, когда рабочие отреагируют на этот типичный прорабский инструктаж, Пилот захлопнул дверь и поехал дальше. Без трех минут шесть! Он свернул на узкую улочку и медленно подъехал к глухим воротам кирпичного забора. Сверкая дорогой оптикой, на машину уставился «глазок» камеры наружного наблюдения.

Пилот заглушил мотор и принялся торопливо снимать пиджак и рубашку. Тонированные стекла надежно закрывали его от посторонних глаз, и все же Пилот беспокоился, как бы хозяин дома не проявил излишнего гостеприимства и не вышел на улицу встречать.

Но ворота дома по-прежнему оставались неподвижными, а «глазок» камеры все так же пялился на машину безмолвным циклопом.

Оставшись в майке, Пилот взял пакет, лежавший на соседнем сиденье, и вытряхнул из него нечто похожее на жилетку, сшитую из кусочков полиэтилена. Спинка жилетки состояла из плоских сегментов, наполненных темно-вишневой жидкостью, а под ними были закреплены картонные пиропатроны, от которых к батарейке тянулись тонкие, как волос, провода.

Надев жилетку и разобравшись с паутиной проводов, Пилот закрепил их липкой лентой, а затем вновь облачился в рубашку и смокинг. Батарейку с включателем он повесил подобно пейджеру на поясной ремень. Взяв коробку с тортом, Пилот вышел из машины.

Едва он приблизился к воротам, как перед ним открылась калитка. Пилот перешагнул порог и оказался в закрытом гараже, меньше половины которого занимали «Бора» и джип «Лендкруизер». К дальней стене был приставлен мотоцикл.

– Остановитесь, пожалуйста, – услышал он голос, и тотчас путь ему перегородили два рослых молодых человека.

Молодые люди приветливо улыбались, тем не менее их глаза излучали холодный блеск, свойственный служебным овчаркам, когда они видят нарушителя границы.

Один из них прилип взглядом к коробке, которую Пилот держал в руке, второй, вооруженный металлоискателем, стал махать прибором перед животом Пилота, словно экстрасенс прощупывал ауру. Прибор тихо пищал, булькал и хрюкал.

– Кажется, вы меня с кем-то спутали, – вежливо предположил Пилот. – Я здесь не по собственной воле. Меня пригласил хозяин дома.

– Мы в курсе, – ответил тот, который прилип взглядом к коробке.

– Зачем же вы меня обыскиваете?

– Других инструкций не поступало… Извините!

Молодой человек с настойчивостью, которая граничила с наглостью, выдернул из руки Пилота коробку и поставил ее на стол.

– Аккуратнее! – заволновался Пилот. – Он очень свежий и может деформироваться!

Тот, что работал с металлоискателем, просвистел ноги Пилота, затем ботинки, прошелся по пояснице и, взглянув на коллегу, отрицательно покачал головой.

Теперь они оба обрушили свое любопытство на коробку.

– Что здесь? – спросил один.

– Торт! – ответил Пилот, с озабоченным видом стряхивая со смокинга невидимую пыль.

– Откроем! – решительно сказал специалист по поиску металлов после того, как помахал прибором над коробкой.

Пилот искоса наблюдал, как молодые люди развязывают веревку, осторожно приподнимают крышку и, принюхиваясь, осматривают торт со всех сторон.

– Свежий, – заверил Пилот.

Парни снисходительно усмехнулись. Один из них взвесил торт на ладони. Второй поскреб ногтем шоколадную помадку и попробовал на вкус.

Наконец, все подозрения улеглись. Пилоту вернули коробку с тортом, кое-как обмотав ее веревкой.

– Проходите!

Распахнулась маленькая боковая дверь, и в сумрачный гараж хлынул золотой свет. Щурясь, Пилот вышел во двор с белым полом, белыми стенами и белыми розами вдоль них. Света вокруг было так много, что он не сразу увидел хозяина, поскольку тот тоже был во всем белом.

– Наконец-то! Наконец-то! – воскликнул хозяин, вскинув непричесанные брови. Он широко улыбался, но при этом губы его были напряжены, и зубов не было видно, словно их не было во рту вовсе. – Почему же так долго? Я заждался, заждался!

– Меня обыскивали, – ответил Пилот, зачем-то приподнимая коробку с тортом и помахивая ею, словно это был колокольчик.

– Что?! – округлив водянистые глаза, возмутился хозяин. – Безобразие! Я их накажу! Я их накажу самым жесточайшим образом! Идемте, дорогой мой, идемте! А что это у вас в руке? Неужели тортик? Как мило! Как мило! И хотя нашим животикам сладкое категорически противопоказано, я с удовольствием съем кусочек… Кстати, а где ваша очаровательная дочь?

– К сожалению, она приболела.

– Какая жалость! – покачал головой хозяин.

Обняв одной рукой Пилота, хозяин повел его к круглой беседке из красного дерева с тонированными стеклами. Пилот исподволь приходил в себя и вскоре сообразил, что ежели хозяин ведет его в беседку для задушевной беседы, то весь грандиозный замысел гибнет на корню.

