Текст книги "Море костей. Из воды сухим не выйти"

Море костей
Из воды сухим не выйти
Андрей Евгеньевич Мерзляков

Дизайнер обложки Дмитрий Евгеньевич Мерзляков

© Андрей Евгеньевич Мерзляков, 2017

© Дмитрий Евгеньевич Мерзляков, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4490-1513-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Если тебе снится мир, которого не было или которого никогда не будет, и тебя переполняет радость, то это как раз означает то, что ты сдался.

Кормак МакКарти «Дорога».

От автора

Большинство авторов, которых я периодически читаю, легко описывают выдуманные декорации, словно стояли и вовсе рядом. Мне это давалось не так легко, и, даже помню, что один знакомый сказал, что, читая первую часть книги, не может понять, где главный герой находиться, потому что с декорациями была, по моему мнению беда.

Тогда я писал по – своему, поэтому мне казалось, я вижу эту местность в голове, а слов подобрать не могу. Когда писалась вторая книга, я очень много работал с мнимыми «декорациями» и окружением. Если это был затопленный корабль, то я искал фото, как он должен выглядеть, схемы внутренностей, материал обшивки и всё в этом роде. В общем, старался, как мог.

Наверное, все слышали эту фразу – не пиши, о том, что не знаешь. Я пошёл наперекор этому: плевать я хотел на какие-то стандарты. Считаю, что моя фантазия гораздо больше того, что я видел и знаю. Поэтому, благодаря описанию чего – либо незнакомого мне ранее, я обучался, словно остался на второй год, чтобы повторить пропущенную когда – то тему. Как получилось, судить, конечно, вам. Но раскрасив в тексте более ярко и детально окружение, становится легче его вообразить читателю – этим я и пользовался при написании данной книги. Первая книга была лишь пробой пера, вторая будет пером, которое более уверенно держится в руке, не дрожит, меньше делает клякс.

Поэтому я, к слову, часто даю себе наставления (а может и не только себе).

И вот, когда вы только проснулись, а я только ложусь, книга начинается. Если вы её читаете, значит мне опять удалось. Мы вновь вернемся в адово место, там, где людей нет, остались только отбросы, безумные звери, и мертвецы. Среди них всё – таки есть живые. Я вижу, как их сердца бьются даже отсюда. Как они на разных уголках забытого всеми острова тянутся как кусочки магнита, один к одному. Даже сами не подозревая об этом. Потому, что они похоронили друг друга, даже не успев проститься. Второй шанс дается единицам. Но видимо на то его воля, раз он вновь назначает встречу. И пусть она будет среди гнилья, разгорающихся сухих веток и грязи. Среди черноты того мира, где среди отпечатков идущих, большинство следов тех, кого поглотила земля.

Помню, когда четыре года назад начинал писать «Только через мой труп», я и представить не мог, что будет какое – либо продолжение. О каком продолжении могла идти речь, если я первый роман не мог закончить? Откладывал, забрасывал, отчаивался, думал, что получается нечто, что в результате понравится только мне. Что же в итоге? Вторую часть я написал меньше, чем за полгода. И это громадная разница, потому что написание первой части дилогии растянулось у меня на три года. Странно, не думаете? Ответ прост: опыт. Не в смысле, что вдруг я усовершенствовался в написании так, что начал клепать по книге каждый год. Нет. Просто персонажи знакомы по первой книге, и в какое русло повернуть сюжет, я знал заранее. Отзывы о первой моей «большой» книге дали новые силы и подсказали, как сделать так, что бы следующая не вызывала отторжения читающего. Стала ли от этого книга менее кровавой? Отнюдь! В первой части некоторые моменты вызывали смятение. Так, что дорогой читатель, я хорошо пересмотрел вышеупомянутые аспекты. Решать тебе, что вышло. Я буду очень рад, если ты закончишь эту историю, прочитаешь до конца. Может быть этот кровавый роман имеет право на существование? Как думаешь?

