Текст книги "Багровые Небеса"

– Нет. – Эйджел расслабленно откинулся на спинку кресла. – Так не пойдет, Вадим. Я не позволю тебе копаться в навигационном компьютере, а уж тем более не собираюсь вступать с тобой в мнемонический контакт.

– Тогда извини… – Рощин поднял руку с «Гюрзой».

Откровенно – в первый момент Эйджел обалдел. Собственная «Гюрза» смотрела ему в лоб, зловеще подмигивая точечными индикаторами накачки электромагнитных ускорителей.

– Вадим, ты действительно спятил?!. Что, вот так возьмешь и застрелишь меня?!

– Извини, Риган, – это вынужденная мера. У тебя есть пара секунд, чтобы сделать выбор.

– А моего слова тебе недостаточно?

– Нет.

– Почему, фрайг тебя раздери?!

– Потому, что за мою голову назначена награда. Миллион кредитов. Или ты этого не знал?

– Не имел никакого понятия!

– Теперь имеешь. – От слов Вадима повеяло могильным холодом. Уж кто-кто, а Эйджел умел различать ледяные интонации в голосе оппонентов. Проклятие Шииста… Надо же было так вляпаться… При явном физическом превосходстве и прекрасной боевой подготовке в данный момент он оказался бессилен. Вадим не хуже Ригана владел всеми видами оружия, а опередить реакцию мнемоника, разум которого умеет жить в ином темпоральном потоке, попытка самоубийственная.

– Ладно. – Эйджел поднял обе руки. – Я согласен.

Вадим молча опустил импульсный пистолет.

– Только не думай, что у тебя будет более удобный момент, Эйджел, – предупредил он. – Клянусь, я не причиню тебе ни физического, ни морального вреда. Скажи, на какие координаты запрограммировать навигационный блок «Тайфуна», и ты очнешься в избранной точке.

– Веселый трюк. И сколько ты уже практикуешь?

– Ты первый, – без тени злости или иронии ответил Вадим. – Не дергайся, Риган. У меня действительно нет желания причинить тебе вред. Я всего лишь хочу сохранить свое инкогнито.

– Тогда тебе следовало забраться подальше. Куда-нибудь в неосвоенные сектора Окраины.

Рощин усмехнулся.

– Ты же прекрасно знаешь, что все пространство, вплоть до скопления О’Хара, так или иначе подконтрольно колониальной администрации Аллора. Даже эта система, где давно закончены все работы по добыче полезных ископаемых, рано или поздно подвергнется вторичной колонизации.

– Да ладно… Не преувеличивай. Что тут колонизировать? – Риган нашел удобный момент, чтобы перевести тему разговора в иную плоскость, перейдя с личностей на общие аспекты колониальной политики.

Действительно, панорама глубокого космоса, простирающаяся за иллюзорной прозрачностью кругового экрана, несла не только своеобразную красоту – для искушенного взгляда полная бесперспективность колонизации подобной системы являлась очевидной.

Ну что тут может привлечь самого безумного из инвесторов?

Яркая горошина звезды, сияющая средь газопылевой туманности? Или ее единственная планета – газовый гигант, окруженный плотными скоплениями астероидных глыб, на девяносто процентов состоящих изо льда и базальта? Все полезные ископаемые, судя по всему, отсюда уже выбрали с полвека назад, не меньше, а кого интересует лед и камень? Пройдет несколько миллионов лет, и очаговые скопления астероидов, обращающиеся по орбите вокруг холодного шара газовой планеты, в результате столкновений превратятся в кольца, состоящие из мелких, раздробленных обломков – вот все перспективы развития.

Пока Риган созерцал панораму окрестного космоса, из-за края газового гиганта появилось еще одно небесное тело. Им оказался небольшой спутник размером со среднюю луну, такой же холодный и безжизненный, как… хотя нет, локационная система древнего рудодобывающего комплекса автоматически взяла увеличение, и Эйджел увидел: во многих местах из-под ледяного панциря, покрывающего планетоид, в космос извергаются мутные многокилометровые гейзеры.

– Это азот, – пояснил Вадим, проследив за взглядом Ригана. – Спутник покрыт замерзшим азотом, под которым целый океан того же вещества, только в сжиженном агрегатном состоянии.

