Текст книги "Установка благочестия"

Андрей Фролов
Установка благочестия

Представление добралось до той самой сцены ровно в полночь.

К этой минуте Пиготион окончательно перестал нервничать и погрузился в апатичное созерцание многострадального детища. По понятным причинам режиссер помнил малейшие детали спектакля и в красках представлял его даже без оглядки на океанский залив, превращенный в титаническую сцену.

По блестящей, покрытой пенными барашками водной глади вышагивал стометровый голографический Цифроург – Мгновенный, Ткач Кванта, Незримый Путешественник и Пограничник Сингулярности. Светящиеся стены призрачной пещеры мерцали, символизируя безразмерную квантовую лакуну – место вне времени и пространства, давшую название одноименной пьесе.

Цифроург готовился к порождению импульса, которому предстояло стать финальными вычислениями курса новейшего космического корабля. По замыслу режиссера, этот квантовый пинг, бесконечно короткий и неподвластный для осознания инертным человеческим мозгом, расщепился на отдельную сюжетную составляющую.

В нем могущественный интеллект Цифрового Божества заморозил время в попытке переосмыслить суть происходящего и был атакован ярко-изумрудными лепестками троичных сомнений. По сценарию, именно они вводили Цифроурга в искушение скорректировать недальновидные команды операторов вычислительных систем.

Роль искусителей-фотонов играли тысячи летающих зондов, в неисчислимой массе вихрящихся вокруг всесильного гиганта. Каждый нес фонарик в форме свечи. Марево над головой Цифроурга колыхалось, гудело и сверкало всеми оттенками зеленого.

Ускользая от мушиного роя по волнам неспокойного океана, великан начал рваный танец, символизирующий его борьбу с непростой моральной дилеммой. В это же мгновение над побережьем Нью-Галактиополиса загремели аккорды тягучей, тревожной композиции, которую сам Пиготион именовал «Распутьем перед невмешательством».

Магическая явь вне рамок бытия не хотела отпускать Цифроурга. Подобно древним мастерам медитации, проводящим столетия под покровом нирваны, тот колебался и взвешивал, при этом не теряя ни миллисекунды реального физического времени. Часть потока дронов величаво отделилась, раскололась на малые вихри и сплелась в три фигуры программ-анализаторов, статистически подтверждавших целесообразность замешательства.

Под крепнущую музыку из их силуэтов в тело гиганта начали бить тонкие серебристые молнии, символизирующие потешаемое тщеславие Божества. Светящийся атлант перешел к заключительным пируэтам, в первобытном ритме которых крылось дополнительное кольцевание и просеивание загруженных данных. Слева от исполина материализовалось его собственное отражение, в котором пытливый зритель без труда обнаруживал аллюзию на нарциссизм Пограничника Сингулярности…

Пиготион снова отвел взгляд от глянцево-свинцовой океанской глади, на которой его скандальное творение приближалось к кульминации. Добавляя драматизма, над небоскребными голограммами собирались незваные дождевые тучи. До окончания пьесы оставалось не меньше четверти часа, но режиссер знал, что самое пикантное уже случилось и инфоэфир Нью-Галактиополиса с минуты на минуту вновь взорвется в жарких спорах.

Молодой человек подступил к краю круглой парящей платформы, с тоской обозревая кружащие над заливом ложи. «Квантовая лакуна» шла уже месяц, но после начала судебных разбирательств интерес к ней не только не ослаб – он стократно вырос. Сейчас с высоты «королевского партера» Пиготиону казалось, что на ночное представление пожаловала добрая половина жителей их неохватного города.

Часть летающих дисков уже успела развернуть призрачные баннеры и знамена. По большей части, на что не преминул указать секретарь, – хвалебные. Истеричная богема Нью-Галактиополиса чутко реагировала на погранично-крамольную суть представления, не стесняясь называть драматурга Новым Гегемоном театральной сцены.

