Текст книги "Разведывательно-диверсионная группа. «Братишки»"

– Мы пойдем к «духам» через их «пожарные выходы»? Так?

– Не совсем так, командир. Мы будем эти выходы искать и наносить на карту… А дальше – дело командования.

– Но как мы их отличим, Абдулло? Как искать будем? В чем разница между обычным диканом и «пожарным выходом»?

– Что нужно, чтобы человек, у которого болит спина и ослабели руки от тяжелого труда или старости, смог без посторонней помощи выбраться наружу, командир?

И этот последний вопрос Муллы стал тем факелом, который зажегся перед глазами старлея в кромешной тьме – он словно прозрел в одну секунду:

– Диканы вертикальные, а «пожарные выходы» наклонные, и по ним, хоть ползком, хоть на карачках, но можно выскочить на поверхность. Я правильно понимаю?

– Аллах велик! – произнес довольно Мулла.

Сомин потер подбородок и взглянул на часы:

– Так. А теперь объясни, почему не голая высотка, где «духи» запросто могут устроить для себя лагерь или даже небольшую базу, а довольно большой кишлак, да еще и в непосредственной близости от наших постов и застав? До чего ты додумался, Абдулло? Времени до него остается еще минут десять, так что рассказать ты успеешь. А мне теперь уже нужна полная картина.

– Хорошо! – Абдулло посмотрел на Бая, который очень внимательно слушал весь этот разговор, но не вмешивался до поры. – Ты сам сказал, что высота голая… Да, там, конечно, может быть какой-нибудь небольшой отряд «непримиримых», но… Где может жить мастер-кяризник?

– В кишлаке, конечно же.

– А теперь давай посмотрим на карту.

Сом достал крупномасштабную карту и расстелил ее у себя на коленях.

– Смотри, командир. Кишлак Калайи-Йозбаши находится на берегу небольшой реки, которая через пять километров впадает в Барикар, а тот, в свою очередь, еще дальше, в Панджшер.

– Вижу-вижу. – Сомин уже сгорал от нетерпения.

– Калайи-Йозбаши находится на берегу со стороны Баграма, километрах в трех-четырех от аэродрома, а высота «1611» по другую сторону реки, да еще и в семи километрах или даже больше. То же самое и с кишлаком Хасанхейль. Он тоже на одном из притоков Барикара, и тоже со стороны Баграмского аэродрома в трех-четырех километрах. А теперь ответь, зачем кяризникам, которые живут в своих домах и всю жизнь занимаются уважаемым делом, делать «пожарные выходы» в семи-восьми километрах от своего дома на голой высоте, когда родной дом совсем рядом? Чтобы выйти в голом месте, перед этим пройдя 7–8 километров под землей, а потом еще столько же километров возвращаться домой?

– А ведь и верно. Эти «пожарные выходы» они делали только для себя, для своих нужд технические выходы. Да и под рекой никто рыть кяриз не будет, нет смысла, ведь вода вот, она.

– Ты понял, командир, – улыбнулся Мулла. – На высотке, конечно, тоже есть кяризы, но они обычные, с простыми диканами. В них можно спрыгнуть, а вот выходить из них все равно придется у реки. Там может быть отряд «махновцев», но никак не серьезные силы Масуда или Ого.

– Слушай, змеелов. – Старлей посмотрел на часы. – Время еще есть.

Сом поднялся и уже в третий раз направился к пилотской кабине, но теперь его шаги были иные, полные уверенности.

– Ты молодец, Эргаш. – Бай обнял Муллу за плечи. – Ты такое сказал. Этого никто не знал. Этот «треугольник смерти», место шайтана, всеми уже давно проклято. А ты. Даже я этого не знал, Абдулло.

– Ты охотник-«степняк», Алишер, – улыбнулся Мулла. – И у тебя горячий и нетерпеливый характер настоящего бая. Как и у твоего отца, уважаемого Хуршедхана.

– Ты же знаешь, что мы уже давно не баи, Абдулло.