– Красиво. Но я сомневаюсь, что кто-то станет гонять сюда корабли ради азота. Овчинка выделки не стоит, – категорично заключил Риган.

– Вот и я надеюсь на это, – кивнул Рощин, жестом указав на стол, который быстро и аккуратно сервировал появившийся в помещении андроид.

От взгляда Ригана не укрылось, что человекоподобный механизм необычной модификации успел поучаствовать в каких-то схватках, о чем немо свидетельствовали следы ремонта на его многочисленных бронированных кожухах. Вообще дройд производил странное впечатление. Риган еще ни разу не видел человекоподобных машин, у которых пеноплоть покрывала только лицо и кисти рук.

Ладно, фрайг с ним, с этим андроидом. И без него проблем хватает…

– Да, экспансия захлебнулась, – произнес Эйджел, продолжая упорно гнуть свою линию, стараясь, чтобы мысли Рощина не сосредотачивались на злободневных вопросах личной безопасности. Что может быть лучше непринужденной беседы двух старых знакомых на отвлеченные темы?

– Захлебнулась? Отчего же? – поинтересовался Вадим так, словно минуту назад между ним и Риганом не было смертельного противостояния.

– Ты совсем одичал в своей глуши, я посмотрю. – Эйджел взял в руки нож и вилку. Опасное оружие в руках профессионала, если не учитывать, что оба предмета были изготовлены из мягкого, гнущегося пластика.

Нет, еще не время. Пять часов – достаточный срок, чтобы найти удобный момент. В конце концов, Вадим тоже человек, а значит, может совершить ошибку или допустить оплошность. Риган был уверен, что не пропустит удобного случая, для того чтобы перехватить инициативу в свои руки.

– Как видишь, станцией гиперсферной частоты[9]9
  Станции гиперсферной частоты (сокращенно ГЧ) – неизменный атрибут любого развитого мира. Обеспечивают межзвездную навигацию, связь, а также являются носителями общечеловеческой сети Интерстар.


[Закрыть] пока не обзавелся. – Рощин говорил непринужденно, казалось, что его действительно интересуют последние события в Обитаемой Галактике, в курс которых мог ввести его Эйджел.

– Ну, во-первых, ты, наверное, помнишь о неудачной попытке расконсервации Линии Хаммера?[10]10
  Звездные системы Линии Хаммера (Юнона, Новая Земля, Везувий), по сути, являлись опорными пунктами ВКС Альянса, одновременно образуя рубеж обороны на дальних подступах к прародине человечества. После войны все попытки зачистить планеты от многочисленной боевой техники не принесли результата, и миры были объявлены зоной строгого карантина.$Как выяснилось позже, самодостаточные кибернетические системы не только успешно пережили века «забвения», но и инициировали собственную эволюцию, выраженную в борьбе за энергетические и иные ресурсы.$Крайне опасные миры, враждебные человеку, изобилующие боевой техникой и скрытыми в толще земли военными базами. (Попытке расконсервации Линии Хаммера посвящен роман «Душа Одиночки».)


[Закрыть]

Вадим кивнул, откупоривая изящную пластиковую бутыль с янтарной жидкостью, источающей неповторимый травянистый аромат. События, связанные с попыткой повторной колонизации Юноны и Везувия, едва не стоили корпорациям Окраины потери объединенного военно-космического флота и происходили семь лет назад.

– Да, это я помню. – Он наполнил два бокала.

– Позволь… – Эйджел почувствовал запах и удивленно посмотрел на Вадима. – Неужели Диахр?[11]11
  Диахр – древовидная форма с планеты Флиред. Знаменита своим соком, скапливающимся в соцветиях. Сок Диахра обладает целым рядом ценных фармакологических свойств. Произрастает исключительно в условиях климата родной планеты. Все попытки привить Диахр в иных мирах окончились неудачей.


[Закрыть]

– Он самый.

– Да ты сноб.

Рощин пожал плечами. «Не сноб, а пират», – подумалось ему. Мысль отдавала горечью, но на лице Вадима при этом не дрогнул ни один мускул.

– Давай за встречу. И не держи зла, Эйдж, у меня своя жизнь, у тебя своя, а миллион, обещанный корпорациями, пусть пока полежит в банке Аллора.

