Текст книги "Два выстрела во втором антракте"

Глава 7

Господин Леон Давидес сидел за столиком в кафе «Бильбокэ» на Крещатике и пил кофе. Утренние дела были сделаны, и можно было наслаждаться жизнью: видом нарядной улицы за стеклом, теплом сентябрьского солнца, превосходным кофе – честное слово, не хуже, чем в Вене! Господин Давидес умел ценить маленькие радости жизни. Еще большую остроту этим радостям доставляло ощущение некоторой опасности, с которой было сопряжено его пребывание в центре Киева и вообще в России. Впрочем, опасность была совсем небольшая. В кармане у господина Давидеса лежали документы – очень хорошие документы, почти совсем как настоящие – из которых значилось, что господин Давидес является подданным Австро-Венгерской империи и имеет постоянное проживание в городе Вене. А если бы нашелся кто-то, кто проявил излишнее любопытство и спросил, зачем австрийский подданный прибыл в город Киев, господин Давидес мог бы ответить, что прибыл он в Киев как журналист, по приглашению газеты «Киевская мысль», и что он уже полгода состоит военным корреспондентом данной газеты на фронтах Балканской войны. Далее он мог бы сообщить, что только что прибыл из Сербии, привез очередную порцию репортажей и что назавтра собирается вернуться в Сербию. Ну, какие еще вопросы?

И что самое интересное, все сказанное было бы правдой. Леон Давидес действительно прибыл из Сербии и на самом деле сотрудничал с солидной газетой «Киевская мысль». Ну, а если имелись в биографии Леона Давидеса кое-какие обстоятельства, не согласующиеся с образом благополучного австрийского журналиста, то кто здесь о них знает? Кто задаст вопрос? Некому.

Поэтому журналист Давидес не слишком обеспокоился, когда за соседний столик уселся господин лет тридцати, одетый в поношенный серый костюм. Ну, сел человек и сел. Вон, тоже кофе заказал, с булочкой. Австрийский журналист продолжал наслаждаться жизнью, когда вдруг над самым его ухом твердый голос с металлическим оттенком произнес:

– Ну что, товарищ Бронштейн, долго вы тут собираетесь сидеть?

От неожиданности журналист чуть не поперхнулся кофе. Справившись с приступом кашля, обернулся. Давешний господин в серой паре чуть придвинул свой стул, так что теперь сидел с Леоном Давидесом спина к спине. Достаточно было чуть повернуться, чтобы разговаривать.

– Я вижу, мой невинный вопрос на вас сильно подействовал, – продолжал между тем господин в сером. – А у меня и другие вопросы есть. Может, побеседуем?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – отвечал журналист Давидес, стараясь держаться непринужденно. – Я австрийский подданный, моя фамилия Давидес…

– Ну, конечно, ваша фамилия Давидес, и вы сотрудничаете с газетой «Киевская мысль» и живете в лучшей городской гостинице «Континенталь», причем в хорошем номере, – кивнул незнакомец. – И вы, конечно, ничего не знаете о человеке по имени Лейба Бронштейн, который в декабре 1905 года был арестован, а в следующем году осужден за преступную деятельность в так называемом Петербургском совете рабочих депутатов. И осужден не на ссылку, как в первый раз, в 1902 году, а на вечное поселение в Сибири. Да вдобавок еще и лишен всех гражданских прав. Правда, эту деятельность вы вели уже под другой фамилией, которую сами себе придумали, – вы назвались Львом Троцким. Так что, знаете вы о таком человеке?

– Кто вы такой? – спросил сотрудник газеты «Киевская мысль» неожиданно глухо – от волнения у него сел голос. – Вы из полиции?

– Ну, наконец догадался! – усмехнулся человек в серой паре. – Недаром в революционных кругах вас считают человеком исключительно догадливым. Позвольте представиться – майор Углов.

– В русской полиции нет майоров… – зачем-то сказал Давидес, он же Бронштейн.

– А вы откуда знаете? – парировал человек в сером. – Вы ведь австрийский подданный, откуда вам знать, какие чины есть в русской полиции, а каких нет? Ладно, я пошутил: не майор, а штабс-капитан. Это вас устроит?

