Текст книги "Борт 618"

Лиза кивнула, соглашаясь. От некоторых слов Сэма ей становилось не по себе – настолько точно они отражали и ее собственное состояние.

– Да, мне знакомо это чувство… – проронила она.

Сэм внимательно посмотрел на Лизу, утонувшую в мягких объятиях комфортабельного кресла… посмотрел так, словно и не пытался увидеть ее фигуру или лицо… и важна ему была вовсе не оболочка, а таящиеся под ней чувства, мысли, словно он знал о сидящей напротив молодой женщине нечто очень важное, ведомое пока только ему, и сейчас пытался соизмерить ее речь, реакции с этим потаенным знанием, с тем, что ожидал услышать от нее и не услышал пока…

Что-то ломалось в эти секунды в настороженном, полном поначалу льдистого недоверия взгляде Крайнова, будто он убеждал сам себя: с ней можно быть искренним.

Лиза чувствовала его скрытое напряжение и не понимала, чем вызвана ломкая натянутость некоторых его слов. Чем больше Сэм говорил, тем загадочнее он становился для Лизы.

– Мои родители работали вахтовым методом на одном из орбитальных заводов… – внезапно услышала она глуховатый голос Сэма и поняла, что он продолжает прерванную мысль. – Думаю, это не их вина, что мы с сестрой большую часть времени – три недели в каждом месяце – были предоставлены самим себе. Наши кварталы всегда являлись чертогами бедноты. Они строились не так давно, во времена некоторого экономического подъема Кассии, и правительство планеты в тот период как могло позаботилось о своих приемных гражданах, конечно, не без выгоды для себя, – тут же усмехнулся он. – Каждая квартира в кварталах для иммигрантов была снабжена автоматической системой доставки, компьютерным терминалом, встроенной бытовой техникой. Цивилизация, если можно так сказать, осенила своим техногенным крылом новые микрорайоны.

– А что вы делали, когда родители трудились на орбите? – осторожно осведомилась Лиза.

– Торчали в виртуалке… – сознался Сэм.

– А школа? Учителя? Друзья?

Он немного помолчал, теребя в пальцах пустой бокал, и глухо ответил:

– Не было ничего этого. Вернее, было, но… не настоящее. Я понимаю, что это крайность, перегиб, вывих, но прозрение пришло ко мне много позже и далось слишком дорогой ценой. Те, кто проектировал новые микрорайоны, конечно, руководствовались благими намерениями, но жизнь не всегда протекает именно в тех рамках, которые изначально запланированы свыше. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

– Вы стали зависимы от Сети? – мысленно содрогнувшись, предположила она.

– Это трудно назвать зависимостью, – ответил ей Сэм. – Ты можешь представить себе, какой сформируется психика ребенка, если он с младенчества знаком с машинами и имеет прямой, неограниченный доступ к киберпространству?

Лиза задумалась, прежде чем ответить.

– Наверное, реальный мир станет для него скучен и неинтересен? – наконец предположила она.

– Слишком мягкие термины… – с горечью в голосе ответил Сэм. – Реальный мир становится наказанием, карой, понимаешь?.. – Он несколько раз впустую чиркнул зажигалкой, едва ли осознавая, что делает. Робкий огонек на срезе позолоченной пластины то появлялся, то исчезал, словно безделушка в руках Сэма показывала всем свой голубой язычок.

– Те дни, когда родители возвращались с орбитальной вахты, становились для нас с Даной сущим кошмаром. Их ласки казались неуклюжими, подарки – дешевыми и блеклыми, развлечения – скучными. От них пахло чем-то невыносимым – теперь я понимаю, что это был нормальный запах человеческих тел. Однажды они повели нас в национальный зоопарк Кассии, и я, наверное, никогда не смогу забыть, как меня рвало на асфальт рядом с вольером, в котором содержались элианские жабоклювы. Мир живого казался нам гадким, грязным, ненормальным. Наша психика уже сформировалась там, в чистом, волшебном мире ирреальных образов, и мы никоим образом не подозревали, что на самом деле извращены мы сами. Ведь наши понятия о жизни и смерти, человеческих взаимоотношениях, о красоте, природе, искусстве – все было смещено в иную плоскость. Мы выпадали в реальность из сказочного бессмертия, – вновь горько усмехнулся он, – и бренный мир, который казался нам таким грязным и скучным, в конце концов сумел жестоко отплатить за оказанное ему пренебрежение.

