Текст книги "Миссия выполнима"

– А мне «Мартини», хотя…

Жора копается в недрах своего потрепанного бумажника, звеня мелочью, после надсадно вздыхает и уточняет.

– Тоже пиво.

Взяв по бокалу, присаживаемся под зонтик, установленный рядом с кабачком.

– Я окончательно разочаровался в людях, – заявляет Георгий, обмокнув усы в пену, – это больно признать, но, увы… Говеное пиво.

– Ты разочаровался во всех сразу? Или в конкретных персонах?

– Послушай… Что от меня требовалось? Найти Мордолюбова. Так?

– Так.

– Я его нашел. Так?

– Ну, в общем, так.

– Живого и здорового. А меня, вместо того, чтоб сказать спасибо, обвиняют в воровстве, будто я рецидивист какой! Двести тысяч баксов! Это справедливо?! Да я там копейки поганой не взял! Хату, да, попортил немножко, но опять таки, не со зла, а из-за этого очумельца Самоделкина! Его эта хренотень в коробочке все время зашкаливала! Но к брюликам и шубам собольим я пальцем не притрагивался!

– Лично тебя пока ни в чем не обвиняют. Она про маньяка пишет.

– Но был то там я! Значит это удар по моему имижду!

– Имиджу, – поправляю я.

Жора, судя по молниям во взгляде, действительно оскорблен до обиды. В том, что он прихватил на память Мудролюбовское барахлишко, я глубоко сомневаюсь. Иначе сейчас он все-таки заказал бы «Мартини». Но даже не по этому. Жора ментовской крови, пусть немного и разбавленной этиловым спиртом, но ментовской. Не возьмет рубль, не позарится и на миллиард. «Мартини» не в счет.

– А кстати, где муженек то был?

– Да пес его знает… Важен итог. Есть у меня, правда, мыслишка. У него срок по долгам подходил, вот он и нырнул под корягу, а женку заставил вой поднять, мол, пропал без вести.

– Да, но это не избавит от долгов. Не всю же жизнь потеряшкой считаться?

– А кто знает, что будет через год? Или ишак, или эмир…

– Тоже верно.

– А вдова, наверняка, как от нас вернулась, так ему и позвонила в подполье. Приезжай, у нас тут, хм… Нет, не сразу позвонила. Сначала барахлишко свое припрятала… Жили то они без любви, на булавки он ей лишний раз не давал, вот она и воспользовалась моментом, зараза. А на меня свалила.

– Она уже не вдова, – защищаю я Мудролюбову.

– Досадно, кстати. Такая красивая версия обломалась. А Михайло Андреич, как про беду услыхал, пулей примчался, забыл и про долги. Вахтерке по роже заехал, что проспала бандитов. Кстати, заяву с нее надо взять. Палочку срубим по хулиганству.

Жора двумя глотками осушает бокал.

– Дерьмовое пиво. Короче, вывод такой, чем больше людям добра делаешь, все равно – дурак.

Вывод очень правильный, если не грамматически, то, по крайней мере, лексически. Что, несомненно, важней. Особенно, если учесть, что в дураках остался не Жора, а ты. В смысле я. Дело даже не в потраченном на Валерию Павловну времени, не в потерянном при этом положительном образе сотрудника милиции и нервных клетках. На такие пустяки я давным-давно не обращаю внимания. Дело в «фомиче» – ломике, забытым дорогим Георгием в Мудролюбовских апартаментах. «Фомич», как я говорил, изъят у одного ворюги, изъят лично мной, изъят официально, с соблюдением всяких там формальностей. То есть на бирке, приклеенной к ломику именно моя родная фамилия и мой, не менее родной, автограф. И хотя, Жора божится, что фомка провалилась за батарею, и ее не найдут, чувствую я себя как-то неуютно. Опасаюсь за имижд, тьфу ты, имидж. Единственный выход – снова вызывать Мудролюбову, теперь уже с мужем, дактилоскопировать обоих, тырить ключи и бежать к ним в хату за «фомичом». А что делать? Ждать, когда ломик найдется? А он, блин, рано или поздно, найдется… Вывод ясен?

