Текст книги "Линия жизни"

Дом построил его прадед, на второй год после эвакуации с Земли.

Темнело медленно, неохотно. После проливного дождя на улице становилось многолюдно – ох уж эти словечки, никак не отражающие действительности, но новых-то не придумали. Старая семантика даже в мыслях звучала злой насмешкой над судьбой всего рода человеческого, и на душе становилось черно, желчно.

«Многолюдье». Рогозин окинул улицу взглядом ксенофоба – многолюдье выражалось в пестром конгломерате существ, живущих поблизости, постепенно заселяющих опустевший человеческий квартал.

Вот мимо прошла чета Звенгов. Две кривляющиеся мартышки с необычайно яркими, пушистыми, переливающимися всеми цветами радуги хвостами. Низкорослые, едва ли метр с шапкой. За ними череда детенышей, пятеро. Валяются, дурачатся, кидают друг в друга комьями грязи, забавляются, отстав от родителей.

Звенги поселились в доме напротив примерно полгода назад. Дом давно пустовал. Его последнего хозяина Сережу Долгова мобилизовали хонди. Как и сына Рогозиных – Дениса. Пять лет уж прошло. Ни весточки.

Звенги остановились. В медленно сгущающихся сумерках их хвосты сияли ярким лоском. Раньше Сергей Иванович просто кивнул бы в ответ на знак добрососедского уважения – звенги не перед каждым хвост изогнут, но теперь хотелось встать, швырнуть в них камнем.

Сдержался все же. Кивнул.

Звенги – это еще терпимо. Вот хонди с их мерзким запахом – уж точно невыносимо. А еще цихриты. Маленькие, верткие, коренастые, крикливые – голова да ноги, туловища считай и нет. Их огромные рты не закрываются ни на минуту, все изрыгают звуки, похожие на тоновые трели древних человеческих коммуникаторов. Да и что ж с них возьмешь? Биороботы, одно слово. Создателей своих предали, со свету сжили, а теперь вот как будто потерялись. Сбиваются в стаи, существуют не понять как и зачем, заселяют целые улицы, наполняя их гомоном, а потом вдруг без причины уходят, пропадают надолго…

Вот и первая звезда.

О сыне думал Рогозин. На террасу выходил специально. Злил себя, доводил почти до исступления, а затем уходил в сад, работать, на всю ночь, до рассвета.

Сын потерялся среди звезд. Нет весточки от него.

Все началось пять лет назад. Хондийская лихорадка обрушилась внезапно. За месяц унесла половину населения. Жену Сергея Ивановича Наташу. Друзей. Потом заболел Денис, а следом и сам Рогозин почувствовал зловещие симптомы.

Когда на орбите Ойкумены, так люди между собой называли планету, ставшую их предкам новой родиной, появился хондийский крейсер, на помощь разумных насекомых никто не рассчитывал. Хонди воевали с эшрангами. Корабли то одной, то другой стороны появлялись довольно часто, высаживали десанты, устраивали облавы, но и хонди, и эшранги хватали в основном цихритов – они нужны им для нейропрограммирования, затем биороботов использовали по их прямому предназначению, как живые нейрокомпьютеры. Людей обычно не трогали, но в тот раз хонди оцепили человеческий квартал, предложили: всех подростков, кому уже исполнилось пятнадцать, передать им под опеку, для обучения. Чему станут учить, не объяснили. Лишь прямо пообещали, что вылечат ребят от страшной болезни.

В саду тихо. Сияют звезды над головой, благоухают растения. Здесь всегда спокойно, и город лежит как на ладони.

Именно что лежит. Говорят, раньше он парил в небе, пока для антигравов хватало энергии, а затем просто рухнул, раскололся, уродливо лег на склоны, вздыбился уступами руин.

Тоска сжимала сердце Рогозина. Он знал, что вскоре умрет. Силы таяли с каждым днем. За прошедшие пять лет он стал замкнут, нелюдим, но многое узнал. От чужих. В основном Сергея Ивановича интересовала история возникновения человеческого поселения на Ойкумене, и тут он преуспел, хотя открывшаяся правда сделала жизнь еще тяжелее, мучительнее.

