Текст книги "Рассказы 9. Аромат птомаинов"

Андрей Федоров, Владимир Новиков Вши

Мизери была прекрасна. Прореха на ее обтягивающих брючках – новомодная причуда – открывала обозрению кремовые трусики. Когда девушка делала удар, ложась грудью на столик для бильярда, мужчины позади нее замирали. Магия плоти тащила наружу их звериные душонки. А Мизери все знала и пользовалась: разрешала взглядам пастись в нужных местах – подальше от стола. И выигрывала очередную сотню.

Каттер только посмеивался. Молодец, девочка! Лихо обводит солдатню вокруг пальчика. Боевые ей можно будет не выдавать. Пустить на шоколад и табак. Какой прок от денег на горящем и жрущем людей поле?

Рядом громко посапывал Рич. Хоть и здоровяк, но пьет, как зеленый пацан. Заливает в себя все подряд, пока не свалится замертво.

Подошел и плюхнулся на стул Раско. От него разило потом и недорогими духами. Должно быть, снова обхаживал одну из местных дамочек. И что они в нем находят? Среднего роста, сутулый, вечно небритый. Говорят, рожа как у артиста…

«Артист» расстегнул китель почти до живота и спросил:

– Хобот опять вдрызг?

Каттер пожал плечами, мол, сам же видишь.

– Командир, давай его здесь оставим, – предложил Раско. – Очухается – в располагу сам приползет.

– Я, ты, Мак… Вон еще Мизери. Ниче, пупки не развяжутся. Ведь ты кто такой есть?

– Ну-у-у, – протянул Рич, – наверное, человек?

– Штурм-пику в клоаку! – Каттер ударил себя по левому предплечью. – Ты человек из моего взвода! Пещерные Крысы своих не бросают! Хоть в крови по колено, хоть в пьяных соплях…

– Да ладно, чего взъелся? Давай накатим. Эй, Мак! – окликнул Раско человека у барной стойки.

Тот нехотя поднялся и подошел к их столику.

– Чего?

– Выпей с нами, Макферсон. Чего ты вечно у бара? На Фила глаз положил? Я бы не слишком надеялся. У него жена и двое ребятишек.

– Да пошел ты… – беззлобно процедил Макферсон и собрался было уйти. Но Каттер вступился:

– Рядовой Раско, отставить подколки. А ты, Мак, не слушай.

Вокруг орали подгулявшие компании. Хохотали боевые подруги, покрикивал Фил из-за стойки:

– Четыре Везтбрема за одиннадцатый! Принимай! Ужин в кабинку для господ офицеров! Легче, братва, разбитая посуда – за ваш счет.

Мизери расправилась с очередным клиентом и присела рядом с похрапывающим Хоботом.

– Ну, теперь я вся вашенская, – проворковала она. – Чем будете угощать?

Каттер улыбнулся. Когда-то эта красотка уже была «вся его». Что она творила! Нет, что они творили! Правда, раз или два, да и то по пьяной лавочке. Ничего серьезного, зато теперь – друзья до гроба.

– Вся-вся? – поинтересовался Раско и описал ладонями в воздухе замысловатую фигуру. Как будто протирает одновременно два пыльных глобуса.

– А жена не заругает, герой? – хохотнула Мизери.

Раско поперхнулся. Все знали грозный нрав его супруги. Он боялся ее, как огня. Что не мешало ему регулярно ублажать доверчивых дурочек из гарнизона.

А позже, втроем, они тащили Рича. Тот глупо хихикал, собирая ногами мусор. Позади кавалькады неуверенной походкой шла Мизери и весело покрикивала:

– Эгей, мои хорошие! Поднажми! Пещерные Крысы своих не бросают!..

Металлический звон и грохот – надтреснутый хрипловатый голос войны…

Каттер теряет сознание, вновь находит его. Оно продирается сквозь багровую пелену и заставляет жить. Страшно, мучительно, назло врагам.

Вечер…

Небо получило коленом поддых, упало на землю и харкает кроваво-красным. Огромное вылизанное беспощадным пламенем поле. Раненое, ползущее умирать за горизонт.

Надрывные вопли солдат, пытающихся перекричать залпы орудий. Дым, ничего не видно. Живое и мертвое – черта с два отличишь! Макферсон рычит от ярости, стреляет. Люди стоят за правду – вот только у каждого она своя.

Где-то орет Мизери – не разобрать. Хотя…

– Каттер, только попробуй сдохнуть! Живи, живи!

