Текст книги "Сталинград"

Характеристика командующих соединениями, данная товарищем Никишевым, также, на мой взгляд, была неполной, но здесь мне помогли мои знания подавляющего большинства из них по совместной учебе и службе.

Кто же возглавлял армии фронта, противостоявшие противнику?

63-я армия, действовавшая на правом фланге, возглавлялась опытным и волевым генерал-лейтенантом В.И. Кузнецовым, которого я знал еще в мирное время. 4-я танковая армия, части которой оборонялись на самом восточном участке излучины Дона, примыкавшем к Иловлинской долине, вела борьбу под руководством генерал-майора В.Д. Крючёнкина. О нем, к сожалению, я не имел достаточного представления, хотя и встречался с ним в мирное время. До войны он был хозяйственным работником, одно время находился на должности начальника снабжения 5-й кавалерийской дивизии, работал хорошо и впоследствии был переведен на строевую работу. О его успехах на этом поприще я не имел достаточного представления, но, судя по первым впечатлениям, я считал, что он способен справиться с кругом обязанностей строевого командира. В дальнейшем эта оценка полностью подтвердилась: товарищ Крю-чёнкин оказался способным и храбрым командармом.

Генерал-лейтенант А.И. Лопатин, армия которого действовала на западном берегу Дона у города Калач, был моим подчиненным в мирное время. Это как раз та знаменитая 62-я армия, которая приняла на себя вместе с 64-й армией первый удар гитлеровцев, а затем в период всей Сталинградской битвы находилась в центре событий. Генерал Лопатин был командиром 6-й Чонгарской имени Буденного дивизии в то время, когда я командовал 6-м казачьим корпусом в Белоруссии. Под моим командованием он оказался потом и на Дальнем Востоке в 1-й Краснознаменной армии в качестве командира корпуса. Это был требовательный, энергичный, храбрый, хорошо подготовленный командир.

Здесь следует отметить, что 62-я армия, взаимодействуя с частями генерал-майора К.С. Москаленко (1-я танковая армия)[20]20
  1-я и 4-я танковые армии почти не были укомплектованы танками.


[Закрыть], в течение нескольких последних дней вела упорные бои с превосходящими, главным образом танковыми, силами противника, который, понеся большие потери (нам эти бои также стоили очень дорого), вынужден был отойти и перенести свой удар на новый участок, южнее первоначального.

В то время, когда генерал Никишев докладывал обстановку, 62-я армия, загнув фланги, вела бои западнее Дона, в районе города Калач.

К юго-западу от Сталинграда, южнее 62-й армии, от Калача до Верхне-Курмоярской и южнее действовала 64-я армия под командованием генерал-лейтенанта М.С. Шумилова. По этой армии в то время противник наносил свой главный удар силами 4-й танковой армии генерала Гота, который уже четко обозначился вдоль железной дороги Котельниково – Аксай – Абганерово – Сталинград.

Товарищ Шумилов обладал хорошими военными способностями, сильной волей, здравым смыслом и глубокими знаниями в области оперативного искусства. Уже в первых сражениях Великой Отечественной войны он показал себя как военачальник, который в самой сложной и угрожающей обстановке не теряет присутствия духа и не поддается панике.

Заместителем М.С. Шумилова был генерал-лейтенант В.И. Чуйков. Накануне он был переведен с должности командарма в связи с якобы допущенными им ошибками в руководстве войсками. Перемещение товарища Чуйкова было едва ли обоснованным. Наши встречи с ним в предвоенные годы оставили у меня благоприятное впечатление о нем как об очень способном командире.

На участке от Котельниково и далее на юг на широком фронте отходили остатки 51-й армии, понесшей большие потери в предыдущих боях. Обязанности командарма 51-й исполнял генерал-майор Т.К. Коломиец, заместитель командующего армией. Учившийся вместе со мной в Академии имени М.В. Фрунзе, он запечатлелся в моей памяти как компанейский, покладистый, веселый товарищ, однако ему недоставало организаторских навыков и волевых качеств, он был несколько вял и малоподвижен. Все это сказалось теперь на практике.