Глава 3

Как утверждал великий пролетарский писатель Горький, лицо – зеркало души. Но познакомься Алексей Максимович с Жорой, он бы подобного не заявил. Да, иногда состояние души Георгия по выражению лица угадать не сложно. Но бывают моменты, когда, посмотрев на моего друга, сразу и не поймешь, то ли женился, то ли зарезал кого. Такая, вот, в глазах бездонная глубина. Не донырнешь. Впрочем, для сыщика высокого класса, каковым Георгий является, это, несомненно, достоинство.

Вот с таким замутненным зеркалом души и заглядывает ко мне коллега в настоящую секунду. Времени – десять утра по Москве, только что закончилась сходка у Шишкина, где шеф ознакомил нас с происшествиями за прошедшие сутки и снял стружку за леность и нерадивость. Последнее он делает всегда, мы привыкли, не спорим и не оправдываемся. Жора плотно прикрывает за собой дверь, присаживается и, помявшись секунду-другую, задумчиво начинает:

– Слушай-ка, Андрюхин, тут такое дело…

– Сколько?

– Чего, сколько?

– Сколько надо? Имей в виду, у меня с собой червонец.

– Какой червонец? Не надо мне никакого червонца… Тут покруче делишки… Я посоветоваться хочу, как быть.

– Влип куда-то опять?

– Я никогда еще никуда не влипал, – обижается Жора, – внедрился позавчера. Нечаянно.

Это сурово. Серьезные люди годами внедриться не могут, а тут – нечаянно. Впрочем, послушаем.

– Я, короче, в вечер дежурил. По графику. Все спокойно было, ни одной заявки. Без пяти двенадцать, зашел в дежурку, пушку сдать, ну и откланяться. Мне, сам знаешь, на электричку, главное, успеть, иначе пешком по шпалам…

Жора обитает в пригороде, проблема с транспортом для него злободневна

– Пушку сдал, только на порог, как вдруг тетка лопоухая заявляется. Сумку, мол, рванули в парадной! С деньгами. Мелочевка, в общем, но пришлось остаться. И, самое обидное, опустили ее аж в прошлый понедельник! Она неделю терзалась, идти в ментуру, не идти, наконец, решилась. На ночь глядя, блин. Пока ее опросил, пока уговорил, что все ей померещилось, а сумку она потеряла, часа полтора прошло. Как домой добираться? В отделе оставаться? Нельзя, ты ж мою Ленку знаешь… Потом хрен отмажешься, она в последнее время меня к собственной тени ревнует. Михалыч дежурную тачку не дал, она одна на всю территорию, понять можно. Выхожу, короче, из отдела, под окнами джипарь стоит. Видел, гроб на колесах, десятиместный?

– Видел. Изъятый, что ли?

– Пока не изъятый, хозяина на десять суток прикрыли за какие-то грехи, но если выпустят – тачку вернуть придется. А пока возле отдела поставили, чтобы не угнали. Я и прикинул, чего вхолостую стоит?

– Ты на нем и укатил.

– Ну да. Ключ у Михалыча взял и погнал. Хороший агрегат, жрет, правда, многовато. Только из города выехал, смотрю, два орла на обочине голосуют. Тормознул. Лишняя сотня не помешает. А ночью можно и по двойному тарифу. Куда, спрашиваю? Отвечают, мол, груз надо перевезти. С полтонны где-то. Как раз в джипарь войдет. Рядом тут, километров десять. Пятьсот «рябчиков» предложили. Я накинул, сторговались за семьсот. Посадил их, поехали. А рожи-то у хлопцев, будь здоров, увидишь, не забудешь. Семейка Адамсов. Питекантропы отдыхают. Я, если честно, уже по дороге струхнул, а ну удавку накинут, а у меня ни ствола, ни дубины. На трассе кричи, не кричи, а ксиву им показывать, сам понимаешь, только дразнить… Лучше, думаю, упредить.

