Текст книги "Ангел ходит голым"

И она повесила трубку, как писали в старинных рыцарских романах…

Да, почему же, Лиль, почтенный дон Флавио Пикколо – так-таки Бармалей?

А кто, если не Бармалей?! Я бесподобный, я очень злобный! Я всех на свете страшней и злей!

А, в этом смысле. Тогда – Бармалей, Бармалей. Такое апмлуа. Ну а я – подружка. (Нет, Юлий Берш её не знает.) Такое амплуа. Секс исключён. Даже по телефону. Что уж говорить про натюрель!

Вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдёте.

No problem, миледи! Всего лишь наша работа! Сеанс окончен. Подружка уходит, её уже нет. Подружке – на дежурство, этажом ниже, в свою будочку. Ухожу, ухожу, ухожу. Повечеряли – и будет. Консьерж! Такой… солидный. ЧОП «Цепь». День и ночь, сутки прочь. Не смыкая. Регистратор фиксирует. Предупреждён: где-то через полчасика появится такой высокий… в общем, мужчина… это ко мне… впустите?

No problem, миледи! Ради нашей дружбы…

С женщинами так хорошо дружить. Ужасно хорошо. Прежде всего нужно быть влюблённым в женщину, чтобы иметь надежную основу для дружбы. Я пользовался её дружбой. Я не думал о том, что ей достаётся. Я получал что-то, ничего не давая взамен. Это только отсрочило предъявление счёта. Счёт всегда приходит. На это по крайней мере можно твёрдо надеяться.

Я думал, что за всё заплатил. Не так, как женщины – платят, и платят, и платят. Не какое-то там воздаяние или кара. Просто обмен ценностями. Что-то уступаешь, а взамен получаешь что-то другое. Или работаешь ради чего-нибудь. Так или иначе, за всё, хоть отчасти хорошее, платишь. Многое из того, за что я платил, нравилось мне, и я хорошо проводил время. Платишь либо знанием, либо опытом, либо риском, либо деньгами. Пользоваться жизнью – не что иное, как умение получать нечто равноценное истраченным деньгам и сознавать это. А получать полной ценой за свои деньги можно. Наш мир – солидная фирма. Кулон Кузьмы, други мои (подруги тож), Кулон Кузьмы.

Папа-Хэм похлопывает по плечу. Интимно эдак: по одной версии тебя содержат женщины, по другой – ты не мужчина. Нет, сказал я, просто несчастный случай. И вообще! Это не от этого! Ирония и Жалость. Когда ты узнаёшь… О, дай им Иронию и дай им Жалость. О, дай нам Иронию. Когда ты узнаёшь… Немного иронии. Немножечко жалости…

Ах, да! Папа-Хэм давно застрелился. Сам. И никакая ведьма палец о палец…

А я – подружка. Подруга. Подруга редкостная! Потому не удержался:

– Ты это… насчёт алкоголя из duty free всё-таки поостереглась бы. Прен-цен-ден-ты, знаете ли…

– Прекрати!!!

А что такого? Просто доброжелательный совет от подруги редкостной, знаешь ли.

Знает. Она знает. И я знаю. Мы оба знаем. И ещё очень узкий круг ограниченных людей с неограниченными полномочиями. Никому ни слова, никому. Но между собой-то иногда почему не пошутить!

Патамушта!

Глава 2

Кулинария. 1959. Госторгиздат:

…Нормальная и полезная еда есть еда с аппетитом, еда с испытываемым наслаждением.

Акад. И.П. Павлов.

…

333. Осетрина паровая.

Подготовленную рыбу нарезать на порционные куски, ошпарить, промыть в холодной воде. Положить в сотейник, залить небольшим количеством бульона или воды так, чтобы получить крепкий бульон для соуса, посолить, добавить белое вино и припустить на пару. В бульон добавить белый соус (953) и уварить до густоты сметаны. Заправить по вкусу солью, красным перцем и маслом, после чего процедить. Перед подачей припущенную рыбу положить на блюдо или тарелку, уложить на рыбу варёные свежие белые грибы, крабы или раковые шейки и полить соусом. Поверх соуса положить ломтики лимона, посыпать мелко нарезанной зеленью петрушки или укропом.

Вкусно.

Не то слово! Пища богов!

В таком случае любой махачкалинец – бог. Ну, полубог.

Понятно, в магазинах той осетрины днём с огнём не сыскать. Но в каждом доме – она, первой свежести.

Откуда? Риторический вопрос, он же дурацкий. Вот же Каспий, а в нём этого добра плавает… Пожалуйте на базар. Там тоже на прилавках как бы нету. Но если подойти и спросить… В пределах разумного – дёшево. Икорка чёрная тоже. Ну, дороже. Так ведь икорка!

