Текст книги "Исход"

И тут произошло непредвиденное. Тот, кто блокировал дверь, учел, что обычная сигнализация не сработает, по причине отсутствия электричества, и приготовил сюрприз, который и привела в действие открывающаяся дверь. На пол с оглушительным грохотом и вспышками посыпались петарды, огненными кольцами вращаясь на паркете, отчаянно визжа и рассыпая снопы искр.

– Мммать!! – зарычал сквозь зубы рванувшийся в кабинет нарушитель. Схватив один из металлических стульев, с разворота, что есть сил, швырнул его в окно. Сваренная из железных трубок, с двумя кусками фанеры, конструкция пробила окно и под звон осыпающегося стекла с грохотом рухнула прямо напротив центрального входа. Если повезет, это хоть на десяток секунд задержит одного из охранников. Дед стремительно рванулся обратно в коридор, краем глаза успев заметить, как сам собой зажегся один из мониторов во втором ряду.

Прямо в проходе наткнулся на девушку. Умница Алина не растерялась и не стала терять времени.

– Туда, быстрее! – уже не таясь, закричал мужчина. – Ладонью! Ладонь на экран!

Изливающий ослепительный свет монитор довольно ярко осветил кабинет, режа не успевшее адаптироваться зрение. Алина с ходу подслеповато наткнулась на край парты, прямо на острый угол, и едва не упала. Дед буквально всеми фибрами души и тела почувствовал, как ей невыносимо больно. Но уже в следующую секунду, отчаянно превозмогая боль, сделала пару шагов вперед и оказалась у точки выхода.

На какое-то, невообразимо долгое, мгновение девушка застыла. Затем подняла голову и посмотрела на Дающего Дорогу. И в этом взгляде измученной женщины, спасающей своего единственного ребенка билась дикой, обжигающей болью, вся Любовь этого мира. Слезы нерастраченной нежности уже чертили неровные дорожки на ее впалых щеках. А маленькое сердце захлебывалось немым криком жалости, отчаяния, и благодарности.

– Спаси Бог, тебя, Ангел! И прощай!

Яркая вспышка полыхнула в пространстве кабинета и угасла. Неведомый бог забрал с собой еще одного ребенка, забрал вместе с матерью. А своего добровольного помощника, в который уже раз, оставил одного, на этой проклятой, умирающей земле. Одного. С дикой болью в груди и запредельной, рвущей последние нити разума, тоской. А по бетонным ступеням лестницы уже вовсю грохотали тяжелые ботинки полицейских.

Ворвавшийся в кабинет охранник, с ходу получил по ногам, и заорав от боли, плашмя рухнул на пол. Дед мгновенно оказался сверху, придавив коленом шею. Левая рука вздернула подбородок полицейского, а правая сорвала с его глаз широкие очки, на пристяжных ремнях. Вот это вещь! Пассивный прибор ночного видения. Не то, что его ручной монокуляр.

Не отпуская хрипящего противника, Дед нацепил очки на голову. Мир тут же обрел серо-зеленые очертания, разогнав тьму и обрисовав перспективу. Подхватив выпавшую из пальцев полицейского, резиновую дубинку, рванулся к проходу. Незачем калечить несчастного, ему и так досталось. К тому же без ПНВ он практически слеп и соответственно, преследователь из него никакой. И хотя в кобуре полицейского остается табельное оружие, находиться на траектории поражения Дед явно не собирается.

Второй охранник уже несся наверх, прыгая через две ступени. Выскочивший на площадку Дед с силой швырнул дубинку ему в голову и тут же прыгнул следом. Противник оказался совершенно не готов к бою, либо просто не обучен. Вскинутые в защитном жесте руки оградили его голову от удара дубинки, но совершенно перекрыли ему обзор и лишили возможности маневра на пару секунд. Этого времени ему и не хватило. Сбитый сильным ударом, он опрокинулся на промежуточную площадку и на добрый десяток секунд выбыл из игры.