– А куда ехать то?

– Да по пути. Рядом с моим домом. В двух кварталах.

Жора взял с моего стола сигареты, прикурил и продолжил.

– Ну, и давай им байду грузить, дескать, я пацан крутой, в команде местной работаю, вот джипарь братва подарила на именины. Те сидят, слушают, не шевелятся. Я дальше. Команда у нас крутая, весь город держит, пахан авторитетный, чуть не по-нашему, сразу – пулю… А за своих пацанов врага из под земли достанет…

– Слышал бы Шишкин.

– Да мне не до чести мундира было. Кассетку вставил в маг, там блатота оказалась, песни про зону, как раз в тему. Так с музычкой до места и доехали. Они в адрес пошли и давай оттуда коробки какие-то выносить. Полный джип натолкали. Только странно как-то они грузили. Машину не у подъезда попросили поставить, а за углом, на пустыре. Минут двадцать бегали туда-сюда. Потом на другой конец города покатили. На самом деле, не так далеко, у нас городок то – за полчаса пешком обойти можно. Приехали, разгрузились. В обычный дом, на первый этаж таскали. Я не помогал, просто сидел курил, мол, нормальные пацаны такой туфтой не занимаются. Потом мне тонну отстегнули и отвалили. Я домой. Вот такие дела.

– То есть ты при деньгах?

– Деньги на долги ушли. Тебе, кстати, полтаху вернул вчера. Из этих.

– А при чем здесь внедрение?

– Да, при том…, – Жора смущенно трет подбородок, – ты сегодняшнюю информацию внимательно слушал?

Я, если честно, слушал невнимательно, поглощенный мыслями о женщинах и водке. Шутка. О Родине.

– Конечно… И что там такого?

– Склад в моем городке обнесли. Связали сторожа под стволом и оргтехнику вынесли на тысяч двести зеленых… Врубился?

Врубился. Тут и второклассник врубится.

– То есть, ты там и был?

– Точно. Угадал. Я ж говорю, они мне сразу не понравились. Рожи нехорошие.

– Да, Георгий, не ожидал, – я вылезаю из-за стола и подхожу к окну, – паршивое дело, трибуналом пахнет. Это, Жор, не внедрение, это соучастие в форме пособничества. Стыдно. Ты б еще на шухере постоял.

– Так может, поедем, и их тормознем. Адрес-то есть, куда они коробки таскали. Я запомнил.

– Задержать не сложно. А ты не боишься, что они тебя же и загрузят. Мол, за тонну баксов договорились перевезти ворованный товар. Михалыч подтвердит, что ты брал джип. Все остальные подтвердят, что ты неожиданно раздал долги…

– И ты тоже?

– Я не буду, так и быть.

– Но я же не знал, что в коробках, и откуда они.

– А они, скажут, что знал! Хором скажут. Два – один в их пользу. Хрен отмажешься, особенно нынче, в разгар борьбы с коррупцией и олигархами. Проведут промеж вами очную ставку, и поедешь ты, страшно подумать, куда.

– И чего делать? Плюнуть и забыть?

– Дело твое, только вдруг их возьмут, и они начнут кукарекать, особенно про то, какой ты крутой пацан и какой у тебя замечательный пахан. Джип-то приметный, найти не сложно.

Жора берет вторую сигарету и жадно затягивается.

– И что ты посоветуешь?

– Тут только один выход. До конца играть… Чтоб отдел собственной безопасности, прокуратура и вышестоящее начальство действительно поверило, что это была оперативная разработка, и ты действительно внедрился в банду под видом водилы. Жора – внедрюк. Нет – внедрило.

Георгий на секунду-другую задумывается, потом согласно кивает.