Избалованы прикаспийцы, избалованы. Нет рыбы, кроме рыбы. Ещё минтая помяните! Треску трескайте! Нет иной рыбы, кроме осетрины. Нет и не надо. Ну, ещё каспийский залом – для пресыщенных, изредка желающих разнообразия.

Паровая, да… Но самое то, верх блаженства – севрюжий шашлык. В Набрани.

Такой рай – Набрань. Всего-то в считанных километрах от дагестанской границы на территории Азербайджана. (Кто б тогда помыслил о границах-территориях!) Набрань. Лиственные чащи. Грецкий орешник, дубы, лианы. Ледяные родники, целебные источники, парное море, сахарный прибрежный песок. Цикады неумолчные ни днём ни ночью. Привыкаешь. И без этой постоянной музыки сфер по возвращении домой, в Махачкалу, как-то н-не так, чего-то не хватает… Из дикой живности – никакой кусачей сволочи, только безобидные полчки. Ну, полчки. Сони. Куцехвостые серые, вроде белочек. Едят с рук, без боязни, прогрызают палаточный брезент ради доппайка. Не раздражают, умиляют. Полный симбиоз. Рай.

И – шашлык! Севрюжий. Шашлык – дело мужское. Тогдашний Амин семнадцати лет – мужчина, да. Ещё девственник, но уже всё-таки мужчина. Чемпион чемпионов! (Да! И она тоже, конечно, девственница – пятнадцати лет.) Хотя всё могло случиться уже там, в Набрани. Рай! Где ж ещё! Но – что потом люди скажут? Восток – дело тонкое. Воспитание. Да и присмотр сверху. То есть папа сам с ними тогда не поехал. Дела, дела. И – зачем? Путёвку в международный лагерь «Спутник» – да, с лёгким сердцем, вас отвезут. Домик на двоих. Две койки. Он, она. Больше никого в ночи. Цикады. И ни-ни поползновений. Томление духа и тела. Гормоны. Однако – ни-ни! Иначе: как же мы с тобой жить будем – если знать будем, что ещё до свадьбы мы с тобой… пусть и в раю. Восток, repete, дело тонкое.

И всё мужское дело – ах, горячий кавказский мужчина! – шашлык.

– Ты ещё и готовишь?! И та-ак?!

– Это что! Ещё моё курзэ не пробовала!

– Хочу-хочу!

– Вернёмся домой – сделаю.

В общем, идиллия с тв-маркировкой 12+.

Справка. Курзэ. Напичканные зеленью и мясом как бы пельмени. Отвариваются, потом обжариваются. А запах! Лучше всех готовят лакцы. Даром, что Амин Даниялов кумык. Впрочем, все дагестанцы настолько перемешаны…

Справка-2. Памятный севрюжий шашлык был недосолен-недоперчен-пережарен. (Что свежий, то свежий. У браконьеров брал, сразу из сети!) Право, пустяки – ведь в раю!

По возвращении и при встрече папа насторожился было (уж больно оба счастливые какие-то!) и в глаза посмотрел со значением.

Мужчина Амин взгляд выдержал: как можно?!

Смотри у меня, мальчик! Если…

Не мальчик, э! Я не посмотрю, что ты папа! Свою дочку обидеть хочешь?! И – меня?!

Ладно, верю. Остывай, чемпион. Поговорим ещё. Потом. Если захочешь. По-семейному.

Да хоть сейчас!

Потом, сказал.

* * *

Потом (не в смысле потом, а тем же вечером) чемпион чемпионов Амин сдержанно отбахвалился в тусовке…

Уже бытовало тогда понятие – тусовка? Бытовало, бытовало. На Пушкина, 16. Ну, Пушкина, 16, ну! Средоточие подрастающего поколения. Всего лишь внутренний двор, куда стащены скамейки с приморского бульвара, с Родопского – ныне: имени Гамзата Садасы. Такой поэт – Садаса, аварец…

Словом, сидим-посиживаем, обмениваемся новостями, в нарды поигрываем, о борьбе, само собой, нескончаемо говорим, о спортивной – классической, вольной, самбо, дзю-до. Препровождаем время. Тусовка и есть. Чинно. В отличие от, например, тусовки у гостиницы «Ленинград». Там – неприлично. Сутенёры, проститутки. Проходишь мимо гостиницы – их никогда и никого не видать. Но что там они есть, все знают. Махачкала – город маленький.

– И чего, Амин?

– Ничего. Он на меня так посмотрел, а я на него так посмотрел… Мы друг друга поняли.

– Слушай, молодец! Знаешь, кто её папа?

– Камал! Меня спрашиваешь?!