Помню, друг как то спросил: как мне в голову приходят такие мысли использованные в книге; об убийстве, маньяках, психопатах, людоедах, и не весть еще о чём. Так вот, друзья, ответ не заставит себя ждать: бумага с легкостью пера выдержит всё. И не придется искать ответы между строк. Концовка расставит все по местам. Как говорит мой любимый автор – концовки книг всегда бессердечны. Окончание книги и последний абзац – это еще один синоним слова «прощай».

Так что пора, отправляемся.

В путь, по дороге, выложенной костями.

Есть сто причин, по которым мы могли не дожить до сегодня. И еще сто, по которым мы можем не дожить до завтра. Но мы боремся за каждую секунду, что можем провести вместе. Пусть всего две минуты… Или два дня… Они бесценны.

The Last of us

Глава первая

Из пепла.

Я покажу тебе страх в горстке праха

Из сочинений Джейка Чемберса.

«Бесплодные земли»

Девочка с нечеловеческой силой тащила парня в отключке. В его ногу въелась колючая проволока. Из – под нее торчала плоть и сочилась венозная кровь. На мокром и неровном асфальте оставались разводы, которые размазывались, после того, как жертва бороздила по ним спиной. Проволочный обруч, опоясывающий ногу, переходил в скрученную колючую цепь, а дальше в самодельную металлическую ручку, напоминающую рукоять сумки – каталки: как у приезжего в любом аэропорту. Девочка остановилась, перевела дыхание и вновь потянула за собой неподвижное тело. На руках у нее были намотаны лоскуты одежды, благодаря чему проволока не впивалась в ладони. Пар шел изо рта, с каждым шагом ей становилось все сложнее идти. Вскоре она вовсе выбилась из сил и остановилась, завороженно глядя на огоньки на блеклом небе. Тут пришел в себя парень, которого она волокла. Он заорал, увидев, что произошло с его ногой. Кровавые разрезы и металл, раскроивший кожу, въевшийся в нее очень глубоко. Девочка опустила самодельную рукоять, и нога жертвы плюхнулась на землю. Парень заорал еще сильнее.

– Ты хоть заорись, – сказала девочка. Она присела на живот незнакомца. Тяжело дышала. На парня уставились заплаканные глаза. Но в них не было ни малейшего намека на сочувствие. Раненый парень словно смотрел в неживые округлые куски стекла под веками.

– Что с моими руками?! Я их не чувствую, мать его дери! – завопил человек. Он видел лишь кисти, по локоть завернутые за спину. Шевелить он ими не мог.

– По моему с ними все хорошо.

– А…а…а… Отпусти!

– Мне кажется тебе и так чудесно. Руки я немножко перетянула, прости, – девочка выдержала паузу, а потом добавила – раз сто колючей проволокой обвернула, так что ты не переживай, говорю же, с ними всё хорошо.

– Я же истеку кровью, сука! А…А!

– Не истечешь. Посмотри внимательно, я наложила жгуты на них.

– Жгуты?? Что ты со мной, черт побери, сделала? Ты больная на всю голову!

– Не хотела, просто, что бы ты сразу сдох, – ответила спокойно София. Ее голос даже не дрогнул. Парень почувствовал, как под ним растекалась теплая лужа. Его теплая лужа.

Девочка ударила ему по лицу, отчего он опешил и перестал вопить, просто заткнулся.

– Кто тебя послал, дядя?

Тишина в ответ. София нанесла еще одну пощечину, в этот раз размазав парню нос.

– Повторяю вопрос. Кто послал тебя убить моего отца?

– Ты чего, мы его не убили! Нам Асгард заплатил. Точнее он нам еды, мы ему этого… отца твоего.

София пришла в замешательство, встала, обдумывая услышанное. Верить или нет этому мудаку?

София наступила подошвой на проволоку, там, где она уходила в ногу парня.

– Ты врешь, сволочь.

– Н – е – е – е – е – т! – разлетелось эхо между домами. – Прекрати!

– Вы выстрелили в отца, я видела. Прямо в лицо. Не ври мне, дядя. Слышишь?!

– Да там были холостые, – заикался лежащий, – нужно было что бы Хирург отстал, поверил. Ему то нужна была ты.

– Так, стоп. Хирург каким боком там? Вас было двое.