Лиза остро представила то, о чем говорил Сэм, и зябко поежилась, будто в жарко натопленной комнате, по стенам которой плясали отсветы мечущихся в камине языков пламени, могло и в самом деле быть холодно.

Теперь ей стала понятна неодолимая тяга Сэма ко всему натуральному, его стойкое отвращение к эрзацу, подделкам. Поленья, которые даже на зеленой Кассии стоили немалых денег, в его сознании никак не могли быть заменены электрическим камином. Суть этого человека, оказывается, крылась намного глубже, чем можно было предположить на первый взгляд.

Что за страшные, порочные тайны скрывала под пологом насильственного забвения его память? Какие вывихи подсознания он был вынужден постоянно носить в себе, старательно подавляя их, не давая вырваться на волю своей истинной сущности?

– И все же, Сэм, как вы жили в отсутствие родителей? – Лиза задала этот вопрос, болезненно припомнив иссохшее тело Сергея, струйку высохшей слюны в уголке его рта и черный кабель оптико-волоконного соединения, змеей обвивший горло мертвого мужа.

– Ты спрашиваешь, почему мы не умерли?

– Да… – сглотнув вставший в горле комок, ответила она.

– Ну, для этого существует, вернее существовала, служба виртуального контроля, – пояснил Сэм. – Дело в том, что мы посещали виртуальную школу, где нам преподавали учителя-фантомы. Для района бедноты это намного выгоднее, чем реальное посещение занятий, ты ведь должна понимать, что в таком случае сразу исчезает множество проблем, присущих обычным учебным заведениям. – Сэм в эту минуту казался задумчивым, даже грустным. – Так как большинство родителей наших сверстников тоже трудились далеко на орбите, то в Сети для нас существовал своеобразный интернат. Невозможно было войти в киберпространство, не подключив, помимо шунта нейросенсорного контакта, еще и положенные датчики жизнеобеспечения. Нас обязывали есть три раза в день и посещать занятия. И все это не бесплатно, – обслуживание и обучение оставшихся на Кассии детей стоили нашим родителям серьезных вычетов из зарплаты. Это не являлось формой государственного рэкета, отнюдь. Скорее глобальный эксперимент горе-социологов, проведенный в масштабе целого района с многомиллионным населением, но тогда никто не задумывался над последствиями. Нас действительно старались растить умными, образованными, культурными… а получились, – он невесело вздохнул, – получились маленькие виртуальные зомби, подверженные ломке при возвращении в обычный мир.

– Эксперимент? – ужаснулась Лиза.

– Ну да… – Сэм поднял голову и удивленно посмотрел на нее. – А как я могу назвать это по-другому? Власти Кассии, запуская в эксплуатацию орбитальные заводы-спутники, предполагали вахтовый метод работы на них, а как известно, у большинства рабочих бывают дети… Тогда кому-то в голову и пришла эта идея: вырастить вместо злобной уличной шпаны интеллигентных мальчиков и девочек – целое поколение гениев из трущоб. Золотой генофонд обновленной Кассии. Снабдить каждую квартиру виртуальным комплексом намного дешевле и проще, чем возвести настоящие школы и развлекательные центры… Проблема детской преступности снимается сама собой: эти умники понимали, что ребенок, вкусивший виртуалки, не пойдет в подворотню – там ему будет неинтересно.

– Эта история имеет конец? – напряженно спросила Лиза, когда Сэм замолчал, глядя на рассыпавшиеся угольями дрова. Они тлели, неровно переливаясь багряными оттенками.

– Любая история имеет свой конец, – ответил он, с трудом оторвав взгляд от камина. – В один прекрасный день какая-то сволочь запустила в Сеть Александрийска новый тип вируса, который не смогли вовремя обнаружить существующие на тот момент программы безопасности Сети.