Каттер не хочет сдыхать, но, похоже, его не спрашивают. Рядом разорвался снаряд. Или только кажется, что рядом? В ушах ровный гул, Мизери умолкла. Или Каттер больше ее не слышит. За серой пеленой виднеется размытый силуэт Тульи. Паренек-связист лежит не двигаясь. Мертв? Эх, только стал стравливать щетину… нет, пошевелился…

Встал в полный рост, опустил оружие. На лице грязь пополам с кровью. Еще страх и растерянность. «Черт, да он же смотрит на меня», – думает Каттер и хочет улыбнуться пареньку.

Мгновение, и звуки возвращаются.

Каттер закрывает глаза, уже можно…

Он бредил. Умирал и воскресал. Балансировал на грани, из-за которой не было возврата. В мозгу плясало адское пламя. Завывали сотканные из мрака силуэты, гротескные чудища. Они вопили-ревели-стенали на все лады, заглушая голоса мира. Но оставался один, он не давал сорваться в пропасть. Женский голос повторял раз за разом: «Только попробуй сдохнуть! Живи, твою мать, живи!»

Наконец пришла тишина. Не та, вечная, а обыкновенная, размеренная, с тихими голосами и мерным посапыванием.

Каттер открыл глаза. Вокруг – штукатуреные стены. Значит, не оставили в поле. Пещерные Крысы своих не бросают.

Тело едва слушалось, поначалу он мог лишь водить глазами из стороны в сторону. Красные простыни, грубые шерстяные одеяла… Это госпиталь. Хорошо. Живой.

С огромным трудом приподнял голову и увидел Мизери. Она спала, сидя на табуретке. Хорошенькое бледноватое личико, щеки слегка впали. На подбородке синяк, рука на перевязи.

– Миз? – позвал взводный и удивился: не голос, а писк!

Девушка рывком выпрямилась, мутным взглядом скользнула по Каттеру, потом кинулась ему на шею и заревела. Все тело разом взвыло от боли, и взводному тоже захотелось разрыдаться.

– Дура, убьешь! – просипел он, и Мизери отстранилась.

– Я думала, ты труп!

Каттер отдышался, затем спросил:

– Кто еще?

Мизери кулаком утерла слезы – Каттер сделал вид, что не заметил.

– Из нашенских? Мы с Ричем в порядке. Его в плечо навылет. Ходит уже. Раско – черт знает. Из него же слова нормального не вытянешь, все мать-перемать. Тулье досталось, но вчера в себя пришел. Вроде хромает по госпиталю. Фил здесь. Гелвин тоже. Мак… совсем плох. Если голову повернешь направо, увидишь.

Движение далось легче, чем ожидал Каттер. Макферсон лежал недвижим, укутан в бинты. Грудь почти не поднималась. Видать, шансов мало.

– А осталь… ные?

– Не знаю, Кат. Может, того… – она провела пальцем по горлу. – Или в другом крыле госпиталя. Никого больше не видела. В общем… позову Хобота и Раско. А ты тут полежи, никуда не уходи.

Ну, девка! Только слезы роняла и уже издевается!

Видимо, госпиталь располагался в брошенном здании школы. На стенах кое-где висели портреты и обрывки карт, встречались надписи, что такой-то любит такую-то, тот с тем-то друзья, а некто и вовсе дурак. Время здесь, казалось, застыло. Особенно для Каттера. Мизери с парнями приходили навестить и быстро исчезали. Он не осуждал – завидовал. Они могли спокойно ходить где вздумается, разговаривать, может даже выпивать. Хобот наверняка уже разведал. А вокруг Каттера стонали и ругались бойцы. Парни и девушки. Война жрет всех.

К концу второго дня он умудрился сесть, за что был обруган главным хирургом, суровым кряжистым мужиком по кличке Палач. Он осмотрел взводного и пообещал дать коляску, если тот полежит спокойно еще день.

– Не для того тебя штопал, чтобы ты себя угробил! – негодовал врач.

Каттер спорить не стал, повалился обратно на койку и вскоре заснул. А проснулся под вечер, когда медсестры загнали бойцов в палаты и принялись гасить свет. Койка Раско пустовала, видать его медсестра не нашла. Да и вряд ли найдет до утра – здесь-то ему жена не страшна. Свет погас, и через некоторое время бодрствующим остался только Каттер. Хобот храпел, как сатрык в норе. Тихо скрипнула дверь, и в палату вошел Тулья. Связист осмотрелся, шагнул в сторону Макферсона, в его руке тускло блеснуло. Термометр? Судно?