– Вы собираетесь меня арестовать? – спросил разоблаченный лже-Давидес. – Но за что? Я не совершил здесь ничего противозаконного…

– Как это «ничего»? – удивился Углов. – А бегство с назначенного вам поселения? А антиправительственная деятельность, которой вы много лет занимаетесь в Вене? А незаконное проникновение на территорию Российской империи? Нам есть за что вас судить, господин Троцкий, будем уж называть вас вашим революционным именем, вы под ним больше известны. Однако…

– Что? Что вы хотите сказать? – горячо спросил Троцкий. Отправляться в тюрьму ему совсем не хотелось. Причем вот так глупо, на пустом месте! А в словах жандармского офицера скрывалась какая-то неясная возможность избежать посадки. Впрочем, чего тут неясного? Известно, что предлагают революционерам в обмен на свободу: так называемое сотрудничество, выдачу товарищей. Нет, на это он не пойдет…

– Я хочу сказать, что у меня нет особого желания вести вас в полицейский участок и сажать в тюрьму, – сказал штабс-капитан. – И вербовать вас в осведомители я тоже не собираюсь. Мне нужно от вас нечто другое. А именно – информация о подготовке покушения на Петра Аркадьевича Столыпина.

– Покушение на Столыпина? – приезжий из Вены так удивился, что произнес эти слова чуть громче, чем следовало; две дамы за соседним столиком удивленно повернулись в их сторону.

– А вы разве не слышали? – в тон ему, и даже еще громче, произнес человек в сером костюме. – Весь город об этом говорит!

Убедившись, что налицо обычное обсуждение волнующего события, дамы за соседним столиком вернулись к прерванной беседе. А Углов тихо прошептал на ухо Троцкому:

– Вы что орете, как больной слон? Да, на Столыпина. Только не говорите, что вы впервые об этом слышите. В вашей газете «Правда» премьера регулярно поливают помоями. Вы, социал-демократы, спите и видите, чтобы он отправился на тот свет. А теперь вы решили взять дело в свои руки. Для того и приехали в Киев. А статьи для «Киевской мысли» – просто предлог, разве не так? Давайте, рассказывайте, как вы организовали эту акцию.

– Я вижу, что вы, штабс-капитан, при всей вашей информированности, ничего не смыслите в революционных делах, – тихо и отчетливо ответил ему Троцкий. – Иначе бы вы знали, что социал-демократы никогда не занимались индивидуальным террором. Все эти засады со стрельбой нас не интересуют. Наша задача – поднять массы!

– Ага, вы еще скажите, что вы и экспроприациями не занимаетесь! – усмехнулся собеседник. – Хотя ваши боевики не раз устраивали нападения на кареты Государственного казначейства. И в Москве, и в Питере, и в Тифлисе. И во время таких нападений погибло два десятка мирных чиновников. А в 1905-м ваши люди убивали в Москве городовых. Так что кровь проливать социал-демократы отлично умеют. И вы бы не остановились перед тем, чтобы пролить кровь премьера, который вам мешал. А ведь Петр Аркадьевич вам сильно мешал, признайтесь!

– Да, Петр Столыпин пытался исправить некоторые огрехи режима, – согласился Троцкий. – Но особого успеха не имел. Это было все равно что лечить холеру примочками. И потом, по нашей информации, он не пользовался поддержкой даже среди своих. А в последнее время его просто травили – не только кадеты, но даже октябристы. Его дни были сочтены. Зачем же нам его убивать? А что касается меня – можете провести проверку. Пройдите в редакцию «Киевской мысли», в гостиницу, проследите мои перемещения по Киеву – и вы увидите, что я не имел времени, чтобы подготовить такую крупную акцию, как покушение на премьера. Да я просто не знаю, кто такой этот Богров, который в него стрелял!

– Проверить, говорите? – задумчиво произнес штабс-капитан. – Что ж, может, и проверю. А скажите, с такими господами вы не знакомы: одного фамилия Кулябко, другого – Спиридович, а третьего – Курлов?