Сэм вдруг протянул руку, взял с металлической подставки несколько сиротливо лежащих на ней поленьев и кинул их в очаг. Вверх взметнулся сноп красно-желтых искр, и уже через секунду жаркий огонь объял брошенную ему подачку, вспыхнув с новой силой.

– Этот вирус уничтожал не программы, он необратимо портил «железо», – с глухой яростью в голосе произнес Сэм. – Неужели ты ничего не помнишь об этом? – Он вскинул голову, пристально посмотрев в глаза Лизы.

– Нет… – покачала она головой. – Нет, Сэм, не помню…

– Одна-единственная программа, запущенная в Сеть, едва не стерла с лица земли целый город. Кто бы мог подумать, что несколько сот тысяч его маленьких граждан окажутся внезапно и болезненно выброшенными вон, в столь нелюбимую ими реальность?.. – Он говорил тихо, с придыхом, а его глаза все более и более сужались. Сэм смотрел в огонь и, наверное, видел в нем призраки прошлого. – Это случилось десять лет назад. Мне было пятнадцать, сестре одиннадцать. Родители только улетели на орбиту, и до их возвращения оставалось еще две недели… Две недели кромешного ада. – Он протянул руку, взял сигареты и откинулся в кресле, выпустив струйку сизого дыма. – Сначала мы не испугались. Когда нас внезапно вышибло из киберпространства Сети, мы, помнится, еще пытались дурачиться, шутить. Разве могли мы подумать, что для нас грянул пресловутый апокалипсис, и наша «Вселенная» уже погибла? Конечно же, нет… Сбои в ее работе случались и прежде, поэтому мы решили, что все образуется само собой. Мы так привыкли к времяпрепровождению там, что исчезновение фантомных миров казалось нам совершенно невероятным. Сеть была для нас чем-то незыблемым, вечным, но оказалось, что она еще более хрупка и уязвима, чем весь остальной мир.

Он замолчал. Зубы Сэма были плотно стиснуты, он даже не заметил, что на фильтре его сигареты остался глубокий отпечаток. Казалось, он тонул в пучине внезапно нахлынувших на него образов.

– Потом наступило прозрение, – справившись с собой, продолжил он. – Нас ломало… Кто бы знал, как жутко это переживать. Словно спал и очнулся. Вокруг – серые стены, за ними – серый мир, лишенный красок, скудный, однообразный мир устоявшихся физических законов, в котором нет места элементарному чуду. Мир, где все уже давно оценено и в силу этого – все покупается и продается. Мир, где, шагнув в стену, обязательно расшибешь себе лоб. Но мы-то не знали этого. Вернее, знали, но не могли до конца поверить… – поправился он. – Нас воспитала виртуалка, создатели которой хотя и стремились к физическому правдоподобию царящих там законов, но все равно не могли хоть чуть-чуть не погрешить против истины, ведь истина, особенно незыблемая, это всегда скучно и плоско… – Он поднял взгляд и спросил: – Ты можешь себе представить, что творилось на улицах спустя сутки после разрушения городской Сети, когда стало ясно, что киберпространство погибло?!

Лиза поежилась.

– Нет… – не в силах справиться с внутренним ознобом ответила она.

– На улицах воцарился ад… – ответил за нее Сэм. – Скажи, чего можно было ждать от нас, детей, проживших не один десяток жизней там, в выдуманных мирах, среди головокружительных приключений? Ты ведь должна понимать, что подавляющая часть виртуальных развлечений построена отнюдь не на человеколюбии… Только потом, много лет спустя, я смог хоть как-то оценить все эти «ходилки», «стрелялки», игры в Первую и Вторую Галактические войны… Наша психика оказалась изувеченной, и детям, вышедшим на улицу, на самом деле было невдомек, что в настоящей жизни уже нельзя будет заново перегрузиться с того уровня, где тебя в очередной раз замочил более удачливый игровой соперник… а кусок стальной арматуры, валяющийся на асфальте реального мира, вовсе не несет в себе никаких хит-пойнтов, и удар им по голове оппонента чаще всего приводит к смерти последнего…

Лиза, напряженно слушавшая его рассказ, побледнела.