Первой мыслью Деда было сорвать и с этого бойца его ПНВ. Но это означало бы потерю темпа, и неприятную возможность увязнуть в ближнем бою. А значит, пришлось бы применять уже совсем не щадящие меры, для нейтрализации противника. По большому счету, ему было просто напросто жалко, этих простых русских пацанов, лет на десять, как минимум, моложе его самого. Поэтому он перепрыгнул падающего полицейского и устремился вниз. Выскочив в холл, свернул влево, и что есть сил, помчался к спасительной, сто первой аудитории.

Однако поверженный последним охранник оказался крепче, чем он думал. Едва Дед успел свернуть за поворот, оказавшись в правом крыле здания, как рычащий охранник вывалился в холл и тут же резко хлопнул выстрел. Пуля с глухим звуком ушла в стену, заставив беглеца мгновенно изменить планы. Ситуация резко усложнилась. Теперь уход тем же путем, через сто первую аудиторию стал слишком опасным. Проскочить в кабинет незамеченным, не удастся. Открывание окна, и последующие маневры убьют достаточно времени, чтобы высунувшийся в открытое окно охранник с близкого расстояния расстрелял беглеца. Укрыться здесь негде, до ближайшего угла, или хотя бы до мусорных баков, не менее пятидесяти метров. Значит надо искать другой путь спасения.

Решение созрело мгновенно. Не останавливаясь, он проскочил аж до самого входа в мехмастерские, с силой пнул дверь, и рванул вправо и вверх по лестнице. Краем глаза скользнул по коридору, вроде бы успел незамеченным. Если это так, что выскочивший в правое крыло охранник увидит качающуюся дверь в мастерские. И если повезет, то решит, что беглец побежал именно туда, и соответственно последует по ложному следу. Взлетая на третий, самый верхний этаж техникума, задыхаясь и откровенно устав, неожиданно вспомнил, как бегал тут пацаном. Точно такие же многократные взлеты по ступеням на верхний этаж, входили в разминку перед основной тренировкой по борьбе Самбо.

Теперь предстояло перебраться в противоположное крыло. Добежав до поворота в центральный корпус, сбавил скорость и стараясь не шуметь, крадучись вдоль левой стены преодолел все расстояние. Иначе нельзя, прямо под ним, аудитория двести одиннадцать, а значит и первый охранник, возможно, все еще там. Благо, основного преследователя пока не слышно, рыщет, наверное, среди токарных станков.

Прокравшись до самого конца левого крыла, открыл дверь в последний кабинет. Когда-то здесь преподавали гражданское строительство. И насколько помнил Дед, уже по последним, предшествующим катастрофе, временам, у крайнего окна этого кабинета висел блок сплит-системы. На него и была вся надежда. Пройдя в подсобку, закрыл ведущую в нее дверь и заблокировал ее обнаруженной тут же шваброй. Несерьезно, конечно, но секунд двадцать выдержит. Прислушался, пока, вроде тихо. Аккуратно открыл окно.

То ли он так разгорячился и вспотел, то ли переволновался, но, в общем-то, теплый воздух августовской ночи, показался ему ледяным. Заставив ощутимо вздрогнуть и покрыться «гусиной» кожей. Взобрался на подоконник, осмотрел кондиционер. Оставалось только молиться всем богам, каких знал и не знал, чтобы крепления этой штуки выдержали дополнительные девяносто килограмм веса, хотя бы минуту.

Подтянулся, закинул тело, страшно, черт побери. Встал на колени, пытаясь цепляться за голые кирпичи. Нащупал вытянутой вверх рукой, край бетонного парапета. И в этот момент почувствовал, как кондиционер под ним, начал медленно отклоняться от стены. На какое-то мгновение едва не запаниковал, но все же удержался. Стараясь не делать резких движений, встал. Затем, схватившись обеими руками за парапет, сильно оттолкнулся ногами и забросил себя на крышу. Кондиционер скрипнул выдираемыми кронштейнами и затих, изрядно наклонившись. Хорошо, что все-таки не сорвался. Хотя наверняка упадет, но уже не в ближайшие минуты. А там, пусть падает, все равно он теперь уже никому не нужен.