– Но позвольте, вы говорите о жандармах! – воскликнул Троцкий, вновь неосмотрительно повысив голос; к счастью, дамы из-за соседнего столика уже ушли. – Один из них – начальник Киевского охранного отделения, другой руководит непосредственно охраной царя, третий – всем корпусом жандармов. Вы что же – подозреваете в причастности к покушению собственное руководство?

– Это мое дело, кого я представляю и кого подозреваю, – отвечал Углов. – Мы не меня собрались обсуждать, а вас. Повторяю вопрос: вы знакомы с этими господами?

– К счастью, не имел времени познакомиться, – усмехнулся Троцкий. – И надеюсь избежать такой чести в дальнейшем.

– Бросьте, Троцкий, – скривился штабс-капитан. – Вы что, хотите сказать, что в вашей партии нет двойных агентов? Что у вас никто не сотрудничает с охранкой?

– А, вот вы к чему клоните! – догадался венский журналист. – Что покушение мог устроить двойной агент, внедрившийся в наши ряды… Что ж, такое, в принципе, не исключено. И у нас действительно тоже имеются свои Иуды – хотя и не в таком количестве, как у товарищей эсеров. Но я могу вас заверить: ни одна фракция РСДРП, ни сторонники Ленина, ни люди Мартова или тем более Плеханова подобные планы не строили. А раз руководство не давало такого задания, то двойной агент не мог действовать, выдавая себя за социал-демократа.

– Ладно, примем такой довод, – согласился Углов. – Теперь давайте пройдем в вашу гостиницу, и я побеседую с портье. И в редакцию тоже загляну, порасспрашиваю. Если ваша версия подтвердится и к покушению вы непричастны, можете быть свободны. Пока свободны. Из Киева я вам уезжать пока что не разрешаю – можете еще потребоваться.

– Ладно, поживу здесь еще немного, – ответил революционер.

Глава 8

В здании Киевского охранного отделения, в кабинете, отданном в распоряжение командира корпуса жандармов генерала Курлова на время его пребывания в Киеве, находились три человека. Один был сам генерал – мужчина пятидесяти лет с высоким лбом и густыми пышными усами. Другой – штатский господин высокого роста, довольно молодой, с энергичными чертами лица. Господин этот явился в Охранное отделение три дня назад и представился инженером Дружининым. Поначалу чины охранки отнеслись к незнакомому инженеру без особого внимания, но затем, вникнув в его предложения, оценили их должным образом и представили посетителя главному жандармскому начальнику. Третьим же был молодой ротмистр из местных.

– И что, ротмистр, вы все время находились на центральной станции, в ее секретной комнате? – спрашивал его Курлов.

– Так точно, ваше превосходительство! – отвечал молодой жандарм.

– И слышали, как господин Дружинин произвел звонок на мой телефон?

– Да, ваше превосходительство!

– А дальнейший разговор?

– Нет, ваше превосходительство, дальше я ничего не слышал, – признался ротмистр. – Только шум какой-то в трубке.

– Хорошо, можете идти, – кивнул Курлов.

Когда ротмистр вышел, генерал сказал:

– Замечательный результат, голубчик! Вашему изобретению просто цены нет! То есть цену, вами запрошенную, мы, конечно, заплатим. Но в смысле безопасности государства и его блюстителей ваше изобретение весьма важно. Весьма! Полная сохранность телефонных переговоров от подслушивания со стороны революционных элементов или вражеских разведок!

– Весьма признателен за высокую оценку моего труда, – произнес инженер. – Рад принести пользу Отечеству. Я готов служить и дальше. Я, ваше превосходительство, сейчас думаю над изобретением совсем другого рода. Чтобы не защитить телефонный разговор от прослушивания, а, напротив, сделать телефон союзником полиции. Чтобы он помогал подслушивать разговоры, ведущиеся в полной приватности, в закрытой комнате.

– Это как же? – удивился Курлов. – Я, признаться, не совсем понимаю.

– Можно создать такую приставку к обычному телефонному аппарату, чтобы она работала как мембрана, – объяснил инженер. – То есть трубка будет лежать на аппарате, лица, за которыми вы наблюдаете, не будут обращать на нее никакого внимания и спокойно вести переговоры. А вы возле своего аппарата будете слышать каждое их слово. Мне кажется, это помогло бы в раскрытии многих преступлений. Например, помогло бы предотвратить недавнее злодейское покушение на премьер-министра.