– Нет, так вообще…

Кто её папа. Риторич. Кто не знает?! Её папа, так вообще, второй человек в Махачкале. Первый, по определению, кадр местный – даргинец, аварец, лезгин, лак, кумык, тат… Но второй – русский, присланный. Москва! Заведено, и да будет ныне и присно.

– Слушай, но ты её там, в Набрани, хоть…

– Что?! Что, Камал?!

– Просто спросил! Спросил просто!

– Сейчас глаз на жопу натяну, телевизор сделаю! Спросил он!

Как молоды мы были. И чушь прекрасную несли. Romantic…

– О! Идёт, идёт! Тихо!.. Лиль, привет!

– Привет.

– А ты… куда?

– Просто гуляю. Сама по себе.

– С тобой можно?

– Мне решать?

– Камал, доиграй за меня… Рамазан, если он проиграет, с меня потом спросишь.

– Ладно.

Спросишь с него, как же!

И? Куда пойдём?

Хоть куда! Гуляем. Хоть через центр, на пересечении Кротова и Ермошкина, вниз – к морю, к бульвару. Потом можно в бар «Волна», припортовый. Такие коктейли! Безалкогольные, конечно! Не бойся, я с тобой! Что да, то да. Защищённость. И не потому, что чемпион чемпионов. Не потому, что играя мышцами, остерегая всех взглядом. Просто идёт рядом. И – такая защищённость, такая…

О, море, море!

– Твой отец хочет со мной поговорить.

– Знаю. Со мной уже говорил.

– А ты?

– Мужчинам решать.

– Но ты? Сама? Ты… как?

– Такой смешной!

– А что мама говорит?

– Мама? Ничего не говорит. Говорит: главное, чтобы тебе, дочка, было хорошо.

– А тебе хорошо?

– Пока – да.

– Пока?

– Аминчик! Ты, в самом деле, смешной! Откуда я знаю, что потом! Но пока – да.

– И потом – тоже! Я сказал!

– Посмотрим.

Женщина как загадка. Загадка как женщина. В чём и манкость.

Хотя… Где женщина, где?! Пятнадцать лет всего! Шестнадцать. Как раз в июле исполнилось. Как раз июль.

Мама ничего не говорит. Литературу преподаёт – в элитной тринадцатой школе, с углублённым английским. Там, на уроках, она, Тофа Авшаломовна, говорит – заслушаешься. Тому же великовозрастному Амину Даниялову – мимо ушей. Троечник. Зато чемпион чемпионов. Каждому – своё.

Вот для Лилит литература – своё. Так получилось. Домашний ребёнок. А в доме – стеллаж классики. Плюс полстеллажа там самиздата. Даром ли папа – второй (читай: первый!) в республике. Изъятое и «приватизированное». Читай – не хочу! А хочу! Та же «Лолита» – в десять лет. Не всё понятно, всё непонятно, понятно не всё. Ты знаешь, всё ещё будет!

И стало так. По прошествии. Детство-отрочество – кому оно интересно, кроме фанатов глыбы-человечища?! (Кстати, не осилила глыбу. Вернее, не заценила. Плохо написано, коряво, и враньё! Не так всё было!)

В общем, умненькая, пучеглазая девочка-девочка. Начитанная не по годам. Своеобразно мила, но и только. У полукровок такое водится. Папа – назначенный русский, мама – доморощенная татка, горская еврейка. Школьный класс – национал-мешанина. И по возрасту. Тот же молодой-да-ранний чемпион чемпионов Амин Даниялов. Разница с девочкой-девочкой в два года. Он – с восьми лет в первый класс (декабрьский, Стрелец). А она – с шести. Таты эти, евреи горские, все такие умные-умные, как и все евреи! В их школе среди татов сплошь дети врачей, юристов, учителей…

И никаких чтобы!.. Просто учиться, учиться, учиться, учиться. И ещё раз учиться. На отлично. Только на отлично! (Вот Даниялов – троечник. То и дело сборы. Многообещающий борец. Дзюдо! Потому и троечник, а не двоечник. Хоть так… Престиж, республика, страна! Европа! Мировое!)

И вдруг – юность! Вдруг пучеглазик за летние каникулы (ударился оземь и обернулся?)…

Такое… одночасье.

О-о! Кто это?! Ты это?! Это ты?! О-о! Солнечный удар. Всё! Она – моя! Она – моё! И никто! Все поняли?! Никто не вправе покуситься! Отныне и навсегда!