– Но ваша горячая кровь продолжает кипеть в твоих жилах, Алишер. Ты нетерпелив и вспыльчив. И никогда не имел терпения выслушивать долгие разговоры уважаемых усто.

– Но, я…

– Да, Алишер, я вижу. Хвала Аллаху, ты очень изменился в армии. Ты научился слушать, не перебивая, и я очень рад за тебя.

– Мне всегда нравилась размеренность и спокойствие дедушки Саттара, Абдулло, но – ты прав. Терпению я научился только здесь. Благодаря вот ей и еще одному очень мудрому усто в «учебке». – Бай нежно погладил по цевью свою «СВД». – Джейран в степи не может выстрелить тебе в ответ.

В этот момент к ним присоединился старлей Сомин, который вернулся из кабины пилотов:

– Я только что разговаривал с капитаном Латыповым. Тебе, младший сержант Эргашалиев, от лица командования объявлена благодарность.

– За что?

– Ты еще спрашиваешь за что? – В Бае опять, совершенно непроизвольно, «вскипела» горячая байская кровь. – Как за что?

– Ты хоть понял, следопыт, что сумел сделать за двадцать минут полета в «вертушке»? – перебил своего «замка» Сом.

– Нет, командир. Просто я рассказал тебе историю мастера Дурды.

– «Рассказал историю»… – ухмыльнулся Сомин. – Такие истории, Абдулло, порой могут стоить жизни или смерти очень многим людям. Ты, змеелов, сейчас за двадцать минут решил ту проблему, над которой уже полтора года, с лета 80-го, ломают головы все офицеры в штабе 40-й Армии. Никто не знал, как бороться с этими тоннелями-лабиринтами. Понимаешь? Никто не знал, как бороться с «духами», которые выползают из них в «Баграмской зеленке». И частые «зачистки» по близлежащим кишлакам не приносили практически никакого эффекта. Но наши парни в ней гибли постоянно. А все, оказывается, на самом-то деле, довольно просто. Ну, во всяком случае, теперь есть возможность у больших штабных чинов разработать тактику ведения борьбы с этими «подземными» моджахедами. Молодец, Мулла. Ты даже не представляешь, какой ты молодец.

– Просто вспомнил нашего мастера Дурды, – проговорил тихо Абдулло, засмущавшись. – Он нам тоже казался сыном шайтана, но, хвала Аллаху, дедушка Саттар научил меня слушать то, что говорят старшие. В их словах можно услышать много мудрости. Я ничего не придумал сам, командир, это просто одна из историй из жизни «аксакала». А мне Аллах даровал хороший слух и крепкую память.

– М-да-а. Ты неисправим, Мулла, – улыбнулся Сом. – Да, может быть, это и к лучшему, что ты именно такой.

25 января, день

Высадка группы в «Баграмскую зеленку» в районе кишлака Калайи-Йозбаши прошла удачно. По крайней мере, никто из местных жителей на вертолет, «прижавшийся» на несколько секунд к заснеженным зарослям виноградника, который и так до этого шел на предельно малой высоте, не обратил внимания. Здесь это стало теперь довольно обыденным делом – мало ли здесь летало до этого таких патрульных вертолетов с досмотровыми группами на борту. Ну, подсела немного «вертушка» к винограднику, может, показалось чего пилотам, а потом полетела себе дальше, на Баграмский аэродром.

Так, да не так.

Пока пилоты что-то «высматривали» с высоты трех метров, из объемного брюха их машины в «зеленку» высадилась разведгруппа старшего лейтенанта Сомина. По-штурмовому. И слава богу, что это были всего лишь три метра, а не больше.

До Калайи-Йозбаши было около двух километров, солнце только-только позолотило далекие вершины Гиндукуша, а здесь, в долине, были еще серые предрассветные сумерки.

– Идем к реке, – проговорил Мулла, посмотрел в ясное голубое небо, и направился не к кишлаку, а немного правее. – Через двадцать минут начнется снежная буря, командир. Идти надо быстро.