Сполз с парапета на мягкий рубемаст крыши, позволил себе немного отдышаться. Все, больше нельзя, пора уходить. По короткой лестнице перебрался на крышу пристроенного дворца культуры. Еще раз внимательно осмотрел окрестности, радуясь новому ПНВ, и тут услышал приглушенные пистолетные хлопки. Выстрелы явно раздавались внутри здания мехмастерских, и судя по частоте, стреляли сразу двое. «Что они там, друг в дружку палят, что ли?» – подумал Дед и усмехнулся. А затем начал медленный спуск на землю по длинной пожарной лестнице.

Глава 3. Следы на воде

Ровно десять дней понадобилось двум одиноким женщинам, двум подругам, чтобы пережить весь ужас потери своих детей. Точнее не пережить, ибо забыть такое невозможно, а просто хотя бы восстановиться до той степени, когда уже способен хоть как-то осмысленно действовать. Не сидеть, не скулить, а пока есть силы, бороться за своих детей. Пока есть надежда их вернуть, сдаваться нельзя.

Первой, из черного омута горя и депрессии медленно всплыла Лекса. В их дружеском тандеме она была старшей по возрасту. А значит, обладала большим житейским опытом и более стойким иммунитетом к стрессам. К тому же образ ее мыслей, помимо присущих женщинам качеств, имел еще и задатки мужской логики. Что в купе с творческой жилкой, составляло весьма интересный и редко встречающийся сплав.

Осунувшаяся и постаревшая, с темными кругами под глазами, она впервые за эти десять дней приготовила горячую еду. Навела хоть какой-то порядок в кухне и смежной комнате. От пуза накормила уже уставшую скулить от голода, собаку. Притащила из дровника две охапки поленьев и растопила баню. Затем пошла будить Вику.

К тому времени, когда удалось растормошить и кое-как привести в себя рыжеволосую подругу, баня уже, как говорится – «поспела». Не обращая внимания на вялые протесты, Лекса раздела и загнала Вику на деревянную полку. Затем долго и в молчаливом ожесточении хлестала и ее, и себя дубовым веником. Терла мочалкой, поливала горячей водой. А еще через полчаса они сидели на кухне и ели горячий суп, и яичницу, с луком и зеленью. И запивали все это крепким, душистым чаем. Жизнь потихонечку возвращалась в небольшой, но уютный дом, стоящий на окраине деревни.

Потом был телевизор и последняя сводка новостей на сегодня. Цифры потерь ужасали. По уточненным данным, безвозвратно потеряно более трех четвертей всего детского населения страны, а это более пятнадцати миллионов ребятишек. Эти слова телевизионного диктора вызвали слезы на лице Вики, а вот Лекса наоборот, подобралась, и скривившись, двумя руками изобразила неприличный жест.

– Вот вам, суки, а не безвозвратные потери, – зло выплюнула она. – Только и знают твари, как трясти щеками и делать несчастные рожи.

– Лекса, ты чего? – Вика утирала слезы рукавом банного халата.

– А ничего! Никто из этих толстомордых мужиков не знает, что значит быть матерью. Что значит ходить беременной, рожать, выкармливать, не спать ночами. Растить своего ребенка, а потом так страшно потерять. Им все это неведомо. И мне почему-то кажется, что нашим правителям и сейчас наплевать, и на нас, и на все, что происходит.

– Но, почему ты так думаешь?

– Да потому! Потому, что где сообщения, что такая-то или иная группы ученых работают над проблемой? Где данные о том, что все силы брошены на то, чтобы разгадать загадку феномена и вернуть наших детей? Где все это? Где?!

– Может кто-то все-таки работает, просто результатов нет?

– Ага, как же! Как бомбу атомную придумать или самолет для этой самой бомбы, так результат есть, а как детей спасти, так нету.

Вика долгим, внимательным взглядом посмотрела на старшую подругу.

– Я уже много лет знаю тебя, Лекса. И по твоим словам могу предположить, что ты что-то придумала. Так?

– Да, – Лекса коротко кивнула, с помощью пульта приглушая звук телевизора. – Я сегодня почти всю ночь не спала, все думала. И мне кажется, я догадалась, что происходит. И что надо делать.

– И что? Пойдешь с этим в сельсовет? Или сразу послание президенту пошлешь?