Нож, что ли?.. На кой хрен?

Взводный замер. Тулья еще раз огляделся, протиснулся между койками – его зад в белой пижаме как раз навис над Каттером. Связист замахнулся, и теперь уж сомнений не было – в тонкой руке был зажат нож. Каттер заорал и бросился вперед.

Рывок получился слабый, но руки вцепились в рубашку бойца. Щуплый Тулья не выдержал веса Каттера, и оба грохнулись на пол. Зазвенел выпавший нож, затопали сапоги. Крик и бросок отняли последние силы, перед глазами поплыло. Каттер смутно разглядел, как на Тулью бросились люди в красных халатах.

Окружающее превратилось в скверно нарисованную картину – грубые мазки и яркие пятна. Каттера схватили, подняли, положили на койку. Голоса вокруг становились то тише, то громче, а потом и вовсе заглохли.

Когда Каттер пришел в себя, вокруг снова стояла тишина. Случившееся могло показаться сном, если бы не скула – по ней Тулья двинул локтем. Она тихонько ныла, и ей принялись вторить остальные раны. Заснуть под это нытье было трудновато, поэтому Каттер лежал и таращился в потолок. В какой-то момент он осторожно повернулся набок и встретился взглядом с Макферсоном.

«Очнулся!» – сверкнуло молнией в голове, и взводный подскочил на кровати. Вернее, попытался. Тело было плохо приспособлено к подскокам, и он со стоном повалился обратно.

Макферсон лежал на боку и смотрел в пустоту.

– Воин! Ты как? – шепотом спросил Каттер, но тот промолчал.

– Слышь?

Похоже, не слышал – продолжал таращиться вдаль и не реагировал.

– Мак, ты чего?

Каттеру удалось приподняться, он потянулся к бойцу, но тот перекатился на другой бок и сел. Пару раз кивнул головой, поводил руками, будто проверял, как работает тело, затем, пошатываясь, встал.

– Мак! – громче позвал командир. Боец закончил полуночную зарядку, вытянул руки по швам, огляделся. Сделал шаг вперед и склонился над спящим Филом.

И тут Каттер понял. За все время Макферсон ни разу не моргнул!

Крик Каттера совпал с хрустом шейных позвонков Фила. Макферсон не делал лишних движений. Не вздрогнул, когда заорал Каттер, не обернулся. Свернув шею Филу, пошел к следующей койке. Двигался он как сломанная кукла. Позже Каттер понял, почему. Тело рвалось вперед, но было не способно идти быстрее. Наверное, поэтому большая часть палаты осталась жива.

Следующим умер Гелвин. Он проснулся от вопля, сел на кровати. Рука Макферсона рванулась, увлекая за собой все тело, и кадык Гелвина остался в кулаке безумца.

– Макферсон, нет!

Бесполезно! Два дюжих парня – Каттер не знал их имен – навалились на Макферсона, но тот стряхнул их с себя. А затем ударил одного кулаком в нос, второго в ухо. Дважды отвратительно чавкнуло.

Раздался выстрел – на пороге стоял Палач. В руке чуть подрагивал пистолет. Бил наверняка – в сердце, с такого расстояния промахнуться не мог. Макферсона отбросило к стене, он рухнул боком на трупы.

И тут же начал вставать. Врач не был готов к такому. На мгновение растерялся, и этого хватило Макферсону. Тот уже встал на ноги и пер на Палача с неотвратимостью броневика. Хирург запаниковал, следующая пуля прошила убийце плечо. Макферсон пошатнулся, схватил тумбу и с нечеловеческой силой швырнул. Раздался крик, и рядом с Палачом на пол свалился санитар.

Грохнуло еще раз. Макферсону снесло полголовы. Он упал к ногам доктора и затих.

Остаток ночи Каттер провел в полубреду, между сном и явью. В минуты забытья являлись Макферсон, Мизери и Раско, хотели его убить. Взводный знал, что это сон. Но каждый раз просыпался в холодном поту, чтобы тут же провалиться в очередной кошмар.

После утреннего обхода появились Мизери с Хоботом. Похоже, и им в эту ночь не спалось.

– Кто ж знал, что Мак вшивый? – тихо пробормотала Мизери. Хобот только выругался.