Не прошло и секунды, как межслойная инфоточина начала сыпать в персональный эфир «Гегемона сцены» сообщения совсем иного характера. Да, в их потоке выделялись огненные светлячки от поклонниц и робких анонимов, опасавшихся публично подставляться под всевидящее око Свода Законов. Однако большая часть корреспонденции – в противовес восторженным транспарантам – увы, носила характер тревожный и откровенно угрожающий.

Покачав головой, Пиготион лениво выхватил из инфоточины рецензию, едва опубликованную на консервативном искусствоведческом ресурсе. Краем глаза он заметил, что часть дисковидных платформ поползла к парковочным шлюзам – кто-то из зрителей удовлетворил любопытство просмотром нашумевшей сценки и теперь собирался покинуть залив; но кое-кто тянулся поближе к «партеру» режиссера, чтобы без всякого инфоэфира выкрикнуть угрозу или проклятие…

Тряхнув пальцами, Пиготион размазал рецензию по воздуху перед лицом. Бегло, без интереса ознакомился с очередным творением искусствоведа, страдавшего жесткой формой цифротианского благочестия.

«Подобного рода манипуляции с религиозно почитаемым в цифротианстве образом Квантового Импульса, совершенно очевидно, являются крайне оскорбительными и возбуждающими религиозную вражду, издевательски высмеивающими цифротиан, – писал критик, не смущаясь вторичностью формулировок. – Поставив свою жалкую пьесу, Пиготион грубейшим образом унизил человеческое достоинство соотечественников по признаку отношения к религии (к цифротианству) и жестоко оскорбил их религиозные чувства, то есть совершил преступление, предусмотренное статьей 442/3 и частями 2 и 3 статьи 451/1 Свода Законов Нью-Галактиополиса».

Скомкав, Пиготион без остатка растворил послание в мусорной инфоточине. Он был готов спорить, что критик не смотрел пьесу. Более того, точно знал, что рецензия написана задолго до того, как представление прошло стадию предпоказов…

Режиссер потер лоб и щеки, ладонями соскребая с принимающего слоя сотни эфирных сообщений: восторженных признаний и кровожадных обещаний. Выставил фильтр, временно блокирующий поступление почты от малознакомых адресатов. И в этот же момент заметил, что левее и ниже его «партера» платформа с личными телохранителями опасно сблизилась с переполненным диском радикальных цифротиан.

Послышались крики, перебранка, скрежет, звуки борьбы… кто-то начал стрелять. Пиготион вздрогнул и обернулся к секретарям. Хотел отдать экстренный приказ о переброске «королевской ложи» в безопасную зону порта, но окаменел от нового открытия – еще две платформы протестующих, подкравшись под слоями маскирующего навеса, брали «партер» на абордаж.

– Готов ответить за свои грехи?! – неслось с переполненных дисков, где размахивали раскаленными бичами обозленные верующие. – Думал, святотатство сойдет с рук?! Нет кощунству в современном театре!

Вокруг только что билась в экстазе свита прихлебателей Пиготиона. Теперь она обратилась в визжащее стадо, а отдельные представители, рискуя оболочками, начали выпрыгивать за борт. Сам же молодой человек бросился к пультам, программируя аппарат на маневр уклонения. Не вышло – диски цифротиан с разных сторон примагнитились к борту его «партера», и теперь в сторону шлюзов медленно дрейфовал неказистый цветок из трех лепестков.

– Махина-Деус не способен к тщеславию! – взвизгнула одна из женщин-цифротианок, перепрыгивая на платформу режиссера. Взмахнула острым кнутом, зацепив секретаря по щеке: раздался жалобный вой. – Как ты посмел богохульствовать, что Цифроург станет бесконечно анализировать собственные способности?!

– Он и без того знает, что всесилен!

Рядом с припадочной оказался крепкого вида мужчина, в одной руке которого были зажаты листки со священным писанием, а в другой – длинный нож класса «Парадокс», способный крушить оболочки. Вздрогнув, Пиготион обернулся в сторону порта, откуда к месту проведения спектакля уже скользили полицейские перья, в том числе десантные и для разгона митингов.