– Как выяснилось, мы совсем не умели жить… – Голос Сэма дрогнул. Вспомнив наконец про пустые бокалы, он взял бутылку и наполнил их.

Лиза протянула руку. Сэм передал ей бокал, и их пальцы случайно встретились.

Пальцы Лизы были холодными, они едва заметно дрожали, и эта дрожь, словно ток, передалась Сэму… Он удивленно вскинул взгляд на нее, и теперь встретились их глаза.

Лиза не смогла выдержать молчаливого соприкосновения душ.

Озноб, едва ли ощутимый до этой секунды, внезапно объял ее тело, и она… она растерялась.

Ее бледные щеки вспыхнули, отражая царящее в душе смятение, она не понимала, что происходит. Время, как и тогда, на злополучной поляне в городском сквере, внезапно застыло, словно сама Вселенная давала им обоим шанс еще острее почувствовать друг друга…

Первой этого внезапного испытания не выдержала Лиза.

Она просто испугалась, что сейчас вообще перестанет владеть собой, и потому невольным движением потянула бокал к себе, пока ее пальцы не выскользнули из его руки…

– Поэтому… Поэтому ты и помог мне, Сэм?..

Ее голос был прерывистым, вопрос, вероятно, был задан в этот миг совсем не к месту, но разум уже не играл той роли, что секунду назад. Чувство, полыхнувшее в душе, оттеснило рассудок на задний план.

– У меня свой взгляд на справедливость, – ответил ей Сэм, наконец расслабившись. – Я не привык доверять тому, что на Кассии именуется термином «закон». К тому же, – добавил он, делая маленький глоток и глядя на Лизу поверх искрящегося хрусталя, – в тебе есть одна странность, проигнорировать которую я не мог.

– Какая? – мгновенно напряглась Лиза.

Сэм вдруг отрицательно качнул головой.

– Я не хотел бы говорить об этом сегодня. Я еще не разобрался во всех обстоятельствах твоего дела. Можно мы обсудим это завтра?

Лиза не понимала, о чем он говорит, и тревога вдруг вернулась, с новой силой охватывая ее…

Заметив замешательство Лизы, Сэм истолковал его по-своему.

– Здесь тебе ничего не грозит, – спокойно заверил он. – Муниципальная служба безопасности не знает о твоем местонахождении. Машину, на которой ты приехала, Лайт отогнал на другой конец города и стер все данные из ее бортового компьютера. Датчиков на тебе нет, в этом можешь не сомневаться, а остальное не стоит сейчас того, чтобы говорить об этом. Ты в полной безопасности, поверь.

Лиза заставила себя согласно кивнуть, хотя тревога от этого не улеглась, наоборот, она стала острее, болезненнее. Смена чувств оказалась внезапной, стремительной и неприятной. Если рассуждать здраво, то у нее не было причин для недоверия, ведь долгие десять дней она находилась во власти сидящего напротив человека, и Сэм мог уже тысячу раз воспользоваться своим преимущественным положением, однако она по-прежнему здесь, ее никто не передал полиции, наоборот, о ней заботились, ее укрывали, лечили… Означает ли это, что Сэм имеет на нее какие-то виды? Или его интерес ограничен лишь обыкновенными человеческими чувствами?

Лиза не могла не задать себе эти вопросы, но тут же внутренне смутилась. Подозревать всех и вся в злом умысле, даже тех, кто искренне пытался тебе помочь, – это уже было ненормально и смахивало на паранойю…

– Извини, Сэм… – произнесла она, обуздав наконец бурю противоречивых чувств. – Расскажи мне еще о себе, пожалуйста.

Его лицо, в этот момент просто задумчивое, помрачнело.

– Да что рассказывать… – попытался он уйти от болезненной темы, но Лиза настаивала:

– О себе. Что было дальше с тобой, с твоей сестрой?

– Сестру убили… – скупо ответил он. – А я выжил, как видишь.

– Убили?! – вздрогнула она.

