Текст книги "Вороново Крыло"

– Лошадей гостей к воротам! – крикнул гауптман и добавил нам: подождите меня. Он поднялся и быстро сбежал вниз. Мы же спустились по лестнице не спеша – плотный обед не располагал к активным телодвижением. Осеннее но еще теплое солнце разморило и меня клонило в сон. Пока мы ждали гауптмана, в кордегардии открылась дверь, оттуда вышел человек. Когда он проходил мимо нас, комендант бросил:

– Приветствую вас, Мастер Мечей… Мастер поклонился коменданту, чуть подумав, кивнул и мне. Он смотрел вперед. В глазах его стоял белесый туман, будто бы он видел все и в то же время не замечал ничего. Меня сбил с толку его шаг: он поднялся по лестнице быстро и уверенно не прикасаясь ни к стене ни к перилам. Но я понял:

– но он же… – прошептал я.

– …слепой, – закончил за меня майор, – Говори громче – он все равно тебя услышал. Комендант понизил голос до шепота:

– Хорошая погода для боя, Мастер… Слепой повернул голову в нашу сторону и ответил неглубоким поклоном. Когда он отошел далеко, майор продолжил:

– Когда человек чего-то лишается, его ум освободившуюся энергию от отсеченного органа бросает на другой… Этот слепой слышит, как ты поворачиваешь голову. И не вздумай с ним драться. Это местный салон красоты – любого так изкрасивит, что мать родная не узнает… Комендант повернулся на север и прищурив глаза, добавил:

– А в общем, жаль человека. Он не знает, что можно сдаваться и будет драться до конца… И еще дольше… Комендант оказался прав. Не знаю, успел ли он узнать об этом – майор был из тех, кто умирает стоя… Когда форт был взят, федераты оставили в нем небольшой гарнизон. К утру он был весь вырезан. Их командование пожало плечами и выставило усиленный гарнизон – к рассвету живых не осталось. Дальше они не рисковали – подтянули стенобойные машины и катапульты и в течении недели бесперестанно гатили по стенам. От форта отались руины. Занимать северный же форт они так и не рискнули.

Как во всех тыловых городах, развлечений в городе было мало – верней не было вовсе. В свое время император решил, что наибольшую пользу фигляры и лицедеи принесут с копьями в руках. Но дальнейшие события показали, что боевой дух одним приказом не поднять. Поэтому были сформированы актерские труппы, которые передвигались вдоль передовой, веселя солдат в линейных частях и в лазаретах. Они часто попадали под атаки, оказывались в котлах. Впрочем, особого геройства от них никто не ожидал, и оказавшись с другой стороны фронта они продолжали свои выступления, не удосуживаясь даже сменить репертуар. А в тыловых городах народ веселил себя сам. Они продолжали жить – игрались свадьбы, на них гудели любительские оркестры. Пожалуй, любимым местом развлечения был базар – люди приходили сюда не только, чтобы скупиться, но и просто пообщаться, поглазеть на товары. Наконец, на рыночной площади стоял невысокий помост, на котором иногда ставились простенькие спектакли. Иногда я бродил по базару. Порой попадались забавные вещи, но я редко что-то покупал. В те времена я не мог позволить себе обрастать багажом, предпочитая обрастать впечатлениями. Как-то я возвращался домой из комендатуры и свернул на базар, собираясь взглянуть на новый кукольный театрт. Но в тот день кукловоды отдыхали, и, когда я подошел, их место на помосте занимал какой-то парень. Он держал речь, хотя его почти никто не слушал. Свои слова парень бросал в толпу будто камни. Они звучали резко будто пощечины или удары кнута. Я даже невольно заслушался:

– …в нашей стране трудно быть патриотом, потому что получается песня о безответной любви к родине. Мы разучились гордиться страной. Мы перестаем быть страной. Наше поле боя сужается до минимума – до нас самих… Я вот о чем, господа мои хорошие, а почему бы нам не выбрать какой-нибудь из свободных дней один, и обозначить его Праздником Общей Беды. А знаете зачем такой праздник нужен? Да потому что если мы не можем найти силы ни в чем хорошем, так может мы обретем ее – в ненависти!!! Парень спрыгнул с помоста и исчез в толпе. Я засмеялся и спросил у стоящего рядом мещанина:

– Кто это? Тот пожал плечами:

– Кто его знает? Какой-то бродячий студент… Я пошел дальше в ряды.

