Текст книги "Управление культурами"

Тема 4
Глобальная культура

Глобализация как цивилизационный процесс. Эволюция и исторические типы профессионализма. Транспрофессиональная перспектива глобальной цивилизации. Ценностные архетипы глобальной цивилизации

Глобализация – объективный процесс формирования общепланетарной цивилизации. Взгляды на истоки и время возникновения глобализации являются дискуссионными. Историки рассматривают этот процесс как один из этапов развития капитализма. Экономисты ведут отсчет от транснационализации финансовых рынков. Политологи делают упор на распространение демократических институтов. Культурологи связывают проявление глобализации с вестернизацией культуры, включая американскую социокультурную экспансию. Имеются информационно-технологические и экологические подходы к объяснению процессов глобализации. Различается политическая и экономическая глобализация. В качестве субъекта глобализации выступает регионализация, дающая мощный кумулятивный эффект формирования мировых геоэкономических полюсов.

Начало осознания процессов формирования нынешней глобальной цивилизации можно отнести к 60-м гг. XVIII в., когда появляется термин «цивилизация» в современном понимании. Интерпретация этого понятия получила в дискурсе Просвещения мощный импульс, противоположный христианскому образу цивилизации, корни которого уходят в античность. Этот импульс был направлен в сторону того, что можно назвать атеистической цивилизацией.

В XIX в. это получает продолжение – наступает время «французской цивилизации», а в XX в. – российской «социалистской цивилизации», которая была модернистским проектом в чистом виде. И часть своей жизни мы прожили в цивилизации, которая была явной попыткой построить альтернативу.

Строили социализм на территории, которая является третью земного шара, если взять в расчет часть африканского населения, которое также пытались побудить двигаться по этому пути. А кто осуществлял этот проект? Это делали люди, которых В. И. Ленин назвал профессиональными революционерами. И партия нового типа, которую он создал, была партией профессиональных революционеров. С этой точки зрения можно рассматривать всю историю XX в. как период, когда профессиональные революционеры жестко противостояли традиционной конфессиональной цивилизации и попытались построить социалистскую цивилизацию на грубом и зримом отрицании конфессиональных основ цивилизации. В чистом виде это не получилось, приходилось делать симбиоз. Идеологическая и управленческая деятельность профессиональных партийных работников до распада Советского Союза была попыткой реализовать эту доктрину. И это был явный цивилизационный вызов.

Последние десятилетия XX столетия прошли под знаком революций – научно-технической, демократической, неолиберальной, информационной, сексуальной и т. п. Их кумулятивный эффект британский социальный историк Г. Перкин обнаружил в профессиональной революции, которая, по его оценке, ведет к формированию профессионального общества в глобальном масштабе. Результатом этих революций и процесса модернизации стало появление принципиально новой цивилизации профессионалов. С этой точки зрения традиционное общество с традиционными профессиями, как сословиями, претерпело за это полутысячелетие три профессиональные революции. Сейчас продолжается третья профессиональная революция. У глобальной профессиональной революции наряду с экстенсивными параметрами можно выделить интенсивные, связанные с глубокими структурными изменениями в способах профессиональной деятельности и мышления, а также в формах ее социальной организации. Следовательно, можно говорить о трех профессиональных микрореволюциях в истории Нового времени.

Первая профессиональная микрореволюция – это появление свободных профессий, которые существуют не в сословных мирах, где складывались традиционные профессии. Их питательная среда – это частная собственность, возможность свободно продавать свой труд, услуги; это полноправное распоряжение произведенным продуктом. И способ их организации не сословия, а профессиональные сообщества.

Вторая профессиональная микрореволюция инициирована промышленным переворотом и зарождением массового серийного производства. Происходит формирование массовых профессий. При этом возвращаются традиционные бюрократизированные, пирамидальные организации, которые позволяют удерживать массовые профессии в рамках систем массового воспроизводства деятельности. Ключевым социокультурным процессом второй профессиональной революции оказывается процесс стандартизации. Свободные профессионалы, представители первой волны, встраиваются в мегамашинные образования в качестве специалистов, менеджеров или изобретателей, проектировщиков этих мегамашин. Наряду с этим в 60-70-е гг. XIX в. появляются системы воспроизводства и образования, нацеленные на подготовку профессионалов.