– Ага, пошлю! Однозначно пошлю! Как в той песне: «Ворону бог послал. Послал конкретно! Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем!». Вот и я их всех пошлю. Адрес на заборах написан.

– Злобно ты их.

– А как иначе? Как ты думаешь, что эти козлы будут делать, если вдруг завтра все прекратиться? Дети перестанут пропадать, техника снова начнет работать.

– Ну, не знаю, будем жить как-то. Как после Великой Отечественной Войны жили, и страну поднимали.

– Да хрен тебе! – Лекса распалилась не на шутку. На ее впалых, бледных щеках появились красные пятна. – В войну потери взрослых и детей были относительно пропорциональны. А сейчас все иначе.

– Ну и что?

– А то! Если вдруг все это прекратится, то через десяток другой лет, когда эти потерянные поколения должны были бы вырасти и занять рабочие места, окажется что работать то как раз некому, и рожать дальше детей некому. И главное, кто же будет кормить этих толстощеких уродов, что к тому времени станут пенсионерами. А это означает крах, полный и бесповоротный. В лучшем случае скатывание в средние века. Но это в лучшем случае.

– Так что же, получается, выхода нет?

– Есть. Два. Либо пока не поздно вернуть всех детей. Либо они поставят всех женщин на строгий учет и заставят рожать одного за другим, беспрерывно, пока не издохнешь, или не высохнешь полностью. А может, и просто загонят нас в специальные лагеря, и радостно выстроятся в очередь, чтоб нас …! И причину придумают красивую – для улучшения генофонда. Хочешь быть родильным чаном? Станком по производству человеческого материала?

– Ннет! – Вику от нарисованной картины заметно передернуло.

– Вот и я не хочу. Поэтому надо действовать самим. И прямо сейчас.

Лекса выключила скулящий телевизор, и вышла в другую комнату. Вернулась с парой листов бумаги для принтера, уложенных на альбом, и блестящей, шариковой ручкой.

– Я сейчас буду записывать, или зарисовывать свои соображения, а ты слушай, вникай. Включайся, так сказать. Сама знаешь, две головы всегда лучше.

Вика подобрала ноги под себя и кивнула.

– Только давай попробуем обойтись без слез, наплакались уже. Значит так, – Лекса поставила на листике единичку. – Твоя Даниэлька, и мои Ирка с Наськой пропали в тот момент, когда сидели за компьютером и лазили в интернете.

– Да, я помню, ты позвала их обедать, а они кричали в ответ, что сейчас идут. Только почту почитают, им там кто-то письмо прислал, – голос Вики слегка подрагивал.

– Вот именно. Когда мы заскочили после вспышки в детскую комнату, на экране компьютера была открыта как раз страничка электронной почты. Мне это почему то врезалось в память. Это первое. Теперь второе.

– Подожди, – перебила рыжеволосая. – Давай посмотрим, от кого пришло то самое письмо.

– Я уже смотрела сегодня ночью. Никакого письма нет, но во входящих стоит цифра, на единичку больше, чем там есть на самом деле. Я проверяла.

– Значит что-то все-таки пришло?

– Если только счетчик не врет, – Лекса пожала плечами и потерла за ухом.

– А может они удалили письмо после прочтения?

– Я вначале тоже так подумала, но корзина на ящике пуста. Да и в этом случае счетчик не должен так показывать. Но давай пока не будем на нем зацикливаться.

– Хорошо. Что дальше?

– А дальше вспоминаем мою сестру. Она, ревя во весь голос, мне по телефону рассказывала, что их Юлька тоже пропала, сидя за компьютером. Насколько я помню, она часто зависала во всех этих «мирах» и «контактах», треща с подружками и друзьями. Лекса обвела записанное, поставила еще одну галочку и продолжила.

– Теперь этот чертов телевизор. Вспомни, сколько нам рассказали случаев, когда дети пропадали целыми классами, прямо в компьютерных залах. Чуешь? Опять компьютеры и интернет.

Еще один кружок и еще одна галочка.

– Далее. Во всех комментариях, свидетели других исчезновений в один голос утверждали, что в руках пропавшего ребенка был работающий сотовый телефон. Некоторые даже утверждали, что за несколько секунд до вспышки слышали короткий сигнал. Как будто на телефон пришло какое-то сообщение. Вот тебе еще одно доказательство.

