Текст книги "Линия жизни"

В ту пору уже было известно, что космос плотно заселен представителями иных цивилизаций, ведущих непонятную людям войну, но Русанов все же рискнул, решился на межзвездный прыжок и проиграл.

«Прометей» сблизился с планетой, на поверхности побывали разведывательные группы. Они принесли удручающую информацию – панцирь ледников толщиной в несколько километров сковывал безжизненный мир. Множество обломков, впаянных в лед, предложили исследователям цепь очередных загадок. Как образовались ледники? Почему обломки космических левиафанов находятся не на дне кратеров, а заключены в толще льдов? К тому же при тщательном осмотре одного из объектов МаРЗы зафиксировали энергетическую активность, а затем обнаружили неизвестный вид силового поля, заполняющего поврежденные отсеки зеленоватым сиянием, в глубинах которого виднелись фигуры инопланетных существ, застывших, словно время для них остановилось за мгновение до гибели.

По сути, так оно и было. Просто люди тогда еще не имели ни малейшего представления об устройствах стазиса.

Передохнув, Егор снова принялся копать, расчищая шлюз.

Цепь роковых обстоятельств разделила экипаж «Прометея». Большинство колонистов, погруженные в криогенный сон, оставались в неведении относительно происходящих событий. Небольшая группа первопроходцев, которую возглавлял прадед Егора – Андрей Бестужев, высадилась на планету. С помощью роботизированных комплексов они приступили к строительству первичного поселения, для которого избрали удобную систему из трех небольших, расположенных уступами горных плато.

Русанов остался на борту «Прометея». В ходе сканирования обломков зонды обнаружили исполинскую орбитальную станцию. Туда отправили исследовательскую команду.

Две недели прошли относительно спокойно. Криогенные модули успешно отстыковались от колониального транспорта и совершили посадку на срединном плато.

Исследовательские группы медленно, но верно продвигались в глубины загадочной орбитальной конструкции. Они проникли внутрь через пробоины в обшивке, беспрепятственно прошли через разгерметизированные отсеки внешнего слоя, а вот дальше пришлось вскрывать переборки.

«Кто же мог предположить, что станция Н-болг, выглядевшая поврежденной, покинутой, на самом деле населена морфами и хонди?» – думал Егор, расширяя раскоп. Общее ошибочное мнение озвучил Русанов, пренебрежительно заявив: «Битва произошла давно, кто выжил и мог спастись – спасся, остальные погибли. Обломки же не представляют угрозы – их необходимо тщательно осмотреть в поисках инопланетных устройств и технологий».

Он жестоко заблуждался. Никто из выживших в битве не мог покинуть эту звездную систему, ибо ни одна из чуждых людям цивилизаций не обладала технологией мобильного гиперпривода, а стационарная точка доступа к внепространственной сети армахонтов оказалась безнадежно повреждена. Более того, экипажи космических кораблей не погибли – на планете и в космосе, в толще льдов и в безмолвии вакуума полыхали изумрудным сиянием участки локально остановленного времени, и в них, словно в глыбах зеленоватого янтаря, для тысяч инопланетных существ продолжался растянутый в вечности миг.

Морфы, населявшие Н-болг, восприняли продвижение исследовательских групп как вторжение. Они мобилизовали небольшой флот, состоявший из хондийских кораблей, и направили его к колониальному транспорту.

Люди и чужие не сумели понять друг друга. Произошла короткая схватка, «Прометей» получил тяжелейшие повреждения, вошел в неуправляемый дрейф и канул в бездне пространства.

Его дальнейшая судьба неизвестна.

* * *

Егор Бестужев принадлежал к третьему поколению колонистов. Его детство и юность прошли среди бескрайних ледников.

Жизнь была нелегкой, но понятной.

О чужих в ту пору почти ничего не знали. Было известно лишь одно поселение хонди, расположенное неподалеку, на границе между группой постоянно извергающихся вулканов и ледником. Там, подле теплых озер и жил небольшой анклав разумных насекомых, с которыми люди иногда торговали.