Попытки были. Были попытки. Шахман. Номер один в Махачкале, в известных кругах. Милиция – очи долу. А Шахман глаз положил. Ты чего, не понял, мы шахмановские! Теперь понял? Во-от. И отойди. Не отошёл. Там тогда, на Буйнакской, знатно повоевали в ночи. Отделался растяжением лодыжки, но всех отделал. Чемпион чемпионов! Вторая попытка будет? Э, ты не так нас понял, чемпион. Мы Шахману скажем. Всё-всё. Мир! Мы Шахману сказали, а он сказал: миру – мир.

И стало так. Она – моё! Моё всё!

* * *

И стало так.

Свадьба – сразу. Как только ей стало шестнадцать. Рановато? Кавказская специфика. Можно – с шестнадцати. Оговорено почти законодательно. В некоторых случаях…

Да и зачем детей мучить, если они уже созрели, решили! Так лучше, чем глупостей понаделать… вне брака. Он – ладно, мужчина, джигит, молодец! А она сразу – проститутка, вот проститутка! Восток…

Допустим, её папа при своём положении мог воспрепятствовать. Даниялов Амин? Восемнадцать? Повестка. Весенний призыв. Хабаровск, Иркутск, Салехард, комякский населённый пункт Ыб на реке Ыбень. Пишите письма. Друг дружке. Проверка чувств. Платоническое. А там и… поживём – увидим.

Её папа не стал препятствовать. Строго наоборот. Поспособствовал. В день подачи заявления ещё две недели до шестнадцати? Но папа сказал. Регистрация так и так через месяц? Проблемы? Никаких, никаких! Если надо – значит, надо…

Надо. Папа высоко сидит, далеко глядит. Он знает что-то, чего не знаем мы. Экстраполирует. Велик был год и страшен год – 1991. Уже Сумгаит, уже Карабах. Всё ближе и ближе. Так что езжайте куда подальше. Вам жить и жить, а мы как-нибудь… доживём. Как там наш папенька? Папенька согласился. Езжайте! Что значит – куда? Отсюда!

Свадьбу? Отгуляли! О, ещё бы! Все были! Вся Махачкала – много званная, но – избранная. Шахман… Сам не собрался, отношения не те. Но прислал своих двоих – с подарком для молодых. Такой подарок! Серебряное ведёрко для шампанского, ведро! Килограмм чистого серебра. И в нём с горкой – зернистая икра, свежайшая, отборная. Килограмма два. Простенько и со вкусом. Присланные сказали: Шахман просил на стол гостям не ставить – для молодых, подарок. Да на столе и так икра есть, бутерброды. И стол вообще ломится! (Но серебряное ведёрко, ведро с икрой – подарок, подарок!)

Свадьба! Свадьба! Подробности – см. фото, видеозапись на память.

Какая пара, какая пара! Она – такая миниатюрная Дюймовочка. Он – такой мускулистый Виннету.

(Расхожее заблуждение: все даги носатые, обволошенные, кавказской национальности. Нэ так всо было. Сказано, все настолько перемешаны. Сказано, кумык. Характерность и харáктерность. Чистая кожа, ни волоска. Прямой тонкий нос. Высокие скулы. Атлет. Виннету, вождь апачей. Кумык, однако. И – чемпион! Тяж.)

Все местные апачи на свадьбе собрались – с Пушкинской, с Кротова, с Маркова. Жених настоял, условие… Под конец, само-собой, не удержались, распалились, чуть не выпали из условной борьбы в безусловное побоище. Ещё бы! С Пушкинской – и с Маркова! Ладно хоть, шахмановские сразу ушли. Ты что тут делаешь вообще?! А ты вообще, что тут делаешь?! Но Виннету сказал: стоп, всё! Вождь сказал! И стало всё, и стало стоп. В лезгинке адреналин выплёскивайте, апачи. Музыка! Оркестр, ты зачем здесь вообще?!

Тофа Авшаломовна всё пересматривает и пересматривает свадебную видеозапись. Ой, дочка! Вот снова! Почему так мало! Снимали бы и снимали! Плёнки, что ли, мало?! Гостей зачем так длинно?! Ну, дерутся! Неужели так интересно?! Ой, вот она опять! С этим своим!..

Тёща. Вот ты и тёща, Тофа Авшаломовна. Без слёз, но со вздохом.

Этот дочку не отпустит. Даже в соблюдение древнего и дурацкого обычая. Похищение невесты! Апачи затеяли. Понарошку, да. Жениха отвлекли: «Амин, на минутку выйдем? Слово есть к тебе!» И под шумок (оркестр, ты зачем здесь?!) – похищение невесты.

Не-ет, этого не отвлечёшь…

На минутку вышел, через плечо оглянулся, посмотрел на своих апачей. Все поняли?

Когда через минутку вернулся, невеста… где была, там и есть, никуда не делась. Все поняли.