Возникает антагонизм между представителями массовых профессий и людьми, которые, как представители свободных профессий, олицетворяют собой «верхи». И возникает дилемма развития. Либо социалистический вариант, когда лидеры массовых профессий приходят к власти и пытаются в интересах массовых профессий построить социалистскую цивилизацию. Либо социальный мир выстраивается таким образом, что представители массовых профессий интегрируются в его иерархическую, жестко организованную структуру, где каждый знает свое место – хозяина или исполнителя. История XIX–XX вв. – это история противостояния двух социальных проектов современной цивилизации.

Третья профессиональная микрореволюция началась в 1970-е гг., в эпоху глобальной неопределенности. Ее главные действующие лица – транспрофессионалы, основные участники – профессиональные менеджеры. Они должны быть готовы свободно, за счет мышления и способов организации своей деятельности работать в различных профессиональных средах. Комплексирование методов, средств, способов мышления и деятельности под конкретную проблемную ситуацию, не имеющую стандартных вариантов решения, – такова специфика транспрофессиональной работы. Транспрофессионал должен быть готов выполнять функции предпринимателя и менеджера, а не только быть многосторонним техническим специалистом.

В настоящее время господство финансового капитала привело к тому, что в сфере экономики в роли творца выступает, по выражению Э. Перро, «манипулятор символами», т. е. транспрофессионал, выявляющий и решающий экономические проблемы. Манипуляторы символами – интеллектуалы, способные взглянуть на проблему со стороны, увидеть ее во взаимосвязи с другими факторами и сформулировать решение. Их задача – в хаосе обрушивающейся на них информации выделить и осмыслить нужные данные, придать им иной порядок. Сила манипуляторов символами в том, что они создают взаимосвязи там, где их не дает мировая экономика. Манипуляторы символами, с одной стороны, интегрированы в глобальную систему, с другой – вместе с критиками экономической системы разделяют идею, что «глобализация – это финансовое насилие в планетарном масштабе», что это адская машина, победа которой достигается ценой социальной дезинтеграции, экологических потерь и политического вреда.

Сейчас выкристаллизовывается третья форма социальной организации таких профессионалов – профессиональные сети. И в этом контексте Интернет – техническая инфраструктура, которая позволяет реализовывать третью профессиональную микрореволюцию, т. е. появление новых суперэлит транспрофессионалов, которые живут и работают в этих сетях. Они работают командой. Концентрация в одной точке многодисциплинарного комплекса знания и есть основание для формирования транспрофессиональных команд, способных решать комплексные проблемы.

Последние десятилетия XX в. ознаменовались переходом к новой технологии кадрового менеджмента – от управления персоналом к управлению человеческими ресурсами. Коллективистская по природе идеология профессионализма, свойственная массовым профессиям, к середине 1950-х гг. стала тормозом на пути научно-технического прогресса. Стимулирование индивидуального профессионального развития за счет личной заинтересованности и персональной ответственности – такова специфика подхода в кадровом менеджменте, получившего распространение в развитых странах в 1960-1970-е гг.

Однако ориентация на потребительскую мотивацию работника вела к эрозии морально-психологического климата организации, снижая в целом эффективность ее деятельности. Поэтому в качестве противоядия естественным выглядел возврат к коллективистским ценностям. Социальное и культурное творчество работников, их непосредственное участие в самоорганизации и самоуправлении деятельностью, взаимный контроль, взаимопомощь и взаимозаменяемость, проясненность общих ценностей, коллективная ответственность за результаты – таковы слагаемые нового подхода в кадровом менеджменте 1980-1990-х гг., получившего название «team management» – «командный менеджмент».

Команды (или сети) транспрофессионалов являются носителями социокультурных инноваций, которые могут стать ценностями и нормами новой цивилизационной формации. Понятия традиции и инновации могут быть соотнесены с разными пластами человеческой культуры. Традиция возникла и развивалась в первобытной культуре, где определенный набор символов и знаний передавали из поколения в поколение, его осваивали все члены первобытного коллектива, в то время как для рождения цивилизаций как центров посреди первобытной периферии потребовалось нечто большее, а именно появление культурных инноваций.