Таким образом, из всех командующих армиями фронта я не имел никакого представления лишь о двух: о генерал-майоре А.И. Данилове, части которого (21-я армия) обороняли второстепенное направление, левее 63-й армии, и генерал-майоре Н.И. Труфанове, командующем 51-й армией (в это время генерал Труфанов находился в госпитале).

Кстати сказать, применявшийся в наших Вооруженных Силах в мирное время принцип перемещений, периодические учебные сборы и другие методы общения командного состава по службе имели очень большое практическое значение, поскольку позволяли нам узнавать друг друга, получать личное впечатление о качествах товарищей, с которыми затем пришлось вместе делить страдные дни войны.

Вывод, сделанный мной по докладу генерала Никишева, если не принимать во внимание оценку самого доклада, заключался в необходимости принять самые срочные меры по организации обороны, налаживанию управления и взаимодействия войск; совершенно очевидному численному превосходству противника необходимо было сейчас противопоставить организованность, инициативу и стойкость.

Два слова о численном превосходстве противника над нашими силами под Сталинградом. У изучающего этот вопрос возникает недоумение. Ведь соединений, именуемых армиями, у нас было больше, чем у гитлеровцев. Это несоответствие явилось результатом организационных мероприятий, проведенных незадолго до описываемого периода.

В начале войны, как известно, структура наших Вооруженных Сил выглядела следующим образом: во главе всех Вооруженных Сил стоял Верховный Главнокомандующий, ему непосредственно подчинялись командующие фронтами, им подчинялись командующие армиями, последним подчинялись корпуса, командирам корпусов – дивизии, командирам дивизий – полки и командирам полков – батальоны. Это командная лестница, по которой шло управление.

Естественно, что с началом войны наша армия начала развертываться по штатам военного времени. Произошло большое выдвижение новых кадров, которые передвигались на одну или даже на две ступени выше. Наши командные кадры, в основном хорошо подготовленные, не имели ни опыта войны, ни опыта управления большими массами войск. Это, как только началась война, стало заметно ощущаться: то запоздают боевые распоряжения в связи с медленной обработкой их в штабах, то возникнут пробелы в организации боя и управлении войсками. Командарм же зачастую «не доходил» до дивизии, являвшейся основной тактической единицей, самостоятельно организующей и ведущей общевойсковой бой.

В начале войны для упрощения управления войсками Государственный Комитет Обороны принял следующее решение: до тех пор пока у наших командных кадров не будет необходимого опыта в руководстве войсками, следует упразднить корпусное управление с целью приблизить командарма к дивизиям. При корпусной системе в армии было по 9—10 дивизий с 3–4 корпусными управлениями. Молодой командарм, вчерашний командир дивизии, не мог по неопытности охватить конкретным руководством всю эту махину. С упразднением корпусов дело сразу же выиграло. Командарм получал в свое подчинение 4–5 дивизий и довольно легко с ними справлялся. Он уже выступал как организатор боя дивизий и даже полков, резко улучшилось взаимодействие между родами войск и т. д.

Упразднение корпусов было необычным, но очень острым и своевременным решением вопроса. Оно сыграло тогда большую роль, особенно в период обороны Сталинграда.

Теперь структура управления имела следующую схему: полк – дивизия – армия.

В составе же каждой немецко-фашистской армии было четыре корпуса, а в каждом из них – от трех до пяти дивизий. Таким образом, наша армия того времени по своему составу равнялась немецкому корпусу, нередко уступая ему по численности.

Докладом товарища Никишева я был недоволен не только потому, что Никишев неважно знал состояние дел на фронте, но главным образом потому, что он высказал совершенно неприемлемые наметки ближайших действий фронта, заключавшиеся в том, чтобы значительно усилить правофланговую армию, собрать здесь сильный кулак и нанести фланговый удар по войскам противника с севера на юг по западному (правому) берегу реки Дон для того, чтобы помочь 62-й армии и 4-й танковой армии удержать занимаемый ими рубеж. Идея этого намерения на первый взгляд была хорошей, но при складывавшейся обстановке попытки осуществить его могли сыграть на руку врагу.