– Эй служивый! – Услышал я за своей спиной. Я обернулся – ко мне обращался торговец, что продавал всякую магическую или шарлатанскую дребедень.

– Амулеты от стрелы, от злого глаза или порчи, приворотные зелья. Чтоб ваша барышня вас ждала и любила… От ран есть мазь лезвийная… Кроме всего прочего на прилавке стояли разные приборы, необходимые в ворожбе: хрустальные шары, песочные часы, колбы и реторты из тончайшего хотского стекла. Признаться, я питал определенную слабость к таким вещам – мой дед в свое время приютил какого-то нашего дальнего родственника, который занимался магией. Совершенным мальцом я пропадал часами у него в лаборатории – старикашка был добрейшей души человек: веселил меня всякими пустяковыми фокусами, к праздникам готовил фейерверки. Так продолжалось, пока во время одного из экспериментов он не разнес флигель вдребезги. От старика так ничего и не нашли… Мое внимание привлекли большие водяные часы. Они стояли чуть в глубине – кажется торговец не спешил показывать весь свой товар. Я взял клепсидру в руки – она оказалась неожиданно тяжелой. Издали она напоминала старину, сделанную еще до Мятежа. Вещь действительно была хорошей – в тяжелой оправе, с толстым стеклом колб. Но повертев ее в руках, я сделал вывод:

– Новодел…

– Молодой человек, вы меня удивляете. Я не спорю – эта вещь сделана недавно… Но присмотритесь к ней лучше. И я рассмотрел ее пристальней. Металл основы был серебристым с зеленым отливом. По полям пластины бежали звери, половине которых я не знал и названия. Здесь странные химеры и унихорны, василиски, фениксы, рвущиеся из завитков огня, морские девы… Жидкость в клепсидре была желтой, густой и непрозрачной – наверняка она светилась во тьме. В каждой детали часов была какая-то странная звериная красота, абсолютная гармония, которую я не мог понять.

– Желчь козла, дракона лапа… – бросил я. В этом городе вам не дадут за нее хорошую цену.

– Мой друг… В море есть острова, жители которых говорят: «Плавать и торговать – важно. Жить не так уж и необходимо». Этим городом жизнь не ограничена.

– И где вы ее взяли? На этих блаженных островах?

– Нет. Я ее купил. Купил у тех, кто ходит на восток. Тот, кто принес мне эту вещь, говорил, что нашел ее в лесу, но мне кажется, что он врал…

– В лесу?..

– Да говорю же – врал он. Он ее наверняка выменял на соль и специи в предгорьях… Или в горах… Или за горами. Последнюю фразу он проговорил почти шепотом, будто испуганный своей смелостью. Я даже не стал спрашивать, сколько стоит эта вещь – у меня столько все равно не было. А унижаться до торга не хотелось. Да и не за чем она была мне – у меня не было стола, на который можно было бы ее поставить, кабинета, который бы осветил бег времени… Я отставил ее на место. Мне стало немного стыдно, что я занял у торговца столько времени и я решил, что мне стоит у него что-то купить. Я взглядом стал искать вещь, возможно полезную и не очень дорогую:

– Алармы настоящие?..

– Что ни на есть… Я выбрал из кучи один – черный камень, оправленный в белый металл и сотворил магический огонек. Аларм легко задрожал на цепочке.

– Сколько?