Цивилизация формируется на базе неолитической деревни, где коллектив был сплочен традицией. Творческие силы начинают концентрироваться посреди первобытной периферии, что порождает процесс формирования цивилизаций как крупных культурных новообразований. Именно традиция стала культурным ядром, на котором зиждется цивилизация, потому что первые цивилизации возникают как результат творчества, выходящего за рамки традиций. Но процесс роста цивилизаций не мог происходить сам по себе. Несмотря на то что цивилизация возникает стихийно и спонтанно, цивилизационные процессы есть результат человеческой деятельности. Цивилизацию можно определить как культурное единство, способ выживания представителей разных культур на одном ландшафте. Для дальнейшего культурного процесса, постоянного инновационного роста был необходим механизм, который преодолевал бы консервацию традиции, но при этом не разрушая традиционных представлений. Таким образом, традиция – это культурное ядро цивилизации, на котором покоится ее индивидуальность, но инновации необходимы для развития самой цивилизации. Культурные инновации задают необходимую динамику всех сфер деятельности человека внутри цивилизации.

На пороге XXI в. практически все человечество оказалось в ситуации нарастающей культурной растерянности. Основные оси, по которым происходит цивилизационный сдвиг на рубеже столетий, представляются следующими: по оси «культура» – сдвиг от культурного империализма к культурному плюрализму; по оси «общество» – сдвиг от закрытого общества к открытому. Взаимосвязь осей, по которым происходит цивилизационный сдвиг, указывает на основные культурные архетипы, которые задают для нас цивилизационный выбор. Мы находимся под воздействием четырех цивилизационных архетипов – консолидации, конкуренции, конфронтации и кооперации.

Краткая характеристика основных культурных архетипов

Культура консолидации характеризуется доминированием синхронных организационных систем, изменения и отправление функций которых жестко увязаны во времени. Коллективистская управленческая форма – наиболее эффективный механизм их функционирования. Для таких организационных систем свойственна органическая организационная культура, в которой преобладает совместная деятельность, а областью целеопределения являются интересы различных социальных групп.

Культуре консолидации присущ автаркический тип хозяйствования – либо непроизводственная деятельность и балансирование на грани выживания, либо производство, связанное с необходимостью восполнения убывающих источников «природных даров» (собирание плодов, охота, рыболовство; в более развитых хозяйственных формациях – добыча ископаемых и других видов сырьевых ресурсов, экстенсивное сельское хозяйство). Для хозяйств подобного типа наиболее пригодны общественные, коллективные формы собственности. Экономический механизм распределения благ – очередь. Общепринятый властный механизм – общественное мнение референтной группы («Тот, кто не с нами, тот против нас»); его основная функция – саморегуляция жизни и деятельности социальных групп.

Политическая культура, свойственная данному архетипу, относится к традиционалистскому или радикальному типу. Общее для широкого спектра политических культур данного типа (религиозные, социально-классовые, этнонациональные, феминистские, молодежные, социокультурные) – наличие коллективистских механизмов социальной мобилизации. Основная этическая ценность – социальная справедливость, меру которой определяет авторитет (религиозный, духовный, политический), а базовый морально-психологический принцип – коллективизм.

Культура конкуренции реализуется в формах случайных организационных систем, которые предполагают контрактные отношения между заинтересованными участниками. Таким системам присуща предпринимательская организационная культура, в которой преобладает совместно-индивидуальная деятельность.

Для культуры конкуренции характерно рыночное хозяйство, поэтому областью целеопределения является извлечение прибыли, а наиболее пригодной формой собственности – частная. Властный механизм – рыночный обмен («Ты – мне, я – тебе»); основная функция – распределение товаров, услуг, капиталов и труда. Экономический механизм, свойственный рыночной управленческой форме, – аукцион. Политическая культура – либерализм, механизм социальной мобилизации – индивидуальная мотивация. Основная этическая ценность культуры конкуренции – личная свобода как гарантия успеха, а базовый морально-психологический принцип – индивидуализм.

Культуре конфронтации свойственны закрытые (иерархические) организационные системы с бюрократическими управленческими формами и организационной культурой; преобладает совместно-последовательная деятельность. Каждый вышестоящий уровень организационной иерархии призван разрешать конфликтные отношения, возникающие на нижележащем уровне. Поэтому областью целеопределения, присущей этой культуре, оказываются интересы «верхов».

Тип хозяйствования, на котором базируется культура конфронтации, – применение технологий, использующих открытые человеком природные закономерности. Государственная форма собственности и рационирование в качестве экономического механизма наиболее подходят для культуры конфронтации, поскольку эффективно обеспечивают принудительную мобилизацию и необходимое перераспределение ресурсов («Все во имя победы над врагом»). Властный механизм – единоначалие, которое поддерживается бюрократическим аппаратом. Политическая культура – консерватизм, присущий партии власти. Основная этическая ценность культуры конфронтации – чинопочитание (иерархия), а базовый морально-психологический принцип – конформизм.