– Ты думаешь, виноват интернет?

– Либо интернет, либо что-то его использующее.

– А причем здесь сотовые телефоны? Смски не используют интернет.

– А никто, заметь, не говорил, что приходило именно смс-сообщение. Все говорили лишь о сигнале. А это вполне могла быть столь популярная «аська». И вот она как раз использует интернет для передачи своих данных.

– Ну, мать, ты даешь! – Вика задумчиво мяла в руке край халата.

– Погоди, это еще не все. Как нам рассказали сегодня с экрана телевизора, три дня назад, то есть первого июля, власти запретили сотовую связь и вырубили все к чертовой бабушке. Именно тогда темпы исчезновения детей резко пошли на убыль. Во всяком случае, так нам вещали дикторы.

– Значит, кто-то все-таки анализирует ситуацию. И если они еще не запретили интернет и компьютеры, значит, их выводы отличны от твоих.

Белая, люминесцентная лампа, освещающая большой аквариум внезапно погасла. Вместе с ней остановился насос аэратора. С кухни донеслось тревожное пикание холодильника.

– Надеюсь это ненадолго, – Лекса озабоченно нахмурилась и зачем-то посмотрела на люстру. Но уже в следующую секунду подача электроэнергии восстановилась. Воздушные пузырьки радостно забулькали в аквариуме.

– Слава богу. Только этого нам и не хватало. Так вот, быть может запрет сотовых и падение темпов, просто совпадение, но мне кажется, что – нет. В любом случае, для исчезновения детей использовалась электронная техника, способная принять какой-то сигнал.

Лекса поставила очередную галочку. Вика, тем временем, поменяла позу, вытянув затекающие ноги.

– А насчет запрета компьютеров и интернета, я думаю, это не за горами. И пока они не сделали это, нам надо успеть попробовать.

– Попробовать, что? – Вика в недоумении вскинула брови.

– Проникнуть туда, вслед за детьми, чтобы вернуть их.

– Куда?! В интернет?!

– Да фиг его знает, куда. Может и в интернет, в какую-нибудь виртуальную реальность. А может и в параллельный мир. Но куда-то же они уходят. Не верю я, не хочу верить, что они просто сгорают, исчезают навсегда. Я думаю, что все-таки уходят.

– М. да, – Вика выглядела довольно растерянно. – Ну и как ты собираешься туда проникнуть? В эти самые твои, виртуально-параллельные?

– Я собираюсь не только проникнуть, но и вернуться, – Лекса говорила на полном серьезе, словно речь шла о походе в ближайший магазин за хлебом. – А вот каким образом? Да, есть одна идея.

Лекса достала второй листик и положила его поверх первого. Приготовилась писать.

– И в этом мне нужна твоя помощь. Давай вспоминать, что мы чувствовали и как воспринимали мир, когда были детьми.

Ближе к ночи, когда последние приготовления были закончены, Лекса медленно опустилась на матрас, уложенный на пол. Монитор компьютера был установлен на низенькой табуретке прямо напротив. Компьютер включен, вход в интернет выполнен, браузер развернут на пустой страничке. Сама же Лекса облачилась в бело-синий спортивный костюм и такого же цвета кроссовки. За плечами у нее был пристроен мягкий школьный ранец, с которым ее старшая дочь Ирина посещала школу. В ранце находилась пластиковая бутыль с водой, небольшой запас еды, легкая, вязаная шапочка и перчатки. В отдельном пакете, плотно упакованы спички.

На большее ее фантазии не хватило, однако куда бы она не попала, наличие хоть каких-то вещей за плечами, определенно придаст ей уверенности. А в том, что у нее получится проникнуть на ту сторону белого экрана, она уже не сомневалась. Чем дольше она размышляла, тем сильнее росла ее уверенность. И эта уверенность не в последнюю очередь подкреплялась решимостью найти и спасти своих детей. Но хватит терять время на размышления, пора начинать действовать.