Она – моё. И моё всё.

Камера, стоп! Снято! Всем спасибо, все свободны. Ждём всех утром – на чай с халвой. Тофа Авшаломовна такую халву сделала, такую халву! Такая удаётся только татам.

Оставьте наконец молодых! Совесть имейте!

Ты – жена, я – муж твой. Он, она. Больше никого в ночи.

О, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!

Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него.

Всё когда-то случается в первый раз.

И потом, утром, за халвой секретничают жадно: ну, как? как тебе было? просто чтобы нам знать… на будущее! интересно же!

Ну, что сказать… Только между нами, да?

Коне-е-ечно! Больше никому!

Больно. Грязно. Мокро. Стыдно. Мерзко. Противно… Чудесно!

А глаза томные-томные…

* * *

Или, может быть, и к лучшему, что этот дочку не отпустит. Что значит «может быть»! К лучшему, к лучшему. Раз уж так сложилось. В надёжных руках…

Как она, дочка, там? Как они там?

– Вы не волнуйтесь за нас, Тофа Авшаломовна. Всё у нас хорошо… Хорошо, сказал. Правда… Лиля? У подруги. Сессия. Завтра последний зачёт. И тогда – третий курс. Да, представляете, уже третий. Время бежит, да. Я сам удивляюсь, сам уже на третьем – в Лесгафта. Нет, ну мне даже появляться там не надо. Система: пока титулы даю, всё автоматически… А Лиля – да. Всю ночь, сказала, будем сидеть-учить. Сеанс академической булимии. Не знаю, так сказала. У них всегда перед экзаменом такой сеанс… Ничего, потом выспится. И в самолёте ещё подремлет… Да, в самолёте. У меня послезавтра Гран-при. Амстердам. На неделю, если до финала довоюю. Довоюю! Лилю тоже беру. Такой… подарок. Всё-таки третий курс! Посмотрит, отдохнёт… Просила вам позвонить. Вот звоню. У вас-то там как?… Правда?… Ну, и хорошо… Просила сказать, у нас тоже всё хорошо. Да правда, правда! Квартиру новую купили. Да, ещё одну. Почти в центре, на Загородном, какую она хотела… Я же зарабатываю… Нет, не надо икры. Здесь тоже можно достать… Не волнуйтесь вы про наводнение, Тофа Авшаломовна! Только по телевизору наводнение. На самом деле – всё хорошо, никакого наводнения!.. Тофа Авшаломовна! Я сам её на сессию проводил, прямо на факультет. Съездовская линия – сто метров до Невы. Всё сухо, сухо всё… А её подруга вообще на набережной живёт. Это телевизор. Не верьте. И дамба у нас… Правда!.. Ну, вот… Вам из Амстердама – что-нибудь?… Тогда сами там сообразим… Да, сразу позвоним, как только вернёмся… Тофа Авшаломовна, я помню, мы помним. Вот и звоню. Вчера – годовщина… Положите за нас цветы. Он был… замечательный человек… Тофа Авшаломовна, зачем? Не надо! Вот… расстроил… Всё, заканчиваю. Конечно, Лиле всё передам. Держитесь там… Ну, всё…

Лиля просила: постарайся, будь… э-э… интеллигентней.

Он постарался.

Получилось?

Нет, он бы, конечно, по-другому сказал! И насчёт «подруги». Насчёт «у нас всё хорошо» – тоже. Насчёт «папеньки» – тем более. Хотя от того – ничего плохого. Но…

Наверное, получилось. Постарался.

* * *

Да и не покривил душой Амин Даниялов. Разве зять соврёт тёще – даже во спасение?! Никогда. Ни в коем случае. Всё хорошо!

В Ленинграде вообще хорошо. Не Москва? Ленинград? Почему? Ну, во-первых, это красиво.

Выбор, конечно, был. Но какая Москва, когда есть Ленинград! Ещё брякните «Спартак – чемпион!»…

Она сказала сразу: Ленинград… если можно.

Чего хочет женщина, того хочет бог. Муж – бог. А как же!

Она с первой же попытки – на журналистику, на дневное. По конкурсу – как по маслу. Плюс школьная золотая медалька. Плюс публикации в махачкалинской молодёжке. Что-что, а лёгкость слога, энергетика, да просто грамотность. Не без искры божьей, не без. Начитанные провинциальные юницы из приличной еврейской семьи – вот будущее отечественной публичной словесности.

Муж? Тоже с первой попытки. В Лесгафта – с руками-ногами! К нам прие-ехал, к нам прие-ехал Даниялов дорогой! Будет у нас учиться! Да не будет он учиться! Сам любого научит – в дзю-до таких, как он, считанная единица. Главное, результат давай – а за нами не заржавеет! Результат – легко! Европа, Мировое, Турнир века… Насчёт «легко» – перебор немножко. Воевать на татами – не коньячок потягивать перед телевизором. Но всё относительно. Сказано: считанная единица.