– Там был старик. Это Хирург красился, ну, в смысле, как баба. Он артистом был на воле. Он гримируется постоянно так, что выглядит каждый раз по-разному. Понимаешь? Я все сказал, отпусти! Умоляю, девочка! Пожалуйста!

– То есть мой отец жив?!

– Думаю да!

– Думаешь значит.

– Клянусь, я все сказал. Просто Хирург мог убить и твоего отца, но ему нужна была только ты! Говорит, испытывает к тебе чувства!

– Какие вы здесь все больные… тупые озабоченные уроды. Ладно. Мне пора.

– А мне что прикажешь делать? Я же тут сдохну к херам! – задергался в бессилии парень. Кровь потихоньку сбегала у него из ноздрей на грудь.

– Ты, когда попал на остров, уже был мертв. Прощай.

София поднялась на холм, с которого открывался такой вид, что аж дух захватывало, а с океана несло мелкую морось. Девочка достала смартфон с разбитым экраном. Этот телефон принадлежал ныне покойному Драговичу. София провела пальцам по причудливой паутине теперь уже не функционирующего смартфона, потом размахнулась и запустила его махом в воздух.

– Все равно ты не работаешь, толку то от тебя, – сказала океану София. Капелька побежала по лицу. Девочка провела рукой и поняла, что рассечённая накануне бровь начала вновь кровоточить.

* * * *

Глаза еще не были распахнуты, а я уже слышал нечеловеческий крик. Точнее их было несколько и они звучали в унисон. Так сильно, пронзительно, будто тех, от кого он исходил, было столько же, сколько в группе по пению хора. Открыв глаза, у меня перехватило дыхание. Я лежал на спине, руки связаны. Передо мной летали снопы искр, деревья вокруг полыхали в синем пламени. Двое неизвестных застыли в предсмертной ноте, прежде чем их тела совсем скоро станут прахом. Двое людей, возможно те, кто меня волочил по лесу. Их остатки одежды почти испарились с тел, на чернеющей с каждой секундой коже выступили и полопались волдыри. Волосы испепелились. Они замерли как статуи, а в их сторону летели непрерывные струи огня. Напор съедал все вокруг, на траве рядом полыхали языки пламени, но больший объём напалма из ружей пришелся на этих двоих людей. Они не бежали, потому что были мертвы, не успев даже закричать. Конечности их превратились в черные култышки, напоминающие обгоревшие за ночь поленья, точнее их остатки. Лица имели лишь очертания черепа, не подававшие каких-либо признаков жизни. Пламя все ласкало их, превращая в безжизненную пыль, в труху, в пепел, в прах. Искры, как голодная мошкара, впивались в кожу и тут же исчезали.

Немного кружилась голова, как после легкого сотрясения. Я не двигался, ожидая от собственного тела отчета о полученных повреждениях. Но оно безмолвно молчало, будто жизнь его покинула, а я превратился в парализованного калеку. От вида дыма и пожара, и возможно, еще от какой-то травмы, я временно потерял способность трезво мыслить. Был дезориентирован, словно меня накачали.