Он уселся за стол, лицом к городу, коснулся запястья, активируя кибстек, принадлежавший еще прадеду, и начал мысленно диктовать текст, адресуя его сыну:

«Здравствуй, Дениска. Ты жив, я чувствую это сердцем. Долго не решался начать последнюю запись, но болезнь по капле выдавливает из меня жизнь, и времени остается все меньше.

Знаю, ты злишься, считаешь меня чудовищем. В пятнадцать лет трудно понять, почему отец отдал сына чужим.

Может, ты уже позабыл меня, может, проклял, но знай: то решение было правильным, хоть и трудным. Ты теперь среди звезд, а я тут, на руинах чужого города, доживаю последние дни. Ты выстоишь, как бы трудно ни пришлось. Верю, ты сможешь отыскать другие человеческие колонии, а здесь твоя судьба, как старая дорога, вела бы прямо и оканчивалась тупиком. Вот так, сын, без вариантов.

Ладно. Не о том хотел я рассказать.

Последние годы прошли трудно. Болезнь отнимает силы, с ней невозможно бороться, хотя хонди и оставили нам изрядный запас своих препаратов. Людей все меньше, но появилось много чужих. Звенги вообще не болеют, почему – не знаю.

Там, в космосе, среди иных миров ты будешь часто слышать мнение, что однажды эшранги спасли человечество.

Я многое узнал. Информация, записанная в кибстеке прадеда, лишь дополняет рассказы звенгов, умров и хонди.

Запомни, сынок: не друзья нам эшранги и не спасители вовсе, как принято было считать. Они – хитрые, коварные твари, охочие до технологий, а история человеческого падения основана на конформизме. Наши предки достигли таких высот прогресса, что выживание перестало быть задачей. Техносфера Земли обеспечивала своих создателей всем необходимым. Именно это обстоятельство сделало людей слабыми и уязвимыми. Мы стояли на пороге новой эры, готовили первые полеты к звездам, не подозревая, что космос уже заселен представителями других, намного опередивших нас цивилизаций. Узнав об этом, люди проявили разумную осторожность, свернули все программы, связанные с колонизацией иных миров, сочтя за благо остаться в границах родной Солнечной системы и не принимать участия в непонятной войне.

Мы смирились с данностью. Согласились, что борьба за жизненное пространство среди звезд опасна, чревата гибелью цивилизации. Колониальные амбиции, задушенные на корню, изменили ход истории. Технологии, разработанные для освоения иных миров, использовали для строительства супермегаполисов с контролируемой средой обитания.

Власть машин становилась все сильнее год от года, а люди – слабее. Наша зависимость от технологий стала стопроцентной. Отказ техники вел к губительным последствиям, но что самое скверное – на Земле родились и выросли поколения пользователей. Техносфера стала для них естественной средой обитания, но всеми процессами управляли уже не люди, а специально созданные искусственные интеллекты.

Они соперничали между собой, развивались, боролись за ресурсы, а мы – я подразумеваю людей в целом – принимали ситуацию как есть, не задумываясь.

Кибернетические механизмы, наделенные искусственными нейросетями, унаследовали сферы влияния и жизненных интересов от крупнейших корпораций, их создавших. Пять анклавов машин развивались параллельно. Пять супермегаполисов Земли процветали либо приходили в упадок в зависимости от успехов или неудач управляющих ими ИИ. Ресурсы планеты стремительно истощались; борьба, которую упорно не замечали люди, становилась все острее; история соприкосновения с иными цивилизациями была прочно забыта, но, оказывается, они наблюдали, вмешивались, контактировали с искусственными интеллектами, подпитывали междоусобную борьбу между анклавами машин, медленно, но неуклонно заводя ситуацию в тупик.

Этими существами были эшранги.

Они пестовали нашу техносферу, намереваясь снимать сливки технологий, и нужно сказать, преуспели. Люди являлись для них единственной помехой. Эшранги намеренно обостряли борьбу машин, пока гонка в области добычи ресурсов не дала желаемый им результат: спутник Земли не выдержал – Луна раскололась, гравитационный удар произошедшего в космосе катаклизма привел к техногенным катастрофам.