– Дело. – Риган взял бокал, но, едва пригубив, поставил его на стол. – Так вот, – как ни в чем не бывало продолжил он, – после неудачи с карантинными мирами, инсектам из скопления О’Хара было, мягко говоря, «предложено» заняться вторичной колонизацией и восстановлением Сферы Дайсона, но они до сих пор тянут с окончательным решением о переселении, наверное, ждут, пока Сферу восстановят для них силами Совета Безопасности.

– Нереально.

– Конечно, нереально. Но у насекомых своя психология. Они здорово напуганы после целой череды провокаций. Сначала хараммины выкинули несколько миллионов инсектов на совершенно непригодные для жизни болота, в которые превратились океаны Сферы, потом уже Конфедерация надавала по жвалам тем «диким семьям», которые, в обход договоренностей, пытались колонизировать миры вдоль Рукава Пустоты. Короче, они не спешат возвращаться в свой искусственный мир, и ситуация, по моим представлениям, такова: пока инсекты держат под контролем скопление О’Хара, нечего и думать о новой волне Экспансии. Положение похлеще, чем перед началом Первой Галактической. Нам нужны точки промежуточного всплытия, станции ГЧ и комплексы технического обслуживания в звездных системах скопления, чтобы успешно преодолеть его и двигаться дальше. Но построить их в существующих условиях просто нереально. Три четверти скопления контролируют «дикие семьи», не признающие ни Конфедерацию, ни достигнутые между цивилизациями договоренности.

– Зреет война?

– Может быть.

– Почему «может»? Конфедерация собирается свариться в собственном соку? Или мы будем преодолевать провалы между спиральными рукавами Галактики только из-за того, что деградировавшие семьи инсектов не пускают нас через скопление? – недоверчиво поинтересовался Рощин. Уж он-то знал, какими становятся люди после нескольких лет бесцельного прозябания на окраинных мирах в тщетном ожидании старта колониального транспорта.

– Ну, что касается деградации, – это еще с какой стороны посмотреть, – криво усмехнулся Риган. – Пара исчезнувших в скоплении картографических крейсеров докладывала о контактах с целыми флотами насекомых. После чего корабли больше не выходили на связь. А ты сам знаешь: картографический крейсер голыми руками не возьмешь.

– Ты не ответил на мой вопрос, Риган. По-твоему, будет война с инсектами или нет?

– Тебя это так волнует?

– Да, волнует.

– Тогда я отвечу, что, на мой взгляд, в ближайшие годы полномасштабных столкновений не предвидится. Скорее скопление на время оставят в покое.

– С чего бы вдруг? – Рощин искоса посмотрел на своего гостя.

– Ты слышал о планетах Ожерелья?[12]12
  Планеты «Ожерелья» – восемь миров, отправленных инсектами и логрианами в центр аномалии космоса, где они заняли орбиты вокруг энергетического сгустка, напоминающего уменьшенную копию галактического диска.$Семь планет лишены атмосферы, мертвы, усеяны обломками колониальных транспортов и иных кораблей, срывавшихся на вертикали гиперсферы в результате слепых рывков либо по иным причинам.$ Лишь одна планета Ожерелья обитаема. Древние расы называли ее Первым Миром, современное название, данное ей людьми, – Араста.


[Закрыть]

– Это те, что в гиперсфере? Неудачный эксперимент логриан?

– Я бы не назвал его неудачным. Скорее – незавершенным.

– В смысле? – Вадим не скрывал свою заинтересованность, а Риган, что греха таить, не прочь был поделиться известной ему информацией, он был готов сказать даже чуть больше, чем следует, только ради того, чтобы уверить Рощина в своей лояльности по отношению к нему.

– Вижу, ты не прочь свалить отсюда, Вадим? – Эйджел осторожно начал зондировать почву.

– Было бы неплохо, – кивнул в ответ Рощин, указав на бокал. – Пей, а то весь аромат улетучится.

– Короче, предысторию ты наверняка знаешь. – Риган сделал глоток терпкой жидкости, ощущая, как моментально прояснилось в голове, словно усталость, скопившаяся за последние сутки, улетучилась вмиг.

Прекрасный напиток «Диахр». Баснословно дорогой, редкий, неподдающийся синтетической подделке.

– Ну да… Я слышал, что древние расы каким-то образом отправили в недра аномалии девять планет. Однако шум по этому поводу в галактической прессе поднялся как раз накануне моего вынужденного исчезновения.