Солнце никогда не проглядывало сквозь плотные облака, но все ждали прихода Весны – постепенного потепления, предсказанного еще первым поколением колонистов.

Лопата с характерным звуком чиркнула обо что-то твердое.

Егор осторожно соскоблил глину. Так и есть. Борт. Шероховатый, покрытый сложным узором бороздок материал органической брони, похожей на хитин, но гораздо более прочный, влажно поблескивал. По нему паутинкой распластался корень какого-то растения. Шлюз наверняка зарос, придется его взламывать, а это разбудит корабль, словно задремавшего зверя.

Капля воды змейкой соскользнула по открывшему участку брони. Он сидел на корточках, едва умещаясь в узком, пропитанном влагой лазе. Запах сырости будил тяжелые воспоминания.

Надежда на лучшую жизнь в течение нескольких лет обернулась сокрушительной климатической катастрофой.

Льды, сковывавшие Пандору, начали стремительно таять. Никто не мог объяснить столь резкого, внезапного, ничем не обоснованного потепления. Талые воды сметали все на своем пути, а потепление продолжалось. Исследования лишь констатировали факт: планета разогревается, получая энергию из неизвестного источника.

Бестужев отчетливо помнил полузатопленное колониальное убежище, постоянное чувство голода, абсолютное отчаяние, медленную, неотвратимую агонию, помнил людей, превратившихся в тени.

– Егорка? – Синтезированный голос андроида заставил его вздрогнуть, очнуться, оторвать взгляд от капель воды, змеящихся по испачканной глиной броне. – Чем ты тут занят?

Он с трудом развернулся в тесном лазе, выбрался из него, отряхнул руки.

– Копаю, как видишь. Вспомнил меня?

– Давай помогу. Устал небось? А зачем копаешь? – Андроид заглянул в импровизированный раскоп, на взгляд определил принадлежность корабля по фрагменту брони. – Хондийский?

Бестужев кивнул.

Он ждал ответа на свой вопрос.

– Повзрослел ты. Если не сказать – постарел.

Вспомнил, значит.

– Какой сейчас год? – поинтересовался андроид. – Не пойму, внутренние часы какую-то ересь показывают. – Он сыпал просторечными словечками. – Будто полтора века прошло. Но ведь это сбой, верно?

– Нет, – ответил Егор.

– Да ладно! Сколько тебе сейчас лет?

– Тридцать два.

– Вот видишь! Нелепица!

– Просто ты многое пропустил. Внутренние часы не лгут. Прошло полтора века, а мне тридцать два года.

– Каким образом? – вновь не поверил андроид.

– Сдвиг времени. Помнишь то внезапное потепление?

– А как же. Многие события как в тумане, но в основном помню. Как мы Русанова нашли в спасательном модуле. Как вскрывали «курганы спящих», то есть криогенные модули с «Прометея». Как разбудили землян. Помню, они едва живые были. Шутка ли – сорок девять лет криогенного сна!

– А дальше?

– Чернота. Меня ведь Русанов в пропасть столкнул?

– Это был не Русанов. Морф. Он принял облик Андрея Игоревича.

– Зачем?

– Чтобы разбудить научный состав колонистов. Возродить корпорацию. Отыскать «Прометей». Он хотел вырваться из этой системы и хорошо понимал: его единственный шанс – это установка гиперпривода колониального транспорта.

– Постой! – Андроид взвизгнул мимическими приводами, позабыв, что лицевой мускулатуры и пеноплоти у него больше нет. – А сам Русанов?!

– Его спасательный сегмент на самом деле не упал на планету, а врезался в станцию Н-болг. Он попал в плен к морфам. Не знаю, жив ли? Да и цела ли станция? От нее только фантом в ночном небе остался.

Андроид некоторое время молчал, пытаясь осмыслить полученную информацию, затем спросил:

– Тайну потепления разгадали?

– Помнишь фрагменты космических кораблей, впаянные в лед?

– Конечно!

– У большинства из них работали системы стазиса. Когда льды постепенно начали таять, некоторые обломки сместились. Произошло то, чего никогда не случилось бы в космосе: поля стазиса наложились друг на друга. Это вызвало первый разрыв метрики пространства, микроскопическую аномалию. Планету начала разогревать энергия, поступающая из гиперкосмоса.