Главная ошибка этого плана заключалась в том, что для создания такого ударного кулака не созрела обстановка. Подобный замысел мог быть осуществлен с успехом лишь в том случае, если бы мы располагали свободными оперативными резервами и временем; мы же не имели ни того ни другого. В сложившихся условиях для реализации этого замысла пришлось бы снимать с главного направления, прикрывающего Сталинград, последние резервы и средства усиления. Такое решение совершенно не отвечало задачам, которые стояли перед войсками Сталинградского фронта в тот момент. Было совершенно ясно, что противник рвется к Сталинграду, стремясь захватить город с ходу. Игнорируя это, командование Сталинградского фронта вместо того, чтобы усилить главное направление, прикрывающее Сталинград с запада, ослабляло это направление и уводило войска далеко от Сталинграда на расстояние 100–120 километров.

По изложенному замыслу действий я, как завтрашний сосед Сталинградского фронта с юга, высказал свои замечания. Суть их сводилась к следующему.

Планы маневра на север и удара оттуда по противнику через переправы на реке Дон были чреваты двумя весьма опасными последствиями:

а) активные действия авиации при ее подавляющем господстве могли сковать действия войск, наносивших контрудар, или даже обескровить их, и тогда, естественно, 62-я и 4-я танковая армии не получили бы никакой помощи при ослаблении войск, оборонявшихся на направлении главного удара противника;

б) при нанесении врагом удара в ближайшие дни, в чем не было особых сомнений (если иметь в виду активность гитлеровцев в районе Калача), противник, находившийся в 100 километрах от Сталинграда, упредил бы контрудар с севера и прорвал бы нашу оборону ранее, чем северная группировка, находившаяся в 120–130 километрах от Сталинграда, смогла бы что-либо предпринять.

Сделав эти замечания и будучи уверен в том, что попытка исполнить этот замысел в данный момент нанесет большой ущерб делу обороны Сталинграда, я попросил начальника штаба доложить мое мнение товарищу Гордову, подчеркнув, что активность сейчас нам нужна на главном направлении удара врага. Такая же активность, которая предлагается, ослабит нас; она свидетельствует о догматическом подходе к делу и является попыткой использовать устаревшую схему действий, усвоенную, видимо, на академической скамье: «Сильный удар с фланга – сковывание с фронта».

– На такой риск идти сейчас безрассудно, – заключил я.

– Генерал Гордов считает, что без большого риска нет больших успехов, – вставил товарищ Никишев.

– Эта сентенция Мольтке мне известна, – продолжал я. – Пусть ею пользуется фашистская армия, мы же должны действовать более расчетливо, не по шаблону. Лично я тоже за активность, за контрудар, но за такую активность, которая укрепляла бы нас, а не ослабляла. Сейчас главное – группировать так войска, привлекаемые для контрудара, чтобы они одним своим присутствием, размещением боевых порядков увеличивали бы нашу глубину, укрепляли бы моральное состояние наших солдат, ведущих напряженные бои. Только при этом условии войска смогут быстро нанести контрудар по самым активным частям противника, вклинивающимся в наши порядки.

Товарищ Никишев обещал доложить своему командующему мое мнение и поддержать его.

Несмотря на хорошо устроенную вентиляцию, на командном пункте дышалось все-таки тяжело. Намереваясь освежиться на воздухе, я вышел из помещения. Хотя солнце уже давно зашло, было душно; при полном безветрии термометр показывал +35°. У подошвы обрыва вился небольшой ручеек, который назывался Царицей. В крутых берегах этого ручья (речушки) и в прилегающих к нему районах размещался штаб Сталинградского фронта. Штаб вновь образовавшегося Юго-Восточного фронта в ходе его формирования предполагалось разместить в южной части Сталинграда с центром в здании одной из школ.

Возвратившись в домик, я встретился с ожидавшими меня товарищами из обкома партии, облисполкома и других гражданских учреждений.