– Тогда слушай, – Риган не смог отказать себе в удовольствии и сделал еще один глоток. Вадим – рисковый парень, а жизнь, несмотря на частные заморочки, все-таки неплохая штука. – Ты знаком со свойствами Вертикалей? – обратился он к Рощину, поставив на стол опустевший бокал. К еде Эйджел не притронулся по двум причинам: во-первых, не хотел портить тонкий вкус редкого напитка, а во-вторых, не без оснований опасался, что Вадим мог подмешать ему в пищу какой-нибудь из препаратов, нейтрализующий тонизирующее действие «Диахра».

– Ну, допустим, с Вертикалями гиперсферы знаком любой школьник.

– Устарело, – махнул рукой Риган. – Забудь, что преподавали в школе. Я тебе расскажу не понаслышке, Вадим. Сам испытал на своей шкуре. – Ригана все же понесло, и он, спросив взглядом разрешения, налил себе еще. – Логриане при поддержке инсектов собирались устроить в самом сердце гиперсферы, в зоне десятого энергоуровня, что-то вроде узловой станции. Понимаешь, они открыли свойство Вертикалей, которое нам не было известно на всем протяжении освоения аномалии. Оказывается, вертикальные линии напряженности способны проводить материальные тела при одном непременном условии – корабль не должен выставлять защитные поля, то есть полностью отдаться во власть энергетического потока.

– Сгорит, – покачал головой Вадим.

– Ничего подобного. Ты видел мой «Тайфун». Можешь посмотреть внимательнее – ручаюсь, что не найдешь ни одного оплавленного пятнышка.

– И в чем суть?

– В движении, синхронизированном с потоком частиц, составляющих линию напряженности. Она, как транспортный тоннель инсектов, работает в две стороны. Создаешь поле высокой частоты, погружаешься в аномалию и ловишь ближайшую Вертикаль на масс-детекторе. При погружении все равно какую – они сходятся в пространстве десятого энергоуровня.

– Сам видел?

– Клянусь.

– И каково там?

Эйджел усмехнулся.

– Сказать честно, жутковато. Можешь себе представить энергетический сгусток бледно-сиреневого цвета, по форме напоминающий миниатюрную пространственную модель нашей Галактики? Вокруг, по единой орбите, с небольшими интервалами обращаются те самые девять планет, восемь мертвых и одна с атмосферой. Это результат попыток логриан создать узловую станцию в гиперсфере.

– А что у них не вышло?

– Там очень сильное магнитное поле.

– Киберсистемы не выдерживают?

– Хуже… – «Диахр» развязал Ригану язык, он сам не почувствовал, как начал непринужденно болтать, хотя по жизни был человеком замкнутым. – В магнитном поле сгорают не только компьютеры. В любом проводнике, как его ни экранируй, возникают сильнейшие вихревые токи. Сам видел. Стоит задействовать хотя бы один энерговод, кораблю крышка. Теперь понятно, почему двухголовые так и не создали ничего путного?

– В общих чертах. – Вадим пригубил из своего бокала. – Выход, я так понимаю, все же нашли?

– Естественно, – хохотнул Эйджел. – Нашим военным только дай проблему, рано или поздно разжуют и выплюнут.

– А поконкретнее?

– Так ты слушай. Не перебивай. Корабли для прыжков по Вертикалям оборудуются дублирующими системами. Жуткий примитив, хочу сказать. Все на глазок, благодаря логр-компонентам. Они выступают в роли датчиков, обработку данных производит фотонный компьютер, с накачкой через оптические уловители. В общем, перемещаться там приходится исключительно на механике, связанной со струйными ускорителями. Никакой тебе плазмы, только холодный газ под давлением. Управление, как я уже сказал, – на глазок. Хорошо, если на борту есть мнемоники, – они видят Вертикали и могут даже считывать маркировку уже известных линий напряженности. Сам процесс примитивен до безобразия. Корабль при выключенных энергосистемах – суть чуждое для аномалии тело. Не знаю, какими разработками пользуются военные для постоянного патрулирования, но транспортные и разведывательные корабли, попав в пространство десятого энергоуровня, запрашивают у диспетчерской Ожерелья вектор на нужную Вертикаль и ускоряются в том направлении. Как только энергетический поток захватывает корабль, он начинает отторгать его в трехмерный континуум. Несколько минут, и ты снова в космосе, но уже за сотни, если не десятки тысяч световых лет от точки погружения. Круто?

