Текст книги "Комплект книг: Чертоги разума. Убей в себе идиота! / Машина мышления, Способы думать / История и общество, дискурс и концепт"

Так что наступает момент, когда мы можем и должны сформировать ту самую «гипотезу»: реконструировать происходящее – предположить, что же происходит на самом деле, когда мы воздействуем на реальность таким вот образом.

Если реальность от наших действий меняется, то это значит, что мы не витаем в облаках, а точно что-то действительное в ней ухватываем.

Теперь, следуя по этим «хлебным крошкам», нам нужно увидеть внутренние отношения, напряжения и силы этой самой реальности.

Дальше мы концептуализируем соответствующие схемы: они в нас уже есть (мозг что-то схватил и понял сам для себя), а сейчас мы должны сделать их осознанными, чтобы иметь возможность целевым образом направлять свои действия.

• Третий этап. Теперь в пространстве нашего мышления уже существует объёмная реконструкция реальности. Конечно, это лишь её «карта», но она уже проверена и опробована.

Грубо говоря, мы теперь знаем, как по ней передвигаться, чтобы оказываться там, где нам надо (то есть получать нужный результат).

Но давайте напомним себе это ещё раз: есть «территория» (реальность), и есть «карта» (наша модель этой реальности, её реконструкция).

Каждый раз, когда мы куда-то движемся, мы идём по фактической «территории» и нам необходимо постоянно сверяться с нашей «картой», иначе это неизвестно куда нас уведёт.

Соответственно, мы должны выработать некий набор ключей (знаков, диагностических признаков, показательных фактов), которые помогут нам на постоянной основе соотносить реальность и нашу модель реальности.

Делаем шаг – и сверяемся, следующий шаг – и снова сверяемся.

Этими «ключами» являются те вопросы, которые мы должны постоянно задавать (часто просто самим себе), чтобы выяснить, где мы находимся, и насколько это соответствует ожидаемым промежуточным эффектам.

Если получается неплохо, мы идём дальше. Если нет, то возвращаемся ко второму этапу и дорабатываем свою «карту» ещё раз.

• Четвёртый этап. Отработав однажды этот алгоритм, мы рискуем оказаться заложниками собственной схемы.

А сколь бы точной и продуктивной (с точки зрения полученных результатов) ни была наша «карта», «территория» (реальность как таковая) всегда сложнее и содержит в себе множество аспектов, которые не могут быть – все, целиком и полностью – учтены в рамках того или иного моделирования.

Но как нам заставить свой мозг выйти из колеи, в которую он сам себя с таким усердием загнал?

Путь один – сомнение в очевидности. Когда у нас всё начинает складно и ладно получаться, мы склонны уверовать в свою правоту и непогрешимость, а также в знание истины.

Результаты всегда могут быть лучше, но мы убеждаем себя, что сделали всё, что могли, и лучше быть не может, потому что «такова жизнь».

С одной стороны, это конечно, верно. Но с другой – кто сказал, что это действительно лучшие результаты? Мы же сами себе и сказали, следуя известному принципу экономии.

Но почему же они не могут быть «более лучшими»?

Могут, но для этого нам придётся и пересмотреть свою концептуальную модель («карту», реконструкцию), и понудить мозг сделать что-то, чего он до сих пор не делал (и даже не собирался, честно говоря).

Решение этой непростой задачки кроется в ориентировочном рефлексе (или, как его ещё называл Иван Петрович, – «рефлексе “Что такое?”»). Он возникает у нас в ответ на неожиданность, на внезапный внешний раздражитель.

Если мы найдём способ усомниться в исключительной правильности выбранного нами пути (того способа, которым мы до сего момента реконструировали реальность), то мы неизбежно обнаружим новые факты, которые до сих пор скрывались от нас.

Как только мы обнаружим эти новые факты, прежняя реконструкция реальности покажется нам несостоятельной, и нашему мозгу придётся решать новый способ взаимодействия с ней. И таким образом, мы снова окажемся на первом этапе мыслительного процесса и закольцуем его.