В моей комнате сидел секретарь Сталинградского обкома партии А.С. Чуянов с несколькими товарищами из обкома и облисполкома. Положение Сталинграда с каждым днем становилось все более напряженным. Враг приближался к городу. Товарищи хотели из первых рук узнать о решении ГКО, касающемся Сталинграда, с тем чтобы соответственно строить свою работу, носившую теперь более военный, чем гражданский характер в связи с переводом заводов и фабрик на рельсы военного производства, а в последнее время и в связи с создавшейся угрозой военного нападения непосредственно на Сталинград, где у нас находились большие запасы военного сырья и полуфабрикатов. Я рассказал товарищам коротко о том, какое значение придает Центральный Комитет событиям под Сталинградом. Подробно остановился на создавшейся обстановке. Поделился с ними также опытом, накопленным мною за истекший период войны, подчеркнув, что войска стойко будут защищать город. Сейчас главное – в укреплении обороны города. Это в данной обстановке является первоочередной задачей. Секретарь обкома сказал, что все силы и средства мобилизуются на защиту города. Продолжается возведение в нем и вокруг него укреплений, однако следовало бы подготовить некоторые объекты к эвакуации из города. Я ответил, что если мы начнем эвакуацию Сталинграда, то это может быть истолковано как решение оставить город, а нам следует приготовиться к самым ожесточенным и длительным боям. Кое-что, конечно, придется вывезти из города, но не в порядке эвакуации заводов и фабрик, а в порядке удаления того, что будет мешать боевым действиям; это – детские учреждения, многодетные семьи рабочих и служащих, которые необходимо перевезти за Волгу. Подобная мера улучшит положение в городе и сократит наши потери при бомбежках. Ведь Сталинград сейчас находится уже в зоне большого сражения. Кто-то из присутствующих заверил, что сейчас население работает с полным напряжением сил, комитет местной обороны, областные и городские органы власти создали на заводах дружины и отряды из рабочих, усиливаются пожарные команды и, главное, на заводах возрос выпуск военной продукции.

Беседа наша подходила к концу, в заключение я твердо сказал: «Сталинград не будет сдан: таково решение партии, таков приказ Ставки, нужно всемерно усиливать мобилизацию всех сил на помощь фронту, на укрепление города и прилегающих к нему районов».

Я был очень доволен, что сразу же установился тесный контакт с руководителями Сталинградской партийной организации. Надо сказать, что местные партийные и советские органы под руководством Сталинградского областного и городского комитетов ВКП(б) совместно с Военным советом фронта, прежде всего с товарищем Н.С. Хрущевым, на протяжении всей битвы проводили широкую организаторскую и агитационно-пропагандистскую работу, поднимая население на укрепление города, на упорный труд на заводах и фабриках.

Первую ночь, несмотря на большую усталость, я заснуть не мог. Дни в Сталинграде стояли жаркие, ночи – душные. Но не жара тому была причиной. В голове непрерывно рождались новые мысли. Придумываешь, примеряешь, подсчитываешь, сравниваешь, расставляешь силы. Часто встаю с койки, сажусь за стол, чтобы записать четко отложившуюся мысль, оформившееся решение. К утру был готов план организационной работы на ближайшие дни. В числе других вопросов наметил вызвать из Калача в Сталинград командующего 1-й танковой армией генерал-майора К.С. Москаленко с его штабом. Войска этой армии были переданы в состав 4-й танковой армии, так как обе армии в еще не доукомплектованном состоянии понесли значительные потери в предыдущих боях.

Весь день 5 августа потратил на то, чтобы изучить все, что должно было составить Юго-Восточный фронт, вызывал к себе командира полка связи, других своих подчиненных, знакомился, беседовал, отдавал распоряжения. Одним словом, формировал рабочий аппарат штаба фронта. Прибыли К.С. Москаленко и его начальник штаба полковник С.П. Иванов. Штаб 1-й танковой армии и составил костяк штаба Юго-Восточного фронта. Раньше я не встречался с товарищем Москаленко. Среднего роста, сухощавый, подтянутый, исполненный энергии. Внешний вид говорил о том, что человек этот немало пережил невзгод, но мужественно выдержал их удары. Полковник Иванов внешне был полной противоположностью своему командарму: плотный, высокий, краснощекий.