– Я бы сказал – необычно.

– Скептик ты, Рощин. Подумай, оттуда открывается доступ ко всем звездным системам Галактики. Проблема лишь в том, что пока маркированы от силы десятка три Вертикалей. Из миллионов, вливающихся в энергетический сгусток. Ну и техника, конечно, еще не доведена до ума.

Вадим кивнул, с трудом сдерживая эмоции. Все, что сейчас рассказал Эйджел, являлось для него воистину бесценной информацией.

– Ну а ты-то там как оказался?

– Деньги, Вадим. Деньги. Подрабатываю по личной, так сказать, инициативе.

– То есть запросто, вот так шныряешь через гиперсферу под носом у мнемоников Конфедерации? – недоверчиво сощурился Рощин.

– Ну, не запросто, конечно. Приходится выкручиваться, но там сейчас открыли несколько коммерческих линий, осваивают три мира на другой стороне Галактического диска, прикидываешь?

– С трудом… И что с того?

– Ну, ты же знаешь, что такое колонизация. Сплошной поток грузов. Караваны транспортов идут практически постоянно. Я наловчился пристраиваться им в хвост, чтобы спокойно перескочить на Вертикаль восхождения. Ну а потом все просто. Примерно на третьем, иногда на втором энергоуровне врубаю защиту и отскакиваю в сторону. Потом, как обычно, по сетке горизонталей наудачу.

– И что ты ищешь, конкретно? Или это секрет?

– Да какой там секрет! Ты ведь все равно будешь программировать гипердрайв… – махнул рукой Риган. – Что толку скрывать. Ищу планету. С кислородосодержащей атмосферой, естественно… Чтобы продать потом ее координаты за бешеные деньги и плюнуть раз и навсегда на суету и всяческие проблемы… – Эйджел сладко потянулся. «Диахр» на него действовал именно так, как рассчитывал Вадим. Это состояние нельзя было сравнить ни с алкогольным опьянением, ни с наркотическим забытьем, мозг человека, простимулированный соком экзотического растения, имел свойство воспринимать первую волевую установку, полученную извне. Рощин лишь недоумевал: почему Риган попался так просто – ведь он должен был знать о такой особенности предложенного напитка. Хотя знать все и обо всем, пожалуй, невозможно, философски рассудил Рощин.

– Значит, занимаешься дальним поиском?

– Ну да. Только в этот раз не все прошло гладко.

– А что так?

– Да, видно, приметили мой корабль. Я, кстати, не один летаю. С компаньоном. Вернее, компаньонкой.

– Мнемоник? – тут же сообразил Вадим.

– Естественно.

– И где она?

– На «Тайфуне». Только не напрягайся, не напрягайся. Я тебе не врал. И сигнал бедствия подавал не из дури. Шарахнули ее мнемоники Конфедерации.

– Насмерть?

– Нет, к счастью. Но в себя не приходит. Лежит на борту в реанимационной камере. Так что ты, когда будешь на «Тайфуне», не заводись, девчонка получила по полной… Не знаю, выкарабкается или нет.

– Ладно. Хорошо, что предупредил. – Вадим встал.

– Что, о результатах поиска спрашивать не будешь?

– А ты скажешь?

– Нет, конечно. – Риган уже улыбался совершенно неестественно. – Всё тут. – Он выразительно похлопал себя по затылку. – Так что в навигационном компьютере ничего нет.

– Да я и не собирался искать, – откликнулся Рощин, посмотрев на данные хронометра, притаившиеся в нижней части одного из сегментов кольцевого экрана. – Пора заниматься делом, Эйджел.

– Спать охота. Двое суток на ногах.

– Понимаю. – Вадима, как нельзя кстати, устраивал такой оборот событий. – Могу предложить свою каюту. Другого приспособленного помещения на станции нет.

– Ну, если ты так…

– Без глупых реверансов, ладно? Отдыхай, часа четыре можешь поспать. Пока механизмы отгрузят активное вещество, я тебя тревожить не буду. Потом, как договаривались, Риган, без препирательств и глупостей. Входим в мнемонический контакт, я корректирую тебе память и провожу на «Тайфун». Какие координаты вводить в гипердрайв?