Да и было от чего. Война длилась два года. А полгода назад появились слухи о посмертниках. Трупы оживали и бросались на бывших союзников. Убивали быстро, страшно. Останавливали таких только пулей в голову. Погибшие от их рук через некоторое время тоже вставали. Каттер помнил суеверный ужас, с каким он и его бойцы глядели на посмертников. Ученые Империи разобрались: дело в нано-машинах – «вшах» – которые, попадая в кровь, превращали труп в боевую единицу. Эффективных контрмер, помимо обыкновенного сканирования, против них до сих пор так и не разработали.

Каттер задумчиво потеребил край бинта и проговорил:

– Да как он попал в госпиталь со вшами? Особист же всех просканить должен был.

Мизери и Хобот переглянулись.

– Что не так? – нахмурился Каттер.

– Тэ-тэ-ты не знаешь… – протянул Хобот.

– Чего я не знаю, блин?

– Думала, ты в курсе, – Мизери примиряюще положила руку ему на плечо. – Особист проверял. Сначала пошли тяжелораненые: Фил, ты, Макферсон… Человек десять. Особист стал щупать всех подряд. Тут прибегает Палач и кричит, мол, майор, у меня боец до операционной не дотянул, а все твое сраное сканирование…

Увидев лицо Каттера, Мизери быстро поправилась:

– Я только повторяю! В общем, врач кричит: «Потом посканируешь, везите быстро, а то передохнут!» Особист уперся: никого, говорит, никуда не повезут, пока не закончу. Врач его за грудки, мол, тогда пристрели всех, чего мучаются? У майора кровь в башку, пистолет из кобуры рванул. Орет, слюной брызжет: «Бунт! Я тебя, гнида, к стенке!» А врач не таковский, не сдрейфил, давай, дескать, стреляй, сам будешь кишки вправлять. Майор ругался страшно, но уступил. Вот вас и внесли… как есть.

Каттер стиснул зубы, чтобы не заорать на весь госпиталь. Злиться было не на кого. С одной стороны – если б не Палач, он, Каттер, помер бы там, под сканером. А с другой – на руках посмертника пять трупов. Сложная арифметика. Надо было что-то делать. И взводный знал, что именно.

– Разрешите? – Каттер стукнул по двери, толкнул ее и въехал в кабинет особиста. Майора внутри не оказалось. В комнате пахло чем-то странным, а за столом сидел Палач и мрачно смотрел на визитера. На столе стоял полупустой стакан, очевидно с чем-то горячительным.

– Тебе чего, лейтенант?

– А майор где?

Палач ухмыльнулся:

– Хороший вопрос.

– Надеюсь на хороший ответ.

Палач помолчал, хлебнул из стакана, потом ответил:

– Нет его. Пропал из госпиталя. И где находится, знать не знаю.

– Тогда что тут забыл ты?

– Не «ты», а «господин капитан». В отсутствие майора я принимаю на себя его обязанности, – он приложился к стакану еще раз и зло добавил: – Будто у меня своих нет!

– Заменять особиста должен особист.

– Не бухти. Пока не починят связь, особиста не будет. Да и после… Не до нас им.

Каттер вспылил:

– Что значит «не до нас»? Тут сотня раненых и персонал!

Палач тяжело вздохнул:

– Чего орешь? Обосрались мы, отступаем. А госпиталь скоро окажется за линией фронта. Только не с той стороны, с какой надо. Ясно? Через три дня эвакуация. До тех пор я главный. Если нужно чего, так говори. А нет – пошел прочь, не мешай работать.

И врач угрюмо покосился в сторону стакана.

«От этого толку не будет, нужно действовать самому», – подумал Каттер.

– Я хочу проверить оставшихся бойцов, господин Палач, – взводный нарочно использовал прозвище врача, но тот и глазом не повел.

– Хоти, – выплюнул он.

Каттер мрачно уставился на Палача. Тот прикончил остатки напитка и взглянул в глаза Каттеру. Игра в гляделки продолжалась некоторое время; первым не выдержал Палач. Откинулся на спинку стула, потер виски и сказал:

– Ладно, хрен с тобой, все равно узнаешь. Если это, конечно, не ты. Нету сканера. Кто-то сломал. Может, твой посмертник. Или майор, перед тем как смыться. А может, и еще кто – под подозрением все.

– Все? Хочешь сказать, я встал с коляски, на переломанных ногах зашел в эту каморку и сломал сканер? А сейчас зачем пришел?