– Ах, не говорите, голубчик! – при упоминании о трагическом событии командир корпуса жандармов опечалился. – Такая беда, такая беда!

Он, конечно, не стал говорить постороннему человеку, этому инженеру, в чем лично он видел главную беду покушения на Столыпина. Беда эта состояла в угрозе, нависшей над самим командиром корпуса жандармов. Начальник дворцовой охраны Александр Иванович Спиридович, близкий друг и соратник Курлова, только накануне телеграфировал ему из Санкт-Петербурга о том, что государь недоволен тем, как была организована охрана в театре. Якобы он уже назначил сенаторскую ревизию, которая должна проверить работу киевских жандармов и вообще все, связанное с покушением.

Однако инженеру ничего говорить было не нужно. У него самого было что сказать.

– Да что откладывать? – заявил инженер. – Опытный образец такой установки я могу изготовить в один день, и уже завтра ее можно было бы испробовать. И знаете на ком? На том же самом убийце Столыпина, террористе Богрове. Я со своим помощником установлю в камере, где содержится убийца, телефонный аппарат. Потом к нему можно будет допустить какое-либо лицо, которому он доверяет, – его отца, или адвоката, или даже кого-то из местных революционеров. И в разговоре с этим лицом убийца раскроет все детали преступления. Как вам этот план?

– Заманчиво, заманчиво… – пробормотал Курлов. – Хотя тут надо многое обдумать. Как мы объясним убийце, зачем у него в камере вдруг ставится телефон? И потом, насчет доверенного лица. Отцу он, конечно, ничего не расскажет, отец для него давно посторонний человек, мы это знаем. Адвоката у него нет, не положен он при таких преступлениях. Остается революционер. Но кто это может быть?

– Это уже ваша епархия, я в ней ничего не смыслю, – заявил инженер. – Но откладывать это дело нельзя. Народная молва говорит, что казнь террориста может быть произведена уже в ближайшее время. Так что надо решаться – ставить мне аппарат или нет?

– Ладно, давайте попробуем, – согласился Курлов. – Собирайте вашу… установку. А я закажу на вас пропуск в Косой Капонир. На вас и на вашего помощника. Хотя… А что, без помощника вы никак не обойдетесь?

– Нет, одному с такой работой справиться невозможно, – твердо заявил инженер.

– Ладно, тогда скажите мне его фамилию.

– Пишите, ваше превосходительство: Углов Кирилл Андреевич. Установка у меня будет готова уже завтра. Значит, завтра мы сможем ее смонтировать?

– Сможете, сможете, – кивнул Курлов.

На следующий день инженер Дружинин в сопровождении помощника – светловолосого человека лет тридцати, по виду мастерового, – вошел в дежурную часть печально знаменитой киевской тюрьмы Косой Капонир. Тюремному офицеру он предъявил бумагу, выданную командиром корпуса жандармов, а также представил для досмотра свое снаряжение – чемоданчик с телефонным аппаратом, инструментами и мотком провода. Впрочем, офицер, заранее предупрежденный о необычных посетителях и их секретном задании, бумагу проглядел краем глаза, чемоданчик осмотрел внимательнее, но ничего предосудительного не нашел, после чего вызвал охранника и велел провести телефонистов в особо охраняемую часть тюрьмы, где содержались самые опасные преступники. И самым опасным и самым известным среди них в данный момент был Дмитрий Богров.

Спустя несколько минут скрипнули петли, тяжелая дверь отворилась, и посетители вошли в камеру, где находился опасный террорист. Богров лежал на кровати и, кажется, даже что-то насвистывал. При появлении посетителей он привстал, чтобы их разглядеть. Но никакого особого интереса и тем более волнения на его лице не отразилось.

– Это что еще за новое явление? – с усмешкой спросил он. – Провокаторов, что ли, решили мне подселить? Да сразу двоих…

– Начальство распорядилось поставить у тебя в камере телефонный аппарат, – объяснил заранее проинструктированный охранник. – Чтобы ты, значит, смог поговорить с родными и… ну, с родными. Эти господа – телефонные мастера – его установят.