Искусственная среда обитания рухнула. Людей охватила паника. Замысел эшрангов удался в полной мере. Они открыто появились на сцене событий, совершив сделку, плодами которой пользуются до сих пор.

Они предложили людям переселение на другие обитаемые планеты.

Эшранги раздробили и фактически уничтожили нас, не применяя насилия. Люди сами выстраивались в очереди, дрались за места на кораблях эвакуации, слыша лишь голос паники, ведь цепь техногенных катастроф сломала их судьбы, заставила взглянуть в лицо реальности – Земля, отравленная и изуродованная, уже никак не годилась для жизни.

Такова короткая, сжатая мной в пару страниц история величайшего обмана.

Братья по разуму расселили наших предков по разным мирам, где уже влачили жалкое существование пестрые конгломераты иных существ.

Ты спросишь: зачем?

Чтобы выставить оставшимся на Земле искусственным интеллектам непомерный счет.

Эшранги поняли главное – смыслом существования, стимулом для развития оставшихся на Земле машин по-прежнему была забота о людях, но теперь они не могли напрямую контактировать со своими создателями. Посредниками в межзвездных перевозках выступили все те же эшранги.

Потребности колоний огромны. Техника для преобразования иных миров, защиты первичных поселений – установки искусственного климата, системы вооружений, кибернетические компоненты, элементы питания энергоемких устройств – все это производилось на Земле и передавалось эшрангам для транспортировки в «колонии», ведь только они обладали возможностью для доставки.

Мы обречены на вымирание, но машины, оставшиеся на Земле, не имеют ни малейшего понятия о реальном положении дел в иных мирах.

Эшранги присваивают всю технику, предназначенную нам, и с ее помощью ведут войну, пытаясь полностью взять под контроль те звездные системы, что еще объединены в сеть работающими устройствами армахонтов.

Я знаю, – он мысленно обращался к сыну, – однажды ты вернешься, войдешь в дом. Меня уже не будет. Ты увидишь печальную картину. Засохшие растения в горшках, пыль кругом. Эти цветы очень любила твоя мама, я по-прежнему ухаживаю за ними, но когда меня не станет, их некому будет даже полить. Когда почувствую себя совсем плохо, запру ворота и уйду в сад. Там и умру.

Не печалься обо мне. Хондийские препараты не лечат лихорадку, они лишь приглушают симптомы, загоняют болезнь вглубь. Но я не ропщу. Твоя судьба сложится иначе, и этого достаточно.

Кибстек я оставлю на столе в гостиной, чтобы ты его сразу увидел. Если сумею – добуду для тебя координаты Земли. Может быть, когда-то ты найдешь нашу родину. Расскажешь правду искусственным интеллектам, и они – я верю – помогут тебе спасти остатки человечества».

Рогозин смахнул навернувшуюся слезу, посмотрел на звезды. Они сияли холодно, ярко, вызывающе.

Где-то среди них затерялось родное солнце.

* * *

Егор проснулся весь в поту, с судорожным вдохом сел.

Сердце бешено колотилось в груди. Сон приснился странный до жути. Ну, сознание человеческое зачастую и не такие фортели выкидывает. Он пытался оттолкнуть пригрезившееся – своих проблем хватало с избытком, но глубина сопереживания задела. Он все никак не мог отдышаться да и чувствовал себя в этот миг неизлечимо больным стариком, знающим, что дни сочтены и умирать придется в одиночестве.

Нет. Это просто сон! – его сознание защищалось, а рука все же непроизвольно потянулась во внутренний карман, где он хранил потрепанный блокнот и огрызок карандаша.

Быстро, пока в памяти еще свежи детали странного сна, он скупыми точными штрихами изобразил улицу незнакомого города, дом, построенный из угловатых обломков, Рогозина, сидящего во дворе, затем дорисовал чету звенгов и выводок их кривляющихся детишек.

Немного отпустило. Стало чуть легче на душе.

«Совсем крыша едет». Он взглянул на рисунок, спрятал блокнот.