– Это доказано?

– Угу, – кивнул Егор. – Начался потоп, – он коротко излагал события. – Корабли чужих оттаяли, течениями их сбивало в огромные острова. Одни системы стазиса отключались, другие продолжали работать, появились новые разрывы метрики пространства и сдвиги времени.

– А вы? – На металлопластиковом лице машины невозможно различить эмоции, но синтезированный голос дрогнул.

– А мы боролись как могли. Захватили хондийский крейсер. Научились использовать установки стазиса как оружие. Создали периметр, который останавливал время для любого, кто пытался прорваться на нашу территорию.

– Хондийский крейсер?! – вновь удивился андроид. – Им же невозможно управлять!

– Ошибаешься. – Егор стянул перчатки, показал ему набухшие на ладонях железы. – Мне имплантировали нерв разумного хонди. Я руководил захватом крейсера, а потом управлял им.

За скупыми пояснениями Егора скрывалась чудовищная, трагическая история его жизни – от момента имплантации нерва до дня сегодняшнего.

Его отчаянную борьбу с иным мировоззрением, с чужими инстинктами трудно описать простыми словами. Она стерла из памяти годы жизни. Он умирал и воскресал. Не физически, но морально. Перерождался под воздействием нерва, управлял системами хондийского крейсера, превращенного в убежище для горстки выживших, и постепенно становился его рабом.

Он стал крестным отцом для поколения репликантов, искренне верил, что только полное истребление чужих даст возможность жить дальше, избавиться от хондийского нерва и снова стать человеком и физически, и духовно.

Не вышло.

Катастрофа, охватившая Пандору, лишь набирала мощь. Льды растаяли, образовались моря и океаны, а потепление продолжалось.

– Мы возродили корпорацию, – глухо произнес Егор. – Тайн Вселенной не разгадали, но научились использовать устройства стазиса, менять их настройки. Долго объяснять, да я и не специалист. Паша Стременков – вот кто мог бы растолковать тебе техническую сторону вопроса.

– Он жив?

– Была война. – Егор словно не услышал вопроса. – Мы создавали технику и штамповали искусственных бойцов. В последнем наступлении Родька Бутов командовал механизированным батальоном. Я был в его расположении, когда произошел первый глобальный сдвиг времени. Видишь колонны света?

Андроида засбоило от обилия информации, но он все же кивнул:

– Продолжай.

– Это темпоралы. Наша война с чужими не меняла ничего. Теперь понимаю. Планета была обречена, но появились они, – Бестужев кивнул в сторону загадочных энергетических «деревьев». – Проросли в местах разрывов метрики и «запечатали» их. При первом появлении темпоралов – этот миг называют теперь их «рождением» – время разделилось. Я попал в сдвиг, но выжил. Вот, наверное, и вся правда, если в двух словах.

– А ребята? – снова спросил искусственный интеллект.

– Они живут в ином потоке времени. Однажды я сумел пройти через периметр, взглянуть на город. Там все хорошо. Пока.

– Пока? – насторожился андроид.

– Планета постепенно погружается в стазис, – пояснил Егор. – Вскоре время для нас остановится. Навсегда. Если раньше не произойдет чего-то похуже. Повсюду разрывы пространства. Думаю, с ними уже и темпоралы не справляются. Не спрашивай, что наступит раньше – конец времен или физическое разрушение Пандоры, я просто не знаю.

– А морф?

– Я его уничтожил, – Бестужев ответил сухо, не хотел вспоминать подробностей.

– Так… – Искусственный интеллект сел. Взвизгнули сервомоторы, пальцы его рук сцепились в замок. – Мы заперты на планете?

– Да.

– И связи с колонией у тебя нет?

Егор кивнул.

– Копаешь зачем?

– Чтобы выжить. Нерв встроен в мой метаболизм. Умрет он – умру и я. Вытяжка из хондийских препаратов давно закончилась. Необходим корабль. Я должен восстановить силы.