– Какой у вас прекрасный бассейн! – сказал он, остановившись и взглянув на небо – не болтается ли там юный друг с бутылкой шампанского в руке.

Хозяин тоже остановился и тоже взглянул наверх.

– Бассейн? – уточнил он, рассматривая низкие облака, между которых пробивались лучи солнца.

Словно желая полюбоваться пронзительно голубой водой, Пилот сделал несколько шагов вперед и остановился у круглого пластикового стола.

– Что вы! – поморщился хозяин. – Разве это бассейн? Это просто грязная лужа! Это большое корыто для купания свиней, построенное англичанами по французской технологии.

– Не говорите! – погрозил пальцем Пилот и хитро взглянул на хозяина. – Вы скромный человек. Уж я-то знаю толк в бассейнах.

– А что ж мы с вами до сих пор не познакомились? – обеспокоенным голосом произнес хозяин и промокнул шею носовым платком – тоже белым.

Похоже, его голова под лучами солнца становилась мягкой, как торт, постепенно оплывала, оседала и растекалась по плечам. Уже нельзя было увидеть воротник его пиджака и тем более шею.

– Жорик, – представился хозяин, и его неокрашенные, как две мутные капли, глаза наполнились сытой поволокой. – Для вас просто Жорик.

– А я Альберт, – сказал Пилот. – Для вас просто Альберт.

– Чудненько! – оценил хозяин и снова водрузил руку на плечо Пилоту, чтобы наконец загнать его в беседку. Но Пилот, словно не догадываясь о его намерениях, поставил коробку на белый пластиковый стол и сел на стульчик. Закинув ногу за ногу и прижав ладони к животу, он еще раз обвел глазами двор.

– Я чувствую себя здесь, как у себя дома, – признался Пилот. – Хотя моему дому еще далеко до таких роскошных апартаментов.

– Не преувеличивайте, дорогой мой! – ответил Жорик, тоже опускаясь на стул. – Это всего лишь скромная келья одинокого романтика.

– Вы не женаты?

Жорик сделал скорбное лицо и вздохнул.

– Увы! Вот уже десять лет, как я овдовел, и уже десять лет не знаю женской ласки и тепла.

– Как это печально!

– Не то слово, дорогой мой Альберт! Не то слово!

Отдавая дань своему вдовству, Жорик выдержал минуту молчания, затем щелкнул пальцами и приказал охраннику:

– Шампанского!

Пилот сидел, как на иголках. Ожидая шампанского, Жорик приумолк и уставился на коробку с тортом. Его широкое лицо обмякало все больше, и щеки уже растекались по плечам.

– Я должен позвонить доченьке, – сказал Пилот, вынимая из кармана мобильник. – Надо напомнить, чтобы она выпила аспирина.

Жорик, соглашаясь с необходимостью проявить отеческую заботу, выпятил губы и закивал.

– Как дела? – спросил Пилот, как только Лисица откликнулась.

– Он уже на верхней площадке! – ответила Лисица. – Сейчас прыгнет!

Жорик смотрел на Пилота повлажневшими глазами. Его и без того широкое лицо стало еще шире от доброй улыбки.

– Ты выпила аспирин, доченька? – строго спросил Пилот.

– Какой аспирин, папуля? – с испугом ответила Лисица.

– Вот и хорошо. А теперь накройся теплым одеялом и постарайся уснуть.

– Папуля… это ты? – прошептала Лисица, но Пилот уже отключил телефон и сунул его в карман.

– Как это, наверное, грустно, когда болеют дети! – с чувством произнес Жорик. – Эти маленькие, беззащитные существа! Эти, можно сказать, комочки жизни…

– Вы меня очень, очень хорошо понимаете! – проникновенно ответил Пилот.

Подали шампанское в узких высоких бокалах.

– За знакомство! – предложил тост Жорик и, сверкнув толстым золотым перстнем, поднял бокал.

Пилот сделал глоток, и шампанское встало в горле колючим ершем. Он поставил бокал и принялся распутывать веревку на коробке с тортом.

«Эти кретины навязали здесь узлы!» – подумал он.

– Ах, я забыл сказать, чтобы принесли нож и тарелочки! – слишком явно досадуя на свою оплошность, сказал Жорик. – Эй, Макс! Нож сюда!

– Ничего страшного, – успокоил его Пилот, перегрызая веревки. – Этот торт должен немного постоять на солнышке, чтобы стать нежным и ароматным.

– Что вы говорите! – покрутил головой из стороны в сторону Жорик.

Пилот приподнял крышку.

– Чудненько! – протянул Жорик, растягивая губы в улыбке. – Не ваша ли очаровательная дочь его испекла?

– Отгадали, – скромно потупив взгляд, ответил Пилот, затем, как бы желая поблагодарить бога за дочь и ее кулинарный талант, поднял глаза к небу.

На небе не было ни бога, ни юного друга на параплане.

– Какой он компактненький! – продолжал восхищаться тортом Жорик, но на всякий случай чуть отодвинулся от стола, чтобы не вляпаться белым пиджаком в шоколадную помадку. – Какой кругленький! Ну вылитая противотанковая мина!

Оба сдержанно посмеялись над удачной шуткой.