– Аллор… – демонстративно зевнув, ответил Эйджел.

– Значит, все-таки нашел планету?

– Не скажу.

– Ну, ладно. Дело твое. Пошли, провожу тебя в каюту.

* * *

Когда за Рощиным закрылась дверь, Риган привстал, прислушиваясь к приглушенному звуку удаляющихся шагов.

Фрайг бы его побрал вместе с «Диахром»!

Изображать из себя идиота, попавшего под воздействие экзобиологического наркотика, было напряжно и противно.

Ты мне ответишь и за это, Рощин, не сомневайся … – мысленно пообещал Вадиму Эйджел, осматривая спартанскую обстановку каюты.

Здесь, как он и предполагал, находился резервный управляющий комплекс станции.

Осторожно совершив несколько безобидных и бесхитростных манипуляций с компьютерным терминалом, Риган поразился двум вещам: во-первых, в системе практически отсутствовали пароли, а во-вторых, управление кибернетическими комплексами осуществлялось при помощи архаичного интерфейса визуально-графических команд.

Сдвинулся Вадим после той атаки или нет, Риган так и не решил, но знакомство с компьютерной сетью рудодобывающего комплекса поведало Ригану об одной фобии Рощина: он явно опасался внезапной атаки мнемоников. И потому перевел все часто используемые системы на ручное управление, чтобы исключить саму возможность дистанционных мысленных манипуляций с кибернетикой его «убежища».

Так, посмотрим, чем ты тут занимаешься …

Эйджелу не составило труда освоиться с нехитрой, но вполне эффективной системой визуального контроля.

Вообще-то он собирался проследить за Рощиным, однако, взглянув на запускную последовательность контрольного осмотра помещений, решил, что на это будет любопытно взглянуть.

Освоиться с непривычным интерфейсом также не составило особого труда: минутой позже Риган уже свободно переключался между камерами слежения, установленными в различных отсеках рудодобывающего комплекса.

Да, неуютно… Впрочем, чего ожидать от этой рухляди? Комфорт на борту полуавтоматических рудодобывающих станций не планировался изначально, а для радикального переоборудования нужны такие средства, что гораздо проще купить на них новый корабль…

Зря трачу время, – подумалось Ригану.

Еще одно касание сенсора, и Эйджела внезапно бросило в жар. Какое там самообладание… Передающая камера, установленная в парковочном доке «Спейсстоуна», показывала фрагмент звездной бездны, на фоне которой застыл пришвартованный к станции фрегат…

Дьяволы Элио… Неужели «Игла»?!.

Точно. Риган не верил в совпадения. Значит, Вадим Рощин действительно тот самый неуловимый капитан, который доставил столько хлопот корпорациям Окраины?

Теперь он наконец понял, почему за голову Рощина обещана столь щедрая награда.

Пока он смотрел на укрупненный фрагмент «Иглы», где, присмотревшись, можно было различить полуистершуюся, блеклую надпись на выщербленных бронеплитах, в открытом ангаре (задняя стена вакуум-дока была специально демонтирована, чтобы семисотметровый корабль мог войти в зону действия магнитов удержания) появился уже знакомый Ригану андроид.

Интересно.

Почему дройд не остался следить за мной?

Пока он наблюдал, одновременно размышляя над поведением Рощина, человекоподобный сервомеханизм подошел к шлюзу «Иглы».

Собирается внутрь.

Риган понятия не имел, зачем андроид проследовал на борт фрегата, но ничего хорошего на ум не шло.

«Угораздило же меня всплыть именно в этой системе… Хотя все может быть к лучшему. Только действовать нужно решительно и немедленно. Рощин сейчас на борту „Тайфуна“, коридоры станции пустуют, есть, конечно, риск, что система визуального контроля имеет тревожные датчики, но кто не рискует…»

Риган более не желал задерживаться тут. «Пусть Вадим думает, что я отрубился после дозы его зелья, которое только пахнет „Диахром“. Пока он не вернулся, нужно пробраться в ангар. Это единственный способ избежать „промывания мозгов“ и убраться отсюда невредимым, благо „Тайфун“ причалил к открытому вакуум-доку.

Он меня не остановит. Не успеет. Если действовать быстро, все получится».