Дым стоял столбом, между деревьев, словно облако закравшегося в лес утреннего тумана. Искры мельтешили, будто потревоженные мотыльки, витали между сосен, а кустарники вокруг будто растворились и кругом лежали их тлеющие остатки. Чуть дальше несколько деревьев переняли у друг друга огонь и лес начал трескаться, перед этим дымиться и ронять откуда-то с неба обгорелые скелеты ветвей. Двое громадных огнеметчиков волочили баллоны с огнесмесью. Такие же, как тот, что мы с дочерью встречали на крыше. Они медленно переставляли ноги, тяжело дышали, скрывая лица под противогазами. Меня от них отделяло буквально несколько сосен, а огненное пламя все больше охватывало все вокруг. Под ним не устояло даже небольшое деревце, кора растворилась на нем, как сахар в кипятке, и сосна рухнула навзничь, сраженная раскаленным пылом, едва не пришибив меня. Меня от черного ствола окатило жаром, но упавшее дерево оказалось моим спасением. Спасло оно меня тем, что, скрыло от двух исполинов с огнеметами. Они прошли мимо, паля во все струями огня, расщепляя все на своем пути. Когда их спины скрылись в дыму, налетел легкий ветерок, поднял в воздух, словно мошкару на пруду, стайки искр. Два обуглившихся тела рассыпались по его дуновению. Словно кто – то развеял прах умершего. Запах копоти забился мне в легкие. Запах горелого мяса, от которого уже ничего не осталось, кроме пыли, которую унес ветер. Запах смерти. Он стоял, будто живой. Стоял прямо передо мной, лежащим за остатками дерева. Стоял передо мной и одновременно его здесь не было. Так же, как те двое, которые сгорели. Так же, как любой человек после смерти превращается в ничто. Я оглядел себя в поисках ранений и увечий. Куртка в грязи, вывернутый наружу кусок синтепона, сверху высохшая кровь. Штанина разорвана, ботинки отсутствуют – спали пока меня тащили волоком, подумал я. Перевернулся на живот, углядел впереди камень. Подполз, не вставая, собирая пузом мох. Поднес связанные запястья и начал тереть крепкую бечевку о торчащий валун, пока руки не стали свободными. Пожар вокруг разгорался со скоростью ветра, нужно было уносить отсюда ноги к чертям собачьим. Снял аккуратно куртку и осмотрел рану в руке. Кровь запеклась, и не сочилась. И рука на удивление не болела вовсе, слегка что-то мешало. Да, вне сомнений, потому что внутри меня застряла пуля. Будет возможность, вытащу. Сейчас нужно валить из леса, и причем чем быстрее, тем лучше.

– Ответишь мне на один вопрос? – зазвучал голос в голове. – Ты почему ещё жив?

– Только тебя блять не хватало.

– Мне кажется, не хватало, дружище.

– Оставь, нахрен, меня в покое. Мне некогда сейчас лялякать с тем, кого нет.

– Я знаю, где зарыта бутылка с бренди. Рассказать?

– Нет.

– Ты даже не слушал. Тебе не интересно?

– Мне плевать.

Я пополз на животе, будто раненый зверь. Загребал локтями вязкую грязь. В лицо летел парящий по округе пепел, прилипал на кожу, будто пиявки. Я начал тихо кашлять, выплюнул из легких что – то черное под ноги, и сел на коленки, озираясь. Гул пожара. Словно всадники апокалипсиса проснулись и решили спалить этот лес, а вместе с ним и этот остров к чертям собачьим. Посмотрел сквозь дым и стволы тлеющих деревьев. Вдалеке движение, легкая дымка: еще несколько громил с баллонами медленно волочили свое обмундирование на запад. Они выглядели среди лесного пожара громадными чужаками, выделяющемся в общей картине. Шли не оглядываясь, из их рук вылетал огонь, и отсюда, где находился я, трое чистильщиков казались маленькими огнедышащими драконами из сказки, пускающими струи пламени в разные стороны. Видимо кто – то послал их. Вернее, всего, приказ сверху – сжечь все дотла. Всех выживших, вышедших из ума заключенных. Очистить остров. Может они на костях возродят это место и будут пускать сюда туристов, танцующих и выпивающих. Даже не подозревающих, что пепел под ногами – это прах людей.

Я, пригнувшись, рысью перебегал от дерева к дереву. Оторвал штанину, и поднес к лицу, потому что дышать становилось невозможно. С лица капал за шиворот пот. Жар, будто в аду. Смотрел под ноги, стараясь босыми ногами не угодить в мусор, пустые банки, размякшие от дождя бумажки, стекла. Впереди из земли торчал номерной знак с номером, вытравленным водой и солнцем. Худосочные сосны мелькали перед глазами, а я, будто загнанный зверь, проносился рывками, периодически прижимаясь спиной к уродливой коре, меняя свое местоположение, будто за мной следили каждую секунду. Возможно, так оно и было, вспомнил я про скрытые камеры и мониторы в халупе у Драговича.