* * *

Теперь – быт. Вот материальная сторона… Без проблем! Сказано: не заржавеет. Спонсор. «Нево», спорткомплекс на Каменном острове. Заработки у борцов не те, что у маленьких футбольных человечков по ТВ. Но не бедствуют, с хлеба на воду не перебиваются. У «вольников» и «классиков» жемчуг мелковат, но всё-таки жемчуг, а не супчик. Самый же ёмкий – да-да, дзю-до. Вот так выберешь с малолетства, наобум, методом тыка, и глядь – куда занесло! Греби лопатой!

В общем, первый же турнир («Сканди+», что ли? Так себе уровень!) – и квартира в подарок от спонсора. А чего мелочиться?! Молодая семья – в общагу им?! Обживайтесь в Питере, обживайтесь. Теперь будет где – чисто конкретно. Пристойная «двушка» на Богатырском, потолки – 3,20. Не Центр, но до метро «Пионерская» рукой подать. На первое время. Потом тоже не заржавеет. И какое метро! Может, сразу авто? БMВ – устроит? А у жены права есть? Сделаем, не вопрос. И ей авто сделаем. Предпочтения? Советуем, например, «мини-купер». Изящно, престижно, надёжно, просто, Англия. Дареному «мини-куперу» в бампер не смотрят.

* * *

Ах да! «Первое время» вроде миновало.

Год, второй…

Амин Даниялов сотоварищи уже зачастил в Казачьи бани. Ну, как зачастил? Традиционная суббота, узкий круг, борцовая мафия, три часа люкса на первом этаже. «Лучший веник России», стихийный интеллектуал, сущий вещун Саныч. Бильярд, минералка, хрустали, тот же коньячок дагестанский (умеренно!). Гостьи – практически нет. Хотя условия позволяют и даже располагают: «любовницкая», диван кожаный, бра, тумбочка, номер обособлен, дверь закрывается. Но – не за тем собираемся. От-дых. От-дых, ясно?! Сюда, знаете ли, сам Распутин наведывался, тот самый. Жил неподалёку, на Гороховой – улицу перейти. Что характерно, без девок наведывался. Просто от-дых!

Да, русская баня, сауна, массаж – всё входит в борцовую подготовку, рабочий момент. Но одно дело – рабочий момент, и совсем иное – от-дых. Два в одном…

Так никогда она, Лилит Даниялова, при муже ни разу не бывала в бане. То есть именно в этой – переулок Ильича, ныне Казачий. Строги восточные нравы.

Да что она, голых мужиков никогда не видела?!

Оп! С этого места подробней!

Ай, не цепляйтесь к словам! Отстаньте! Голые мужики! Невидаль!

Вот кто мельком заинтриговал – сущий вещун Саныч.

Подоспела на «мини-купере» к сроку – мужа подобрать, до дома подбросить, как договорились. Коньячок у них там, в бане, пусть в меру, но за руль нельзя. Подоспела. И – ещё четверть часа вынужденно претерпела, пока стихийный интеллектуал на выходе, вил и вил монолог пропаренному сообществу. В кружок на свежем воздухе… А ей и досадно не было. Наоборот. Вслушивалась. Белая зависть. Сущий вещун! Самобыт! Начинает про одно, продолжает про другое, заканчивает третьим – и не заканчивает, извилисто возвращается к первому, закольцовывает. Поток сознания. Но – сознания! И – поток. Его бы, Саныча, под запись! И сразу – в набор, в очередной номер «Талисмана»! Гранич заценит: «Где надыбала?! Растёшь над собой!» Где-где!.. Она, само собой, и сама по себе в «Талисмане» – явление. Молодое, да ранее. Но ещё бы присобачить (ну, приручить!) сущего вещуна – тогда вообще! Ну да об этом и завтра можно подумать…

А сегодня, в ожидании мужа – рассеянный взгляд из «мини-купера» окрест.

Ах! Вот угол Загородного и Казачьего. Самый-самый угол. Булочная. Над ней ещё такая витиеватость архитектурная, приглашающая внутрь – типичный «слоник». Богатое воображение. Но не в булочной, не в «слонике» дело. Над тем «слоником», этажом выше – эркер. Вот! Там! Она бы там устроила такой Эдем! В натуре. Не в жаргонной натуре, а в натуре.

– Ой! Обрати внимание! Эркер над «слоником», а?! Я бы там такой Эдем…

Любой каприз, любой каприз!