– Видно знатока. Для вас – пять серебряных… Это было дороговато, но я заплатил деньги не торгуясь. Доставая деньги я спросил:

– Те люди, что ходят на восток… Они ничего не рассказывали?… Или не составляли карт той области?…

– Они не разговорчивы. А карты… Юноша, – сказал он с укоризной, будто коря за глупость. С таким же успехом вы можете спросить у меня карты неба или чертежи мира. Может, они и существуют – но кто же их продаст?…

Время шло. Часы складывались в день, день сменялся ночью Незаметно для себя я стал старожилом Тебро. У меня появилась любимая таверна, где трактирщик уже знал меня в лицо. Я брал свое пиво и садился у окна, которое выходило на центральную улицу города. Я видел, как уходили и приходили части, как тянулись обозы с ранеными, как проносились посыльные. В своих сумках они перевозили новости, приказы, иногда слухи. Я часто заходил к коменданту. Иногда он зачитывал свежую реляцию, щедро разбавляя ее своими комментариями. Наше положение на фронтах было не блестящим. Верней, становилось все хуже и хуже. Почти каждое утро я приезжал в форт – ведь на войне не бывает выходных. Я дрался с новобранцами – иногда с двумя одновременно. Порой, в пылу драки я крепко их поколачивал, надеясь что синяки заработанные в тех учебных боях заменят раны в будущих сражениях. Иногда к ристалищу подходил Мастер Мечей, но он не говорил ни слова, лишь стоял, смотрел на нас своим невидящим взглядом. Он слушал сабельный звон, вдыхал наш воздух. Краем глаза я видел, как он вздрагивает в предчувствии удара, как сжимаются его пальцы, охватывая невидимую нам рукоять. Он чувствовал бой и переживал его место нас, ибо нам было не до переживаний. А когда пятая неделя моего пребывания в Тебро начала подходить к концу, я решил, что мне пора. Потом я часто думал – а могло ли все сложится по-другому. Наверное могло. Передо мною лежала вселенной бездна, чистый лист, на который я мог нанести все, что угодно. К моему счастью я этого не понимал. Я мог покинуть город в любую минуту, мог даже снять форму и перестать быть солдатом. Это мне даже не пришло в голову. Ведь неважно, по каким дорогам мы идем, важна музыка, что нам слышится, важно то, что ведет нас. Я мог поступить как угодно – но через тридцать пять дней после разговора на перекрестке с крестом, я написал ходатайство о переводе из резерва Генерального штаба в линейные части. Из бумаг, оставленных отцом, я выбрал приказ, об удовлетворении прошения подателя сего документа, проставил дату и отнес все это в комендатуру. Комендант понял мою хитрость, но ничего не сказал – прошение было удовлетворено. Когда я уже выходил от него, майор окликнул:

– Лейтенант! Я обернулся:

– Да, господин майор…

– Я узнал про кладбище… Про могилы девиц… Он замолчал будто решая, стоит ли ему продолжать.

– Мне было бы интересно узнать… – проговорил я.

– Там триста могил – пятнадцать рядов по двадцать в каждом. Но большая часть могил пусты…

– Пусты?

– Ну да – кенотафы. Людям необходимо место для скорби. История была какая

– семь лет назад здесь отступали кондотьеры капитана Ферда Ше Реннера, чтобы сдаться хотам. И на их пути лежал этот городишко. Так случилось – мужчины ушли и дрались уже не помню на каком плацдарме.

– И город разграбили, – предположил я.

– Не все так просто. Они умудрились выставить еще одно ополчение – из женщин… Что-то около трех тысяч… И было там две роты, в которые набрали исключительно… Майор замолчал и покраснел, будто стесняясь произнести слово. Наконец набрался сил и воздуха и выпалил:

– Из девственниц… Из тех, кто предпочитал умереть, нежели быть… Он опять замолчал и я поспешил прийти майору на помощь:

– И что дальше?

– Заваруха вышла еще та. Ше Ренер попал меж ополчением и регулярными частями. Ведя тяжелые арьергардные бои, капитан попытался прорубиться через город. Говорят, женщины умирали так, как дано не всем мужчинам… А вот дальше я не понял… Ше Реннер был разбит. Но те две роты все же попали в окружение. Стоял туман – говорят густой и даже черный, и к тому времени как он развеялся на поле боя никого не было. Ни одной живой души – одни покойники. Не знаю, сколько полегло наемников, но девиц было почти две сотни. Остальные пропали…

– Куда?