Сом не сказал ничего, а только жестами отправил двоих разведчиков в боковые дозоры и повел группу вслед за Абдулло. Об этом они успели поговорить уже перед самой высадкой в виноградники.

Январь в этом году был довольно студеный, порой температура опускалась до 15 градусов ниже нуля. Вот Абдулло и предположил, что при такой температуре «духи» ни за что не станут сидеть под землей, в промерзших кяризах. А тогда где, если в округе нет ни одной мало-мальски пригодной для лагеря пещеры, каких было превеликое множество в горах?

В кишлаке.

А что? По исламским законам, любой правоверный мусульманин обязан предоставить путнику, постучавшемуся в его дом, крышу над головой, горящий очаг, свежую лепешку, пиалу крепкого чая и топчан с циновкой, где он может дать отдых своему уставшему телу. Так почему бы моджахедам не воспользоваться этими древними законами? Тем более что в Калайи-Йозбаши, довольно крупном кишлаке, проживало не менее тысячи человек. Расселить по домам «батальон» рыл в пятьсот не составляло никакого труда – они просто смешались бы с общей массой жителей, и никто ничего не заметил бы. Где тысяча человек живет, там может быть и полторы.

В кишлак, в котором можно было нарваться на хороший отряд моджахедов, идти было опасно и не умно. Потому Мулла и потянул группу к реке:

– Около реки, Сом, всегда есть старый дувал. У нас так принято, на Востоке. Там никто и никогда не живет, но всегда можно отсидеться.

– Это как у нас в Сибири, что ли? Охотничьи зимовья?

– Я никогда не был в Сибири, командир, поэтому не знаю. Но у нас всегда строили небольшие дома с дувалом для того путника, который не хочет идти в кишлак, а предпочитает одиночество. В таких местах останавливались дервиши, а строили их всем кишлаком. И там, в этих дувалах, всегда были дрова, чтобы растопить очаг и согреться, мука, чтобы путник мог испечь себе свежую лепешку, и мешочек с сухими листьями, чтобы странник мог заварить себе зеленый чай. А вода – в реке или кяризе… Мы будем искать такой дувал и сделаем его нашей базой. А потом будем искать «пожарные выходы» из кяризов.

– Действуй, следопыт, – дал свое «добро» старлей. – Ты уже доказал сегодня, что знаешь, что делать. Давай, Мулла, веди группу.

Уже к 7 часам утра сверху, из какой-то молочно-серой каши, в которую превратилось небо за считаные минуты, начал падать довольно густой снег. Мороз немного отпустил, но снегопад усиливался с каждой минутой.

– Буран будет, – проговорил Бай, глядя в небо. – Большой снег будет…

– Может, еще пронесет мимо? – понадеялся Сом.

Но его сомнения развеял Мулла:

– Бай прав, командир, сегодня войны не будет. Сегодня надо найти место и отсидеться.

– И долго сидеть?

– То ведомо только Аллаху, на все воля его. Может до утра, а может и несколько суток.

– Мы не можем сидеть столько времени сложа руки, Абдулло. У нас приказ, и его надо выполнять…

– Всевышнему безразлична наша мирская суета, командир. Аллах велик в делах своих, и на все его воля. – Абдулло целенаправленно шел по одному ему известному маршруту, внимательно осматриваясь по сторонам. – Если такая круговерть будет продолжаться, то «духи» будут сидеть по домам у горячих очагов и смотреть, как сгорают поленья, Сом…

Говоря вот так, на ходу, Абдулло делал свою работу на все пять баллов. Его все замечающие глаза шарили пытливым взглядом по близлежащим окрестностям и порой находили среди занесенных снегом виноградных лоз то, что искал их хозяин…

– Вон там, Сом, справа, – говорил он, указывая направление рукой, и останавливался, дожидаясь пока командир нанесет точку на карту. А точки эти были не что иное, как дуканы – колодцы, дающие вентиляцию в кяризы. На колодцы, в нашем европейском понимании, это совсем похоже не было – просто дыры в земле, в которые провалиться, если быть невнимательным, было плевое дело.