– Мало ли, – зло улыбнулся врач, – подозрение отвести хочешь. Да и кто его знает, что у тебя с ногами. Сломаны, не сломаны… Вчера были. А сейчас, может, вши починили – без сканера не определишь. Наноботы, мать их.

– Проверь, – с вызовом сказал Каттер.

Палач, улыбаясь, покачал головой.

– Хватит уже комедию ломать, лейтенант. Еще что-то хотел? Нет? Езжай отсюда.

– Я должен допросить Тулью. Он из моих людей, я за него отвечаю.

– За Макферсона ты тоже отвечал. И фигли?

– Макферсон мертв, – отрезал Каттер. – А Тулья нет. Я слишком многих потерял в бою, чтобы лишаться их еще и здесь. Я должен знать, что происходит!

Некоторое время они прожигали друг друга взглядами.

– К тому же, – мстительно прибавил Каттер, – Мак такой же мой, как и твой.

Палач дернулся как от удара. Он медленно встал, не сводя с Каттера налитых кровью глаз. Приблизился.

– Ударишь парня на коляске, Палач?

Врач хрустнул костяшками пальцев, но сдержался. Сказал только:

– Хрен с тобой, лейтенант. Пошли.

В карцере было холодно. Неудивительно – прошлый особист отгородил под свои нужды часть морга. Когда Каттер с Палачом вошли, Тулья расхаживал по комнате, делая согревающие движения руками.

Прямо с порога Каттер задал вопрос:

– Ты уже слышал о Макферсоне?

– Слышал, – кивнул Тулья.

– Ничего не хочешь сказать?

Связист угрюмо взглянул на Каттера, затем на врача и спросил:

– А что вы хотите услышать?

– Например, зачем ты на него напал?

– Я видел его… в бою. Он умер. Точно умер. А тут – он…

– Ага, – вмешался Палач. – И вместо того, чтобы доложить командиру, ты взял нож, пошел в палату и кинулся на вшивого? Герой, да?

– Не герой. Я… Командир, – повернулся Тулья к Каттеру, – я и раньше об этом слышал. Что мертвые встают. А тут… растерялся. Подумал, не поверят. Решил сам…

– Сам он решил! – заорал врач. – Сам, мразь такая, решил! Из-за твоего героизма мудацкого погибло пять хороших парней! Слышишь, урод? Пятеро!

Тулья молчал.

– Ты, мразь, останешься в карцере! – Палач нацелил на парня указательный палец, будто пистолет. – Зуб даю, никакой командир тебя отсюда не вытащит! Расстреляю по законам военного времени!

В глазах Палача бушевала ярость, и Каттер, ничего не сказав, просто выехал из комнаты. Было ясно, врач ему не помощник.

Магнитный ключ от комнаты особиста Мизери умыкнула из кабинета Палача легко и вдохновенно. Ей пришлось всего лишь мило поворковать с моющим пол санитаром.

Оставив ее и Хобота следить за коридором, Каттер провел ключом по считывателю. Замок пискнул и отщелкнулся. Даже во сне взводный не мог представить, что ему придется обыскивать комнату офицера-особиста, сидя при этом в коляске. «Значит, подушки резать и столы двигать не буду», – подумал Каттер и горько усмехнулся.

С прошлого раза в комнате мало что изменилось. Зловоние и не думало уходить: комната не проветривалась. На столе по-прежнему стояли бутылка и стакан. Каттер подъехал к столу, открыл ящики – пусто. Тумбочка была забита папками с досье, рапортами, приказами. Каттер пообещал себе покопаться здесь основательнее. Потом. И тут внимание лейтенанта привлек пол. На стареньком деревянном покрытии красовалась свежая царапина. Небольшая, всего пяток дюймов. Начиналась она у ножки пружинной кровати майора. Кровать сдвинули!

Каттер подкатился к койке, осмотрел ее. Засунул руку между одеялом и матрацем, пошарил. Так и есть. Откинув одеяло, лейтенант достал зеленовато-рыжий сверток, источавший ужасную вонь. Каттер поморщился, развернул его и ахнул. Это была форма офицера-контрразведчика – сразу комплектом. Брюки, китель, рубашка, нижнее белье. Все без повреждений, но в бурых пятнах и странной слизи. И, конечно же, запах. Он напоминал о протухших яйцах или даже гниющих трупах.