– Ты прав… Есть у меня идея. Сегодня же и займемся. У тебя время есть?

– А я-то тебе зачем?

– Прикроешь…

* * *

– Скажи, Жор, ты Родину любишь?

– Люблю. Кто ж ее не любит?

– А как ее из кризиса вывести, знаешь?

– Знаю. В три шага.

– Серьезно? Не поделишься?

Загорается зеленый, Жора рвет с места, словно Шумахер, на первой передаче разгоняясь до полтинника.

– Первое – увеличить зарплату милиции.

– Ну, пожалуй, соглашусь.

– Второе – увеличить зарплату милиции.

– А-а-а-а… Берусь угадать третье.

– Не угадаешь. Третье – проконтролировать, чтобы были выполнены два первых пункта. И наказать виновных.

– Ты думаешь, Родина выйдет после этого из кризиса?

– Не сомневаюсь. Милиция покончит с преступностью, олигархи вернут ворованные бабки, экономика возродиться, народ начнет зарабатывать, и мы станем мировой державой. Все просто.

Жора сворачивает на пригородную трассу, прибавляет газку, перестроившись в левый ряд. Джип хорош, на таком не стыдно и в свет выехать. Жоре, вероятно, надоели разговоры о Родине, он врубает магнитофон, салон наполняется лирическими нотами блатного шансона. Не снижая скорости, мы проскакиваем пост ГИБДД, и оказываемся за чертой города. Минут через двадцать будем у цели.

У небольшой развилки мой наблюдательный глаз замечает ментовский «Жигуль», притаившийся в кустах. «Жигуль» выдает себя включенными мигалками, которые видно минимум за версту. В машине никого нет, рядом тоже.

– Странно, – я киваю на «Жигули», – если это засада, то зачем включены мигалки. А если не засада, то где менты?

– Да он уже месяц тут стоит, – спокойно отвечает Жора, – там мотора нет.

– Как нет? – тупо спрашиваю я.

– Ты развилку видал? Это дорога на дачу нового зама начальника Главка.

– И что?

– Он когда должность получил, велел сюда пост поставить. Тачку с нарядом. Чтоб бандюги и шушура всякая знала, сюда соваться нельзя. Объект охраняется. Типа пугала огородного. А лишних тачек у нас, сам знаешь, днем с огнем. Вот шеф автохозяйства и вывернулся. Взял списанный «Жигуль» без движка, мигалку повесил, подкрасил и на буксире сюда притащил. Раз в сутки водила приезжает, аккумулятор менять, чтоб мигалка не сдохла.

– А наряд?

– Наряд первых три дня стоял, потом плюнули, решили, что к тачке и так никто не подойдет, кому она без мотора нужна. Ну, и сняли. В общем, ничего, только бомжи иногда в ней ночуют, когда дождь…

Н-да… Все-таки, пора, пора спасать Родину, пора. Давно назрело…

Остаток пути мы проводим в молчании. Погодка сегодня ничего, солнышко местами посвечивает. Верю, ждет нас удача.

– Все, это здесь, – Жора заруливает на поребрик возле трехэтажного домишки и глушит движок.

– Не ошибаешься?

– Не ошибаюсь. Вотчина. Ты в разговор без нужды не встревай, есть у меня чего им сказать. Пошли.

Мы передергиваем затворы, покидаем джип и идем в квартиру на первом этаже упомянутого дома. Кто не понял, ту самую, куда ночные знакомые Жоры выгружали коробки. Предварительно напарник брякнул в паспортный стол и выяснил, что прописана в адресе бабуля восьмидесяти двух лет. Из чего напрашивался вывод, что пацаны снимают эту хату и скорей всего, залетные, то есть не местные. Маловероятно, что хозяйка верховодит бандой в столь почтенном возрасте. Хотя, всякое, конечно, бывает…

Георгий уверенно жмет звонок, не отпуская его до тех пор, пока тяжелый баритон осторожно не спрашивает: «Хто?»