Культура кооперации предполагает открытые организационные системы с демократическими управленческими формами. Партиципаторная организационная культура с преобладанием совместно-творческой деятельности. Область целеопределения – законные интересы народа при обязательном учете интересов меньшинства.

Тип хозяйствования, в наибольшей степени подходящий культуре кооперации, – развивающееся хозяйство, ориентированное на использование возобновляемых ресурсов (в первую очередь человеческих). Долевые (кооперативная, акционерная) формы собственности позволяют использовать в качестве экономического механизма распределение по вкладу (трудовому, капитала) и перераспределение по общественно признанным потребностям.

Властный механизм, свойственный этой культуре, – разделение властей («система сдвижек и противовесов»), чья основная функция – регулировать различные стороны общественной жизни путем предоставления возможности всем заинтересованным и компетентным гражданам принимать участие в решении ключевых вопросов, затрагивающих их интересы. Демократическая политическая культура подразумевает в качестве механизма социальной мобилизации творческую самореализацию индивидуумов. Основная этическая ценность – равенство всех перед законом, базовый морально-психологический принцип – гуманизм.

Культурные инновации, которые, в частности, порождают сети транспрофессионалов, начинают формировать контуры той культуры, которая может стать универсальной культурой глобальной цивилизации.

Тема 5
Контексты надлежащего глобального правления
(Global good governance)

Будет ли реализован проект творческой цивилизации (Ф. Знанецкий)? Цивилизация профессионалов на распутье. Глобальная профессиональная революция и культура. Global good governance как идеологема глобальной управленческой революции.

Всякая цивилизация, по Знанецкому, образует органическое единство на базе определенного комплекса идей. Выработка их составляет основное содержание цивилизационного процесса как творчества. Примером «поэтизирующего» объяснения можно считать определение идеала как «воображение какой-то новой формы жизни», которое относится скорее к художественной деятельности, чем к социальной. Выработка идеалов не может быть уделом основной массы общества, которая инертна, безынициативна, стремится к рутинным актам, подражательству. Она удел только «интеллектуальной аристократии», т. е. «совокупности классов, лидирующих в данную эпоху». Знанецкий имеет в виду лидерство в творчестве, интеллектуальном подвиге, а не в имущественной или иной сфере.

Правда, интеллектуальное господство должно дополняться механизмом социально-политической власти, чтобы элита имела возможность принуждать безразличную к творчеству толпу усвоить добытые для нее ценности. Цивилизация может существовать лишь постольку, поскольку в ней исправно действует механизм производства ценностей с их последующим усвоением толпой. «Аристократия духа» может потерять творческую способность, что всегда присутствует как тенденция, например, привилегированного социального статуса, или же перестанет получать импульсы за счет творческих индивидов из толпы.

Катастрофа наступает вследствие не только вырождения духовных лидеров, но и социальных катаклизмов. Этот тип деструктивных действий, к которым Знанецкий относит бунт и революцию, особенно опасен для цивилизации, ибо порождается главным образом самодеятельностью «низов», толпы. «Каждая война, – пишет Знанецкий, – каждая революция высвобождает даже в наилучшим образом организованных общественных группах психологию толпы, которая ведет дело разрушения значительно дальше, чем первоначально мыслилось».

Таким образом, истинной причиной кризисности европейской цивилизации, которая толкает к катастрофическому концу, является, по Знанецкому, социально-политическая ситуация в положении «низов» – их активность, конфликт с лидером общества, притязания на господство, т. е. массовые демократические движения. Охранительными усилиями «лидирующего меньшинства» создан ценностный базис западной цивилизации, гарантирующий ее безболезненную эволюцию и даже прогресс.

Знанецкий называет основные идеалы духовной элиты:

1) идеал владычества над природой, давший толчок развитию технического прогресса;

2) идеал богатства общественного и частного, на котором строится благосостояние общества и предприимчивость;

3) народный и демократический идеал, в силу которого государство служит общественным целям;

4) идеал сострадания и сочувствия к людям, побуждающий к улучшению жизненных условий человека;

5) религиозный идеал;

6) эстетический идеал;

7) ценность науки.

По своей сути это ценностный кодекс буржуазного общества, представленный в весьма абстрактном виде и рекомендуемый как средство усмирения и господства над массой. Идеологический смысл культурологии Знанецкого сводится фактически к утверждению, что отступление от этих ценностей равнозначно разрушению буржуазного общества, что представляется им как катастрофа цивилизации.

