Текст книги "Неандертальцы"

Андрей Егоров
Неандертальцы

Предприниматель Иван Куницын в офис своего друга Матвея Пташука заходил через день. Он очень любил бывать у него именно в рабочие часы. В уютном кабинетике, где отделка красного дерева соседствовала с интерьером карельской березы, сидя в кожаных креслах, изготовленных по индивидуальному заказу, под дорогой коньячок, привезенный из самого Парижа, они обсуждали самые актуальные вопросы. Чаще всего – автомобили и женщин, реже – бизнес и политику.

На этот раз Куницын был перевозбужден сверх меры. При входе в офис хлопнул по плечу приземистого низкорослого охранника (тот рыкнул в ответ нечто нечленораздельное и недовольное) и пронесся по офисному коридору грузным облаком в серых штанах и пиджаке. В руках бизнесмен сжимал какую-то книжечку в цветастой обложке.

Пташуку о визите друга успели доложить по коммутатору. К моменту появления «облака в штанах» он выставил на стол фужеры, откупорил и разлил коньяк.

Куницын впорхнул в кабинет, прикрыл за собой дверь и привычно растекся в кресле возле массивного мраморного стола, происхождением – журнального, но по судьбе – банкетного, после чего хлопнул на его поверхность книжечку.

– Что это? – скосив глаза, с тоской поинтересовался Пташук. Читать он не любил – а новости предпочитал узнавать от своего сотрудника – специалиста по медийной сфере, и из телевизионных новостей. На одной из стен висел огромный плазменный экран. Обычно он работал в постоянном режиме – показывал владельцу шикарного кабинета не только новости, но и ток-шоу, и сериалы. У бизнесмена Пташука был крайне ненасыщенный график, дела шли по накатанной. Но сейчас, по случаю дружеского визита, телевизор был выключен.

– Это фантастика! – поведал Куницын, лучезарно улыбаясь.

– Фантастика? – Пташук еще больше приуныл. Он презирал фантазии литераторов, считал их просто бредом, порождением больного ума. Литература должна отражать реальную жизнь, считал Пташук. А лучше, чтобы ее и вовсе не было – ведь есть журналистика, этого вполне достаточно.

– Знаю-знаю, что не читаешь ничего кроме финансовых отчетов. Но это… только послушай. У секретарши забрал. Она читала с таким интересом, что я было решил – это порнушка. Оказалось, альтернативная история. Говорит – сейчас все это читают.

– Идиоты! – буркнул Пташук.

– Нет, нет, очень интересно, правда. Начал читать – и так втянулся, не мог остановиться. Автор с фантазией.

– С фантазией?! Ну и о чем это?

– Говорю же тебе, альтернативная история. Представляешь, он пишет, будто все гоминиды на Земле, кроме человека, давным-давно вымерли. И остался только один разумный вид – хомо сапиенс. То есть мы с тобой, и все нам подобные. А рабухов нет.

– Что за странная белиберда? – Пташук нервно усмехнулся, поднес к носу фужер с коньяком, втянул аромат. – Если на Земле остались только хомо сапиенс, – пробормотал он, – кто, скажи на милость, тогда будет заниматься физической работой?!

– Автор предлагает ответ на этот вопрос, – Куницын выдержал паузу, интригуя собеседника. – Люди! – выкрикнул он. – Только представь. И рабочие, и охранники, и крестьяне на полях – все люди… Уму непостижимо! – Предприниматель одним глотком выкушал коньяк и закусил лимончиком. Сморщился от удовольствия. И без того горящие глазки его заблестели еще ярче на одутловатом лице.

– Мда, – выдавил Пташук. – Редкостный бред. Давно я не слышал подобной хиромантии.

– Погоди, это еще не все, – выдохнул Куницын. – Он пишет, что последние рабухи вымерли двадцать четыре тысячи лет назад, и будто бы археологи нашли затем череп одного из рабухов в Германии в ущелье Неандерталь. И только после этой находки они поняли, что помимо людей на Земле жили еще и рабухи. Причем, жили одновременно с ними. Поскольку череп рабуха они нашли в Неандертале, то и назвали рабухов в честь этого ущелья – неандертальцами.

– Неудачное название, язык сломаешь, – отметил Пташук с неудовольствием. Он помрачнел еще больше.

– А еще он пишет, будто это неан-дер-тальцы, действительно язык сломаешь, изобрели первые музыкальные инструменты, археологи якобы отыскали костяную дудочку с четырьмя дырками, которая принадлежала им, и религию… Только вдумайся, бога изобрели рабухи!

– А тебе не кажется, что эта твоя книжица – довольно опасная ересь?! – возмутился бизнесмен.

– Ты так думаешь? – слова друга озадачили Куницына.

– Я тебе больше скажу. По-моему, это явно пропагандистская вещица. Написана специально, чтобы дурить таких, как ты. Ты что, не видишь, что автор льет воду на мельницу всех этих псевдосторонников прогресса, которые утверждают, что рабухи слишком много работают, их, дескать, нужно совсем освободить от работы, или хотя бы уменьшить рабочий день, чтобы они побольше жрали, спали и плодили других рабухов. А еще – повысить им зарплаты. Как будто это возможно. Если повысить рабухам зарплату, то я вскоре разорюсь вконец, у меня же расходы не такие, как у рабухов – у меня большая семья, две квартиры в Москве, дача в Кратово, дом в Ницце, который тоже надо содержать, а еще яхта, лошадиная ферма, самолет. Об этом они не подумали?! – Пташук стал пунцовым от гнева. – Я… – Он ударил себя в грудь кулаком. – Я главный благодетель рабухов. Кто дает им работу? Кто позволяет им зарабатывать? Как бы они жили без меня? Не способные самостоятельно создать ничего, они вскоре вымерли бы, поубивали бы и сожрали друг дружку… Это пропаганда. Причем очень и очень вредная.