– Свои. В окошко выгляни.

Напротив окон гордо, словно крейсер «Аврора», замер наш джип. Секунд через двадцать ключ поворачивается в замке, дверь распахивается и перед нами возникает улыбчатая физиономия первого питекантропа – жилистого мужчинки лет тридцати от роду.

– Здорово, кореш, – Жора сверкает позолоченной коронкой и переступает порог, – узнал?

– Узнал, – кореш пропускает нас внутрь, продолжая лыбиться.

Из комнаты появляется второй Жорин попутчик. Да, лицом он тоже не вышел, общаться с таким лучше через пуленепробиваемое стекло. Тем более, что в правой руке у него зажат обрез системы Мосина, слегка подпорченный ржавчиной. Обрез плохо сочетается с ярко-бордовым шелковым халатом, в который облачен субъект. Особенно учитывая, что халат женский.

– Это свои, – сообщает первый второму, по-прежнему улыбаясь.

Я приглядываюсь и понимаю в чем секрет его улыбки. У него просто лицо такое. Зеркало души. Открытое и приветливое. Как врезали чем-то тяжелым, так и осталось.

Второй не опуская обреза, проводит тщательный фейс-контроль и, узнав знакомые черты Жориного лица, удовлетворительно хмыкает.

Георгий, не дожидаясь приглашения, по-хозяйски проходит в комнату, я, естественно, за ним. Никакой прописанной старушкой не пахнет, зато в наличии коробки с оргтехникой, аккуратно составленные в углу, рядом с корявым диваном времен пролетарской диктатуры. В противоположном углу горкой свалены какие-то шмотки – шубы, кожаные куртки, дамские сапожки… И, в принципе, можно хоть сейчас кричать: «Руки в гору!», но у напарника иные планы. Он присаживается на бабушкин диван и оттопыренным мизинцем указывает питекантропам на меня.

– Это Джорж… Он глухонемой…

О-ба!!! У меня перехватывает дыхание. Спасибо тебе, Жора, спасибо, сердешный. Чего я тебе плохого сделал? Ты б меня еще эпилептиком или чахоточным обозвал. А почему Джорж? Что, нормальных имен мало? Внедрило хреново… Я теперь, выходить всю операцию молчать должен?

– Гранату как-то на разборке метнул, да не рассчитал малеха, вот и контузило, – продолжает напарник знакомить господ с моими достоинствами.

Мужички уважительно кивают.

– Мы чего завернули-то, братишки, – Георгий закуривает сигарету, – вопрос надо один решить. Кстати, вас как кличут?

– Я – Витек, – представляется улыбчивый, – Холестерин.

– Погоняло?

– Зачем погоняло? Фамилия. А это – Володька. Тушканчик.

Представленный мужичок убирает обрез за бабушкин диван.

– Фамилия?

– Нет. Кликуха.

– Ну, Тушканчик, так Тушканчик, лишь бы, человек с понятиями, – Жора стряхивает пепел на пол, – Так вот, вопросик… Непоняточка одна возникла.

– А чо такое?! – хором горланят Витек с Тушканчиком.

– Как чо? – напарник кивает на коробки, – вы на чужой земле бомбите? Бомбите. Бабки шинкуете? Шинкуете. А кто в общак долю малую засылать за вас будет? Управдом? Это разве, по понятиям? Верно, Джорж?

Интересно, какого ответа дожидается правильный пацан Жора от глухонемого Джоржа? Даже, если тот умеет читать по губам? Ну, и что мне прикажете делать? Сердце разрывается от праведного гнева, но срывать операцию нельзя.

– Му-му…

– Правильно, Джорж. Не по понятиям. Что скажите, братва?

В рядах братвы легкая паника. Судя по синим иероглифам-наколкам на пальцах, с правилами приличия они знакомы, и чем чревато их несоблюдение, тоже в курсе.