Подобрав под себя ноги, усевшись в так называемой позе «лотоса», Лекса еще раз проверила, удобно ли пристроен рюкзак, не жмет ли нигде. Ничего не должно мешать, отвлекая ощущениями. Затем повернулась к подруге, улыбнулась и кивнула ей.

– У нас все получится. Верь мне. И я обещаю, что вернусь. И если уж нам не суждено будет возвратить наших детей, то я вернусь за тобой. Я не брошу тебя здесь, я обещаю.

Полные надежды и тоски, глаза Вики затуманились слезами. Она ничего не сказала, лишь кивнула в ответ и тихонечко всхлипнула. Положила руку на плечо старшей подруги, легонько сжала пальцы, затем отошла в сторону и затихла, устроившись в кресле. А Лекса, тем временем, прикрыла глаза, глубоко вздохнула, медленно-медленно выдохнула, и начала погружаться в медитацию.

Ласковый свет солнышка. Теплый летний ветерок. Он овевает загорелую кожицу на спине маленькой девочки. Потому что девочка валяется в траве, среди пахучих диких ромашек. Босые и грязные ножки согнуты в коленках и задраны вверх. И все никак не находят покоя, то мотыляются туда-сюда, то скрещиваются, то отгоняют назойливых мух и жучков. Маленькая голова с кудряшками тоже тихонечко раскачивается, потому что девочка поет красивую песенку. А неугомонные пальцы, покрытые «ципками», плетут из ромашек венок.

И вот венок сплетен, она надевает этот венок и становится принцессой. Принцессой этого луга, этой текущей совсем рядом речки, этого старого сада с еще не поспевшими яблоками. Девочка медленно двигается по лугу, маленькие ладошки безбоязненно гладят мягкие, фиолетовые верхушки чертополоха. Босые ножки, только что ласкаемые нежной травкой, аккуратно ступают на горячую, речную гальку. Нагретые солнышком камни немного жгут подошвы, но девочка радуется. Она так любит эту речку, и этот луг, и этот сад. И это солнышко, и этот ветерок. И маму, и папу, и даже младшую сестричку. В маленьком детском сердечке нет места заботам и хлопотам, нет места тревоге и волнениям. В нем нет места миру, построенному человеком. А есть лишь мир Бога, мир природы, мир Матери Земли. И он – есть Любовь. Просто Любовь, и ничего больше.

Девочка заходит в воду. Теплые речные струи прохладной негой ласкают ее ножки. Потому, что речка ЛЮБИТ девочку! Яркое солнышко искрится в капельках воды на камнях и нежно греет плечики девочки. Потому что беззаветно ЛЮБИТ ее! И ласковый ветерок, что восхищенно ласкает ее кудряшки, тоже ЛЮБИТ! И маленькая белая бабочка, севшая на протянутую ладошку, и поющие свои красивые песенки, птички. И яблочки в саду, что стараются поскорее поспеть, чтобы порадовать ее сладостью. Все вокруг, весь мир, беззаветно ЛЮБИТ девочку! Любит своей тихой, ничего не требующей взамен, любовью. И эта ЛЮБОВЬ безусловна, ибо она есть – все вокруг. Весь мир живой, и он дышит этой любовью. И чтобы почувствовать ее, достаточно лишь протянуть ей свою ладошку.

И маленькая девочка, светлый и непорочный, земной человечек, знает, как это сделать. Потому, что она ЛЮБИТ. Она знает, что значит быть частью всего живого на этой Земле, быть любимой и любящей. А значит, она и есть – Мир, она и есть – дитя Бога. Она и есть – ЛЮБОВЬ!!!

Затаившая дыхание Вика, не ведала, в пучину каких воспоминаний погружается Лекса. Она лишь видела, как медленно поднялось к небу лицо подруги. Как медленно разгладились на нем морщины, сползая вместе с напряжением и болью. И как тихонечко потекли из-под ее прикрытых век, маленькие, горячие слезы.