Андроид разжал пальцы, протянул руку:

– Дай-ка мне лопатку. А сам передохни. И расскажи все, что я пропустил, по порядку, в подробностях.

– Зачем? Степ, мы…

– Зови меня «Дитрих», ладно?

– Почему? – искренне удивился Бестужев.

– Личность была синтезирована заново. Не все нейрочипы в рабочем состоянии. Я ощущаю себя другим андроидом, тем, кому ранее принадлежало аппаратное ядро системы. Невзирая на память знакомого тебе искусственного интеллекта.

– Ладно. Как скажешь. – Бестужев протянул ему саперную лопатку. – Но не вижу смысла излагать в подробностях. Растолковать научную сторону проблемы я не смогу. Только время потратим.

– Ну, я, к примеру, буду копать. А ты переведешь дух.

– Не темни. Говори прямо. Что именно ты хочешь услышать?

– Ну, – он повернул голову, взглянул на Аллею Темпоралов, – думаю, ты пришел сюда не только ради одичавшего хондийского корабля. И меня заново собрал с какой-то определенной целью, верно?

– Ладно. – Егор вновь натянул перчатки, присел. – Копай.

* * *

Заросший ороговевшим панцирем шлюз хондийского корабля удалось раскопать лишь к вечеру следующего дня.

Они о многом успели поговорить, пока работали, сменяя друг друга. Андроиду отдых вообще-то не требовался, но его незащищенные приводы оказались слабым звеном, и он делал частые перерывы, очищая их от налипшей глины.

– Надо найти тебе одежду, – проворчал Егор.

– А пеноплоть нельзя раздобыть?

– Нет. – Бестужев коснулся преграды кончиками пальцев, осязая небольшое утолщение по периметру неработающего люка, затем стянул перчатку, и в воздухе поплыл резкий запах: хондийские железы на его ладонях источали мощный хемосигнал, приказывающий кораблю открыть доступ внутрь.

Никакой реакции.

Управляющая нейросистема деградировала за века забвения. Корабль питался, регенерировал, но полное отсутствие внешних раздражителей постепенно превращало его в муляж.

Андроид щелкнул газоанализатором.

– Как у тебя получается?

– Особый тип кибермодулей. Они считывают мысленную команду, переводят ее в сигнал, понятный нерву, а тот в свою очередь управляет работой желез.

– А нерв влияет на тебя?

– Да. Метаболически. Вообще-то не должен, между моим рассудком и нервом непробиваемая стена из кибермодулей. Но он практически сразу нашел обходной путь. Едва не сделал из меня раба примитивных желаний и рефлексов.

– Ты его обуздал?

– До определенной степени, – ответил Егор, возобновляя попытку открыть шлюз.

Снова ничего не вышло. Сенсоры у него атрофировались, что ли?

– Ломать?

– Не спеши. – Бестужев зубами стянул вторую перчатку. От выделяемых феромонов резко закружилась голова, перед глазами все поплыло.

Внезапно раздался треск. Монолитная с виду преграда раскололась на сегменты, мышцы корабля привели их в движение, в местах срастаний выступила розоватая сукровица, послышался чавкающий звук, пахнуло мускусом, панцирные пластины упали в глинистую жижу, а обнажившаяся мембрана шлюза вдруг лопнула, за ней с небольшим опозданием чавкнула и вторая.

Пальцы Егора мелко дрожали.

– Что ты сделал?

– Напугал его. Ну-ка, в сторону, живо!

Из пасти открытого шлюза выметнуло едкое облако мельчайших капелек. Корни растений, попавшие в быстро тающее облачко, мгновенно почернели и рассыпались в прах.

Обе шлюзовые мембраны начали закрываться, но Егор не дал им завершить движение. На этот раз он действовал наверняка: железы на его ладонях отправили внутрь корабля плевок из остро пахнущей субстанции.

– Все, он наш, – выждав пару минут, произнес Егор. – Входим.

– Чем ты его напугал?

– Запахом. На планете, откуда родом хонди, обитает очень большой и опасный хищник. Я синтезировал его запах.

– И корабль попытался защититься?