…Когда они вышли все же из лабиринта виноградников на овражистый берег небольшой речки, а потом с грехом пополам нашли тот, «заброшенный одинокий дувал для странствующих дервишей», часы показывали 10.50 утра. Не по горам, а по ровной долине, вернее по «зеленке», они прошли что-то около трех километров, но потратили на этот путь почти пять часов времени. И вымотались так, словно прошли добрых полтора десятка километров по сложным горным склонам…

В 11.10, когда они ввалились наконец-то под крышу скромной каменной лачуги, почти собачьей конуры, то она показалась разведчикам царскими хоромами.

– Вот видишь, Сом, – проговорил Мулла уставшим голосом. – А ты говорил, армейская операция. Приказ командования. У Всевышнего сегодня другие планы, командир.

– Какая там операция! – сказал старлей. – Я даже дома, в Иркутске, и то таких снегопадов не помню. Ну, разве что если пурга…

– А чем тебе не пурга, Володя? – проговорил прапорщик Авдеев. – Самая настоящая пурга, метель, мать ее за ногу. А еще южная страна, говорят. Да отсюда на Чукотку ездить греться надо!

Действительно, снег сегодня не просто падал с неба, а валил стеной так, что пальцев своей же протянутой руки уже видно не было, словно в сметану сунул. И ветер!.. Он, зараза, здесь, на открытом пространстве, дул с такой силой, что едва не сбивал с ног, загоняя пятнадцатиградусный мороз не просто под бушлаты, а, казалось, даже под кожу разведчиков.

Снег был настолько густой и плотный, что напрочь законопатил все небо, и теперь казалось, что уже глубокий вечер, а уж никак не первая половина дня. Сом и Авдей молча смотрели в эту белую пелену через хлипкую, сколоченную из каких-то горбылей, приоткрытую дверь хижины.

В двух метрах от двери, снаружи, за минуту превратившись в сугроб с глазами и автоматом, угнездившись так, чтобы можно было видеть внешние подходы к дувалу, остался часовым один из разведчиков, но все понимали, что в таком снежном месиве увидеть что-либо практически не реально. А если и увидишь, то почти наверняка уже будет поздно…

Только все понимали и другое – даже самый оголтелый и отмороженный на всю голову «дух» не станет в такую метель шататься по пустынным окрестностям, а останется сидеть в доме, его приютившем, пить чай, вести с хозяином беседу под косячок «афганки», толщиной с кубинскую сигару, или даже курить чилим, если дом побогаче… Но спецназовец никогда не расслабляется и всегда начеку.

Бай и Мулла тем временем наломали сучья, настрогали-нарезали щепы из большой кучи хвороста, аккуратно сложенного в специальной загородке, и разожгли огонь в допотопной маленькой печи, которая, как оказалось, была в полном порядке. Совершенно неказистая на вид, с первого взгляда даже убогая, сложенная из прибрежного гранита, она ровно через четверть часа нагрела хибару так, что разведчики начали снимать бушлаты, а тяга в ее квадратной каменной трубе была такая, что аж гудело.

– Ну, что, командир? – проговорил Мулла, подсаживаясь к Сому после всех трудов с видом человека, сделавшего обязательную, нужную всем работу. – Давай посмотрим, что у нас по карте получается. Хоть немного, но определим направление кяризов…

Сом молча развернул карту, на которой были нанесены те диканы, которые удалось заметить Мулле, и положил ее на небольшой стол, сколоченный из грубых неотесанных досок. А через полчаса «мозгового штурма» они сумели кое-как определить две ветки подземных тоннелей, которые в некоторых местах соединялись между собой. Но это было еще не все. Пытливый ум Абдулло сумел разгадать секрет одной из них:

– Вот, командир… – Он ткнул пальцем в точку на берегу реки. – Вот в этом месте, мне кажется, должен быть «пожарный выход».