Затем, повернувшись к Дружинину, тюремный страж заявил:

– Дверь я оставлю открытой, ежели что, зовите. Если, значит, буйствовать начнет и помощь потребуется.

– Хорошо, мы позовем, – сказал Дружинин. – Хотя, я думаю, никто тут буйствовать не станет.

Охранник вышел. Арестант все с той же усмешкой следил за посетителями. Те действовали удивительно быстро и сноровисто: инженер открыл чемоданчик и достал оттуда аппарат, а его помощник размотал моток провода и начал крепить его к стене. Все это было понятно и вопросов не вызывало. Но затем произошло нечто удивительное. Инженер выглянул в коридор, установил, где находится охранник, после чего кивнул своему помощнику, и они поменялись местами: инженер стал заниматься проводом, вывел его в коридор и стал крепить там, а помощник шагнул к кровати и произнес:

– Ну что, Богров, теперь мы можем поговорить.

Арестант усмехнулся еще шире:

– Ну, я же говорил, что вы никакие не мастера, а провокаторы. Сведения хотите получить? Имена, явки? Не дождетесь! На допросах не сказал, и вам не скажу!

– Ошибаешься, Богров, – сказал ему Углов. – Мы не из полиции. Мы совсем с другой стороны. Прибыли по заданию партии, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный ЦК. В партии знают, что ты давно сдавал своих товарищей, что в полиции у тебя даже было агентурное имя «Аленский». Ты и Столыпина убил, только чтобы избежать наказания со стороны партии. Но не удалось: мы тебя насквозь видим. Вот только не знаем, зачем тебе понадобилось это предательство: денег ты в полиции не брал, их тебе твой папаша был готов дать сколько угодно. Видно, это какая-то извращенная любовь к измене. Но нам недосуг исследовать извивы твоей подлой души. Наше дело – перерезать нить твоей гнусной жизни.

И с этими словами «телефонный помощник» извлек из потайного кармашка тонкий длинный стилет. При виде орудия убийства арестант вздрогнул, усмешка с его лица исчезла.

– Зачем вы хотите меня убить? – внезапно охрипшим голосом спросил он. – В этом нет никакого смысла! Меня и так казнят, мне говорили, приговор уже вынесен…

– Тебя должен казнить не царский палач, а назначенный партией мститель, то есть я, – объяснил Углов. – И казнят тебя не за убийство палача Столыпина, а за предательство. И эту новость газеты разнесут по всему миру, на страх прочим предателям. Так что смысл есть.

Арестант побледнел.

– Пощадите! – простонал он. – Я не хочу! Я вам расскажу… У меня есть сведения… Я убил Столыпина не чтобы обмануть партию! Тут было и другое!

– Вот как? – сказал Углов. – Интересно.

Его рука со стилетом, уже занесенная для удара, вернулась в прежнее положение.

– Если расскажешь сведения, интересные партии, мы, так и быть, сохраним тебе жизнь, – пообещал мститель. – Давай, говори. Так зачем ты убил премьера? Ни в России, ни в эмиграции партийное руководство такого задания не давало. Кто тебе его дал?

– Степан! – выпалил Богров. – Это все Степан! Он и пропуск в театр достал!

– Что за Степан? – нахмурился «телефонный помощник». – В ЦК такого товарища нет…

– Он сказал, что он из партии, – зачастил Богров. – Правда, что-то не сходилось, я не знал, что и думать… Он появился в последних числах августа, примерно 24-го. Встретил меня поздно ночью, возле дома. Сказал то же, что и вы: что в партии все известно о моей провокации, что я должен искупить вину кровью. Должен убить кого-то важного – может, самого царя.

– А что не сходилось? Почему ты стал сомневаться?

– Сам не знаю. Он как-то не так себя держал. И говорил иначе, чем наши. Тогда я спросил: «Значит, вы от Леонтьева, от эсеров?» Он ответил: «Ну да»…

– А Леонтьев никакой не эсер, а анархист, – понимающе кивнул Углов.