Да, есть у неё такое. Даже не каприз. Тяга. Неодолимая. К флоре. Qui fleurit sa maison fleurit son coeur. Пардон за мой французский. Кто украшает дом цветами – украшает собственную душу. Лилит… Эдем… Гены? Через годы, через расстояния. Давнишняя Набрань – сказка, которая была… (Сколько кануло, сколько минуло!) Repete: чего хочет женщина…

Короче, на – тебе! М-м, не сказать «короче». Расселение коммуналки над «слоником» – годик хлопот. И мытьём, и катаньем. Подчистую. С привлечением всех и всяческих ресурсов. Даже не пожертвовав «двушкой» на Богатырском. Но теперь: на – тебе, вот – твоё. А ты – моё! Моё всё! (Вот ошибка, чемпион чемпионов! Роковая! Вот она где!)

* * *

Чемпион, понимаешь! Сила есть – ума не надо! Дверь зачем снёс?! Треск, грохот!

Консьержка-тётушка, выворачивая шею на второй этаж, испуганно пугала, сама приужахнувшись: «Сейчас милицию вызову!»

Не вызвала. Милые бранятся – только чешутся.

Да, знает этого молодого человека… Да, тут живёт… Жил… То есть бывал. Раз в месяц, дай бог. А то и месяцами. Жена – да, жена – живёт. Такая… приветливая, в общем. Никаких нареканий. Тоже не каждый день. Но не раз в месяц, чаще… Последний раз? А как раз три дня назад. Нет, четыре. Как раз авария со светом была на сутки. Сидишь в полной темноте, в духоте и думаешь… Да, четыре. Ну, мы же не зазря тут. Следим. За что и платят. Копейки, правда…

– Вот он пришёл. Как к себе домой. А он и пришёл к себе домой. Ключ заело? Замок-то новый. Стал колотиться. Думала, кувалдой. Такой звук: бух! бух! Ногами. Выбил дверь. Выбил, слышно. Тресь! И – тишина. Главное, даже не матерился. Тут же спустился. Вы шум не поднимайте, говорит. Просто, говорит, домой никак было не попасть. Тыщу дал, одной бумажкой, в компенсацию. Ваше право, говорю. Насчёт шума – это он да-а-а уж…

– Потом?

– Потом? Потом утром идёт по лестнице – оскаленный, улыбка такая. Сумка на плече. Говорит, дверь я прикрыл, но на соплях. Проследите, говорит, не обижу. И ещё тыщу дал, одной бумажкой. Если вдруг жена вернётся (знаете её? н-ну, знаю…), позвоните мне сразу по номеру, Амина попросите. Не обижу.

– По какому номеру?

– Вот по этому. Вот, на листочке.

– Позвольте? Возьму? Угу. И? Потом?

– Потом – она.

– Сразу?

– Не-ет. Часа через два… три…

– В каком состоянии?

– В… нормальном. Такая… никакая.

– В смысле?

– Нормальная… Говорю: простите, у вас там с дверью… проблемы. Говорит: то есть? А что мне сказать? Сама смотри. Или мужу звони. Я-то сразу позвонила, как просил. Там говорят: «Вы позвонили в оздоровительный комплекс „Казачьи бани“. Ваш звонок очень важен для нас!» И музыка… Потом ответили человеческим голосом. Говорю: мне Амина. Говорят: а кто его спрашивает? Говорю: какая разница? Говорят: есть разница. Говорю: а вы кто?! Говорит: Чингиз.

– Чингиз?

– Понятия не имею! Слушайте, избавьте меня от всего этого! Я и так тут за копейки… Что знала, то сказала.

– Момент! А вам не показалось, что в тот момент, когда вы сказали про дверь, жена покойного…

– Покойного? Как – покойного?!

– Да вот так.

– Ах! Какая неожиданность!

* * *

Не снёс бы дверь сам, чемпион чемпионов, – глядишь, перспектива наметилась бы. Вась-вась начеку, стойку сделал: ага!

Что – ага?!

А то!

– Смотри, малóй. Предположим. Предположим?

– Ну!

– Муж – глава семьи. Так?

– Ну!

– Обеспечивает полностью.

– Вот молодец!

– Но регулярно в отсутствии. Месяц, два, три…

– Скрывается? Разлюбил?

– Малóй! Ты бы такую разлюбил?

– Не-е… Слежу за мыслью.

– Следи. Он – чемпион. У него сборы, тренировки, турниры. Периодическое длительное отсутствие. А супруга…

– А что же делает супруга одна в отсутствие супруга?

– А-а-атставить цитаты! Распустились тут мне!

– Что – я! Пушкин…

– Ладно, Пушкин. Что там потом?