Понимаю, что всё это пока звучит достаточно абстрактно. Поэтому вернёмся к нейрофизиологии и попытаемся это «увидеть».

Хороший врач ставит диагноз, руководствуясь как изображениями, так и числами. Учёные должны научиться действовать так же.

Бенуа Б. Мандельброт

Если бы у нас с вами была физическая возможность заглянуть внутрь мозга и посмотреть, как там что устроено, то мы бы с вами, я уверен, пришли в некоторое замешательство.

Дело в том, что одна нервная клетка нашего мозга, по существу, ничем не отличается от другой. То есть там – в нашем мозгу – миллиарды совершенно одинаковых нервных клеток.

В какой бы области мозга мы ни оказались – в зрительной коре или в слуховой, в области двигательных или речевых центров – все клетки будут «на одно лицо».

Нервные клетки зрительной коры не переливаются всеми цветами радуги, клетки слуховой коры не звучат колокольным звоном, клетки речевой зоны не разговаривают, а двигательные, как вы понимаете, не танцуют сальсу.

Нет, они все одинаковые. Лишь их связи, их отношения друг с другом и возникшая таким образом «память» создают в нас зрительные образы, звуки, двигательную активность, а также все прочие интеллектуальные объекты, включая «других людей».

Сами же клетки – это лишь транзисторы в этой нейронной сети, а вовсе не генераторы чувств или образов.

Поэтому нашему мозгу на самом деле совершенно наплевать, с чем мы в реальности имеем дело – всё, что в него попадёт, он просчитает согласно сформированным в нём шаблонам (взаимосвязям нервных клеток, нейрофизиологическим комплексам, «программам»).

Для него есть только входящий сигнал, который он просто цифрует и тем самым универсализирует. Но в зависимости от того, через какие ворота этот сигнал вошёл (через зрительные, слуховые, тактильные или какие-то другие рецепторы), в те зоны коры он и отправляется[28]28
  Плюс существует ещё первичная интерпретация этой информации, которая происходит как раз в подкорковых структурах, которые также влияют на то, куда она пойдёт дальше.


[Закрыть].

Сами эти зоны коры состоят из соответствующих нейрофизиологических комплексов – специализированных «программ».

Когда вы работаете с файлом на компьютере, вы можете открыть его с помощью разных программ. В результате одна и та же информация в Paint, например, будет выглядеть одним образом, а во встроенном проигрывателе Windows Media как-то иначе.

Грубо говоря, для мозга не существует «видео-файлов», «аудиофайлов» или «человеко-файлов». В нём есть зоны, где одна и та же «цифровая информация» или «видится», или «звучит», или, например, «формирует образ человека»[29]29
  С этим, кстати, связан знаменитый эффект синестезии, когда информация, идущая по зрительному тракту, попадает также и, например, в слуховую зону. В этом случае человек может видеть какой-то цвет и слышать в этот момент музыку.


[Закрыть].

То есть эти зоны состоят из соответствующих «программ» – визуализации, озвучания, создания телесных ощущений, боли, вкуса, эмоций и т. д. Подайте на них сигнал – и они вам его представят в соответствующем виде.

Практически любая такая «программа» является сформированной в опыте.

Сразу после рождения, например, мы видели мир перевёрнутым. То есть наш мозг должен был понять, что что-то тут не так, и научиться в себе самом переворачивать уже зримое им изображение.

Как мы уже знаем, и мозг взрослого человека, обретшего зрение после абсолютной слепоты, и мозг младенцев постепенно обучаются тому, чтобы складывать размытые пятна света в зримые объекты. На это требуются недели бесконечной работы со стимулами и неустанной нейротренировки.

Даже зрительное ощущение перспективы – это лишь такой способ разворачивать визуальный образ.

Если вы возьмёте туземца, который всю свою жизнь провёл в джунглях, и переместите его в саванну, то буйвол, находящийся на значительном удалении, будет казаться ему мухой. Его зрительные зоны просто не имеют «программы», которая способна создавать для него визуальное ощущение перспективы.