Современное государство-нация (nation-state), теряя обретенные в эпоху позднего модерна роли «отца-благодетеля» (социальное государство в самых различных национальных вариантах) и «форейтора прогресса» (государство как реципиент и распорядитель программ развития), оказалось на распутье. Глобальные революционные изменения 1980-х гг. – демократические революции «третьей волны», очередная менеджеральная революция и информационная революция – вызвали серию реформ государственной службы, обусловленную модернизацией систем государственного управления. Государство, чтобы продемонстрировать конкурентоспособность с другими институтами становящегося глобального мегаобщества, должно стать эффективной демократичной сервисной службой глобального гражданского общества. Ключевая проблема современного общества повышенного риска – устойчивость к кризисам разного рода. Согласно неолиберальной доктрине «нового государственного менеджмента» (new public management) современное государство, чтобы стать эффективным, обязано освоить новейшие технологии корпоративного менеджмента и передовые методы оказания услуг населению, осуществить демократизацию форм взаимодействия с гражданским обществом, а также децентрализацию структур управления, включая создание частных агентств, которым делегируются определенные функции по обслуживанию граждан и корпораций.

В 1990-е гг. выяснилось, что глобализация и свободный рынок сделали государства в этом анархичном мире менее управляемыми, однако до тех пор, пока не отстроена система управления глобальным мегаобществом, роль национальных правительств на мировой арене не только не уменьшалась, но возрастала. Ход политических событий 1990-х гг. побуждает согласиться с диагнозом, сделанным на рубеже истекшего десятилетия Дж. Розенау, – глубина глобальных структурных трансформаций в «зоне бифуркаций» может быть понята исходя из двойственной картины, определяемой напряжением между двумя мирами – традиционным государственно-центричным и возникающим на наших глазах полицентричным, где ключевую роль играют транснациональные корпорации, неправительственные организации, профессиональные объединения и этнические меньшинства. Взаимодействие этих миров строится на сочетании кооперации и конкуренции, а не на конфронтации. В связи с этим можно говорить об основных вызовах, с которыми сталкивается институциональная структура современного государства.

Во-первых, растет разрыв между официальными и реальными властными полномочиями в силу того, что правительства с их наднациональными и региональными органами, используя информационные технологии (e-mailgovernment), становятся узловыми пунктами глобальных политических сетей, включающих международные гуманитарные организации, глобальные корпорации, элиты и технологии, деятельность которых по-прежнему в немалой степени зависит от влияния правительственных структур.

Во-вторых, обостряются конституционные проблемы, связанные с распределением и использованием властных полномочий внутри правительств, во взаимодействиях с другими правительствами, между правительством и народом, между правительством и рыночными институтами.

В-третьих, передача административно-государственных функций подведомственным структурам в целях предоставления услуг, регулирования и легитимации деятельности, принятия решений и разрешения конфликтных ситуаций оставляет за правительством роль главного, но отнюдь не единственного арбитра и радетеля государственных интересов.

В-четвертых, в «век институционального плюрализма» резко увеличивается количество и разнообразие институциональных форм, отправляющих административно-государственные функции.

Таким образом, глобализация вынуждает правительства делиться с другими институтами своими полномочиями верховного правителя и арбитра, сохраняя роль высшего правового, политического и морального авторитета. Именно в этом следует видеть источник растущего влияния государства на многообразные глобальные сети. Благодаря этим функциям государственные органы осуществляют глобальную координацию деятельности рыночных и государственных структур, свободных ассоциаций граждан, общественных движений. В этом смысле глобальные сети играют роль своеобразного инструмента глобального управления (global governance).

Р. Родс, один из ведущих британских теоретиков нового подхода в государственном управлении, обращает внимание на то, что сетевые структуры, используемые в качестве инструмента управления, оказывают обратное влияние на государственные органы. Следует говорить о взаимном рефлексивном управлении в рамках global governance. Это вызвано тем, что данный тип управления имеет дело с самоорганизующимися межорганизационными сетями. Родс выделяет следующие важнейшие характеристики сетевых структур:

1) взаимозависимость между организациями; governance позволяет контролировать и непосредственно влиять на деятельность не только государственных, но и негосударственных структур; меняющаяся граница государственного влияния делает подвижными и трудноуловимыми границы между государственным, частным и общественным секторами;

2) взаимодействие между членами сети обусловлено потребностью в обмене ресурсами и согласовании целей и общих намерений;

3) взаимодействие между членами сети напоминает игру, которая строится на взаимном доверии и регулируется правилами, разрабатываемыми всеми участниками;

4) самоорганизующиеся сети обладают значительной степенью автономии по отношению к государству, которому они неподотчетны; однако государство, не занимая привилегированной позиции по отношении к сетям, может косвенно и частично направлять их функционирование.