– Но это далеко от кишлака, Абдулло.

– Насколько далеко, Сом? Полтора-два километра от силы? А ты посмотри повнимательнее. Если я прав, то кяризнику одинаково далеко и до Калайи-Йозбаши, и до соседнего кишлака Калагулай.

– И что?

– А то, что он может идти в любую сторону и ему будет не далеко, если понадобится вдруг помощь.

Старлей внимательно всмотрелся в карту, а потом поднял глаза:

– Слушайте, мужики! Если там есть выход, то… Калагулай же находится практически на трассе, ведущей к Баграмскому аэродрому!

– Пострелял по колонне, пробежался пару метров по «зеленке», нырнул в первый попавшийся дикан, а наружу вылез через два километра. Хрен поймаешь, – сказал Авдей задумчиво.

– А ведь похоже на правду, – заговорил с горячностью Сом. – Мужики, да этот Калагулай… Да из него чуть не каждый день по колоннам лупят. Его уже «зачищали» сотню раз, а результата-то ноль! Не ловятся там «духи» – в кяризы уходят, хоть тресни…

– И получается, что пока наши стреляют по Калагулаю, а потом проводят «зачистку», «духи» давным-давно сидят в Калайи-Йозбаши, посмеиваются над глупыми «шурави» и пьют чай, – сказал Бай.

– Получается, Алишер… Именно так и получается, – проговорил в глубокой задумчивости старлей и посмотрел на Муллу. – Если мы найдем этот крысиный выход и сделаем около него засаду, то есть шанс здорово подпортить настроение «бородатым», Абдулло!

– После такого снегопада найти его будет сложно…

– Ты уж постарайся, следопыт. После такого снегопада «духи» обязательно попробуют напасть на одну из колонн. А может быть, и во время снегопада; такая круговерть – идеальная маскировка.

– Да, командир, это уж точно. Они будут думать, что русские попрятались от бури и потеряли бдительность. Если до завтра снег не закончится, то днем обязательно будет нападение на колонну. Я так думаю…

– Да и я так думаю, младший сержант… И что будем делать? Когда будем искать этот «пожарный выход»?

Абдулло посмотрел на Алишера, тот кивнул головой, словно понял, какие мысли были в голове у Муллы, и дал свое согласие.

– Вы, командир, будете охранять наш «штаб», – ответил следопыт. – А искать выход из кяриза будем мы – я и Алишер. Сейчас пойдем.

– Как? В такую пургу, вдвоем? А если заблудитесь? Не видно же ни хрена.

– Я же следопыт, командир, – улыбнулся Мулла. – Может, ты думаешь, что мы никогда не попадали в снежные бураны в горах?

– Или в степи… – добавил Алишер.

– Аллах велик, командир! Он не оставит нас в своей милости. И потом… Я просто хочу поискать по оврагу вдоль берега реки, и все. Сейчас только полдень, и времени еще много. Негоже сидеть сложа руки и тратить время попусту, командир.

– Так, может, возьмете с собой одного-двух бойцов? Для прикрытия…

– Не надо, Сом. Если что, то вдвоем легче спрятаться.

– Ладно! – принял решение Сом и посмотрел на свои часы. – Сейчас 12.15. Даю вам времени на разведку до 18.00. И ни секундой больше. Если к этому времени не вернетесь или не выйдете на связь, то мы пойдем вас искать.

– Мы вернемся, командир, – проговорил Мулла уверенно.

25 января, 15.20 пополудни

– Что будем делать Алишер?

Видимо, в Калайи-Йозбаши действительно находился на постое довольно большой отряд «духов» – в этом Мулла не ошибся. Но ошибся он в другом. Он просто не мог знать мысли и нравы боевиков, объявивших русским «шурави» свой «священный джихад». Мулла никогда не был воинствующим фанатиком, потому и не ожидал увидеть того, что увидел.