Еще царила ночь. Аллея Темпоралов светилась ярче обычного. Сквозь бледный, неживой свет проступали энергетические структуры, они пульсировали, постепенно затухая, теряя интенсивность, словно гасли после мощного всплеска активности.

Егор по привычке пристально просканировал окрестности. Сигнатура андроида тлела неподалеку. Искусственный интеллект притащил комплекс датчиков, демонтированный со старого армейского внедорожника, и сосредоточенно собирал какое-то устройство, смастерив для него самодельную треногу.

Егор немного понаблюдал за ним.

Занят делом, и хорошо. Странная активность темпоралов наверняка не ускользнула от внимания искусственного интеллекта – позже надо будет обязательно расспросить, чем он там занят, а сейчас – мысли вернулись к насущным делам – пойду проверю, как обстоят дела на борту разбуженного хондийского транспорта. Некогда анализировать сны.

* * *

Он ничего не рассказал андроиду. Два дня прошли без происшествий, в напряженной работе по отладке бионических систем. Егор полностью погрузился в текущие дела, почти безвылазно работал на борту хондийского корабля: поместил в инкубатор зародыш фаттаха, по многу часов проводил в прямом контакте с управляющей нейросетью, переобучая ее, загружая данные, подготавливая базу для будущих исследований.

Искусственный интеллект занимался своими делами, вел себя так, словно сторонился Бестужева, и Егор, подумав, решил пока не лезть к нему с расспросами. Восстановление личности – процесс сложный. Захочет поделиться или просто поговорить – сам придет.

На третий день ему снова приснился яркий сон, но мимолетный, обрывочный, сумбурный, состоящий из мгновенно вспыхивающих и тут же исчезающих образов, никак не взаимосвязанных друг с другом.

Он списал все на усталость и чрезмерные моральные нагрузки. Прямой контакт с нейросетью хондийского корабля давался нелегко, отнимал много сил.

Затем сны участились, стали приходить регулярно, каждый раз, стоило ему выкроить несколько часов для отдыха.

Сны уводили его сознание за грань жизненного опыта, во Вселенную, с которой он был знаком лишь в теории. На практике Бестужев никогда не покидал родную планету, и тем острее, противоречивее воспринимались неожиданные «рывки», когда его рассудок вдруг оказывался в совершенно незнакомых местах.

Сны измучили его. Стоило только закрыть глаза, и он погружался в совершенно иной мир, воспринимая события так, словно был их непосредственным участником. Просыпался Егор совершенно разбитым, нисколько не отдохнувшим, подолгу приходил в себя, лежал неподвижно, глядя в осклизлый потолок, и думал, пытаясь связать друг с другом странные видения.

Обитаемая Вселенная, по его ощущениям, погружалась в хаос. Любые события, участником которых он становился, вели к разрушению, их лейтмотивом всегда становилась отчаянная борьба.

Пережив очередное сновидение, Егор с трудом находил в себе силы встать, заниматься намеченными делами, но в силу укоренившейся привычки переносил особенно яркие, запомнившиеся фрагменты на чистые страницы в блокноте.

Он рисовал, и в такие минуты возникало ощущение реальности пережитых во сне событий, сопричастности к ним.

Сны откровенно пугали.

Рисунки копились, усталость росла, нервы расшатывались, а он не мог найти приемлемого решения внезапно возникшей проблемы.

За неделю Егор похудел, измучился, осунулся, стал зол, раздражителен, вообще перестал выходить наружу, пытался угомонить свое сознание дозами хондийских метаболитов, но делал только хуже.

…В очередной раз он проснулся посреди ночи с дикой головной болью, чувствуя, что задыхается, сел, брезгливо отмахнувшись от питающего раструба, который, неприятно, влажно поблескивая, потянулся к нему от низкого свода отсека.

Обстановка хондийского корабля вызывала тошноту, горло сжимал спазм.

Кое-как ему удалось встать, доковылять до шлюза.

На улице расплескалась теплая ночь, но свежий воздух не помог. Ночная мгла липла к телу испариной, дыхание часто перехватывало, во рту ощущался стойкий отвратительный привкус.