– Не знаю. Может и до сих пор бредут по свету. Но меня смущает другое… Я вопросительно промолчал, что майор продолжит. И я оказался прав

– Я узнал еще одну вещь Где-то на кладбище есть братская могила – там лежит все, что осталось от кондотьеров Ше Реннера. Никто не знает, сколько людей под ней. Тем более неизвестно – были ли похоронены все или кого-то тоже поглотил черный туман. Говорят – они иногда возвращаются…

Я так и не стал для солдат Второй Отдельной Регийской хоругви своим. Дело было не только в моей форме – в том последнем бою я был в своей старой кавалерийской форме только с шевроном «Кано» на руке. Я мог бы сказать, что у меня не хватило времени – но нет, не скажу. Дело было во мне – я так и не научился становиться своим. Даже отец иногда не знал как ко мне относиться – как к своему сыну ли как к своему солдату. Обычно он выбирал второе и был даже строже, чем к своим рядовым, дабы никто не смог обвинить его в родительском попустительстве. И действительно – многие думали, что мы просто однофамильцы. Свою новую часть я сперва почувствовал, а уже потом увидел. В кружке с пивом вдруг начали ходить волны – все вокруг легко дрожало. Я посмотрел в окно – в Тебро входила легкая кавалерия. С первого взгляда было видно, что часть была не типичной. Необычной была форма. В кавалерии всегда одевались в яркие цвета, начищая до блеска амуницию. Форма этой части была серо-зеленой, даже скорей черно-зеленой. По покрою она больше напоминала одежду егерей, нежели солдат регулярной армии. Все металлические детали – шпоры, стремена, бляхи на сбруе были матовые. В город они буквально ворвались, пригнувшись к крупам лошадей, будто репетировали взятие вражеского района, рассыпавшись веером по всей длине улицы. Впереди ехал их командир. Расстояние и мое положение не позволяли рассмотреть его погоны. Несмотря на жару, его мундир был застегнут на все пуговицы, но рукава закатаны выше локтя. А на предплечье я рассмотрел шеврон. Я никогда не видел такой и, чтобы определить принадлежность части, начал искать глазами их знамя. Его нигде не было.

– А ведь я знаю кто это… – проговорил сидящий рядом со мной седой фельдфебель, —это вторая Регийская хоругвь.

– А почему они без штандарта?

– Не знаю. В прошлый раз я тоже не видел у них флага. Вроде их знамя всегда в Регии – стало быть нет такого пепла из которого они не смогли возродиться…

– На нашивке у них, получается, должен быть феникс.

– Да нет. Там какая-то руна. Но, кажется, что-то связанное с огнем. Шум затих, пыль медленно улеглась. Похоже, единственными, кого заинтересовало появление новой части были мы с фельдфебелем. Но и нашего любопытства на долго не хватило – в городе то и дело сменялись части. Фельдфебель продолжал мочить свои усы в пиве, я же выпил свое и побрел в дом, что стал моим. Я бы забыл о них уже на следующее утро, но в тот же день, ближе к вечеру, в моей комнате появился посыльный:

– Господин комендант просит вас прибыть в комендатуру. Когда прибыл посыльный, я лежал на кровати и читал «Полную историю войн» Забегая вперед, надо сказать, что эта книга почти стала моим проклятием. Я слышал об этом труде еще в училище, но впервые увидел на полке коменданта Тебро. Он дал мне ее почитать, взяв с меня клятву, что я буду осторожен с книгой. Но той осенью я ее не дочитал – позвала дорога…

– Не расстраивайся, лейтенант, – сказал майор, возвращая фолиант на полку, – полная история войн еще не написана… Позже эта книга попадала мне в руки, я читал ее, но что-то вновь и вновь вырывало ее из моих рук. Однажды у меня был даже свой экземпляр – я успел прочитать его на треть. Но я оставил его одним солнечным осенним утром – иначе было нельзя. Он, наверное, все еще лежит там – рядом с «Пустыней», «Ночью…» и шевроном. Лежит, если не сгнил… Но это будет потом – я об этом еще расскажу. А тогда я просто отложил книгу, обулся и отправился в комендатуру. В тот день стояла жуткая как для осени жара и все двери в комендатуре были открыты нараспашку. поэтому стучатся мне не пришлось и еще в коридоре я услышал, как комендант кому-то говорит:

– …удивляли люди, которым безразлична их собственная судьба. Я остановился на пороге: комендант сидел за столом. Он увидел меня и кивнул:

– Вот, кстати и наш лейтенант… Проходи, садись… Кроме коменданта в комнате был кавалерийский майор, командир той самой хоругви, что сегодня утром вошла в город. Он сидел на подлокотнике кресла, что стояло напротив стола коменданта. Его мундир опять был застегнут на все пуговицы, а рукава снова закатаны выше локтя. Теперь я мог рассмотреть шеврон

– на нем был вышиты две линии, расходящиеся от правой середины почти под прямым углом. То была перевернутая руна «Кано» – факел.

– Comandante, в мире есть много удивительных вещей. Например этот мир и люди, что его населяют… Впрочем, это неважно… – майор повернулся ко мне, – Так это он? Комендант кивнул.

– В боях бывал? Теперь кивнул я.

– В северных широтах дрались?

– Нет… – я не успел ответить, как комендант вставил:

– … но воевал в пустыне.

– Картографию знаете? Я опять кивнул.

– В чем разница между обычными и гномоническими картами?

– Гномонические строят в проекции… А в чем дело?..

– На прошлой стоянке мое alter ego попало в лазарет с дизентерией. Комендант перевел:

– Майор Дель Тронд попросил меня подобрать способного офицера на должность начальника его штаба…

– И командира второй бандерой. У меня в хоругви две бандеры. Первой командую я, второй – мой начальник штаба. Говорят, ты рвешься на фронт, и я могу гарантировать, что мы ворвемся в драку раньше любого подлеца, обитающего в этом городе. Я задумался.

– Соглашайся! Времени мало… Был соблазн поставить командиром бандеры какого-нибудь унтера, но я решил, что не стоит. Мы еще не начали драться, чтобы нести потери… Я посмотрел на коменданта – он кивнул. Я повторил его движение.

– Стало быть решено, – майор порылся в карманах и протянул мне шеврон – копию нашитого на его предплечье, – поздравляю с вступлением во вторую Регийскую хоругвь… Мне не оставалось ничего, кроме как выбросить руку в салюте:

– Какие будут приказания, господин командир? Майор Тронд улыбнулся:

– Замечательно! Видно солдата… Приказ будет… – Он опять полез в карман и извлек оттуда лист бумаги: мне нужны карты этих земель. Если посчитаешь нужным что-то добавить – я оставил место. Пусть картографисты сделают по две копии…

– Когда они должны быть готовы?

– Рассиживаться некогда – война. Стало быть вчера.

Напротив комендатуры стояла таверна. По своему положению она могла претендовать на роль центральной забегаловки Тебро. И ее хозяин старался держать эту марку – она работала круглосуточно, и по слухам в ней можно было купить все что угодно – бутылку вина ли, женщину на ночь, рапитер или даже смерть ближнего своего. В кухне, что занимала флигель, постоянно что-то варилось и жарилось и из труб валил такой дым, что могло показаться, что там начался пожар. И тем не менее, стряпней они особо не отличались – их вино кислило, цыплята были жесткими, закаленными в боях с ножами и вилками ветеранами. В общем, обедали в ней только те, кто еще не нашел в городе более приличное заведение. Но из-за постоянной ротации войск в городе во вновь прибывших недостатка не было, и порой хозяин был вынужден выставлять столики на веранду, чтобы принять всех желающих. Моя дорога к картографистам проходила мимо таверны, и я подумал, что недурно будет немного перекусить перед работой. Конечно же можно было сделать крюк и купить еду в другом месте, но я убедил себя, что особой разницы, чем набить себе живот нет. В зале было много народа, все больше военные всех родов войск, частей и званий. Под потолком висел дым настолько плотный, что его можно было пощупать. Я стал искать себе свободное место. Незанятых столиков в зале не было вообще, но еще было несколько свободных мест. Среди прочего, я заметил оберлейтенанта регийской хоругви, который сидел один. Мне подумалось, что сейчас самое время знакомится с будущими сослуживцами. Я подошел и без слов присел за стол.