– Угу, – коротко ответил Егор. Этой уловке он научился у пленного хонди, давно, когда допрашивал его на борту захваченного крейсера. Любое воспоминание той поры причиняло боль.

Он шагнул в тесный переходной тамбур, словно в сумерки собственной души.

Нерв жадно ловил запахи, определяя состояние корабля.

Полный отстой. Живое подобие войскового транспорта. Нейросеть деградировала.

Изнутри корабль выглядел совершенно диким. Повсюду лишь ребра жесткости да пульсирующая плоть между ними. Некоторые коридоры заросли. Порадовало лишь наличие биореструктивной камеры, рассчитанной под транспортировку и обслуживание фаттаха. В случае необходимости истребитель можно вырастить, благо кибермодули Бестужева хранили генетический образец хондийского истребителя и инструкции для работы с инкубатором.

– Здесь будем жить? – андроид осмотрелся.

– Тебе что-то не нравится?

– Слишком большая влажность. Интересно, а мне он не может нарастить плоть?

– Не юродствуй. Хотя, – Егор на миг задумался, – хитиновые кожухи изготовить не сложно.

– Нет уж, – проворчал андроид. – Лучше найдем какую-нибудь одежду. Чем помочь?

– Тут ты бессилен. Пока займись отладкой сервосистем и восстановлением сканеров. Заметил армейский вездеход у подножия склона?

– Да. Мне его отремонтировать?

– Вряд ли это возможно. Покопайся в электронной начинке. Может, подберешь для себя какие-то запасные части.

– Понял. А ты?

– Поработаю тут. Иди.

– А я не могу остаться? Понаблюдать?

– Нет, – отрезал Бестужев. – Процесс очень личный. Мне будет не по себе.

– Это опасно?

– Нет. Скорее – отвратительно.

* * *

Оставшись один, Егор разделся донага и прилег на мягкий бугристый пол отсека.

«Уже не раб хондийских инстинктов, как было в самом начале, сразу после имплантации нерва, но и не человек, в силу изменившейся психологии. Я чудовище, созданное по необходимости, ради выживания многих, но теперь уже ненужное, вот только вовремя не уничтоженное», – подобные мысли смертельно ранили, а порой доводили до исступленного отчаяния.

Корабль медленно просыпался. Он ловил сложные, повелевающие запахи, источаемые Бестужевым, реагировал на них, но и настроение Егора не ускользало от внимания очнувшейся управляющей нейросистемы. Стена отсека перекатывалась мускулами, постепенно меняя конфигурацию, – из нее как будто выдавливало посты управления, похожие на грибовидные наросты. На одном из них сквозь мельчайшие поры вдруг начали проступать капельки маслянистой жидкости. Наркотик, несущий успокоение.

Нет. Не нужно. Не сейчас!

Корабль повиновался медленно и неохотно.

Маслянистые капли постепенно изменили цвет и запах. Питательная смесь, поддерживающая силы. Егора бил бесконтрольный озноб. Его шея напряглась, голова неестественно вывернулась, глаза закрылись, язык потянулся, слизнул несколько капель.

Нерв пылал желаниями. Он жаждал слиться с кораблем, войти в прямой контакт с его нейросетью, стать частью целого, раствориться в трансформациях плоти.

Нет! Рано!

Сознание резко прояснилось. Действие хондийских метаболических препаратов наступает мгновенно. Теперь организм Егора освободился от тяжкой необходимости вырабатывать не свойственные для человека химические соединения.

Через минуту он открыл глаза, сел, тяжело дыша.

Очертания отсека полностью изменились. С трудом встав на ноги, Бестужев подошел к одному из только что сформированных терминалов, плотно прижал ладони к его поверхности.

Острое покалывание несло два взаимоуничтожающих чувства. Он ощутил ликование и отвращение. Крохотные усики, обрамляющие железы, вошли в прямое соединение с нервными окончаниями, усеивающими поверхность поста управления.

Рассудок взорвался. Эмоции, ощущения, желания – все изменилось радикально.

…Он падал.

Шар планеты, укутанный грибовидными выбросами, стремительно рос, занимая все поле зрения. Пылающими болидами мимо промелькнул рой сгорающих в атмосфере обломков.