Егор мучительно закашлялся, сел на землю, обхватил голову руками.

«Долго я так не выдержу. Нужно что-то делать…» – мысли пульсировали болью. Он редко позволял отчаянию взять верх, но этой ночью им овладела полнейшая безысходность. «Ведь я не живу, – думал Егор, глядя на Аллею Темпоралов, структура которых вновь стала видна даже невооруженным глазом. – Я борюсь, упрямлюсь, но достижима ли заветная цель? В чем смысл этих видений? Ради чего терплю адскую боль, враждую с собственным рассудком, истязаю себя?»

Он глубоко задумался и не заметил андроида, идущего со стороны леса.

– Егорка? Не спишь?

Он вздрогнул, обернулся.

– Не подкрадывайся ко мне!

– Ты чего злишься? Опять плохо спал? – Андроид присел на корточки, попытался заглянуть ему в глаза. – Ничего не хочешь мне рассказать?

– О чем? – блекло уточнил Егор.

– Ну, к примеру, о своих снах?

– Откуда узнал?

– Темпоралы подсказали.

– Загадками не говори!

– А ты взгляни на них, – спокойно ответил андроид. – Разве не видишь, как полыхают? И сканеров не нужно, чтоб энергетическую структуру различить. Каюсь, был неправ. Они – устройство. По крайней мере эти, – он вновь указал на Аллею.

– О снах как узнал? Или просто догадался?

– Твой модуль технологической телепатии начинает работать, как только ты засыпаешь. Он посылает серии тестовых импульсов. А темпоралы реагируют. Затем, – он жестом указал на собранное им устройство, – я начинаю фиксировать интенсивный обмен данными.

– Такого не может быть! Почему же раньше ничего не сказал?!

Андроид пожал плечами:

– Ты приказал выяснить, является ли Аллея Темпоралов устройством. Я вел наблюдения. Твой модуль технологической телепатии каждую ночь проявляет гиперактивность. Темпоралы реагируют, и спустя небольшой промежуток времени их энергоматрицы «разгораются», структура становится видна невооруженным глазом. Егор, – он с визгом повернул голову, – ты с кем-то общаешься? – Он внимательно смотрел на него в ожидании ответа.

– Мне действительно снятся кошмарные сны, – признался Бестужев. – Не могу от них избавиться. Ничего не помогает.

– Расскажи о них.

– Зачем?

– Мы должны понять, что происходит. Раньше тебя мучили кошмары?

– Иногда, – неохотно ответил Егор. – Что дали твои наблюдения?

– Я вывел ряд закономерностей. Теперь у меня есть схема активации темпоралов. Не знаю, годится ли она для перемещения во времени и пространстве. Это можно выяснить лишь путем рискованного эксперимента.

– Да, но при чем тут мой модуль технологической телепатии?!

– Пока еще не знаю. Но, несомненно, он активный участник процесса.

– Тогда что такое темпоралы?

– Ты задаешь очень сложные вопросы.

– От ответов зависит моя жизнь! Разве ты не понимаешь – еще немного, и я просто свихнусь?!

– Нет. Ты выдержишь. Но если мы хотим добиться результата, узнать истину – нужно экспериментировать.

– Как?

– Мы знаем, что темпоралы возникают в разрывах пространства. Они стабилизируют их, но, видимо, не закрывают. Ты был прав, когда предположил: наша планета связана с иными мирами через гиперкосмос.

У Егора голова шла кругом.

– Ответь, что мне делать? – спросил он. – Уже во второй раз мой модуль технологической телепатии преподносит сюрпризы. Сначала я слышал обрывок переговоров тех странных существ подле древней верфи. Теперь – эти сны. Хочешь сказать – они реальны?

– Да. Темпоралы, по моему мнению, открывают доступ к гиперкосмосу.

– Каким образом?!

– Вероятно, они – часть структуры гиперпространства, – предположил искусственный интеллект.

– Почему я воспринимаю мысли других, совершенно незнакомых людей?! – Егора сейчас интересовала лишь одна сторона вопроса, остальное он словно не слышал.