– Да мы… Это, – мямлит Тушканчик, – хотели… Не нашли пока, в натуре.

– В натуре – статья в прокуратуре. Что не нашли? – голосом злобного учителя спрашивает Георгий.

– Ну, это. Кому долю засылать. Мы ж всего два месяца, как откинулись, пока то, се…

– Два месяца?! Вы опупели совсем! Джорж, они два месяца здесь тусуются, а мы про них ни сном, ни духом!

– Му-му.

– Не правда, мы хотели, отвечаю! Не дети – понимаем, лучше в команде, – лупит себя в грудь Витек, – вот, думали товар скинем и сразу долю зашлем. Мы люди порядочные. А пока нам даже тачку нормальную не купить, чайников ловить приходится. Сам же видел!

– А откуда товар?

– Со склада, вестимо. Подфартило, малеха. Там мужик с нашего отряда сторожем пристроился. За хищения в особо крупных сидел. Случайно здесь встретились. Он и предложил. Калитку открыл, мы его с понтом связали и товар вывезли. Толкнуть, правда, не знаем куда.

– Мы поможем, – авторитетно заявляет Жора, – вижу, мужики вы, вроде, нормальные. А хата это чья?

– Да, тетки моей троюродной, – улыбается Витек, – она до ноября в деревне дохнет, ключи дала.

– А своих берлог нет, что ли?

Мужички опускают глаза в пол.

– Есть, вообще то, – виновато отвечает Тушканчик, – нельзя нам туда…

– Почему?

– Ну, мы это… Как бы, не совсем откинулись…

– С зоны сдернули? – догадывается Георгий.

– Подфартило малехо…

– Мне б так фартило… Сколько оставалось?

– Мне трояк, Витьку – пятирик.

– Ладно, если вы нам подойдете, найдем вам хату приличную. И тачилу подгоним, – Жора пятерней чешет подбородок.

Я молчу, ибо говорить мне, по милости напарника, не полагается.

– А чего, можем не подойти? – с тревогой в голосе спрашивает Холестерин.

– Мы первых встречных в свою команду не берем. У вас на лбу не написано, кто вы. Может, менты засланные. Вот потолкуете с нашим паханом, проверим вас в деле, тогда и решим. Я волль?

– Волль, волль.

– Тогда поехали к пахану.

Жора достает из кармана мобильник. Не родной, естественно, а временно отобранный у хозяина джипа.

– Алло! Алло, папа? Мы скоро будем… Да, вроде, ничего мужики… Конкретные. Ага, понял.

Жора убирает трубку и поднимается.

– Все, погнали.

– Ствол брать? – Тушканчик кладет руку на диван.

– Зачем? Мы ж не на разборку катим. Откуда, кстати ствол?

– У мальцов местных купили. У землекопов.

– Ладно, стволы тоже приличные дадим. Тебе «Узи», а Витьку помпуху. Джорж, пошли.

Я молчу. Так получилось, что я рассматривал шмотки в углу и за губами Жорика не следил.

– Джорж, ты чего, оглох?!

Вот, чудак…

– А, ну, да, – напарник, наконец, вспомнил условия игры и стукнул меня по плечу, – айда.

Мы покидаем уютную тетушкину квартиру, загружаемся в джип и срываемся с места, поднимая в воздух стаю сизарей. Жора заводит музыкальную шкатулку. Фортепьяно, скрипка, стон. Жалостливая…

 
«Я вам спою-ю-ю,
Как два мента-уро-о-о-да,
Меня лишили сча-а-стья и свобо-о-ды.
Сковали руки белые в око-о-вы,
И вот на нарах чалюся я снова-а-а…
 

ПРИПЕВ:

 
Эх, неволя, мама, за решеткой птица.
Бьется раненым крылом, да в стекло стучится…»
 

По улыбающемуся лицу Холестерина течет слеза… Коварная сила искусства.