На востоке сквозь марево сверкнула трехметровая решетка, которую венчала колючая проволока. Мысль о том, что ее можно с легкостью перемахнуть, забравшись на близстоящее дерево, вызвало у меня всю бесполезность данной конструкции. Нужно было определиться, где я нахожусь, и я побежал туда, к забору. Ногой наступил на что – то, что вызвало острую боль, стукнувшую молотом по голове. Я кувыркнулся, увидев среди спаленной травы кости и черепа. Они торчали из земли, словно металлически прутья. Господи. Не стал осматривать ногу, потому что боль быстро прошла, вонзилась будто иглой при уколе и тут же отпустила. Уткнулся почти носом в высокую решетку, взял ветку с земли и стукнул по ней, проверяя возможное электрическое напряжение. Но его не было. За решеткой виднелись валуны и крутой спуск к океану, где что – то большое вырисовывалось на воду, но дым, тянувшийся сюда не давал разглядеть, что это было. Никак не мог разобрать отсюда, как не присматривался, нужно спуститься по склону, заодно обезопасить себя от чистильщиков и найти оружие. Рядом у решетки стоял молодой клен, я вцепился в ветки, обламывая их своим весом. Забрался так, что мои глаза сравнялись с колючей проволокой, уходившей вместе с решеткой далеко, в обе стороны. Снял, придерживаясь за ствол, куртку, набросил ее на колючку и перескочил через ограждение. Свалился задницей на валуны, а куртка так и осталась висеть на проволоке, будто пугало от ворон в поле. Встал, и посмотрел на кровавые ступни. В ноге торчал маленький камень. Потянул его грязными пальцами и вытащил фрагмент челюсти с двумя зубами, видимо воткнувшийся в ногу на опушке из костей. Чуть не вывернуло, но блевать было просто не чем. Глянул вперед, не обращая внимания на кровь из подошвы. Нет смысла зацикливаться, есть вещи сейчас и по важнее.

Впереди большие валуны, этакие громадные черные яйца неизвестного монстра. Обтянутые сверху бурыми водорослями. Внизу, на береговой отмели, стояла старая ржавая баржа с неизвестных времен. В корпусе зияла пробоина, из нее вылетали волны и сползали обратно, под днище. Вся палуба разворочена. Иллюминаторы сверкали на солнце, отражаясь причудливыми кругами в глазах. Где-то отсутствовали стекла, вернее – почти везде. Крикнула чайка, а за ее криком раздались выстрелы откуда я пришел, с леса. Потом человеческие крики, смолкшие через мгновение. Дым сюда теперь уже не шел, его уносил ветер, поменявший направление в лес, отгоняя его от океана. Водная гладь уходила за горизонт, ветер игрался волнами, то нагоняя их, то наоборот, сбавлял обороты, и от этого вода то и дело становилась ровной как хоккейное поле. Если смотреть на запад вдоль тянущегося ограждения – просматривались отвесные скалы, напоминавшие полосу кардиограммы: где-то они казались выше, а где-то равнялись с береговыми валунами, покрытыми шкурой из водорослей, напоминающими скопище змей. Над береговой линией океан, не без помощи ветра, хорошо поработал за долгое время: она была завалена ракушками, разбухшими деревьями, дохлыми обглоданными рыбешками, над которыми потрудились неизвестные падальщики. Мусор бултыхался у основания баржи, кажется даже несколько вздутых тел, сложно было разобрать. Еще одинокий выстрел долетел сюда далеким эхом, а потом воцарилась тишина, только едва слышался прибой. Я присмотрелся на запад: там, словно нечетко нарисованный карандашом, виднелся потухший маяк. На севере, перпендикулярно ржавой барже, расположился крошечный островок, который я сперва не разглядел. Какая – то полуразрушенная усадьба стояла на куске земли, окруженная большими камнями, выглаженными водой и временем. Словно кто – то, когда – то бросил этот кусок суши с проплывающего судна. Загадочное место, подумал я. Может там живет местный смотритель за островом? Например, Асгард, со своими психами и людоедами.