И когда на экране монитора, медленно разгорелся белый прямоугольный проем на темном фоне, Вика внезапно почувствовала, как ее начинает захлестывать дикий, отчаянный страх. Боязнь остаться здесь, в этом свихнувшемся мире в полном одиночестве, неудержимой дрожью охватила тело. Не отдавая себе отчета, что делает, Вика рванулась вперед, с одной лишь целью – помешать. Опрокинуть, разбить это чертов монитор, с открывшемся на экране, проходе никуда. Разбить, растоптать, раскромсать на мелкие осколки. Все, что угодно, лишь бы не остаться здесь одной, иначе она просто сойдет с ума.

Но этому порыву не суждено было сбыться. Сидящая в безучастной, расслабленной позе, Лекса, неторопливо, как показалось со стороны, подняла руку и протянула вперед ладонь. Ослепительная белая вспышка беззвучно полыхнула в тесном пространстве комнаты, безжалостно вычеркнув женщину из реальности. А через мгновение, ее рыжеволосая подруга, плашмя упала на матрас и громко, протяжно закричала.

Лекса оказалась сидящей на голубоватой, непрозрачной, но явно похожей на стекло поверхности. Первым же импульсивным действием, коснулась ее рукой. Прохладная и безупречно гладкая поверхность была не такой скользкой, как могло показаться вначале. И от нее едва ощутимо веяло спокойствием и надежностью.

Лекса осмотрелась. Белое, безбрежное марево во все стороны. Немного дезориентирующее, но совсем не страшное. Издалека прилетел первый звук. Тихий детский смех, тоненькими колокольчиками прозвенел совсем рядом и растаял. Лекса встала на ноги. Ну что ж, значит, вот ты какое, виртуальное пространство. Зазеркалье, или, скорее, замониторье. Только вот я, не Алиса. И играть в игрушки не намерена.

Итак, здесь должен быть какой-то путь, направление, куда двигаться, возможно, какой-то проход. Лекса осмотрелась еще раз и совсем не удивилась тому, что в нескольких метрах у нее за спиной появилась дверь. Самая настоящая, деревянная дверь, только без рамы. Женщина усмехнулась, ну что ж, по щучьему велению, по моему хотению, так сказать. И сделала первый шаг вперед. Прямо под ногой проскользнула и растворилась в глубине, стайка каких-то разноцветных рыбешек, словно она шла по тонкому льду, или стеклу над озером. Лекса заинтересованно остановилась, и снова заливистый детский смех прозвучал совсем рядом. Женщина резко обернулась – никого. Но этот смех напомнил ей голосочек младшей дочери. Именно так, во всяком случае, похоже, смеялась Настенька, когда ей было годка четыре. От этих воспоминаний Лекса вздрогнула, наполнилась решимостью, шагнула вперед и рванула дверь на себя.

Однако, несмотря на решимость и усилие, дверь не поддалась. Тогда Лекса толкнула ее вперед. То же самое. Зашла с обратной стороны и повторила попутку. Без результата. Выругавшись сквозь зубы, пнула дверь ногой. Затем посмотрела вверх и капризно произнесла:

– Хочу нормальную дверь, – и показала рукой в пространство перед собой. – Прямо здесь.

Та, что стояла прямо за ней, исчезла и тут же объявилась в указанном месте. Та же самая, вне всяких сомнений, вот и приметный сучок возле ручки. Лекса хмыкнула и снова попробовала открыть дверь. Безрезультатно.

– Это что? Издевательство? – гневно бросила она в пространство.

– Нисколечко, – мягкий, низкий и немного насмешливый голос прозвучал совсем рядом.

Лекса от неожиданности едва не подпрыгнула и резко развернулась. Сердце в груди забилось в бешеном темпе, мгновенно похолодела спина. Однако вокруг, по-прежнему пусто. Только под ногами, вместо рыбок неожиданно проплыло нечто большое и темное.

– Ты кто? – взволнованно и немного резко спросила Лекса, прислонившись спиной к двери. Ставшие «ватными» ноги не очень-то крепко держали свою хозяйку.

– А ты как думаешь? – и снова слова прозвучали совсем рядом. А вслед за ними прилетел и растаял уже знакомый детский смех.

– Я думаю, что невежливо отвечать вопросом на вопрос, – Лекса уже почти пришла в себя.