Или вот ещё пример этих нейрофизиологических фокусов…

Многочисленные исследования слепых от рождения людей показали, что зрительные зоны коры головного мозга у них не атрофируются, несмотря на то, что к ним не поступает никакой информации от сетчатки глаза, а сами слепые уверяют, что они могут «видеть».

Мы – зрячие – никогда не поймём, что это значит для слепого человека «видеть». И конечно, «зрительные образы», которые они «видят», не имеют ничего общего с теми зрительными образами, которые создаёт наш мозг. Но некое «видящее» восприятие у них действительно есть.

Например, они могут использовать эффект эхолокации – щёлкают языком и прислушиваются к его отзвуку. Вроде бы в этом случае должна быть задействована слуховая кора, но нет – как выясняется, активизируется у них именно зрительная кора! Именно она обрабатывает у слепого человека данную – не визуальную – информацию, позволяя человеку ориентироваться в предметном мире, как будто бы он её «видит».

Короче говоря, мозгу совершенно всё равно, что там «снаружи». Он представляет собой очень мощный расчётный сервер, в котором сформировано множество программ на самые различные случаи жизни.

Наш мозг обрабатывает любой сигнал – не важно, поступил ли он на рецепторы или создан внутри (например, слова, сновидения, мысли, чувства и т. д.). Преобразовываясь, сигнал переходит от одной зоны мозга к другой, обретая для нас новые и новые черты, характеристики и измерения.

Задача нашего мозга – создавать модель реальности, а люди ли скрываются за этими моделями (они ли картируются) или какие-то предметы, идеи или виртуальные сущности – ему совершенно безразлично.

В какой области мозга окажется сигнал, там мозг с ним и поколдует, проведёт расчеты и «программную обработку». В результате он превратит этот сигнал во что-то, с чем мы потом будем иметь дело уже на уровне нашего сознания как с «действительной реальностью».

Вот почему, хоть это и кажется странным, животные (каковыми мы тоже являемся) с лёгкостью способны переориентировать агрессию с сородича на какой-то бездушный предмет.

А человеческие дети, как вы знаете, без проблем «одушевляют» игрушки, да и мы с вами без труда представляем себе героев художественных книг «как живых», хотя на самом деле это просто буквы на бумаге.

Нам кажется, что наша жизнь богата и разнообразна. На деле же вся она нарисована нашим мозгом, его «программами». Внутри же него самого – тихо и темно, как в могиле.

Сделайте сейчас паузу, подумайте об этом…

Скрытое от нас мышление

Нам сложно это понять: знание о том, как работает наш мозг, как он строит картину мира, как создаёт его объекты, как осуществляет акт мысли в обход нашего сознания – это, выражаясь философским языком, знание контринтуитивное.

То есть нам это просто не представить. Теоретически – вроде понятно, а картинка не складывается. Но таковы все научные парадоксы, о чём я рассказывал в «Красной таблетке»: непротиворечивыми нам кажутся только те теории, которые касаются мира, к которому природа эволюционно подготовила нашу с вами психику.

Если же мы всё-таки заглядываем туда, где нас, что называется, не ждали, мы встречаем там одни сплошные парадоксы.

Там нас ждут полумёртвые коты Шрёдингера и кванто-волновой дуализм Нильса Бора, превращение химических элементов ДНК в кузницу жизни… Или вот, например, принципы работы мозга – тоже из этой серии.

Умом нам этого не понять: сколько бы мы ни накапливали научных данных, в этом «знании» всё равно сохраняется какой-то пугающий дух загадочности и парадоксальности. Впрочем, если наш психический аппарат и не был предназначен для понимания этой конкретной реальности, то чему мы, собственно, удивляемся?

Представить себе парадоксальные вещи нельзя – картинка разъезжается. Но если вы последовательно выкладываете на исследовательский стол научные факты, соотносите их друг с другом (делая при этом тысячи необходимых оговорок), то в вашем мозгу сами собой возникают гипотезы, и вы можете испытать их на практике.

Поэтому физики, несмотря на все их бесконечные физические парадоксы квантовой механики, умудрились построить атомную бомбу, биологи, несмотря на множество загадок в этой сфере, уже могут создавать искусственную жизнь (пока, правда, только на уровне бактерий, но ведь и они «божьи твари»).