– Так я понял, что он лжет. Я так и не узнал, откуда он. Он был не из полиции – полицейских он презирал, говорил про них всякие гадости. Но он очень много знал. Про меня – все знал: мою семью, привычки, распорядок дня… Я понял, что это опасный человек. Тогда я решил бежать. Степану я сказал, что все сделаю, выполню его приказ. А сам купил билет до Москвы. Но когда сел в вагон – он уже сидел в моем купе! И сказал… Сказал, что разрежет меня на куски и выбросит в окно. И показал нож – вот такой же, как у вас…

Арестант кивнул на стилет в руке мстителя.

– Я понял, что не смогу от него скрыться. Мы вместе вышли из вагона, вместе вернулись к моему дому. Там, возле дома, он назначил мне следующую встречу. И с этого дня мы встречались еще два раза.

– Зачем? Он так тебя контролировал?

– Нет, не только контролировал. На следующей встрече он уточнил задание. Сказал, что я должен убить Столыпина. Сказал, когда, где: 1 сентября, в театре. А на последней встрече, 31 августа, дал мне «браунинг» и пропуск в театр. Сказал, что я должен войти в числе последних и что досматривать меня не будут. Так все и вышло. А еще он обещал, что судить меня не будут и отпустят вскоре после задержания. Вот тут он меня обманул…

– Как он выглядел, это Степан? – спросил Углов.

– Он невысокий, вроде вас… И, знаете, вообще… на вас похож. Волосы тоже светлые, небольшие усы… И глаза такие же серые…

– Какие-нибудь шрамы? Родинки? Другие особые приметы? – продолжал допытываться майор.

– Нет, ничего такого.

– И что, он был один? Без помощников?

– Вначале один. Но там, в вагоне… Когда я вошел в купе и увидел его, я отшатнулся, хотел бежать. Но проводник меня не пустил, захлопнул дверь. А потом, когда мы выходили – мы выскочили, когда поезд уже тронулся, – я заметил, что проводника на площадке не было. А ведь он должен там стоять при отправлении. И я решил, что это был его человек.

– Он ссылался на кого-то? Называл чьи-то имена – здесь, в Киеве, или в Петербурге, или за границей?

– Ну да, называл, – кивнул арестант. – Он сказал, что начальник Киевского охранного отделения Кулябко всегда окажет ему помощь. Хотя отзывался о Кулябке с большим презрением.

– А там, в театре, ты его видел? Этого Степана?

– Я вообще-то все время на Столыпина смотрел – где он, как его охраняют. Но в какой-то момент мне показалось, что я вижу Степана – он мелькнул в толпе. А может, мне только показалось…

– А потом, после покушения? Когда тебя допрашивали? Здесь, в тюрьме?

– Нет, больше я его не видел, – арестант покачал головой.

– А ты говорил о нем следователям, которые тебя допрашивали?

– Да, говорил. И они эти показания записали. Но они упорно считали Степана за одного из партийных руководителей. А когда я им говорил, что он вовсе не из партии, они только усмехались.

– Где проходили ваши встречи? Может быть, в гостинице, где он остановился? Или на квартире?

– Нет, я не знаю, где он жил, – заявил Богров. – Несколько раз пробовал узнать, но он всякий раз обрывал эти разговоры. А встречались мы на улицах – то на Крещатике, то на Владимирской горке. Благо погода стояла теплая…

– Хорошо… – задумчиво произнес «телефонный помощник». Стилет он совсем убрал в карман и теперь сидел, глядя в пол. – Сведения интересные. Степан, значит… Человек из ниоткуда… Да, такая информация стоит жизни.

Он встал, выглянул в коридор, сказал:

– Господин инженер, я тут все закончил. Может, вам помочь?

– Нет, не надо мне помогать, – ответил инженер Дружинин. – Я тоже заканчиваю. У тебя точно все? Больше в камере нам ничего не нужно?

– Нет, думаю, что ничего, – отвечал Углов.

– Ну, тогда можно удаляться. Где тут наша охрана? Ага, вот вы, голубчик. Все, можете запирать арестованного. Аппарат установлен!