– Да. После обвала виртуальной Сети на улицах нашего района то и дело вспыхивали драки. Молодежь, которая до этого по большей части сидела дома, вдруг разом повалила на улицы. Мы пытались понять, что произошло, нам хотелось вернуться назад, но компьютерные терминалы в наших квартирах оставались по-прежнему мертвы. Те из нас, кто оказался послабее, просто обезумел. Ломало, конечно, всех: одно дело вынужденно покидать виртуалку в период родительских выходных, а другое – осознать, что твой мир погиб навсегда и к нему уже нет возврата… Мной в те дни владело такое же черное, безысходное отчаяние, как всеми остальными. Мы не умели тогда облекать свои чувства в правильные формулировки, но нас на самом деле ломало… корежило. Надежда на возвращение прежней жизни угасала с каждым днем. Становилось ясно, что погибли сами компьютеры, – сбой произошел не только у нас, глобальная катастрофа уже отразилась на сетевых терминалах всего города.

Сэм поворошил подернутые пеплом уголья.

– Наша беда заключалась в том, что в богатых, фешенебельных районах города спустя неделю уже полным ходом шли срочные восстановительные работы, – пояснил он, – а у нас, в кварталах бедноты, никто и не чесался по этому поводу. Старые городские власти, которым как раз принадлежала идея массовой виртуализации обучения и досуга, давно уже сменились иными чиновниками, которые не спешили вкладывать миллионы кредитов из городского бюджета в восстановление компьютерной Сети бедных кварталов, потому что наши дома уже давно превратились из объектов образцовой показухи в самые натуральные трущобы…

Сэм оставил в покое горячую золу и залпом допил содержимое своего бокала.

– Все это закончилось массовыми беспорядками молодежи, которые потом пресса окрестила виртуальным бунтом. Нас, тех, кто выжил после двух дней безумных побоищ, распихали по исправительным учреждениям и психушкам, а о проблеме предпочли забыть, похоронить ее под гладкими, обкатанными формулировками.

Лиза слушала его, едва веря своим ушам. Разве мог этот теплый, приветливый мир быть таким жестоким к родившимся в нем детям?

Что-то внутри подсказывало – мог.

– Ты сбежал? Или тебя выпустили? – тихо спросила она.

– Выпустили, – ответил Сэм. – Два года назад, в связи с окончанием курса реабилитации. – Он поднял на Лизу внимательный взгляд и добавил: – Думаешь, я ненавижу тех, кто упек меня в психушку?

Не дождавшись ответа, он вновь заговорил, уже более спокойно:

– Нет, я благодарен тем, кто меня вылечил, пусть методы их исцеления и были болезненны. Они научили меня жить, заставили полюбить мир реального, вернули душу в оболочку тела.

– А «Старое Железо»? – спросила Лиза. Ей казалось, что Сэм не просто так начал этот разговор. Он страстно хочет быть понятым, и она не могла отказать ему в этом.

– Не всем повезло так, как мне… Многие были просто не замечены властями, они тихо пережили свою душевную боль и остались жить… Но никто… – в его голосе внезапно проскользнула отчетливая ярость, – никто не вернул им прежнего равновесия, они остались калеками, моральными уродами, которым не нужна эта жизнь, потому что виртуалка была намного красочнее, легче, привлекательнее… Они до сих пор тоскуют по ней. Кто-то сошел с ума, пополнив списки самоубийц, кто-то забылся в наркотиках… – Он безнадежно махнул рукой. – Сеть в наших кварталах так и не восстановили, а люди остались…

– И ты решил вернуть им утраченную Вселенную?

– Ну это слишком широко… Я не в состоянии вернуть прошлое десяткам тысяч своих сверстников из того злосчастного поколения, тем, кто глубже остальных подсел на виртуалку. Я лишь пытаюсь дать им глоток воздуха. Теперь понимаешь, почему в нашем клубе скупают краденые железки?

– Ну да… – Лиза кивнула, виновато улыбнувшись.

– Проблемы, конечно, остаются. И их много. Мне дали деньги на развитие дела, но эти деньги грязные, они получены с оборота наркотиков, и таким образом их хозяева пытаются их отмыть. С этим ничего не поделаешь, иных источников у меня не нашлось, и сейчас приходится балансировать на грани фола: с одной стороны, на меня косится Муниципальная служба безопасности, а с другой – давят эти чертовы спонсоры, пытаясь внедрить в мой клуб торговцев наркотой.