Нам же с вами предстоит понять, как заставить своё мышление работать под нашим контролем. Поверьте: несмотря на всю свою внешнюю простоту, это задача ровно такого уровня сложности!

Удивительным и парадоксальным является тот факт, что мы не можем заставить своё мышление нас слушаться. Оно работает само по себе – в тканях нашего мозга, а наше сознание лишь свидетельствует его, осознаёт какие-то результаты этой работы. Причём именно так – результаты. Не процесс, не постановку задачи, а именно результат. Да и тот – в изменённом и преображённом виде.

Само по себе мышление представляет собой способность мозга создавать сложные интеллектуальные объекты. Впрочем, когда я говорю «сложные», я не имею в виду космические корабли или горизонтальное бурение скважин для добычи сланцевой нефти. Нет, я говорю о совершенно, казалось бы, примитивных вещах.

Каждая нервная клетка отвечает за какое-то элементарное знание (например, за визуальную идентификацию вертикальной линии или, наоборот, горизонтальной). Группа нервных клеток в 60–80 штук образует, как её называют нейрофизиологи, микроколонку. Эта микроколонка создаёт более сложный образ (у той же линии, например, появляется некая толщина).

В кортикальной колонке следующего уровня собрано уже несколько десятков микроколонок. Колонка ещё бóльших размеров – это сотни тысяч нервных клеток, и тут уже появляется более-менее осмысленный результат (например, какой-нибудь цельный, хотя всё ещё и весьма элементарный визуальный объект).

Таким образом, вся эта система представляет собой своего рода матрёшку, состоящую из универсальных модулей – клетки, микроколонки неокортекса, кортикальные колонки разной мощности. Наконец, всё это ещё складывается в слои коры головного мозга (их аж шесть штук), что схематично показано на рис. № 11.

Рис. № 11. Модульная организация коры головного мозга

Трудно себе представить, но вся эта сложнейшая, шестислойная и матрёшечная структура умещается в двух с небольшим миллиметрах коры головного мозга (такова её толщина) и весьма однообразно мультиплицируется по всей её площади (в две с небольшим тысячи квадратных сантиметров).

Эта биомашина по расчёту цифровых данных создаёт всё, чем является наш мир – и внешний, и внутренний (хотя тут уже и не разберёшься, что считать «внешним», а что «внутренним», учитывая, что оба находятся на одном «сервере» внутри нашей черепной коробки).

И каждый элемент этого нашего мира – хоть зрительный образ этой страницы, хоть звук, который вы только что услышали, хоть мысль, которую вы подумали, – это интеллектуальный объект, то есть нечто созданное вашим мозгом.

Нам кажется, что мы видим мир так, как мы его видим. Но даже это неправда. То, что вы видите, – это продукт работы соответствующих областей зрительной коры в затылочной доле мозга. На самом деле, исходная зрительная информация, поступающая в зрительную кору, не такова, как вам затем видится.

Посмотрите на рис. № 12. Слева изображено то, что вы бы увидели, если бы я стоял перед вами, а вы смотрели на моё лицо. Но информация с сетчатки выглядит иначе – посмотрите на картинку справа.

Недалеко от центра сетчатки глаза, где аксоны «палочек» и «колбочек» собираются в пучок, образуя зрительный нерв, рецепторы, реагирующие на свет, отсутствуют. Так что на нашем «экране» всегда есть дыра – так называемое «слепое пятно». Поскольку же плотность зрительных рецепторов по периферии сетчатки меньше, чем в центральной её части, то по краям изображение всегда размыто.

Рис. № 12. Снимок с помощью фотоаппарата и то же изображение, как его воспринимает сетчатка нашего глаза (слепое пятно и размытая периферия)

Но как так получается, что «наш глаз» видит одно, а «наша зрительная кора» показывает нам другое? Всё очень просто: вы не видите то, на что смотрите, вы видите лишь то, что показывает нам наш мозг. Он выучился исправлять ошибки зрения – «затирает» чёрные пятна, а за счёт быстрых микродвижений глаз создаёт у вас ощущение, что вы хорошо видите то, что находится по периферии от зрительного фокуса.