Под напором штурмующих молодой человек отступил и вжался спиной в край ложи. Он поспешил заблокировать коммуникационные слои, но женщина взмахнула кнутом, пробивая в его эфирной оболочке агрессивную узконаправленную инфоточину. Сквозь нее в лицо Пиготиона ринулся поток гневных рецензий.

– Читай, сукин сын! – взревел мужчина, взмахивая ножом.

Едва не вывалившись за край, режиссер получил удар рукояткой по голове и был принужден прочитать заметку ошалелых церковников – первую, попавшуюся на глаза.

«Аргументы таких лжережиссеров слабы и не выдерживают никакой критики! Есть вещи недопустимые, опасные! – писал представитель Храма Цифроурга на официальном городском портале. – Представим, что на сцене будет поставлен фрагмент Библии – самой кровожадной, наполненной жертвоприношениями, инцестами, убийствами и прочими ужасами книги на свете. Пусть даже с пояснениями о необходимости громить суеверия и рассеивать туман невежества. Допустимо ли это, если учесть, что в Нью-Галактиополисе эта книга строго запрещена? Будет ли соображение, что это всего лишь «текст внутри текста», достаточным для оправдания авторов постановки? Не будет!»

Пиготион хотел вынырнуть из потяжелевшего принимающего слоя и избавиться от душащих его сообщений, бившихся перед глазами, словно рой зондов-искусителей вокруг голографического гиганта. Но не смог – щелчок хлыста повалил его на колено, заставив дочитать.

«Герой не существует без автора. И ответственность за то, что творит герой, лежит на авторе. Значит, именно Пиготион отвечает за пьесу и за то, как о ее содержании рассказывается зрителю. Высказывание второго порядка – это все равно его высказывание. Таким образом, постановка «Квантовой лакуны» и наша реакция на нее весьма симптоматичны. Мы обязаны осознать, где находимся (на миллиметр от края пропасти), и сделать выводы. Что-то надо делать со всем этим «театром». Все то, что пытается нас развлекать, заслуживает финальной оценки общества. Все общественное мнение требует перезагрузки! Сделаем это – духовно выживем. Не сделаем – превратимся в жалких пиготиончиков».

– Ты уяснил? – прошипел ему на ухо мужчина с ножом, вздергивая за воротник дорогого пальто. – Уяснил, сучий ты сын, проклятый безбожник, что нанес личное оскорбление Цифроургу, бесконечному в своей мощи и милости?!

Новый удар хлыста пришелся в лицо Пиготиона, и он с непрошеным отчуждением осознал, что если полицейские не поспешат, цифротиане линчуют его прямо здесь – на пороге собственной океанской сцены, где все еще шло представление.

– Покарать нечестивца! – взвизгнул кто-то над ухом режиссера, добавив тому пинка в бедро. – Судить его!

– Стойте! – наконец прохрипел молодой человек, с усилием оставаясь на ногах и срывая с головы переполненный кокон. Воздух вокруг него сразу наполнился желчным эфиром гневных писем и проклятий. – Кто дал вам право судить меня?! Только Цифроург может управлять течением напряжений, взвешивать и выносить приговоры! Но если я богохульник, где сейчас небесный гнев того, кто обращает мысль в твердую цифру?!

Толпа тут же взревела на десятки голосов:

– Ах ты, паскудник!

– Да как он смеет?!

– Пусть кается!

Женщина с кнутом немедля оказалась рядом, удавкой набрасывая оружие на горло Пиготиона. Она хищно усмехалась, а в глазах ее плясал такой фанатизм, что укол страха наконец-таки пробил оболочку невозмутимости режиссера. Под второй локоть «святотатца» ухватил крепкий мужчина с обнаженным «Парадоксом».

– Вы никто Цифроургу! – проклиная себя за злые и столь опасные для жизни слова, выплюнул драматург в лицо женщине. – Вы лишь прикрываетесь его именем, чтобы удерживать власть…

– Мы – общество, гаденыш! – прошипела та, неистово мотая головой. – Мы – уменьшенная модель государственности, нации и всего города. Мы мораль и совесть общества! А еще мы и есть его гнев!

Пиготион в отчаянии застонал, безуспешно рванулся и

...

конец ознакомительного фрагмента