– Погоди, но он ведь пишет, что рабухов вообще не существует. Вымерли… – Куницын запнулся, он выглядел смущенным.

– А, по-моему, в этом тексте, – Пташук ткнул в цветастую обложку указательным пальцем, словно собирался проткнуть книжицу насквозь, – говорится совсем о другом. Знаешь, какая главная мысль? Будто и люди могут выполнять простую физическую работу.

 – Но, послушай, это же дикий бред, – Куницын задышал тяжело, – рабухи в семь, максимум десять лет уже взрослеют, становятся полноценными работниками. Они выносливее, сильнее, психологически устойчивее, чем люди. Как заставить человека отработать восемь часов на конвейре?! Или стоять у станка?! Это же просто невозможно. И потом, человек только годам к восемнадцати дозревает, чтобы заниматься полноценным интеллектуальным трудом. И куда, скажите, человеку деть его интеллект, если ему придется работать на станке? Или, скажем, мыть машины? Он же с ума сойдет, просто оттого, что разум не даст ему пребывать в постоянном однообразии механических действий – и не свихнуться.

– Ты это понимаешь, я это понимаю. Но они, похоже, нет. Потому и создают подобные агитки для дураков…

Беседу прервало треньканье коммутатора. Пташук рывком поднялся, прошел к столу, нажал кнопку.

– Да?!

– Матвей Ильич, извините, что отвлекаю, – скороговоркой затараторила секретарша, – вас Прохоров вызывает, говорит – срочно у него.

– Соединяй, – разрешил бизнесмен.

Вскоре в коммутаторе зазвучал густой бас начальника сборочных цехов в Питере.

– Матвей Ильич, проблемы у нас. Рабухи отказываются выходить на смену. Устроили бардак возле здания.

– Чего хотят? – Пташук насупился.

– Да все как обычно… Приходил тут один деятель на днях. Агитировал прямо возле проходной. Ну и перебаламутил народ.

– Значит так, – заорал бизнесмен в коммутатор, – если понесем убытки, ты мне лично ответишь, своим карманом! Насчет агитатора я не знаю и знать ничего не хочу. Надо было гнать его в шею сразу. Или лучше – намылить шею. Если не решишь проблему, оштрафую тебя, понял?! Иди и разгоняй их как хочешь! И чтобы через пятнадцать минут все были на своих рабочих местах!

Повисла пауза.

– Ты меня понял?! – гаркнул снова Пташук.

– Понял-понял, попробую, – бас Прохорова звучал растерянно.

Коммутатор пискнул, отключаясь.

– Сурово ты с ним, – с уважением протянул Куницын, – а я вот сколько давал себе зарок быть строже с людьми, не могу. Постоянно перехожу на панибратский тон. С рабухами другое дело. Они же не люди.

– Нельзя с подчиненными запанибрата, – Пташук нацедил половину посудины коньяка и опрокинул в себя. – Ты их когда-нибудь слушал? – поинтересовался он угрюмо. – Агитаторов энтих. Эти идиоты договорились уже до того, что власть надо передать рабухам. Посмотрел бы я, что в таком случае рабухи со страной сделают!

– Так и говорят? – опешил Куницын. – Власть – рабухам?

– Разумеется, никто не собирается отдавать им власть, – раздосадованный непонятливостью друга, Пташук вздохнул. – Я тебе скажу, чего они хотят на самом деле. Им надо использовать этих тугодумов, чтобы самим обосноваться наверху, и управлять страной, как им вздумается. А вздумается им прежде всего награбить как следует и вывести капиталы за рубеж. Потому что эта страна их мало интересует. А ограбить кого, знаешь? Всех и вся. И в первую очередь богатых. То есть нас с тобой, Ваня. А самых несговорчивых, кто не захочет, значит, свое отдавать, кинуть за решетку… Так вот не будет этого! – Пташук показал невидимому врагу дулю, затем, пребывая в состоянии крайнего нервного возбуждения, схватил со стола агитационную литературу, распахнул окно и вышвырнул ее вон. – Что это за шум?.. – вдруг насторожился он. С улицы нахлынули непонятные тревожные звуки.

Друзья свесились через подоконник, силясь разглядеть, что происходит внизу.

Повсюду был слышен громкий рык и улюлюканье. Толпа «неандертальцев» шла нескончаемым потоком, размахивая красными полотнищами, выкрикивая лозунги: «Свобода! Равенство! Братство! Землю – рабухам! Заводы – рабухам!» То и дело слышался звон разбитых витрин, осколками разлетались стекла в домах. Рабухи переворачивали машины вместе с их владельцами, ловили и жестоко избивали людей. Ловкие, длиннорукие они карабкались по водосточным трубам, забирались в квартиры богатых горожан на нижних этажах зданий. Оттуда раздавался женский визг, истошные крики о помощи. «Неандертальцы» ломали железные двери подъездов и офисов. Некоторые распахивались сами – охрана присоединилась ко всеобщему движению протеста…

Оставалось несколько дней до взятия Белого дома и Кремля.