– Занятий мало ль есть у ней? Грибы солить, кормить гусей, заказывать обед и ужин… И горестно гадать на мужа…

– Достаточно! Итак? Что имеем?

– Регулярно ходит на рынок за продуктами…

– Или ездит? У неё машина, «мини-купер».

– Ходит – до рынка. До Сенного. Сто метров от Казачьего, через мостик. Зачем ей в этом случае машина?

– Согласен. Ходит.

– Далее. Регулярно готовит – в ожидании супруга…

– Ч-чёрт, идеальная семья! Ты женат, малóй?

– Пока бог миловал.

– И дурак!.. Или я дурак?

– Чего?

– Ничего-ничего… Значит, регулярно готовит. Наперёд. Не зная, когда муж появится. Но чтоб было.

– Осетринка паровая!

– Да. Могут себе позволить… Б-блин, у нас там не завалялось ли чего?

– Осетринки? Паровой?

– Очень смешно!

– Тут у нас где-то сушки…

– Валяй!

Хрум-хрум. Продолжим!

– Итак! – Хрум-хрум. – Готовит осетрину на пару. Специи, лимон, всё такое. И – в холодильник. А сама – в отсутствие… Сессия у неё. Нет её.

– Трое суток? В отсутствие?

– Никогда ты, малóй, не сдавал сессии…

– Виноват.

– Да не виню…

Хрум-хрум.

– Ага! И тут – blackout вдруг!

– По-русски, малóй!

– Свет отключили. Весь дом – без электричества. Коммуникации… Аварийка сутки на ушах простояла. Включили. Через сутки.

– М-да…

И – жара! Жара! Жара!

Вась-вась руками развёл. Уныло глянул в окно. Там – улица, разбитые фонари, кивины серые-хвостатые. Диалог – под стать, оттуда же…

Добро, да, не торжествует. Но то же – и зло…

Что есть зло?

Хрум-хрум.

Не снёс бы дверь сам, чемпион…

А снёс. Тем самым, получается, косвенно уберёг жену. И её, и этого… которого привела бы. Ну, если бы привела. Ужин при свечах, коньяк, шампансква, паровая осетрина…

* * *

А так было хорошо три года! Ведь хорошо?

В общем, да. И в частности. Не врал тёще, не врал. И…

Что есть зло?

В семье всякое бывает. Неужели?! Поднял на неё руку?! Всё! Уже чудовище – он. И неважно, за что. Да и за что?! Женщина и есть женщина! Лилит. Или всерьёз вообразил: она – моё!

Нет. Руку поднял, да. Не на неё – на святое для неё. Лучше бы сразу убил.

Она… учла. Не стерпела, учла – разница!

Сказал: вернусь через три (четыре?) дня. Сказал, надо ещё всех положить в Мордовии. На злобе! Вернусь – ещё поговорим!

Не поговорили.

То есть вернулся. А она – уже замок новый врезала!

Ах, так?!

Далее – см. тётушку-консьержку. Та ведь – всё как на духу. Вась-вась скрупулёзен. См. протокол.

Вот далее – вариативы.

* * *

Вариативы, да.

Амстердам памятный. По горячим следам, по свежим впечатлениям – зарисовочку в «Талисман» на пять тысяч знаков. Эквивалент в «Талисмане» – букворубль. Мелочь, а приятно. У хорошей кухарки всё идёт в суп.

Фрагмент. (Важно!)

Путевые заметки, как и чужие сны, никому не интересны. Ergo, что интересует – спрашивайте.

И вот кто бы мог подумать! У всех и каждого – три вопроса, три.

Как там, в квартале красных фонарей?

Что, правда, одни геи кругом?

3) «Косячок» попробовать довелось, да?

Три вопроса, три. Хоть бы кто – про тюльпаны, что ли! Там такие тюльпаны в Кёйкенхофе, такие тюльпаны! Нет, никому не интересно…

Тогда отвечаю по порядку:

1) Строго по анекдоту: «Прав был наш парторг, отвратительная штука этот стриптиз!» Резюмировала мужу (да, с мужем была, с мужем!): хорошо, что мы туда сходили – у меня очень повысилась самооценка!

2) Правда. Геи. Не одни. Парами. Без пёстрых боа, жеманности, демонстрации. Мужчины (?) в хороших костюмах. Пьют кофий, общаются друг с дружкой. Или не геи, просто деловые партнёры. Но как бы Амстердам обязывает – геи, геи! Да и пусть. Ненавязчивые. Ну, живут они так. И, в общем-то, понять (не принять, но понять!) их можно – после квартала красных фонарей. Типа уж лучше мы друг с дружкой, чем вот с этими… одалисками!