В правом кармане нашелся еще один сюрприз – завернутый в бумагу свежесмазанный пистолет. Положив оружие на кровать, Каттер смотал форму и сунул обратно под одеяло. Пистолет он, убедившись, что обойма полная, пристроил за пазуху. Каттер не сомневался, оружие пригодится в самом ближайшем будущем. Потому что узнал этот смрад и понял, куда делся майор.

– И куда же? Сбежал?

Мизери с Хоботом внимательно смотрели на командира в ожидании подробностей обыска. Каттер немного помолчал. У него возникло ощущение, что если он озвучит мысли, они перестанут быть просто гипотезой.

– Он мертв.

– Кэ-кэ-как мертв?

– Откуда ты знаешь?

Мизери и Хобот заговорили одновременно и сразу же умолкли.

– Знаю! – огрызнулся Каттер. – Я еще в первый раз запах заметил, но не разобрал. А сегодня, когда форму увидел, вспомнил. Особистам и всяким буграм выдают такие ампулы. Раскусил – и от тебя мокрое место. Буквально. Чтобы живыми не взяли и из трупа вшивого не сделали.

– Тэ-так майор… – зверски заикаясь, начал Хобот.

Каттер кивнул.

– Здоровски, – буркнула Мизери. – Значит, у нас тут шпик?

– И не просто шпик.

– Что зэ-зэ-значит, не просто? – нахмурился Хобот. – А кто тэ-тогда?

Каттер сжал губы, еще раз все обдумал и сказал:

– Разумный вшивый.

– Рэ-ра-а!..

– Тише, – Мизери прервала возмущенный вопль Хобота. – С чего ты вообще взял, что кроме обычных вшивых есть разумные?

– Откуда? – Каттер почесал поросший щетиной подбородок. – Сканер сломан. Майор растаял. Был бы это обычный шпион – зачем ломать сканер? Посмертнику такое не по мозгам, а остальным сканирование не опасно. К тому же новых раненых сюда не привезут – госпиталь эвакуируют. Какой напрашивается вывод?

Хобот сокрушенно вздохнул:

– Кэ-командир, я тебе, конечно, верю… Но это сэ-сэ-слишком. Не, ну тэ-ты скажешь…

– Заткнись, Рич, мне тоже страшно, – снова оборвала его Мизери. – Понимаю, что полный бред, но… похоже на правду.

Каттер в очередной раз подивился выдержке девушки. Если Конгломерат выдумал вшей, которые делают идеальных бойцов – тупых и сильных, почему бы не появиться вшам, плодящим идеальных предателей?

– Это что, кэ-командир, те'рь все под подозрением?

– Не все.

Мизери закусила губу и отвернулась, Хобот побледнел.

– Да, – продолжил Каттер, – не все. Только те, кто не прошел сканирование.

Каттер места себе не находил. Казалось, стены душили, пытались раздавить. Поднявшись, он выехал в коридор. Время было послеобеденное. Изредка туда-сюда сновали молоденькие сестрички в шапочках с черепом и костями. Госпиталь сыто притих. Лишь в душевой для санитаров лилась вода. Понятно, холодная, но и это невиданная роскошь.

Он несколько раз проехался из конца в конец. У душевой краем уха расслышал голоса. Женский и мужской. Плеск воды заглушал фразы. Можно было различить лишь отдельные слова:

– Что ты как в первый раз… не ломайся…

– Пошел… себя сам…

Каттер замер у двери, прислушался. Голоса стали громче и показались знакомыми. За дверью переругивались.

– Да у тебя же сосцы твердеют, когда я мимо прохожу…

Раско, точно он, кто еще настолько озабоченный!

– Я те сказала, иди в трещину!

А вот это Каттеру очень не понравилось. Кричала Мизери.

– Эй, сластолюбцы, – гаркнул Каттер и ударил кулаком в косяк. – Отворяй!

Воду перекрыли. Некоторое время за дверью было тихо, затем Раско ответил:

– Слышь, взводный, не лезь. Не твое это дело.

Каттер пропустил слова мимо ушей.

– Мизери, ты там как, порядок?

– Пусти, дай я открою! – послышался из-за двери голос девушки. – Пусти, сказала!

В душевой завозились. Что-то глухо упало на пол.

Каттер не стал ждать продолжения. Сцепив руки в замок, двинул по двери. Ржавый засов не выдержал – гвозди вырвало «с мясом».

«Сластолюбцы» катались по полу. На Мизери из одежды только грязное полотенце. Раско выкрутил руку девушки за спину и зажал рот. Мизери исступленно лягалась и вертелась. Но безуспешно.