Иными словами, вы видите не реальный, а изготовленный – подправленный, отретушированный, отфотошопленный, прошу прощения, – зрительный образ.

Над его созданием трудятся сотни тысяч кортикальных колонок – те самые матрёшки нервных клеток. Так что это настоящий интеллектуальный объект – нечто, созданное вашим мозгом, потому что он этому выучился (самозапрограммировался таким образом).

Это принципиально важно понимать: вы, о чём бы ни шла речь – о зрении, слухе, ваших чувствах или представлениях – всегда имеете дело с интеллектуальными объектами, то есть с продуктом работы соответствующих программ мозга.

И как мы уже знаем, вы даже можете перепрофилировать его зоны. Слепой человек не получает информации от сетчатки своего глаза, но он использует зрительную кору как-то иначе, чтобы сделать как бы «то же самое».

Он говорит, что он «видит», хотя видеть не может. Но его зрительная кора делает и создаёт для него какие-то интеллектуальные объекты, которые он внутри самого себя воспринимает как некое «ви́дение».

Теперь представьте, что мы говорим не о зрительной коре, а о тех корковых отделах, которые относятся к нашей дефолт-системе мозга. У стайного животного эти области коры заняты обработкой сигналов, связанных с их «социальной жизнью» – кто как на него посмотрел, кто оскалился, кто погладил, кто поделился едой и так далее.

У нас, казалось бы, тоже «социальная жизнь». Но мы не «зрим» её, как наши родственники-приматы, а используем своего рода «эхолокацию»: каждый субъект, с которым мы имеем дело, нами назван (Вася, Петя, Маша и т. д.), и о каждом мы составили какое-то своё представление (историю, нарратив).

После того, как мы все эти ярлыки развесили (а делаем мы это стремительно), мы уже взаимодействуем не с реальными людьми, а с этими ярлыками. Мы больше не считываем фактические сигналы, а используем эти свои «идеи» (созданные нашим мозгом интеллектуальные объекты).

Опираясь на эту информацию (достоверность которой весьма сомнительна), мы решаем, как вести себя с тем или иным человеком, как реагировать на его высказывания, как побудить его сделать то, что мы от него ждём, и проч., и проч.

У нас создана мощнейшая система использования знаков (слов, понятий, представлений и т. д.), чтобы разворачивать у себя внутри головы огромный социальный мир. Но вся эта наша «социальность» условна, потому что мы имеем дело не с «социумом» как таковым, а с интеллектуальными объектами, созданными в нашей голове.

Всё, с чем мы имеем дело – это работа интеллекта, корковых отделов, тех самых кортикальных колонок, и всё это – наше мышление. Самое настоящее мышление – как оно есть, а не то, что мы обычно ошибочно считаем своим «мышлением».

Думаю, нам пора понять, что у нас нет в голове какого-то одного специального центра мышления. Всё, что делает и производит в себе наш мозг, есть то самое наше мышление.

Поэтому работать мы должны с мозгом, а не с выдуманным гомункулусом, который, как нам кажется, сидит у нас голове и рулит процессом. Но на самом деле никакого гомункулуса в нас нет.

У нас есть мозг, и он отнюдь не идиот!

Как здорово, что мы столкнулись с парадоксом.

Теперь появилась надежда на развитие.

Нильс Бор

Сформулируем главные парадоксы нашего мышления:

• Во-первых, нам кажется, что мы думаем (и в каком-то смысле это действительно так), но на самом деле наше мышление (создание мозгом интеллектуальных объектов и их взаимодействие друг с другом) происходит само по себе.

Наше сознание лишь узнаёт о результатах этой интеллектуальной работы мозга и выражает их в наших «мнениях», «представлениях», попутно скрадывая (забалтывая) множество возникающих здесь противоречий.

• Во-вторых, нам кажется, что мы мыслим разное о разном, но наш мозг всегда использует одни и те же схемы и шаблоны (способы сборки интеллектуальных объектов), которые в нём уже есть.