Ознакомившись с личным составом штаба, весьма малочисленным, я приказал к утру следующего дня, т. е. к 6 августа, развернуть этот штаб в Сталинграде и именовать его впредь штабом Юго-Восточного фронта.

Утром 6 августа я работал уже в «своем штабе», продолжая организацию, собирание, расстановку и подготовку сил и средств для отпора врагу.

Передо мной большая карта оперативной обстановки. На ней во всех подробностях изображена местность, на которой уже идет или в ближайшем будущем будет вестись жесточайшая борьба за каждую пядь советской земли. Глядя на эту карту, в силу выработавшейся привычки как-то невольно в своем воображении трансформируешь условности картографии в реальные ландшафты со всеми их «земными» особенностями. Все видишь как бы в «натуре»: улицы Сталинграда, заводские кварталы, сады, степи, раскинувшиеся вокруг, с выжженными травами, красновато-желтыми балками, глинобитными хатами, людьми, населяющими их.

Район, ставший театром военных действий, был обширен. Его условные границы проходили на западе по линии железной дороги Россошь – Ростов; на востоке – по железнодорожной линии от Палласовки до озера Баскунчак; на севере – по линии Россошь – Камышин и на юге – от Ростова по рекам Дон, Сал, далее Зимовники, Заветное, Никольское, что на Волге (схема 4).

В этих границах находились боевые линии переднего края, боевые порядки наших и вражеских войск, районы сосредоточения армейских и фронтовых резервов, а также районы расположения тылов. Боевые действия в основном развернулись сначала в большой излучине Дона, а затем на большом пространстве между Доном и Волгой, в районе, ограниченном с севера условной линией устье реки Иловля, Дубовка (на Волге), а на юге – река Сал, озеро Сарпа. Этот район охватывал территорию площадью свыше 70 тысяч квадратных километров.

Район крайне беден лесами. Открытый характер местности, естественно, сильно затруднял маскировку войск и путей их снабжения. Рельеф местности центральной части района и особенно юго-восточной степной части не представлял каких-либо значительных препятствий для передвижения частей любого рода войск. Лишь ближе к Сталинграду известную трудность представляли многочисленные овраги, как их здесь называют, балки.

Для организации упорной обороны рельеф местности не создавал благоприятных условий, мало помогали этому и водные преграды.

Дон против Сталинграда описывает большую дугу, обращенную своей выпуклой частью к Волге. Ширина Дона колеблется от 140 до 400 метров, глубина – от 2 до 15 метров. Скорость течения очень небольшая. Правый берег Дона командует над левым, что создавало для противника большие преимущества. В ряде мест береговое превышение достигает 100 и более метров, откуда местность левобережья Дона просматривается на глубину до 25 километров. Левый, песчаный берег, совершенно открытый, спускается к реке отлого и по этим причинам крайне неудобен для организации упорной обороны. К тому же в летние месяцы на Дону открывается много бродов, удобных для форсирования реки.

Из мелких рек и речушек между Волгой и Доном следует отметить такие, как притоки Дона Чир (правый приток), Карповка, Мышкова, Червленная и Аксай (левые притоки), а также правые притоки Волги Мокрая Мечетка, Царица, впадающие в реку в черте Сталинграда. Летом эти реки похожи на ручьи. Текут они в глубоких балках с обрывистыми берегами, что помогало использовать их в качестве естественных противотанковых препятствий.

В восточной части района протекает крупнейшая в Европейской части нашей страны река – Волга, описывающая здесь дугу, обращенную своей выпуклой частью к Дону. Обрывистый правый берег высок; левый, луговой берег сразу же переходит в песчаные степи Заволжья. Волга разделяется здесь на многие рукава, образуя ряд больших и малых островов. Ширина реки у Сталинграда – от 1 до 2 километров, а глубина – от 5 до 24 метров. Мостов через Волгу в этом районе не было. Сообщение поддерживалось главным образом паромными переправами, пароходами и катерами.