Я пошел к барже, стараясь не наступить на валяющийся мусор. Соленная вода попала на ноги, и на разрез на ноге. Подошва защипала, будто на нее насыпали раскаленной золы. Сжал зубы от боли. Немного кружилась голова, я ждал от собственного тела отчета о нынешних травмах. Просто от вида пламени и дыма перестал соображать, кашлял и вдыхал морской воздух, пытаясь осознать реальность происходящего. Мне казалось, что сейчас декорации рухнут и я окажусь дома с Лоран и Софией. Будем пить кофе и смотреть телевизор.

Хорошо думать о том, чему больше не бывать.

Я знал, почему это происходит, хотя мог и ошибаться. От поврежденной ноги боль переместилась в голову и мешала сосредоточиться, адекватно оценить обстановку. Несколько ярких вспышек мелькнули перед глазами, а внутрь головы полетели огненные стрелы. Я присел на рыхлый песок, посидел так около минуты. Отпустило. Вроде. Надеюсь головная боль перестанет нарастать, а то чувство сейчас было такое, словно мой череп трещит в сжатых щипцах инквизитора.

Корпус баржи разукрасил ил, с противоположной стороны пробоины виднелся металлический лист, переходящий в днище. Выше, на самом баркасе, умостились по бортам две железные скамьи под круглыми окнами. Я заглянул в пробоину, увидел затопленный моторный отсек. Вода заполнила все внутренности судна. Обошел с другой стороны, не выходя из накатывающих волн, щекотавших пятки. Сбоку, на корпусе платформы, едва различались жабры лестницы, а чуть дальше, накренилась покосившаяся стрела гидравлического крана, которая, судя по виду, больше никогда не будет работать. Видимо океан прибил это судно на отмель во время шторма, и оно осталось тут стоять навсегда. Было ясно как день: баржа, так и будет год за годом разрушаться на этом месте, пока ржавые останки не смоет солеными волнами.

Зацепился за выемки в корпусе, потом за медные скобы для крепления канатов, и в итоге забрался наверх. На палубе лежала сломанная у основания мачта. Я поглядел вдаль, сначала на маяк, потом откуда пришел. Мое сознание видимо опять играло со мной. За решеткой, на венце которой виднелась даже отсюда моя рванная куртка, стояла София, правда совсем крошка, лет пяти. Она держалась одной рукой за металлическую паутину ограждения и смотрела на меня. Потом развернулась и ушла. Я сложил руки рупором и хотел крикнуть ей, но остановил себя.

Ты же понимаешь, что ее там нет? Если бы это была она, она бы махнула, или точно подала какой-то знак оттуда. Там нет никого, и не было. Тем более, твоя дочь выглядит значительно старше. Очнись!

Я двинулся вдоль правого борта, где металл потускнел со временем, перебрался через рухнувшую мачту, обошел пустеющие крючки, где раньше крепились спасательные шлюпки. Какая – то неведомая сила опустошила и уничтожила палубу. Обнаружил на борту каюту, дверь отсутствовала, без труда забрался внутрь, ступая осторожно босыми ногами по трапу. Темно, но иллюминаторы пропускали внутрь свет. Внутри ощутил кислый застоявшийся воздух, будто запах залежавшейся кухонной тряпки. Гальюн с металлическим унитазом справа. Слева – корпус так ввалился внутрь баржи, что пройти было невозможно. Заглянул в туалет. На полу пара раздавленных банок с консервами. Взял одну, ту, что была поцелее. Подумав, прихватил и вторую. Несколько шкафчиков с болтающими дверцами. Нашел в одном пустой рюкзак и спрятал туда консервные банки. Дальше прохода нет. Выглянул в разбитый иллюминатор и посмотрел на остров. Дым никуда не уходил, все больше и больше заволакивал небо над лесом, и казалось, что остров весь полыхает, будто жерло вулкана. Будто я в аду, пронеслось в голове. Возвращаясь, смог разглядеть трещину в корпусе, где мог бы пролезть. Не мог видеть, что там на той стороне. Лишь выцветший пол. Пригнулся и протиснулся внутрь, оказавшись в комнате. Не мог понять на ощупь, где что. Снес какую-то вещь локтем. Нащупал спасательный жилет, какую-то мокрую одежду, одеяло или что —то подобное. Вытащил все это через проем, следом выбрался сам. Жилет одел, хотя тот был влажный. Одеяло вынес на борт и повесил сушиться. Начало смеркаться и от воды подул холодный бриз. Ноги окоченели. Побродил по барже, в поисках еще чего-нибудь. Нашел на палубе нож без ручки: просто лезвие. Одеяло было влажным, все равно постелил и уселся. Потом я открыл консервную банку, этикетки не было, и это оказался паштет из лосося. Пальцами выскреб все до кусочка и растянулся на борту разбитого судна, укрывшись краем одеяла. Уснул, даже не помню, как.