Лютый холод космического пространства. Пробоины в корпусе. Мутный шлейф декомпрессионных выбросов. Боль. Пожирающая боль – она заставляла бороться, искать спасения, маневрировать, отращивать сопла струйных движителей, накапливать газообразную смесь в специальных емкостях с единственной целью – изменить угол вхождения в атмосферу.

Он падал.

Бездна космического пространства осталась где-то вверху, ее ледяное дыхание больше не ощущалось, зато он почувствовал нарастающий жар – молекулы воздуха соударялись с обшивкой, раскаляя ее.

Еще немного.

Выдох сквозь дюзы. Импульс слаб, но он – спасение. Жар становился все сильнее, вокруг клубилась смешанная с пеплом белесая муть, океаны планеты испарились под ударами плазмы, внизу бушевали новорожденные циклоны, горячий проливной дождь хлестал по оплавленным скалам и тут же испарялся, превращаясь в пар.

Корабль, созданный на основе генетического материала, взятого от десятка различных насекомоподобных существ, умел многое. Он аккумулировал и использовал инстинкты выживания, отшлифованные миллионами лет эволюции. Неуправляемое падение постепенно прекратилось, он отрастил жесткие крылья и теперь боролся с ураганным ветром.

Опаленная плазмой поверхность планеты приближалась. Облака клубились в нескольких метрах над землей. Несмотря на все усилия, посадка вышла жесткой – носовые сегменты брони вырвало при ударе, и они канули во мглу, оставив новые кровоточащие раны.

В сознании Егора мелькали обрывки прошлого.

Он читал память корабля, испытывал пережитые им ощущения.

Скалы дрожали, принимая все новые и новые удары, он же, обессиленный, едва живой, медленно сполз по скату огромной воронки, прилег на дне. Горячий дождь омывал истерзанный корпус. Системы регенерации расходовали последние жизненные силы, чтобы хоть как-то залатать пробоины, – инстинктивно он чувствовал: вскоре вода перестанет испаряться и затопит окружающее пространство.

Он едва выжил.

Дожди шли несколько месяцев, затем вдруг резко похолодало, и над бескрайним полем битвы закружился снег.

Корабль, погруженный под воду, успел пустить корни. Жесткие, волокнистые белесые образования проникли сквозь трещины в оплавленной породе, дотянулись до подземных источников тепла.

Его укрыл снег и сковал лед.

Века забвения пролетели как миг. И вот снова пришло тепло, ледник таял, его толщу с громоподобными ударами пронзали трещины. Вновь появилась вода, ее течение становилось все стремительнее, а он держался за счет мощной корневой системы, сопротивлялся напору стихии, оставаясь на прежнем месте, в то время как тысячи других обломков проносились мимо.

Вода вскоре схлынула. Теперь он ощущал себя погребенным в недрах земли, под наслоениями камней, песка и глины.

Егор открыл глаза. Чтение памяти хондийского корабля – неизбежная цена за возможность управлять им. В момент полного слияния двух нервных систем возникает конструктивный контакт, расставляются командные приоритеты.

Корабль его принял. Теперь нет необходимости находиться в постоянной прямой связи, для передачи простых команд достаточно летучих химических соединений.

Однако ему предстояла еще одна, не очень приятная, но неизбежная процедура.

В стене отсека уже сформировалась глубокая ниша.

Он не стал откладывать, вошел внутрь, замер, позволяя тонким усикам осязать себя.

Вновь остро запахло химикатами. Корабль выпустил тонкие, похожие на белесых червей отростки, опутанные нитевидными образованиями, которые тут же вонзились в кожу, прошли сквозь нее.

Теперь процесс протекал в обратном направлении.

Нейросистема хондийского транспорта внимала рассудку человека, по приказу Егора она взяла образцы его ДНК, специализированные кибермодули передали ей всей необходимые данные относительно человеческого метаболизма. Этому приему Бестужев научился давно, еще в ту пору, когда исследовал захваченный хондийский крейсер, пытаясь подчинить его своей воле, изменить химический состав атмосферы отсеков, научить вырабатывать пригодную для людей пищу.