Во всех отношениях театр военных действий для нас был неблагоприятным; для успеха обороны требовались большие усилия, высокое мужество и огромное упорство войск.

В ходе борьбы за Сталинград известную роль сыграли сталинградские рубежи обороны, которые подготавливались заранее. Оборонительные рубежи, или, как тогда их называли, обводы, создавались еще в июне, но работы вначале проводились крайне медленно, и лишь в июле, с развитием боевых действий, они были ускорены и развернуты в широком масштабе.

Так как в западной военно-исторической литературе нередко преувеличивается степень инженерного оборудования местности под Сталинградом, необходимо сказать несколько слов о системе оборонительных сооружений, о сталинградских обводах.

Советским командованием велось строительство четырех оборонительных обводов вокруг города[21]21
  ЦАМО РФ. Ф. 413. Оп. 71928. Д. 3. Л. 1—35.


[Закрыть] (схема 5).

Внешний обвод «О» проходил по линии от Горной Пролейки на Волге по рекам Бердия, Иловля, Дон до устья его притока Мышкова, затем по реке Мышкова на Абганерово, озеро Цаца, Райгород. Протяжение обвода достигало 500 километров.

Средний, или второй, обвод «К» от Пичуги на Волге шел на запад, огибал с северо-запада Самофаловку, направляясь далее по рекам Россошка, Червленная к станции Тундутово, откуда поворачивал на Красноармейск. Его протяжение составляло около 150 километров.

Внутренний обвод «С» проходил по линии от Рынка на Волге через Орловку, станцию Гумрак, Алексеевку, Елхи, Красноармейск. Протяжение обвода – до 70 километров.

И наконец, городской обвод «Г», непосредственно окаймлявший город, проходил по его окраинам от Рынка до Купоросного. Длина этого обвода равнялась 45 километрам.

Все эти оборонительные рубежи своими флангами упирались в Волгу.

К началу боевых действий сооружение обводов не было закончено. На внешнем обводе, например, лишь на отдельных участках были подготовлены ротные и частично батальонные районы обороны, на некоторых участках этого обвода строительные работы лишь начинались, во многих местах была произведена только трассировка будущих сооружений. Готовность важнейших участков колебалась от 15 до 60 %. Готовность рубежей обороны на среднем и внутреннем обводах не превышала 50 %. Рубежи, представлявшие собой четыре тонкие ниточки, конечно, не могли обеспечить прочной обороны; оборонительные средства были разбросаны на широком фронте. Надо признать, что выбор рубежей на местности не везде был произведен удачно. Прежде всего малопригодным к длительной обороне являлся рубеж полевому берегу Дона: позиции противника на противоположном берегу реки абсолютно господствовали над нашими позициями и давили нашу оборону. Это позволило противнику сравнительно легко во многих местах форсировать Дон. Да и протяжение внешнего обвода, составлявшее 500 километров, было чрезмерно большим, совершенно несоразмерным с количеством войск, которые могли быть выставлены на этот рубеж. Чтобы создать сколько-нибудь прочную оборону, нам необходимо было иметь не менее 20 дивизий первой линии только на главном направлении, а чтобы сделать оборону прочной и на других направлениях, требовалось много больше войск.

Создавая средний обвод на участке Самофаловка, устье реки Россошка по ее левому берегу, строители стремились использовать реку как естественное противотанковое препятствие. Но очень досадно, что не были использованы преимущества господствующих высот, которые расположены на правом берегу. Создание здесь обвода дало бы нашей обороне хорошее наблюдение и позволило бы по-настоящему организовать систему огня перед передним краем.

На южном фасе среднего обвода, прямо к югу от Сталинграда, противнику оставлялась линия озер. Эта линия с узким межозерным дефиле, очень выгодная для построения обороны, также первоначально не была использована. Только в дальнейшем, уже в ходе боевых действий, эта ошибка была исправлена.