Два худых пса бежали вдоль берега. Через кожу собак, похожую на брезент, просвечивались ребра. Они рыскали острыми мордами среди прибитого волнами мусора, переворачивали носами дохлых рыбешек, то и дело останавливались и рычали друг на друга, будто вечно ругающие молодожены. Увидев просунувшего и поднявшего меня начали, беспрестанно лаять и чуть ли не кидаться на ржавую баржу, так как забраться они сюда никак не смогли бы. Мне было плевать на их гавканье, но они привлекали ко мне внимание. Неожиданно раздался еле слышный хлопок, за ним последовал второй, и, худые тела псов распластались на мокром песке с красными пятнами от попаданий. Кто-то стрелял издалека и явно из винтовки с оптическим прицелом: стрелявшего не было видно. Я свалился на потерявшую былой цвет палубу и пополз к бортику. Выглянул на секунду и чуть не схлопотал пулю в лоб. Она столкнулась с красно – бурым налетом на носу судна и отрикошетила, улетев в сторону. Я упал навзничь, кувыркнулся в бок и присев, спрятался за болтающимся гидравлическим краном. Старался не двигаться, чтобы не выдать себя. Просматривал остров через коррозийные дыры, где металл окислился и осыпался, спустя какое-то время, явно продолжительное. Синтепон из моей куртки развивался на ветру и напоминал вермишель. Собаки лежали на песке, но как оказалось, одна все-таки выжила. Она непроизвольно дергала лапой перед собой, словно пытаясь отыскать твердую почву. Пуля прошла у нее через морду, но по-видимому, мозг не задела. Кровь вытекала из тонкого тельца, ее уносили с собой волны. Кровь даже не успевала задерживаться на песке, а лишь оставляла алый оттенок, который тут же утягивал океан.

Тут вдруг в лицо полезли причудливые картины, будто я опять напился до чертиков. А в голове заработала дрель, шумы которой стали нарастать.

* * * *

Я до сих пор вижу ее, просто закрыв глаза. В солнечном свете и летним днём. Потом картинка меняется: она купает маленькую Софию в ванной, держит за ручки, опускает в воду, а потом резко поднимает. Улыбается сама, как и дочь. Совсем недавно я все чаще стал думать о том, что я один, а жена мертва. Иногда мне это напоминало старую рану, которая вдруг начинала кровоточить. Этому способствовали разные мелочи, которые напоминали мне о Лорен. То губная помада на стакане, то неожиданный аромат ее духов, когда я шёл по людной улице. Непроизвольно начинаешь искать её глаза среди толпы. Какой смысл вставать по утрам, если это не приближает меня нисколько к ней?

Мысленно я думал о том, чтобы воссоединиться с ней на небесах. Иногда мысли заходили ещё дальше. Ради чего жить? Ради этой паскудной жизни? Мне стыдно смотреть в глаза дочери, очень стыдно. И как мне отпустить жену, если до сих пор у меня это не получилось? До сих пор, черт побери!

В последнее время на картинках, которые я мог представить в голове, где кружила Лорен, стали появляться черные пятна. Они стирали сперва, от образов и событий в голове, какие-то крупинки, фрагменты одежды, цвета, предметы, а потом и вовсе я не мог вспомнить – снился мне этот момент с женой или был, когда – то частью моей прожитой жизни. Страх возрастал, когда я осознал, что время мало по малу крало ее у меня, а ее образы, некогда такие живые и четкие, превращаются в черноту. Такую, когда зажмуриваешься, и не можешь вспомнить ничего, что приносило, когда – то тебе радость. Теперь везде меня преследовала тоска, скорбь. А маленькая невидимая игла то и дело покалывала сердце.