Увидев Каттера, Раско ослабил хватку. Девушка извернулась и через плечо врезала насильнику по лицу. Тот яростно, по-звериному ощерился.

– Убрал руки, ушлепок! – гаркнул Каттер и добавил тише: – Дама не в настроении.

Сработало, Раско подчинился. Все же война: за неподчинение – в выгребную яму с пулей между глаз. Мизери прыжком встала на ноги. Она тяжело дышала, глаза метали молнии.

– С этим оболдуем понятно, – обратился к девушке Каттер и кивнул в сторону Раско. – А ты чем думала?

– Я мылась! – взвизгнула девушка. – Это вам, мужикам, по фигу… Пока грязь не отвалится! А Раско просила на стреме постоять, чтобы краснохалатники не зажопили! А он принял за намек, ну и…

– Да ты сама по мне млеешь, что я, не вижу?! – зло выплюнул Раско. В глазах его не было ни чувства вины, ни раскаянья. Желания отказываться от своих намерений тоже.

Раско подмигнул и предложил:

– Каттер, давай, ты ничего не видел? Тихонько свалишь, а мы тут договоримся полюбовно.

– Не, – мотнул головой лейтенант, – ты уже пробовал. Так что сам вали.

Раско сжал кулаки.

– По-хорошему прошу…

– Ты, скотина, понимаешь, что перед тобой взводный?! – ругнулась Мизери.

– На поле боя он взводный. А в бане и с бабами все равны, – хохотнул Раско. – Крути колеса, пока…

– Пока что? – прервал его Каттер.

Раско не ответил, нагнулся и поднял с пола грязный обмылок. Зажал в кулаке – так удар выйдет ловчее. Повернулся, полный решимости… и замер. На него смотрело дуло пистолета – самый весомый аргумент в любом споре.

Обычно взводный спал чутко. Но в этот раз изможденная психика подвела – на движение в палате не среагировал. Проснулся только, когда кто-то приподнял край одеяла и нырнул под него. Застали врасплох, на войне – верная смерть! Он дернулся всем телом, готовый драться, и…

– Тс-с, это я, – раздался горячий шепот.

– Мизери?

– Нет, блин, Тулья! Тише, весь госпиталь перебудишь!

– Тебе чего?

– Чего-чего… Зачем баба к мужику в постель прыгает? – и она прижалась к нему всем телом.

– Если ты того, из благодарности, то…

– Да шучу я. Поговорить надо.

– Вот так, на одной койке?

– Днем услышат, да и, может, поздно будет…

– Ну и?..

– Рич… с ним нечисто. Думаю, он вшивый… Посмертники обычно тупые, но… По нему не поймешь, он всегда был туповат… Слушай, а если Конгломерат и в самом деле клепает продвинутых вшей?

– Не знаю… Ест Хобот за троих, у медбратьев весь спирт попил. Расскажет анекдот и ржет как подавившийся слон.

– Он ночью шлялся по госпиталю, сама видела.

– Так в уборную, мало ли…

– Сортир напротив, а он в восточное крыло бегал.

– Хреново… – в сердцах прошипел Каттер. – Это там, где кабинет особиста.

Они замолчали. Противно скрипнула кровать: кто-то повернулся с боку на бок. Судя по звукам, босыми ногами стал на пол и поднялся. Каттер осторожно выглянул из-под одеяла. Посреди палаты стоял Хобот. И, как накануне Макферсон, размахивал руками.

Продолжалось это недолго. Рич прекратил чудить, набросил гимнастерку и вышел в коридор.

– Возьми вот, – и взводный протянул Мизери пистолет. – Давай вперед, я на коляске. Немного отстану.

Девушка кивнула и, крадучись, последовала за Ричем.

Каттер кое-как уселся в инвалидное кресло. Подхватил маленькую табуретку. Оружие против вшивого не ахти, но за неимением лучшего…

Они двинулись друг за другом: Хобот почти не таясь, и Мизери с Каттером – ныряя в каждую тень. Лейтенант кусал локти: подобраться ближе нельзя – услышит.

Не доходя до ночной сиделки, Рич свернул в проход, ведущий в операционную. Что ему могло здесь понадобиться? Неужели Мизери права? Совсем плохо: Хобот – редкостный крепыш, а если еще и вшивый…

Каттер увидел, как Мизери подкралась ближе к проходу. Прильнула к стене и заглянула за поворот. Стояла так долго, мучительно долго. За это время Каттер успел перебрать в уме все варианты дальнейших действий: от психической атаки до стремительного отступления.