Вообще-то ниша, куда он вошел, предназначалась для других целей, и он решил задействовать ее основную функцию, чтобы снова не проходить через неприятную процедуру.

На стенах начали формироваться прочные пластины, процессы биореконструкции протекали стремительно. Егор не шевелился. Выращенные кораблем элементы органической брони копировали форму его тела. Еще немного – и выросты мышечной ткани начали подавать их, плотно подгоняя друг к другу. В местах стыков курился пар, острые запахи становились все резче, невыносимее, пока очередная пульсация плоти не закрыла лицо Бестужева непрозрачной маской, начиная герметизацию бионического скафандра.

Через минуту он уже вдыхал воздух из системы регенерации, его мышцы покалывало, местами появлялся нестерпимый зуд, затем он исчезал, пока вдруг не раздался резкий чавкающий звук – это лопнула пуповина, связывающая его с кораблем.

Бестужев пошевелился, прошелся по отсеку. Бионический скафандр не стеснял движений, плотно прилегал к телу. Дыхательная смесь поступала исправно. Непрозрачная лицевая пластина содержала комплекс бионических датчиков, данные с которых поступали в рассудок через прямое нервное соединение.

Импланты не отключились, они вносили свою лепту в восприятие окружающего. Итог вполне устраивал Егора. Он видел намного больше, чем хонди, кибернетический расширитель сознания работал как полагается.

«Убрать».

Хитин лопнул по швам. Мышечные выросты аккуратно отсоединили пластины органической брони. Ниша тут же сомкнулась, поглотив созданный бионический скафандр, но теперь в случае необходимости он всегда будет под рукой, готовый к использованию.

Пожалуй, на сегодня все… Непомерная усталость, граничащая с безразличием, едва не лишила сознания.

Корабль получил инструкции. Теперь нужно несколько суток, прежде чем нейросистема хондийского транспорта выполнит их в полном объеме. Затем можно будет приступать к следующему этапу: поместить зародыш фаттаха в отсек инкубатора и, пока истребитель растет, заняться изучением Аллеи Темпоралов.

* * *

Егор выбрался из узкого лаза, осмотрелся, с наслаждением вдыхая теплый ночной воздух.

В окрестностях Аллеи Темпоралов сохранились островки жизни. В призрачном свете луны темнели лесистые холмы, между ними петляла небольшая речушка. Пахло влажной от росы травой, прелыми листьями, хвоей. Неподалеку цвел низкорослый кустарник. В зарослях как ни в чем не бывало щебетали птицы, мелкие зверушки сновали по своим делам – жизнь вокруг кипела скупая, незатейливая.

Андроид появился из сумрака.

– Ты как, Егорка? Сделал, что хотел?

– Угу. – Бестужев присел. Его подташнивало от усталости, от чрезмерных доз хондийских метаболитов. – Есть вопросы?

– Много. Но сначала расскажи, что собираешься предпринять? Я сходил к Аллее, осмотрелся, заодно обдумал новую информацию.

– И какие выводы сделал?

– О выводах говорить рано. Упорядоченное расположение темпоралов еще не доказывает, что они – искусственно созданная структура.

– Почему?

– Сколько темпоралов на планете? Сотни тысяч? И лишь десяток от общего числа образуют Аллею. К ее формированию могли привести различные, случайные обстоятельства.

– Я видел подобную структуру подле верфи, – ответил Егор. Его злил скепсис искусственного интеллекта.

– Да, ты говорил, – согласился андроид. – Но все равно утверждать, что перед нами портал, – преждевременно.

Егор хмурился.

– Запомни, для нас с тобой существует только одна цель, – наконец произнес он, глядя в сторону сияющей колоннады.

– Найти армахонтов? – продолжил его мысль андроид. – Повернуть историю вспять? Егор, прости, но я не верю в такую возможность. Она ничтожна.

– Зато я верю, и этого достаточно для нас обоих! Ты понял?!

– Да.