В процессе сражения приходилось выправлять и некоторые другие ошибки такого же порядка; однако не все оказалось возможным исправить.

Городской обвод совершенно не был сделан. Городские же здания вообще остались неприспособленными к обороне. Слабость инженерного оборудования обводов заключалась еще и в том, что устойчивость их мы строили на системе дзотов и дотов; практика же военных действий заставила нас ввести траншейную систему обороны, многополосную, с развитыми ходами сообщения, с опорными пунктами и узлами сопротивления.

Временами в печати тех дней появлялись материалы об укреплениях Сталинграда. Многие зарубежные газеты характеризовали эти укрепления как неприступные рубежи обороны. К сожалению, это не соответствовало действительности. Готовность сталинградских рубежей в инженерном отношении была, как мы видим, недостаточной; это и понятно, поскольку временем для создания совершенной обороны мы не располагали.

Таким образом, ясно, что сталинградская оборона не базировалась на каких-либо мощных укреплениях, как об этом трубили на весь мир немецко-фашистские заправилы, пытаясь оправдать провал своих планов.

Дело здесь, конечно, не в укреплениях. Мы ведь знаем, что и первоклассные укрепления, даже такие, как линия Мажино, линия Маннергейма, линия Зигфрида, железобетонный пояс по прежней границе Чехословакии и Германии в районе Моравска-Остравы, создававшиеся, укреплявшиеся и совершенствовавшиеся годами, не устояли перед наступавшими войсками.

Сила сталинградской обороны была в уверенности в победе и твердости, в решительности и организованности действий наших войск, беспримерной стойкости и героизме, в умелом управлении этими войсками. Короче говоря, успех обороны Сталинграда решили не инженерные укрепления, которые, будучи усовершенствованы в ходе сражения, бесспорно, сыграли существенную роль в защите города, а советские люди, воины нашей армии, вставшие насмерть на правом берегу Волги, с честью и доблестью выполнившие свой долг перед Родиной, проявившие невиданные дотоле упорство и активность не только в обороне, но и в бою. Лозунг – стоять насмерть – не удовлетворял нас. Будучи в обороне, мы своей активностью навязывали врагу свою волю и истребляли его на каждом шагу. Обороняясь, мы разгромили противника.

Уместно привести здесь свидетельство представителя немецко-фашистской стороны, уже упоминавшегося нами генерала Ганса Дёрра.

Вот что он пишет[22]22
  Дёрр Г. Поход на Сталинград. М.: Воениздат, 1957. С. 37.


[Закрыть] о сталинградских оборонительных сооружениях:

«Противник начал организовывать оборону Сталинграда, наскоро оборудуя позиции. Южная линия позиций проходила у верхнего течения р. Мышкова и примыкала к господствующим над местностью высотам в районе высоты с отметкой 169, севернее станции Абганерово. Ближе к Сталинграду строились позиции полевого типа по линии проектируемого Волго-Донского канала (по течению р. Червленная) от Красноармейск через Ивановка и Цыбенко на р. Карповка, опорой которых были высоты южнее Красноармейск и Бекетовка.

Немецкая пропаганда называла эти полевые позиции “внутренним и внешним крепостным поясом” и создала у многих впечатление о Сталинграде как о крепости. Этот термин даже часто применялся к Сталинграду. Это все не соответствовало действительности и привело лишь к тому, что главное командование германской армии сделало из падения этой “крепости” point d’honneur[23]23
  Вопрос престижа (фр.).


[Закрыть]».

Воины-сталинградцы навсегда сохранят чувство горячей благодарности к жителям Сталинграда и Сталинградской области, главным образом женщинам, девушкам, подросткам, которые своими слабыми, подчас не привыкшими к лопате руками в условиях авиабомбежки, а часто и артналетов создавали эти оборонительные сооружения. Пусть не обидит их критика в отношении расположения рубежей. Она направлена, конечно, в адрес не тех, кто работал, а тех, кто планировал.