Мы выскакиваем на трассу и разгоняемся до скорости отрыва от взлетной полосы.

– Там на развилке менты пасутся, – предупреждает Тушканчик, – сбавил бы. А то уцепятся. За нами как-то погнались, еле ушли.

Я молчу. Сжав зубы.

– У вас же тачки нет, – Жора убавляет громкость динамиков.

– Да на попутке ехали. Водила превысил, ну мусора и уцепились.

– За нами не уцепятся, – заверяет мой друг, – у пахана в ментуре все схвачено. Они из его рук кормятся… Вы, кстати, братва, думайте, чем папу нашего прикалывать будете.

– Как это?

– Есть ли за вами дела серьезные, кроме этого склада? Папа серьезных людей уважает. Только туфту не гоните, мы проверить должны… Ну, что?

Тушканчик приглаживает ежик волос на голове, собираясь с мыслями. Витек что-то шепчет самому себе, начиная загибать пальцы.

– Ну, короче, есть, чем пахана вашего приколоть, – довольным голосом сообщает он, подсчитав результат.

– Выкладывай.

– Хат мы двенадцать штук взяли. В районе Шувалова.

– Тринадцать, – поправляет Тушканчик.

– Я ту, где бабку кончили, не считал… Заверещала карга старая, Володька ее и успокоил «фомой» по балде.

Ого! Славные ребята.

Жора не реагирует никак. У него сейчас, то самое, замутненное зеркало души. Без следов эмоций. И голос тверд, как Гибралтарская скала.

– Двери, что ль, «фомичом» выносили? – уточняет он.

– Когда как. Иногда лохи сами открывали. Ствол в морду и кердык.

– Адреса помните? Чтоб проверить?

– Репу почесать, вспомнить можно. Кишки, видели, в углу свалены? Оттуда. Кое-что, правда, толкнули…

– А говорите, бабок нет.

– Так мы, – виновато пожимает плечами Тушканчик, – потратились. Выпить, закусить… Вот и кончились.

– Что еще? – сухо продолжает дознание Жора.

– Пару теток на гоп-стоп в парадниках поставили.

– Когда?! – резко обрывает Георгий.

– Неделю назад, где-то. Одна лопоухая такая, сумку у нее взяли. Вторую не запомнил, висюльки вместе с ушами вырвали. Витек, ты не помнишь ее?

– Баба, как баба. Нам с нее не картину писать.

– Про гоп-стопы папе лучше не трепитесь, он такие варианты не выносит. Это для малолеток хорошо, но не для солидных мужиков.

– Мы тогда на нулях были, ну и…

Мы пересекаем городскую черту. До отдела минут десять езды. Жора сбрасывает скорость.

– Это все?

Наши новые друзья явно мнутся.

– Было еще дельце, – собравшись с духом, отвечает улыбчивый Витек, – сорвалось только. Из-за Володьки.

– Это почему из-за меня?

– Я тебе говорил, надо цирика с порога гасить, а не по сторонам пялиться? Вот и сорвалось.

– Мы сами разберемся, кто прав, – разводит Жора спорящие стороны, – вы дело рассказывайте.

– Да валютник мы хотели взять. В Купчино. Там только один цирик пятнистый охранял, да кассирка за стеклом сидела. Договорились, цирика с порога мочить, а Володька меньжанулся, цирик кнопочку и нажал, как обрез увидел. Цирика кончили, а валюту взять не успели, сирена завыла. Менты, как на грех, мимо проезжали. В общем, еле копыта унесли…

– Да, лихие вы ребята, – одобрительно кивает Жора, – нам такие очень нужны. Папа обрадуется. Да, Джорж?

– Му-му.

Витек гордо ухмыляется. Жора вновь разгоняется, резко сворачивает с проспекта, мчит по улочке, и через пару секунд мы на полном ходу влетаем во двор нашего отдела. Гасанов о чем-то ругается с Укушенным возле поставленного на кирпичи милицейского «Москвича». Жора тормозит, мы по инерции уходим вперед.