По оценке К. Н. Мэрфи, 1990-е гг. показали, что в рамках зарождающегося глобального управления глобального «сдвига власти» от государств с их национальными суверенитетами к глобальным межправительственным организациям или к системе международных режимов не наблюдалось. Речь идет скорее о фундаментально новой тенденции мирового развития: на глобальном уровне «частные» власти регулируют и государства, и во многом всю транснациональную экономическую и социальную жизнь. В первую очередь это:

• частные агентства, занимающиеся оценкой платежеспособности;

• глобальные олигополии в страховом бизнесе, бухгалтерском деле и консалтинге;

• глобальные и региональные картели в промышленности.

Кроме того, существенно возросло влияние следующих центров власти:

• интегрированная на международном уровне мафия;

• узкий круг экономистов, которые определяют нормы профессии и тем самым оказывают регулирующее воздействие на министерства финансов, наиболее влиятельные межправительственные органы и частные структуры.

Амбивалентность методов глобального управления может стать фактором, дестабилизирующим мировую ситуацию. Это наглядно демонстрировали финансовые кризисы 1997–1998 и 2008–2009 гг. Фактически речь идет об овладении управленческими техниками влияния на волновые процессы, интенсивность и направленность которых определяется культурными архетипами, детерминирующими динамику глобализации.

Информационная революция сделала практически значимым вопрос о радикальной смене технологий управления международными связями, ориентированными на кооперацию, а не на конфронтацию. Беспрецедентный рост региональных и глобальных сетевых структур разного рода привел к появлению принципиально новых игроков, образовавших, по Дж. Розенау, «полицентрический мир», который вступил в явную конкуренцию с «государственно-центричным миром». С этой точки зрения фазу неопределенности глобализации можно представить как переход к новой системе координации многосторонних действий на международной арене под одновременным воздействием различных культурных архетипов.

Интерпретацию этого перехода предложил испанский исследователь Х. А. Алонсо. Он подчеркивает, что вопреки идеологическим мифам неолиберализма о монополии рыночных механизмов «глобализованный мир, а следовательно, и каждый игрок на международной арене находится под влиянием трех основных интериоризованных либо воздействующих извне механизмов распределения и координации: рынка, организационной иерархии и системы ценностей, регулятивное ядро которой составляют этические принципы». Весь вопрос в том, какая из организационных культур доминирует в деятельности конкретного субъекта. Поэтому культурный архетип кооперации может быть последовательно сфокусирован на любую организационно-культурную доминанту, что позволяет говорить о разных фазах эволюции системы международного многостороннего сотрудничества.

Базисом глобальной, многосторонней системы координации международных действий стала «ялтинская система» международных отношений, в рамках которой сложился биполярный (т. е. конфронтационный) мир, превратившийся в арену борьбы двух сверхдержав за мировую гегемонию.

На новой фазе, считает Х. А. Алонсо, гегемония США отнюдь не гарантирована, так как двойственная политика (сохранение ведущей роли и максимальное включение всех стран в мировой политический процесс), которую проводят Соединенные Штаты и их ближайшие партнеры, внутренне противоречива. Но одновременная реализация в разных частях мира нескольких сценариев повышает надежность национальной политики в условиях глобальной неопределенности. Как следствие наблюдается тенденция создания временных и гибридных (а потому и ограниченных) форм координации международных действий (например, «Большая восьмерка», региональные структуры с неопределенными функциями и полномочиями). Они служат своеобразными площадками для политического торга, но разрешить кардинальные противоречия, с которыми сталкивается мировое сообщество, не позволяют.

Выход из сложившейся ситуации Х. А. Алонсо видит в перефокусировке многосторонней системы координации международных действий на новую систему ценностей. Именно в ценностях гражданского общества он видит способ разрешения перечисленных противоречий.

Новая многосторонняя система координации международных действий должна соответствовать следующим нормативным принципам:

• вместо иерархической и эксклюзивной многосторонности мировое сообщество должно руководствоваться принципом демократической многосторонности, опирающейся на демократические методы достижения консенсуса;

• деятельность многосторонних организаций должна обрести демократический характер с подключением институтов гражданского общества, а не только государственных структур;