– А разве просить дверь, и получив, пинать ее – вежливо? Или со злостью говорить не самые лучшие слова – тоже вежливо? – низкий, скорее мужской, чем женский голос произносил свои слова так, словно мать обращается к своему ребенку. Не столько осуждающе, сколько с заботой, теплом и улыбкой. На какое-то мгновение, Лексе показалось, что она вернулась в детство. Снова стала той самой маленькой девочкой, только что, в очередной раз, нашкодившей. И что после этих слов ей скажут идти в угол и подумать над своим поведением. Тряхнув головой и сбросив наваждение, Лекса уже более миролюбиво ответила.

– Я приношу извинения, за свое поведение. И прошу сообщить, с кем я имею честь вести беседу.

– Чтобы ответить, необходимо прежде узнать твое мнение. Что ты сама об этом думаешь? Кем ты меня считаешь?

– Я думаю, что ты, виртуальный разум. Хотя нет, не виртуальный, это понятие из того мира, откуда я пришла сюда, – Лекса поправила сползший на глаза локон и продолжила. – Я считаю, что ты разум этого места. Или же его посланник.

Снова зазвенели звонкие колокольчики смеха и справа, почти на грани угла обзора, Лекса увидела какое-то движение. Резко повернув голову, обнаружила, как, буквально в полусотне метров, прямо из ничего материализовалась две фигуры. Мужчина в незнакомой, но явно военной форме, и девушка, в белой футболке и джинсах, с длинными, волнистыми волосами. Едва не раскрыв от удивления рот, позабыв обо всем на свете, Лекса заворожено наблюдала за прибывшими.

А молодая девушка, тем временем, уже заметила Лексу и несказанно обрадовалась. Что-то беззвучно говоря и активно жестикулируя, обратила на нее внимание мужчины. В это время прямо перед ними возник еще один белый проход. Парочка переглянулась, затем их взоры снова обратились к Лексе. Девушка приветливо помахала ей рукой, а мужчина торжественно вытянулся в струнку и отточенным жестом вскинул руку к виску, отдавая ей честь. После чего парочка взялась за руки и так же беззвучно ступила в проход. Белое сияние погасло.

Лекса судорожно вздохнула. Ошеломление сползало с нее рваными липкими клочьями.

– Это был мираж?

– Нет, это люди твоего мира. Они пришли по следам.

– По каким следам? – Лекса почувствовала, что уже переполняется загадками этого странного места. Мучительно захотелось вскинуть руки и сжать ими свою голову.

– По следам на воде.

– И кто же оставил эти следы? Спаситель или апостол Андрей? – спросила она, то ли в шутку, то ли всерьез.

– Ни тот, ни другой. Эти следы оставила ты.

Лекса медленно сползла спиной по двери, подтянула к себе колени и положила голову на скрещенные руки. Просидев так пару минут, и успокоившись, тихо спросила:

– Ну, хорошо. Вернемся назад. Ты – разум?

– В какой-то мере.

– Ты – Бог? – Лексе показалось, что она уже знает ответ, но она ошиблась

– Нет.

– Компьютер? Электронный интеллект?

– Тоже, нет.

– Но и не человек, верно?

– Верно.

– Но, тогда, кто ты?

– Мои слова не дадут тебе ответа. Ты все поймешь сама в нужное время.

– Ладно. Ну, а как мне тебя звать? Имя у тебя есть?

– Есть. Гай.

Невдалеке материализовался бородатый и уже явно не молодой священник. В золоченой рясе, с крепко зажатым в ладонях крестом-распятием. Коротко оглядевшись, упал на колени, бережно положил к ногам крест и стал неспешно снимать одежды. Оставшись нагишом, выпрямился во весь рост, и только сейчас заметив сидящую женщину, низко-низко ей поклонился. И шагнул в открывшийся проем.

Лекса долго смотрела ему вслед, затем вытерла ладонью лоб и поднялась на ноги.

– Гай, скажи мне, почему эти люди уходят отсюда, идут дальше, а я не могу?

– Потому, что ты не открыла дверь.

– А почему у меня дверь, а у них белый проход?

– Ты сама выбрала себе дверь, – голос по-прежнему был заботлив и мягок. Ни капельки раздражения или несдержанности в нем не прослеживалось.