Он сформировал в себе набор программ, обучаясь и перерабатывая прежний опыт (причём это происходит на всех уровнях – идёт ли речь о создании зрительных образов, или, например, о восприятии «внутреннего мира» других людей).

С чем бы мы ни столкнулись, мы всегда используем уже имеющийся у нас инструментарий просчёта данных.

• В-третьих, нам кажется, что мир вокруг нас состоит из «живого» и «неживого», или, например, «людей» и «всего прочего», или «теоретических знаний» и «физического опыта», «сущностей» и «смыслов». Но это не совсем так.

На самом деле, это лишь частные характеристики интеллектуальных объектов, создаваемых нашим мозгом. Для самого же мозга один интеллектуальный объект ничем не отличается от другого – и в том случае программа, и в этом[30]30
  Очень показательны в этом смысле, например, лица, страдающие аутизмом: взаимодействуя с другими людьми, они воспринимают их как такие же материальные предметы окружающего мира, как и любые другие. Их мозг как бы не научился «одушевлять» других людей или предметы (как здоровые дети, например, «одушевляют» кукол или сказочных персонажей).


[Закрыть].

По сути, мозг даже не содержит эти интеллектуальные объекты в себе как таковые. Он их постоянно собирает и пересобирает.

Наш мозг – это набор программ, который использует хранящиеся в нём знания как детали от конструктора Lego. Складывая из них очередной интеллектуальный объект, он представляет их – в таком, уже собранном виде (с соответствующими характеристиками и свойствами) – на суд сознания.

• В-четвёртых, нам кажется, что есть некое мышление, а есть что-то другое – например, восприятие, память, воображение, чувства и т. д.

Но поскольку весь мозг устроен по одним и тем же принципам (все нервные клетки одинаковы, а способы их взаимодействия универсальны), то любой психический процесс в каком-то смысле есть мышление, ведь он представляет собой сборку интеллектуальных объектов.

То, что для сознания эти интеллектуальные объекты выглядят по-разному и складываются в некие образы, – лишь результат работы соответствующих программ мозга. Но каждая из них сделана по тем же принципам, что и любая другая.

Это непросто уложить в голове. Если же вы почему-то считаете по-другому, то вспомните слова Нильса Бора: «Если вы не пришли в ужас при знакомстве с квантовой механикой, значит, вы ничего в ней не поняли». Так что я надеюсь, что вы всё-таки хоть чуть-чуть ужаснулись парадоксальности «нейронной механики».

Теперь давайте, уже на новом уровне понимания (и ужаса) ещё раз вернёмся к тому, о чём мы уже говорили…

Нам кажется, что у нас есть мышление – как способ решения жизненных задач, и другие (не мыслительные) психические процессы: воспоминания, мечтания, переживания и т. д. Теперь мы знаем, что это разделение ошибочно. А рассматривать «ум» и «чувства» отдельно – это и вовсе антинаучный анахронизм.

И всё же давайте допустим, что есть в нас нечто такое, что можно считать неким отдельным, специфическим мышлением, которое помогает нам решать жизненные задачи. Да, это большая условность, но всё же…

В мозге, как мы уже знаем, не так много областей, где это «мышление» может осуществляться. По сути, дефолт-система мозга – и есть единственный кандидат на эту роль.

Именно она является тем локомотивом, который обеспечивает нас созданием сложных карт социальной реальности и всех её производных – реальности культуры, знаний и т. д.

Способы сборки этих интеллектуальных объектов формируются в нашей дефолт-системе мозга в процессе нашего взросления и воспитания.

Чем более сложными и драматичными были наши отношения с другими людьми, чем сильнее мы были от них зависимы и чем сильнее хотели эту зависимость преодолеть, тем более сложные модели (карты) других людей (реальности) мы научились строить[31]31
  Вынужден сделать здесь одно важное уточнение: данное правило работает, если вы сопротивлялись этому социальному давлению. Если вы принимали его как должное и не испытывали внутреннего протеста, выражавшегося действием, то, скорее всего, ваша карта реальности сложнее не становилась.