* * *

Эйджел не ошибся: Вадим действительно находился на борту «Тайфуна», но занимался отнюдь не программированием блока гипердрайва.

Бледный, как сама смерть, он стоял в медицинском модуле разведывательного корабля подле сложного комплекса систем жизнеобеспечения и, не отрываясь, смотрел на осунувшиеся черты молодой женщины, находящейся в бессознательном состоянии.

Эллен… Это была она.

Вадим чувствовал – еще немного, и он потеряет контроль над своими поступками.

Разум подсказывал: таких совпадений не бывает, не настолько тесна Обитаемая Галактика, чтобы в третий раз случайно пересеклись их жизненные пути.

В первый момент он растерялся, а притаившиеся на донышке души воспоминания как будто ждали этого, готовясь вырваться на свободу.

Как он мог не узнать ее? Сомнения если и возникли, то на долю секунды, не более.

Эллен….

Я ведь искал тебя после Фрисайда…

Он стоял, окаменев, не зная, что думать и делать. Это была минутная слабость, но что значат шестьдесят секунд для разума мнемоника?

Вечность… субъективная вечность, полная рвущихся воспоминаний.

* * *

Корпоративная Окраина

Система Аллора. Прошлое…

Газопылевая туманность являлась не единственным местом, где Вадим Рощин видел клубящиеся облака, налитые цветом дурной крови.

Существовали еще два уголка во Вселенной, где багровые небеса нависали над его головой, и, словно спутник злого рока, они неизбежно ассоциировались в памяти с событиями, запредельно жестокими, такими, о которых страшно не то что вспоминать – их невыносимо помнить…

Но память беспощадна. Особенно остра она у мнемоника.

Багровые небеса…

Впервые он увидел их в возрасте десяти лет, уже после операций по имплантации внутренних чипов.

…Закрытая спецшкола, функционирующая под вывеской учебного заведения колониальной администрации Аллора, имела небольшой внутренний двор, окруженный высоченным стеклобетонным забором, поверх которого была натянута незримая сеть энергетической защиты.

Попасть сюда снаружи, не имея специального пропуска, было попросту невозможно, как, впрочем, и бежать.

Вадим одновременно любил и ненавидел этот похожий на колодец двор, освещенный красновато-рыжими лучами неистовой Горгоны – светила системы Аллора.

Любил потому, что в краткие часы разрешенных прогулок он оставался тут один, не ведая, что это лишь часть эксперимента, очередная веха его мнемонического обучения. Ему казалось, что он свободен, – мальчика не смущали сотни микроскопических камер, соединенных в виртуальную сеть наблюдения, не тревожили чуткие микрофоны, улавливающие даже ритм его дыхания, совершенно не волновали датчики различных спектров, следящие за работой имплантов. Он смотрел в тусклые багровые небеса и мечтал. Тени от высоких стен удлинялись, ползли по стеклобетонному покрытию внутреннего дворика, а он, находясь в центре сложной кибернетической сети, опутавшей его рассудок виртуальными тенетами, мечтал о том дне, когда повзрослеет настолько, чтобы вырваться отсюда.

Он знал – из него готовятмнемоника, а значит, день, когда его потенциальные возможности превысят порог защищенности кибернетического периметра, непременно наступит, с такой же неизбежностью, как на смену жаркому дню приходит прохладная ночь, – уже тогда он понимал это со всей очевидностью, несмотря на возраст. Отличие Вадима от других воспитанников школы заключалось в том, что он умел прятать некоторые из своих мыслей. Мальчик понимал: его не станут хвалить за них.

Что-то надломилось в его сознании еще пять лет назад на жаркой, пыльной планете Ганио. Жуткие воспоминания о рынке рабов, откуда его вызволил хорошо одетый, улыбчивый мужчина, сделали Вадима замкнутым, он послушно исполнял все, что ему велели, но редко задавал вопросы и неохотно отвечал на них.

Наверное, подсознательно он понял – единственное, чего не могут у него отнять, – это мысли. Но тут, под надзором строгих учителей, приходилось прятать даже их.

…После жестокой дневной муштры, изнурительных заданий, окриков преподавателей вечерние часы спокойствия и одиночества казались ему настоящим счастьем.

Обычно Вадим садился в углу двора, там, где густо росли незнакомые ему кусты с колючими ветвями и мелкими листиками, и мечтал, вдыхая пряный аромат растений.