– Все, приехали, мужики. Пошли к пахану.

С лица Витька сползает улыбка.

– А где это мы? – обозрев окрестности, спрашивает он у глухонемого Джоржа, то есть у меня.

Глухонемой Джорж достает из-за пояса пистолет Макарова и упирает ствол в лоб любопытного Витька.

– Тебе ж сказали, у пахана.

– Ой, а ты чего, не немой?…

* * *

– Я на днях у массажиста был, – Укушенный трет поясницу, – спину где-то застудил, прихватило. Так вот. В массажном столе, оказывается, дырка специальная есть. Для лица. Ну, чтоб лежать удобно.

– И что?

– Мне массажист сказал, что во всем мире эти столы делают с овальной дыркой. И только у нас с квадратной. Понимаешь? Наши столы сделаны для людей с квадратными головами! Почему?

– Да потому, что у нас головы квадратные.

В кабинет влетает счастливый Жора, прерывая наш научно-медицинский диспут.

– Слушайте! – он разворачивает какую-то газету, – очень внимательно слушайте! В Подкопытинске арестован мэр… Пардон, это не то. Вот. Уникальную операцию провели на днях питерские оперативники. Три месяца назад из колонии усиленного режима сбежали двое опасных преступников, убив при этом конвоира. Бандиты обосновались в одном из пригородов Санкт-Петербурга и совершили ряд тяжких преступлений, в том числе убийство пожилой женщины и налет на обменный пункт валюты. Питерские сыщики, проанализировав ситуацию, довольно быстро вычислили бандитов, но для их задержания не хватало улик. Руководство Главка приняло решение внедрить в банду одного из лучших своих сотрудников. Задание было выполнено, милиционер внедрился под видом водителя, которого преступники наняли для перевозки украденной ими оргтехники. Во время перевозки бандиты были задержаны без единого выстрела, после чего полностью изобличены в совершенных ими преступлениях… Ну, как?!

Жора потрясает газетой.

– Это тебе не какой-нибудь «Водоканал», это серьезная газета. Миллионный тираж! Но самое главное – один из лучших сотрудников! Уникальная операция!

– Самое главное, руководство Главка приняло решение… Да, операция, действительно уникальная, внедрилка, ты наш. Ты меня, за что глухонемым обозвал?

– Хрен его знает, – Жора опускает газету, – само собой как-то вышло. Чтоб лишнего не сболтнул, наверно.

– Да я б не взболтнул, в отличие от некоторых. Скажи, Джорж, то, скажи, Джорж, это…

– Фигня, главное – победа, а не участие. Палыч премию обещал выписать, сто карбованцев. Полтаха твоя, по понятиям. Джип, жаль, отдать пришлось, а то бы еще покатались.

В дверь осторожно стучат, она приоткрывается и перед нами возникает лопоухая мадам, с туго заплетенной косой. Отчего лопоухость откровенно бросается в глаза.

– Простите, у вас Георгия нет? Ах… Вы здесь. Здравствуйте. Вы меня действительно вызывали, это не розыгрыш?

– В нашей милиции не шутят, – самым серьезным тоном отвечает Жора, – пойдемте в мой кабинет. А пока вспомните, может, все-таки у вас выдернули сумку? Как она сама могла потеряться, это ж не собачка?…

Голос друга растворяется за дверью.

– Я тоже пойду, – поднимается со стула Укушенный, – Шишкин велел и мне куда-нибудь внедриться. Понравилось Палычу инициатива…

– Бог помощь.

– Спасибо, – Укушенный скрывается за дверью, и я остаюсь в одиночестве.

Ну, кто сказал, что мы разучились работать? Что не умеем проводить уникальные операции?! Кто? Отзовитесь?…

Тишина.

Так что, как не крути, а премия все равно маленькая. Надо чаще внедряться.

А поэтому – продолжение следует…