[Закрыть].

Ещё раз: развиваясь в социальной среде, мы обучили свою дефолт-систему мозга строить максимально сложные для каждого из нас интеллектуальные объекты.

С учётом своего жизненного опыта мы сформировали такое «программное обеспечение», которое сформировали. Теперь, если мы собираемся решать какие-то свои «жизненные задачи», это наш арсенал средств, наш интеллектуальный потенциал.

Надеюсь, что мне удалось это разъяснить. И в качестве небольшого проверочного задания мы проведём мысленный эксперимент: я расскажу вам историю об одном субъекте, а вы – на своём личном опыте – попытаетесь понять, о ком она.

Речь пойдёт о субъекте, от которого очень многое в вашей жизни зависит. По большому счёту, вся ваша жизнь вертится вокруг него. Он вам нужен, но он же может и уничтожить вас, если вы не предпримете меры, чтобы от его избыточной энергии защититься.

Впрочем, вы неодиноки – есть и другие субъекты, которые, так же как и вы, вращаются вокруг этого персонажа. То есть вы с ними чем-то похожи. Разница лишь в том, что кто-то умудряется построить с этим центровым субъектом выгодные для него отношения, а кто-то – нет.

Представили? Теперь добавим к этому, что и вы не лыком шиты – вокруг вас тоже кое-кто крутится. Вы, так сказать, «ответственны за тех, кого приручили». Толку от этих малявок для вас никакого – ни тепло, ни холодно – но иногда вы посмотрите на них и подумаете: «Это очень мило и приятно».

Вот такая вполне себе универсальная история. У кого-то роль подобного «центрового субъекта» выполняет руководитель или старший партнёр по бизнесу, может быть, супруг или родители. Им может стать даже собственный ребёнок или предмет несчастной любви.

В общем, есть у вас варианты, какого субъекта подставить на это место в этой нарисованной мною схеме. Да и на место зависимого субъекта (который крутится вокруг вас, хотя вам это и не особенно надо) у большинства из вас, я думаю, кандидатуры найдутся.

А кого, как вы думаете, я загадал в этом мысленном эксперименте?.. Я рассказывал вам об устройстве Солнечной системы:

• центровой «субъект» моего рассказа – само Солнце;

• вы (как «субъект» этой истории) – это Земля;

• другие вертящиеся вокруг Солнца «субъекты» – другие планеты;

• а «субъект», который крутится вокруг вас, – это, понятное дело, Луна, а также скопища всяких спутников вперемешку с космическим мусором (масса «субъектов», которых вы «приручили»).

Приведённый пример прост, но вот в чём фокус: я объяснял то, каковы наши теоретические знания об устройстве Солнечной системы с помощью модели социальных отношений.

Никто, как вы понимаете, из нас Солнечную систему не видел, и даже космонавты с астрономами видят только фрагменты этого её устройства, а остальное они достраивают уже в своём воображении.

Каким же образом это вообразить, если увидеть нельзя?

Мозг использует те инструменты, которые у него есть. И я собрал историю о Солнечной системе так, словно бы рассуждал о других людях: зависимость, отношения, влияние и т. д. Мозг воспользовался имеющейся у него «социальной программой».

Моё «ви́дение» Солнечной системы может быть только теоретическим, поэтому мне и нужна какая-то реальная модель, с помощью которой я смогу соответствующий интеллектуальный объект собрать.

Мне нужны какие-то лекала, какая-то схема, в которую я и впихну все свои знания о Солнечной системе. А мое социальное знание – кладезь таких схем! В нём есть модели на все случаи жизни.

Взаимодействуя с другими людьми, я научился видеть самые разные возможные взаимосвязи между ними. И, подставив теоретические объекты в эту формулу, я могу с лёгкостью представить себе то, что у меня нет никаких шансов воспринять в опыте.

Человеческое, слишком человеческое

Если же вы теперь приглядитесь к любому своему «теоретическому знанию», то обнаружите, что формула, по которой у вас это знание построено, соответствует тому, каким образом вы представляете себе возможные отношения с другими людьми.