Его мысли действительно были недоступны следящим системам. Со стороны казалось, что мальчик застыл в полнейшем оцепенении, – на его лице жили только глаза, – взгляд Вадима то скользил по кибернетическим узелкам охранного периметра, которые явственно воспринимал его рассудок, то устремлялся к закатным небесам…

…Тот вечер он проводил, как обычно. Вадим не ведал, что за толстыми стеклобетонными стенами располагаются еще десятки точно таких же, похожих на каменные колодцы двориков, где в мнимом одиночестве находились сейчас другие воспитанники школы. Он не знал и о том, что для преподавателей и нейрохирургов часы вечернего «одиночества» воспитанников являлись наиболее напряженными – персонал занимал места перед информационными системами, наблюдая за показаниями сотен приборов.

Сидя на скамейке под кустом генетически измененной жимолости, Вадим не мог слышать слова своего наставника:

– Похоже, Рощин безнадежен. Нам придется его отчислить.

Нейрохирург (он же специалист по имплантируемым кибернетическим системам) лишь покачал головой в ответ.

– Торопишься. Все показания имплантов в норме. Программы работают, как положено. Он видит все датчики периметра.

– Да, но мы не видим их его глазами! Где данные со зрительного нерва? – Мнемоник взглядом указал на пустую виртуальную сферу стек-голографа.[13]13
  Стек-голограф – устройство голографического воспроизведения, виртуальный монитор.


[Закрыть] – Если я не могу воспринимать его мысли, значит, не могу и контролировать ни его поведение, ни правильность исполнения приказов. Такую работу от нас попросту не примут.

– Я постараюсь разобраться. Думаю, это обыкновенный сбой в трансляции данных. Нет причин для скоропалительных выводов…

Фраза, прозвучавшая в адрес Вадима, была последней из множества деловых обменов мнениями.

Багровые небеса постепенно темнели; в расположенном неподалеку мегаполисе уже давно зажглись вечерние огни, – со стороны казалось, что часть городской иллюминации течет, словно река, сбегающая по циклопическим уступам рукотворной глыбы исполинского города и жидкими, текучими огнями стремящаяся в сторону предместий, где как раз располагалась закрытая спецшкола.

Река огней при ближайшем рассмотрении оказалась не чем иным, как сотнями движущихся в сторону от города флайкаров.

Жутка природа людей.

Мы вырвались к звездам, но мало изменились внутри. Казалось бы – чуждые биосферы, едва одолимые трудности колонизации множества миров должны закалить людей, отсеять слабых, глупых, излишне жестоких или слишком мягкотелых, но нет – уровень роботизации зачастую давал возможность не только выжить самым неприспособленным членам человеческого общества, но и процветать, создавая совершенно бесполезные социальные прослойки, состоящие из праздных, неуравновешенных, склонных к дурным привычкам людей.

Именно такая категория граждан стремительно развивающегося Аллора – фактической столицы Корпоративной Окраины – двигалась сейчас в сторону предместий.

Изнывающие от скуки, они стихийно сбивались в подобие звериных стай с тем отличием, что стаи животных никогда не охотятся на свои жертвы из скуки.

Эти люди годами не могли найти работу, однако социальное пособие позволяло им не только питаться, оплачивать дешевое жилье, но и, изнемогая от праздности, смотреть общественные каналы сферовидения, быть в курсе галактических новостей и считать себя вправе судить те или иные аспекты нравственно-технологического развития цивилизации.

Их взгляды, к вечеру обычно затуманенные алкоголем или наркотиками, уже не первый день были обращены в сторону приземистых, похожих на бункера зданий спецшколы.

После решений Совета Безопасности Миров о новом статусе мнемоников на многих планетах Окраины, в том числе и на Аллоре, возникли стихийные движения в защиту «генетической чистоты вида». Их невесть откуда взявшиеся организаторы имели на удивление четкие программы, постулируя опасность для всего человечества, которая, по их мнению, исходила от нового поколения киборгов, которых лживые корпорации пытаются выдать за полноценных людей.

Тщательно обработанная, доведенная до необходимой стадии исступления толпа, преследующая искусно навязанную ей цель, – вот чем являлся поток текучих огней, неумолимо приближающийся к закрытому спецучреждению колониальной администрации.