– Вот! Здесь и скрыта подсказка! Ты воспринимаешь мысли людей, – многозначительно произнес андроид. – Но разве во сне ты хотя бы раз оказался в шкуре инопланетного существа?

– Нет.

– Все, кого ты видел, с кем ассоциировал себя, – люди. Наследники единой техносферы Земли. Их импланты по программному и аппаратному обеспечению совместимы с твоими! Они созданы на базе одной технологии, понимаешь?

– А темпоралы просто передают сигнал? Через гиперкосмос?

– Верно, – кивнул андроид. – Но если хочешь, я приведу более простой пример.

– Попробуй.

– Ну, например, радиоволны объективно существовали до изобретения первого в мире передатчика, – произнес андроид. – Они – физическое явление. Но люди создали радиостанции и с их помощью смогли использовать радиоволны для передачи информации. Так же и энергетическая структура гиперкосмоса. Она способна передавать сигнал, нужны лишь устройства, дающие возможность его модулировать. В нашем случае логично предположить, что приемопередающим устройством является Аллея Темпоралов. А твой модуль технологической телепатии отправляет запрос и дешифрует данные, полученные в ответ. Но это лишь моя догадка. Ее нужно либо подтвердить, либо опровергнуть.

– Как?

– Ты должен сознательно выйти на связь, – заявил андроид.

– Сознательно?!

– Да, в состоянии бодрствования. Волевым усилием, – спокойно пояснил искусственный интеллект. – Еще нужно выяснить, могут ли другие темпоралы, растущие без явной симметрии, транслировать сигналы твоего рассудка?

– Я много путешествовал среди энергетических структур. Но раньше со мной не происходило ничего подобного!

– Мы скоро узнаем, в чем истина. Но, – он взглянул на Егора, – потребуется серия экспериментов.

– Ты так просто рассуждаешь!

– Разве не для этого ты меня восстановил? Расскажи подробнее о снах. Что ты видел? В каких местах побывал?

Бестужев достал блокнот и протянул его андроиду.

– Вообще-то я думал, что просто схожу с ума.

– Нет. С твоим рассудком все в порядке. Просто мы сейчас стоим на пороге открытия.

– Случайного открытия!

– Случайного ли? Разве ты не предполагал, что Аллея Темпоралов является устройством? Теперь не останавливайся на половине пути!

– Ладно. – Егор махнул рукой. – Рассказывай, как предлагаешь действовать? – Он понимал, что андроид не сидел в эти дни без дела и наверняка уже что-то придумал.

– Сначала ты должен уснуть под глубоким воздействием хондийских препаратов, – ответил искусственный интеллект.

– Зачем?

– Так мы узнаем, играет ли твой рассудок ключевую роль в процессе. Что, если твой разум вообще ни при чем, а все происходит из-за сбоя в кибермодулях?

– Я же пробовал. Хондийские метаболиты не помогли избавиться от снов.

– Однако они стали обрывочными, верно?

– Да, – нехотя согласился Егор. – Ну, хорошо, допустим, под воздействием метаболитов я полностью «отключусь», и модуль технологической телепатии не выйдет в гиперактивный режим.

– Вот тогда мы будем в точности знать, что инициатором «сеансов связи» – назовем их так – является твой рассудок. После мы попробуем подтвердить тот факт, что именно Аллея Темпоралов проводит сигнал.

– Как мы это сделаем?

– Временно организуем лагерь где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. – Андроид действительно уже все продумал.

– Согласен. – Бестужев постепенно приходил в себя, и его настроение начало понемногу улучшаться. – Что затем?

– Ты больше не станешь подавлять рассудок хондийскими препаратами, но попытаешься увидеть сон наяву. Говоря проще – выйти на связь через гиперкосмос осознанным усилием.

– На связь с кем? – уточнил Егор.

– Вот над этим мне надо подумать. В системе адресации я пока не разобрался. Давай для начала проведем первое испытание?

– Хорошо. Я подготовлю корабль.

* * *

Весь следующий день Бестужев провел на борту хондийского транспорта, изучая сохранившиеся в его нейросетях базы данных и описания устройств, которые можно вырастить. Он хотел получить максимальный объем объективной информации из разных, независимых источников. Собранный андроидом комплекс сканеров – это отлично, но если результат подтвердят датчики инопланетного корабля, будет еще лучше.