– Милейший, это место занято для солдат второй регийской хоругви. – услышал я.

– Тогда это для меня…

– Не понял?.. Я вытащил шеврон и положил его рядом с пивной кружкой.

– Я командую второй бандерой.

– И давно?

– Уже минут двадцать… По обеденной зале бродил юродивый, клянча мелочь и объедки со стола. Он подошел к нам и козлиным голоском проблеял:

– Грядет конец света…

– Изыди, убогий, – бросил мой новый знакомый. – Или я тебе устрою конец света… И конец звука. Юродивый исчез будто провалился, собеседник опять повернулся ко мне:

– Стало быть ты новый начальник штаба… Давай, что ли знакомится… Я представился.

– Лейтенант Шеель Рюсс. Квартирмейстер, магик и… – он с сожалением вздохнул, показав свой верхний правый клык, – шифровальщик. Будем надеяться, что ты окажешься лучше нашего прежнего начштаба. – Сказал он задумчиво, а потом со смешком добавил: А то окажешься в лазарете с распоротым брюхом…

– Ваш… наш командир говорил, что начальник штаба страдал расстройством желудка. – возразил я. Шеель кивнул:

– Подавился саблей Дель Тронда во время послеобеденной сиесты.

– Майор Тронд говорил, что он слег с дизентерией. Оберлейтенант задумчиво кивнул:

– Насчет дизентерии, это правда. Наш бывший начштаба был редкостным засранцем… К тому времени я уже расправился со своим обедом и отставил тарелку с кружкой в сторону…

– Может, добавим? За знакомство?.. Я отрицательно покачал головой:

– Знакомству рад, но дела… Приказ майора…

У картографистов я пробыл до вечера – список майора был обширный сам по себе и я добавил к нему две карты сопредельных районов. Я хотел взять атлас восточных областей, но передумал – если я смог бы им воспользоваться то очень нескоро. Когда я вышел из здания, в вышине уже загорались звезды Вернувшись на квартиру, я собирался немного почитать, но глаза болели от напряжения и от неяркого света свечей дралоскопов А к утру в городе появились солдаты еще одной части. Глубоко ночью к городу подошла сверхтяжелая кавалерия – рыцари. В город входить они не стали, разбив лагерь за околицей. К утру в пойме будто гигантские грибы, выросли шатры. Над ними на вялом ветре шелестел лес штандартов – с них скалились львы, орлы и всякая нечисть. Впервые я увидел их со стены форта. Дозорный, скучающий рядом, прокомментировал увиденное:

– Шатры поставили за городом, потому что зажали на плату за квартиру. А никого к себе не подпускают, потому что гадят не слезая с лошадей и от этого смердят зловонно.

– Не слезая с лошади? – переспросил я, пересчитывая штандарты.

– А как же. Их жестянки весят с три пуда. Поди, одень, раздень… Хотя причинное место можно тоже забралом прикрыть…

– У них там нет брони… Все закрыто высоким седлом… Он пожал плечами.

– Все равно они смердят… Я рассмеялся, но спорить не стал – спорить было некогда и не о чем. Они действительно воняли. Подозреваю, что от меня разило конским потом. Но все же рыцари никогда не форсировали реку вплавь – огромные першероны просто тонули под тяжестью своих седоков. Ближе к полудню я выбрался из форта и, забрав оставшиеся карты, отправился в казармы Ко всем странностям второй Регийской хоругви была добавлена еще одна. Разместились они в казармах, выставив свои посты. Это было сделано, скорей для собственного спокойствия, поскольку солдаты были вольны уходить когда угодно и куда угодно. Но это было не самое главное – офицеры жили тут же, единственное выбрав для себя лучшие койки. Это напрочь нарушало привычное правило, когда офицеры селились в гостинице или на квартирах. Я переезжать в казарму не стал. Верней собирался, но майор Тронд отсоветовал, а я не сильно и хотел. Я нашил себе на мундир шеврон, это не сделало меня более похожим на остальных из хоругви, но, тем не менее, солдаты, с которыми я пересекался, салютовали мне как своему командиру. Когда я пришел, я застал майора на плацу, где он дрался на эспадронах с Шеелем. Я было уже испугался, решив, что у моего нового командира привычка отправлять на каждой стоянке по человеку в лазарет. Но потом по настроению окружающих, понял, что это тренировка. Когда я подошел к ним, майор отсалютовал противнику и воткнул эспадрон в песок:

– Ага, вот и карты пришли… – майор показал рукой на оберлейтенанта: Мой шифровальщик, по совместительству магик и квартирмейстер…

– Мы уже знакомы. – оборвал Шеель. Майор кивнул:

– Отлично… Тогда за работу, господа.

Война – это работа. Говорят, когда-то валлетские оружейники ковали клинки с надписью: «Не вынимай без причины, не прячь без победы», но потом заменили эту надпись на: «Последний убедительный довод». Было также сказано, уже не помню кем, что война это продолжение политики другими средствами. Труд военных это их борьба, мир – это победа. Как оказалось у хоругви был приказ пересечь линию фронта, разрушать коммуникации и по возможности заблокировать к зиме два перевала, обеспечив тем самым если не победу, то предпосылку к ней. Чертежи победы майор носил в голове и использовал карты только для того, чтобы нанести их на бумагу. Иногда он обращался к нам за совет, но все больше поступал по-своему. Мы потратили, пожалуй, часа три, пока Шеель не заметил, что он не против перекусить. Сначала майор хотел послать за провиантом гонца, но Шеель ответил, что нам будет полезно отвлечься и прогуляться городом. Ели мы в корчме, который предложил я – это была та самая забегаловка, из окна которой я увидел регийскую хоругвь. Пока мы ели, на улице послышался грохот копыт – медленный и тяжелый. Мы увидели, как мимо нас проехали два рыцаря в полной амуниции. За ними на почтенном расстоянии следовали оруженосцы и слуги.

– Интересно, кто это? – бросил Шеель.

– У нас есть начальник штаба, вот пусть и побегает, – ответил майор

– А что тут бегать, – зевнул я: Прибыли сегодня ночью, триста копей или около того… Подразделение сводное, но командует герцог Иденский…

– Триста копей? Стало быть около тысячи…

– Напыщенные идиоты. – прокомментировал Шеель: Пока они ломали копья, придумали стратегию и тактику. Фронтальные атаки уже забыли – теперь пришло время фронтов. Их надо сдать в переплавку не вынимая из брони.

– Говорят, они смелы… – осторожно начал я.

– А еще говорят, что у них ума нет совсем. Личной доблестью много не добьешься – иногда нужно и отойти хотя бы на перегруппировку.

– Отступлениями войну не выигрывают…

– Насчет отступлений сейчас точно не скажу, но глупостью уж точно никто ничего не выиграл…

– За одним исключением, – заметил майор, – это когда противник еще глупее… Хотя если что-то было глупо, но сработало – это было не глупо…

Перед дальней дорогой, я решил подковать коня, и на следующий день попал позже, чем обычно. И едва не пропустил самое интересное. Когда я прибыл в форт, вокруг ордалища собрался почти весь гарнизон. Здесь были солдаты и других частей – к своему удивлению я заметил и оруженосцев рыцарей. На поле боя разминался рыцарь – он был без доспехов, только в стеганой куртке. Я начал искать его противника, но увидел его не сразу – тот спокойно стоял в углу, сложив руки на рукояти сабли. Драться должен был Мастер Мечей. Тут я увидел коменданта. Он предложил подняться на крепостную стену – оттуда было все видно. Пока мы подымались я бросил:

– А мне вы запрещали с драться со слепым…

– Это не учебный бой —это дуэль. Оказалось, что слепой выбрался в город за какой-то чепухой. Один рыцарь ради смеха бросил ему будто юродивому монетку. Слепой монетку поймал, но в ответ кинул по забралу тяжелую боевую перчатку. Драка чуть не началась в городе – рыцарь был не один, но и слепому пришли на помощь. Но все же их удалось разнять, а приехавший комендант предложил ордалию – слепой против рыцаря. Оба согласились. Наконец бой начался. Рыцарь ударил сразу из салюта – сделал полушаг правой, приподнял меч вверх и опустил на слепца. Казалось, Мастеру Мечей не уйти от удара, но он присел и вдруг поднялся уже рядом. Дальше был засечный правый, отножный и вертикальный – не самая сложная атака. Между первым и вторым ударами рыцарь открылся, но вряд ли слепой это почувствовал. Он отступал, шаря саблей в пустоте как шарят тростью юродивые, стараясь нащупать опору. Рыцарь бил еще и еще —Мастер Мечей пятился. Казалось невероятным, но слепой был до сих пор невредим и только пару раз их оружие звякнуло, встретившись в воздухе. Рыцарь бил – но попадал в пустоту. Смысл сабельного боя сделать мир слишком тесным для противника и оружия, и у рыцаря это не выходило. Рыцарь дрался коротким мечом, слепец – саблей. Одноручный меч немного тяжелей сабли, и стало быть удары им тяжелей. Сабля же легче и быстрее. Я подумал, что этого рыцаря отделать бы мне не представляло особого труда – его движения были чуть заторможены, будто и сейчас он дрался в своих трехпудовых латах. Наверное, этот недостаток имел продолжение – закованного в броню человека трудно уложить одним ударом, стало быть рыцари не столь критичны к своим ошибкам. И тогда любая ошибка будет считаться за две – как первая и последняя… Но арена заканчивалась – казалось сейчас слепец будет прижат к стене… Я посмотрел на майора, ожидая что он остановит бой, но он даже не смотрел на ордалию:

– А почему вы не смотрите, господин майор?

– А зачем? Мне все равно об этом потом расскажут. Я опять посмотрел на арену. Слепец сбив очередной удар, закрутил восьмерку и пошел в атаку. Теперь тесно стало рыцарю. Я смотрел и пытался понять – как это может быть – он же слепой. Как он может драться? Слепец и не подозревал о таких стойках как терция или квинта. Бой выровнялся, теперь даже рыцарь не думал о скорой победе. Он несколько раз перебросил меч из одной руки, наверное, полагая, что это обманет Мастера Мечей. Но ему это не помогло – слепец тоже перебросил саблю в левую руку, поправил зубами перчатку и вернул оружие назад. Противник ударил подплужным – слишком классическим, чтобы быть хорошим. Слепой ушел в пустоту и ответил ударом, который при некотором воображении можно было бы назвать батманом. Но он походил на батман точно так, как похож луч лунного света на зигзаг молнии. После этого слепец убрал саблю за спину, а его противник корчился на арене, пытаясь соединить края раны, из которой хлестала кровь.

– Какое нелепое самоубийство… – бросил комендант, – я выиграл двадцать крон… От смешного до печального один шаг… Я закончил цитату за него:

– И этот шаг до смешного печален…

Скорого выступления не получилось – на Тебро налетели дожди. Небеса разверзлись будто намеривались утопить нас в воде и грязи. Река стала полноводной, вымыв наконец из города помои и нечистоты. Когда начались ливни, из пелены дождя в город то и дело приходили части и останавливались переждать непогоду. Дождь продолжался и очень скоро казармы оказались переполненными, а цены на квартиры поднялись до небывалых высот. Ночью гремел гром, он будил собак, которые от испуга начинали лаять. От шума я часто просыпался и лежал в темноте с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что мне снилось. Но вскоре поток прибывающих сошел на нет – где-то за дождем в других городах замерли батальоны, не рискуя выступать в ненастье. И только гонцы неслись по раскисшим дорогам, загоняя лошадей и теряя подковы. Утром я одевал плащ и шел в форт – к моему удивлению во рве появилась вода, а ристалище превратилось в огромную лужу и не было никакой охоты драться. Потом я шел в комендатуру за свежими новостями – но их не было. Мир замер, завязнув в грязи и гонцы зря гнали своих лошадей Замерли даже фронты. Казалось, что уже пришла старуха осень – предвестница тяжкой зимы. Но через неделю ветер разметал облака. Конечно, так тепло как до дождей уже не было – утром было просто холодно.