Возьмите арифметику, например. Очевидно же, что люди могут быть «больше» и «меньше» (в самых разных смыслах – хоть физическом, хоть по уровню социального статуса). Точно так же, как и числа!

А ещё люди собираются в группы – «суммируются», но иногда, наоборот, из них выбывают – «вычитаются». Их может быть «очень много» – толпа людей, то есть «бесконечность». Но их может быть и «счётное количество» – ну с парой десятков, вы, пожалуй, всегда разберётесь, кто там и что.

Возьмите архитектуру. Что самое важное у здания? Фундамент. Но это и для человека важно – то, на чём он стоит, на что опирается (например, какая у него «теоретическая база», «жизненный опыт», «система аргументации» и т. д.).

И у здания, и у человека есть «скелет» (причём у нас есть и анатомический, и психологический). В нас есть «стены», а за кем-то вообще чувствуешь себя «как за каменной стеной». Есть и «двери» – чтобы начать взаимодействие с человеком или войти в здание. Есть «окна», из которых на нас смотрят, и в которые мы заглядываем. Есть, наконец, и «крыша», которая, как все мы знаем, может в определённый момент «поехать».

Впрочем, это всё элементарные вещи. А возьмите, например, квантовую физику или эволюционную теорию. Мы, при всём желании, никогда не сможем «увидеть» эти миры. Но нам нужно представление, иначе наши научные знания превратятся в гору мусора.

Что же делать?.. Ну, конечно: представьте, что это люди! Частицы «взаимодействуют» друг с другом, находятся в каких-то «отношениях» друг с другом, «влияют» друг на друга и «изменяются» под этим воздействием. Очень по-человечески, согласитесь.

С генетическим кодом ровно такая же история. ДНК хранит информацию (некое «знание») и передаёт это знание через специальные белки (словно «пишет тексты»). Другие системы их «расшифровывают» и действуют по этой инструкции, но могут возникнуть сбои…

Внешние факторы способны этот процесс запустить («влияние среды»), но есть ещё внутренние («личностные») факторы, которые мы не можем понять. Всё это приводит к каким-то результатам, а особи конкурируют друг с другом, занимают определённые ниши и адаптируются к обстоятельствам…

«Человеческое, очень человеческое», – как сказал бы Фридрих Ницше. Весь мир вокруг нас (по крайней мере, как мы воображаем его внутри собственной головы) антропоморфен.

Мы мыслим о нём как о человеке и как об отношении людей друг с другом. Это наш способ его моделирования. Только так мы можем себе его представить, только так мы можем о нём думать.

Содержание каждой темы (проблемы, вопроса, научного направления и т. д.), конечно, выглядит по-разному. Но ведь и мы кажемся друг другу разными, хотя на деле мы скроены из одних и тех же личностных и социальных паттернов.

Мы можем быть друзьями и возлюбленными, родителями и детьми, гражданскими и бравыми военными, кумирами и лузерами, душой компании и затворниками, предателями и героями, иждивенцами и благотворителями, эмоциональными и бесчувственными, соображающими и бестолковыми, надёжными и безответственными, живыми и мёртвыми…

Вариантов много. И пусть я сейчас чуть-чуть огрубляю, поскольку всего многообразия возможных взаимоотношений между людьми не выразить в языке (его средств просто не хватает)[32]32
  То, что мы не можем выразить какое-то своё знание в языке, не значит, что наш мозг не способен им оперировать. Вы, например, не знаете, как вы ездите на велосипеде, но ваш мозг координирует ваши движения, следит за равновесием, сопротивляется гравитационным силам, использует ресурс инерции и т. д.


[Закрыть]. Но то, что некий набор разнообразных паттернов социального взаимодействия существует – это, на мой взгляд, вполне очевидно.

Способность нашего мозга создавать сложное теоретическое знание (любое, о чём бы то ни было!) зависит от того, насколько сложным был опыт наших отношений с другими людьми, пока мы были молоды, а сам наш мозг находился ещё в стадии формирования.