– Странно, что ты решил думать об этом именно в данную секунду. В тебя стреляют сейчас, заметь, – монотонно промолвил голос в голове.

Я быстро вернулся в происходящее, будто мыслей не было вовсе. Я был трезв. И котелок на плечах соображал более-менее, хотя от постоянной нехватки еды и нормального сна ощущалась слабость и упадок сил, и да, головная боль. Жар кажется вообще ушёл, как и боль в различных частях тела, помимо, опять же, головной.

Впереди, на черных валунах лежал человек. Сейчас я смог увидеть. Перед ним на сошках стояла винтовка, очень похожая на довоенный «Маузер». Десять выстрелов, скольжение затвора, медленная смена двухрядной обоймы, потом затвор в первоначальное положение: все это кануло в лету, но видимо этого неизвестного с его оружием время пощадило. Я разглядел глушитель на дуле, слава богу зрение меня никогда не подводило. Незнакомец сливался с текстурой камней у берега благодаря однотонной одежде. Он не двигался, но модифицированная винтовка высматривала цель на барже через оптику. Так что мне грозила опасность, чреватая пулей в черепушке.

Я мог спрыгнуть в воду, и попробовать оплыть баржу с другой стороны, но видя, как ветер плескается с волнами, передумал. Взял ржавый металлический стержень и одел на него консервную банку из-под пайка, съетого раньше. Вытянул руку вверх, удерживая будто жонглер, металлический прут. Пара хлопков, едва слышных здесь. Банка отлетела строну, едва высунувшись из-за палубы, где, чуть ниже, растянувшись на животе, умостился я. Еще шесть выстрелов, как минимум, и смена обоймы, пронеслось в голове. Даже если враг будет менять рожок, у меня в запасе окажется двадцать – тридцать секунд, не больше: я в любом случае не успею его грохнуть. А добраться до позиции снайпера тем более. Поэтому я сделал кое-что другое – натянул спасательный жилет на свернутое одеяло, оттащил к носу баржи, а затем скинул в океан. Сам рванул босыми ногами по палубе, пригнувшись, и с разбегу сиганул с противоположной стороны баржи. Снайпер отвлекся на минуту, пытаясь уловить цель, свалившуюся с шумом в океан. Он развернулся на камне на девяносто градусов и сделал несколько выстрелов в бултыхающийся меж волнами жилет, натянутый на одеяло, думая, что там я. Я в этот момент уже сделал крюк и зашел в тыл. Снайпер, видимо, сообразил, что его надули, вскочил, вскинув винтовку. В этот момент его челюсть вылетела из костяного паза. Я резко двинул руку, словно поршень, в направлении рта, что привело к кровавому исходу. Он перевернулся на камне, болтая руками перед собой. Глаза в испуге. Изувеченное лицо и впалые скулы смотрели снизу на меня. Винтовка выскользнула из рук снайпера и покатилась. Уткнувшись дулом, замерла в метре от ее обладателя. Противник не сводил с меня глаз. Я взялся за приклад, уткнул его себе в плечо, дабы избежать отдачи, и выстрелил незнакомцу в грудь. Зрачки в его широко распахнутых глазах замерли навсегда. Я потянул затвор на себя, выдвинул ствольную коробку, осмотрел обойму: два патрона осталось в ней, стрелял, значит еще, скотина, до встречи со мной и бродячими собаками. Вернул затвор на место, затем положил винтовку рядом с трупом. Осмотрел карманы, нашел лишь сигареты и коробок спичек. Патронов как специально не было. Стащил с мертвеца потертые сапоги с скудным искусственным мехом внутри, натянул на себя, предварительно обтерев пятки об одежду дохлого снайпера. Обувь в самый раз. Снял с него черную однотонную куртку и накинул на плечи. Посмотрел на волны. Вдалеке среди них маячил спасательный жилет, то и дело выглядывая между поднимающейся и опускающейся шкурой океана.