Как ни странно, но Егору стало значительно легче от мысли, что все происходящее с ним не случайно и странные сны, измучившие рассудок, могут иметь объяснение, по крайней мере в рамках существующих обстоятельств.

Пока укоренившийся хондийский корабль растил биологические датчики, они провели серию других испытаний.

Хаотично расположенных темпоралов в округе хватало с избытком.

Они выбрали рощу энергетических деревьев примерно в трех километрах от Аллеи и разбили там временный лагерь.

Егор спал как младенец.

Ему вообще ничего не снилось. Эти дни он провел в состоянии душевного покоя: общался с искусственным интеллектом, охотился на хетрунов – мелких зверьков, вечерами они готовили мясо на костре, вспоминали о былом, но не пытались заглядывать в будущее.

– Аллея имеет решающее значение, – заключил андроид, когда они сворачивали лагерь. – Темпоралы сами по себе – явление, но кто-то сформировал из них устройство, расположив в определенном порядке.

– Значит, нельзя исключать, что Аллея Темпоралов служит не только для связи?

– Да, – согласился искусственный интеллект. – Знать бы, кто ее создал? Когда? В каких целях?

* * *

Внутри хондийского корабля царил влажный и теплый сумрак.

Стены отсека, где жил Егор, сочились капельками желтоватой полупрозрачной жидкости.

Он осмотрелся. Предстоящая часть эксперимента вызывала отвращение, но железы на ладонях уже источали хемосигналы, продолжая программировать корабль. Пришлось вспомнить многое, вновь окунуться в эмосферу тех страшных лет, когда он в одиночку управлял хондийским крейсером, ставшим последним убежищем для пятисот человек.

Сейчас, конечно, все происходило намного проще, быстрее. На него не давил груз ответственности за жизни колонистов, да и опыт, полученный в те годы, никуда не исчез.

Хондийские метаболические препараты для человека являются либо смертельным ядом, либо мощным наркотиком. С этой проблемой столкнулись сразу же после захвата крейсера, но сумели решить путем внедрения образцов человеческой ДНК в системы жизнеобеспечения отсеков и палуб.

– Иди наружу, следи за темпоралами, – приказал Егор андроиду. – Пока я остаюсь в сознании, постоянно докладывай о любых изменениях в их аурах, понял?

Искусственный интеллект кивнул и исчез во влажном сумраке шлюза.

Егор разделся, лег на жесткое ребристое ложе, прижал ладони с набухшими железами к ответным частям бионической конструкции. Теперь все параметры жизнедеятельности его организма контролировались и записывались нейронной сетью корабля.

– Я снаружи, – раздался по связи голос искусственного интеллекта.

– Опиши, что видишь?

– Все как обычно. Темно. Две колоннады света.

– Сигнатур ты не замечаешь?

– Нет. Холодный белый свет. Структур темпоралов не вижу.

– Продолжай наблюдать. Некоторое время я еще буду в состоянии принимать твои доклады. Потом погружусь в транс, но ты не вмешивайся ни при каких обстоятельствах. Хондийский корабль сам приведет меня в чувство. Все, начали. – Егор повернул голову, слизнул несколько желтоватых капелек с бугрящейся стены отсека.

Он ощутил безмерный, всеобъемлющий покой. Его сознание стало легким, будто перышко. Заботы, тревоги, горести, надежды – все исчезло.

Расширитель сознания и модуль технологической телепатии не смогут адекватно работать. «Мой мозг сейчас под сильнейшим химическим воздействием». Егор все еще продолжал мыслить связно, он понимал, что делает, помнил о цели своего эксперимента.

Сон обрушился на него, как черный дождь. Капли, состоящие из мрака, постепенно заполняли окружающее пространство, превращались в вязкую удушливую субстанцию, он тонул в ней, барахтался, но не мог всплыть, движения были медленными, вялыми, он чувствовал упругое сопротивление какой-то среды, а затем просто отключился, потерял сознание.