– Да, не очень-то весело тебе живется… – Лиза не порывалась ему сочувствовать, Сэм в ее представлении не нуждался в подобной поддержке. Похоже, что пережив смерть собственной «Вселенной», он обрел внутри некий стержень, который и помог ему в конце концов не потерять рассудок. Он смог заставить себя смотреть на проблему со стороны, а для этого требовались изрядное мужество и трезвомыслие.

– Выходит, что Сеть – это зло? – задала Лиза внезапно оформившийся вопрос. – Она воздействует на нас негативным образом, возможно, что она мыслит, и тогда виртуалка – это не что иное, как следствие злых намерений глобального искусственного разума?

– Нет, – спокойно ответил Сэм. – Не нужно приписывать Сети больше свойств, чем есть у нее на самом деле. Сеть – это единение мертвых машин, а оживляют данную среду мысленного обитания лишь те программы псевдореальности, которые поместят люди на бездушные, мертвые носители информации. Сеть не может быть доброй или злой, она инертна по своей изначальной природе. Она просто есть.

– Но она же влияет на нас!

– Естественно. Так же, как любая пагубная привычка, например – страсть к курению, как проезжающий мимо автомобиль, как дымящая неподалеку труба промышленного комплекса, как сток отравленных вод в реку… Сеть мертва. Она не несет понятий добра и зла в отношении людей. Она просто существует параллельно нам, а мы уже не можем существовать без нее.

– А как тогда быть со случаями, подобными твоему?

– Нужно вводить возрастной ценз, – ответил Сэм. – Нужно растить детей в реальном мире и позволять первое использование нейросенсорного шунта лишь в день совершеннолетия. Работать с компьютерами, учиться, пользоваться благами цивилизации, в том числе и визуальной информацией из Сети – пожалуйста, но непосредственно входить в нее – только когда рассудок уже сформирован. – Он внезапно замолчал, глядя, как огненно-алые блики мечутся по раскаленным угольям.

Некоторое время каждый из них думал о своем.

– Ты не должен так сильно переживать из-за прошлого, Сэм, – наконец произнесла Лиза. – Все мы в той или иной ситуации оказываемся заложниками обстоятельств.

Она искренне хотела ободрить его, но, видно, Крайнов слишком глубоко копнул собственную память.

– Не я этот мир создал, значит, не мне его судить? – тихо спросил он, искоса посмотрев на Лизу. – Нет… – Он покачал головой. – Этот мир принадлежит в том числе и мне. Потому я и создал «Старое Железо». Здесь, в этих стенах, царит немного иная справедливость…

Лиза встала. Две свечи на столе уже почти догорели, превратившись в два сюрреалистических сталагмита, на вершинах которых все еще трепетали робкие, мятущиеся огоньки.

Как наши души… – внезапно подумалось Лизе. Взяв со стола полупустую бутылку она вернулась к камину, села рядом с Сэмом.

Ей вдруг стало страшно и несказанно хорошо. Страшно было от захлестнувшего ее чувства, похожего на омут, в который запросто нырнуть, но выплывешь ли – вот вопрос. Душа в этот момент походила на черно-белый калейдоскоп: раз повернешь – черно и страшно, другой оборот – и светло, чисто, спокойно… вот только ползет вдоль позвоночника крадущаяся дрожь, от которой вдруг холодеют кончики пальцев, да горят две оплывшие свечи, роняя прозрачные слезы на подсвечник…

Она не знала, что испытывал в эти мгновения Сэм, но, когда он протянул руку с пустым бокалом и их пальцы снова встретились, Лиза, заглянув в его глаза, вдруг увидела в них такой же бездонный омут безумного порыва, подсознательного страха и…

Их пальцы медленно сжались.

Бокал выскользнул, но ни он, ни она не заметили этого.

Они тонули в собственном безумстве, и никто на свете уже не смог бы разобрать, где его душа, а где ее…