Вот девушка повернулась, приложила пальчик к губам и махнула рукой. Мол, давай сюда, только тихо.

Подъехав, Каттер услышал ее возмущенный шепот:

– Они все тут на этом деле свихнулись, что ли?!

За поворотом располагалась тускло освещенная комнатушка. Рич стоял к ним спиной. Штаны его были спущены и болтались у пола. По бокам мощной задницы раскачивалась вверх-вниз пара дамских ножек. Их хозяйка проводила ногтями по накаченной спине Рича и выдыхала порывисто. Все тише с каждым толчком…

А на утро исчез Раско. Никто не видел, куда он смылся. Кровать аккуратно застелена, личные вещи в тумбочке, гимнастерка на гвоздике.

Искать не стали, да и как? Объявить тревогу по госпиталю? Так ведь взрослый мужик, санитары скажут: «Вон вещи его, в одних кальсонах далеко не убежит».

Ближе к обеду он вернулся. Но уже не один. За его спиной толпились мордовороты из соседних палат. Вперед выступил самый крепкий на вид. Левый глаз его был закрыт повязкой, но и одним глазом он прожигал Каттера так, что тот невольно съежился и сжал кулаки.

– Раско говорит, у тебя пистолет… – просипел он.

– И ты ему веришь? – Каттер старался не показывать страх.

– Может быть. А может, нет. Но особист исчез, оружие у всех отобрали, а ты со стволом. Подозрительно. К тому ж тебя и твоих дружков не проверили на вши. А Раско успели. И вы постоянно втроем чего-то шушукаетесь. Так что ему я верю больше.

– А если веришь, не боишься пулю поймать?

– Значит, не соврал… – ощерился одноглазый. – А пулю – нет, не боюсь, у меня одна в бедре. Попала бы на ладонь в сторону – и стручок долой… Так что я заговоренный.

– Ну, раз решил, чего прятаться? – И Каттер достал из-под подушки пистолет. – Не смотри, что восьмизарядный, а вас тут десять. Я тебе башку отстрелю, остальные не полезут. Так всегда бывает.

Единственный целый глаз мордоворота заметался по сторонам.

– Хорошо. Палач разберется, – проскрежетал одноглазый и отступил.

Каттер понял – это блеф. Никто не верит во «всесильного» Палача. Поэтому жаловаться «на шпиона» не пойдут. А что тогда? Пристукнут во сне? Всех, кто не прошел сканирование, или его одного?

Но блеф – не блеф, а делегация убралась. Раско вместе с ними. Он вышел первым, бросив на бывших друзей полный злобы взгляд.

Как только за ними захлопнулась дверь, Мизери сказала:

– Никто к Палачу не пойдет.

– Откуда такая уверенность?

– Весь госпиталь считает, что он сам особиста пришил. Кто-то из сестричек видел, как Палач перед ним на коленях ползал. Когда тот ему расстрелом пригрозил.

– А тебе кто об этом растрепал?

– Где бабы, там сплетни, – отрезала она.

– Если это правда, тогда совсем хреново. Думаю, надо с ним переговорить, чем быстрее, тем лучше…

В кабинете главврача грохнул выстрел. Еще несколько. Хобот высунулся в коридор.

Он сказал только:

– Кэ-кэ-капец! – и выбежал.

– Рич, вернись! – рявкнул Каттер, но было поздно – дверь захлопнулась.

Они наспех забаррикадировались. Толкнули плечами высоченный шкаф и подбросили тумбочек для веса. Подперли всю конструкцию шваброй и табуретками. Долго она не простоит, позволит лишь выиграть время. Вылезти в окна? И куда потом? С третьего этажа вместе с коляской прыгать?

– Точно! Раско! – хлопнула себя по лбу Мизери, – Вспомни, его не было тогда в палате.

Каттер тряхнул головой:

– Не помню, Миз.

– Я тебе говорю: не было. Мы прибежали: там Мак, ты, трупы, Палач. А Раско еще вечером вышел куда-то и вернулся под утро.

– И что?

– И то! Вспомни, он хотел меня поиметь! Может… Черт, может, он мне своих вшей передать хотел?!

– Мизери, ты шутишь, что ли?

Но смешно не было.

– Каттер, очнись! Не я ему нужна, а ты! Он бы на меня перекинул вшей. Я – на тебя! Ты ведь офицер – ценнее для врага!