– Тогда займись делом. Проанализируй всю информацию, связанную с Аллеей, в том числе и слухи, мифы. В них обязательно должно найтись рациональное зерно. Нам нужно понять, как активировать портал.

– Сделаю, – безропотно согласился андроид и тут же добавил: – Ты выглядишь усталым. Изможденным. Корабль не помог тебе восстановить силы?

– Нет. Пока он их лишь отнимает.

– Поспи, Егорка. Сон всегда на пользу. Отключись от проблем. Теперь нас двое, не забывай.

– Ладно. Ты свои сканеры отремонтировал?

– Кое-что заменил. Но комплекс все еще не работает. Я расставил по склонам холма простые сигнальные устройства. Буду наблюдать за местностью. Если что-то случится – обязательно разбужу. Пойдешь внутрь?

– Нет, – подумав, ответил Егор. – Кораблю нужно время, чтобы выполнить инструкции. Пока он не перестроился под человеческий метаболизм, подолгу находиться внутри опасно. Сегодня посплю здесь. Огонь не разводи, незачем привлекать внимание.

– Отдыхай. Я буду поблизости. И не сомневайся: если Аллея действительно является порталом, мы вдвоем разберемся в его структуре.

* * *

Егор уснул глубоко и крепко. Пожалуй, впервые за последние месяцы он чувствовал себя в относительной безопасности.

Андроид устроился поблизости. В его искусственных нейросетях продолжался процесс восстановления личности, мелькали обрывочные воспоминания, связанные с прошлым, что, впрочем, не мешало его кибернетической составляющей производить анализ данных, которые передал ему Бестужев.

Искусственный интеллект неотрывно смотрел в сторону Аллеи Темпоралов. Из-за неисправностей в блоке сканеров он видел лишь колоннаду холодного света, не в силах различить истинных энергетических структур, скрывающихся в глубинах аур.

Егор вздрогнул, беспокойно заворочался во сне. В проседи его волос вдруг появилась крохотная трепещущая искорка индикации. Заработал модуль технологической телепатии. Неплотно сидящая в гнезде заглушка позволила андроиду увидеть похожий на точку огонек.

«Наверное, его мучают кошмары», – сокрушенно подумал искусственный интеллект. Он пытался представить, сколько боли и горя пришлось вынести Бестужеву, но воображения машины не хватало для эмуляции столь сильных человеческих эмоций.

«Мы всегда на шаг позади людей в плане эмоционального восприятия событий», – подумал он, отводя взгляд.

Стоп! А это еще что такое?!

При неработающих сканерах он внезапно заметил, как сквозь холодное белое сияние аур, образующих Аллею Темпоралов, проступили едва заметные контуры энергетических структур, но что самое поразительное – они пульсировали в том же ритме, как и индикатор модуля технологической телепатии Бестужева!

Андроид обеспокоенно привстал.

Разбудить Егора?

«Нет, пожалуй, нельзя, – взвесив «за» и «против», рассудил он. – Если темпоралы каким-то образом воспринимают данные, которые неосознанно транслирует рассудок Егора, – прерывать процесс крайне опасно. Нам ведь ничего не известно о природе темпоралов, мы не понимаем, что они такое – проявление стихии Вселенной или искусственно созданная структура? Невозможно предугадать последствия при грубом вмешательстве».

Он подсел поближе к Егору и стал пристально наблюдать за ним, изредка поглядывая в сторону Аллеи.

Неизвестная точка пространства…

Дом Рогозиных стоял на уступе. Одноэтажный, обнесенный невысоким забором, он сочетал в себе многое: обломки былого величия цивилизации армахонтов, современные хондийские технологии, элементы инопланетного декора и, конечно, память о людях, живших тут на протяжении трех поколений.

Днем часто шли дожди, а вечерами становилось ясно. Перед закатом недолго, но сильно дул порывистый ветер, угоняя прочь клокастые тучи, и в бледном свете лилово-оранжевой зари Сергей Иванович Рогозин выходил на террасу, вдыхал влажный, теплый воздух, садился в глубокое плетеное кресло и думал о разном, глядя на город и ожидая, когда над сглаженными временем вершинами горных хребтов появятся первые звезды.