…Когда они с Баем несколько часов назад вышли из «пристанища дервишей» и, словно в молоко, нырнули в снежную круговерть, то Абдулло тут же пошел к реке, до которой было всего-то метров пятьдесят. Здесь, у бурлящего водного потока, было хоть как-то видно – несущаяся с большой скоростью вода не замерзала и была свинцового цвета. Ориентир! Да и вообще казалось, возле реки снег валил не с такой силой.

Они двинулись вдоль реки в западном направлении, в сторону кишлака Калагулай, и ровно через пятнадцать минут поняли, что пошли в разведку очень вовремя. Метров через двести картина совершенно изменилась. Нет, метель не прекратилась, и снег валил с такой же силой, но невысокие овражистые, даже обрывистые берега приблизились к реке и сжали ее в небольшие тиски. Теперь, с обеих сторон несущегося водного потока до обрывов было метров по 10–15, и они чернели в этой снежной круговерти, как какие-то утесы. Здесь уже было не так, как возле «жилища дервишей», здесь уже были ориентиры. Хоть и не ясные, размытые, но они были!

Ребята пошли немного быстрее, приблизившись к трехметровому обрыву, и стали напрягать глаза, пытаясь отыскать хоть что-то, похожее на лаз кяризника. Идти было очень непросто. Снег не переставал сыпать с неба крупной, густой белой кашей; ветер в этом «коридоре», у самой реки, дул с такой силой, что просто сбивал с ног. Да еще добавилась другая напасть – прибрежные камни. Они лежали здесь повсюду, разбросанные в хаотичном беспорядке. Ровная земля осталась выше, в виноградниках, а здесь можно было сломать ногу, поскользнувшись, или превратить свое лицо в «бифштекс с кровью», приложившись со всего маху об какой-нибудь валун. В этом месте, на равнине, ходить в такую погоду было едва ли не опаснее, чем в горах.

Чтобы пройти полтора километра в этом почти космическом нагромождении камней, понадобилось больше двух часов. Но теперь они шли еще медленнее, потому что все их внимание было не под ноги, а на прибрежный обрыв – где-то здесь, если догадки Муллы были верны, а может быть и дальше, но обязательно должен был быть тот «пожарный выход», который они искали.

Мулла оказался прав. Выход был. И они его нашли. Только нашли не так, как предполагали…

Бай неожиданно перешел на «распальцовку». Вообще-то на сухом армейском языке это называется ЖССК – жестово-символьная система команд. Эти вещи оговорены, описаны в учебниках, и ими пользуются все разведчики. Только знания эти очень закрытые – литература «Для служебного пользования», или попросту «секретка». Все это придумано для того, чтобы можно было взаимодействовать в условиях, когда должна соблюдаться полнейшая тишина. Ну, например, при снятии часового, когда ты находишься от него метрах в пяти. Да мало ли таких ситуаций в разведке. Команды отдаются жестами, а по большей части пальцами, рук. Кто-то когда-то, видимо, еще в послевоенные годы назвал эти жесты «распальцовкой».

…Бай дал понять Мулле, чтобы тот сию секунду нашел укрытие, а через несколько секунд подозвал его к себе. Объяснять Абдулло ничего не требовалось, потому что он уже и сам все увидел и понял.

Хорошо, что на них поверх формы были надеты белые маскировочные халаты!

Метрах в десяти впереди, практически посредине обрыва, на площадочке, то ли природной, то ли сотворенной трудолюбивыми человеческими руками, поставив свое оружие прикладом на землю и зажав его между коленями, сидел бородатый дядька, лет пятидесяти пяти, и покачивался взад-вперед, словно истукан. С этим ружьем охотился или просто отгонял степных волков от кишлака, скорее всего еще его дед, а может, даже прадед. Это был древний, длинноствольный английский «Бур»[14]14
  Имеется в виду английская винтовка «Ли Энфилд» выпуска 1895 г., активно применялась в ходе англо-бурской войны, оттуда и прозвище этого оружия.


[Закрыть], с которыми англичане пытались завоевать Афганистан почти полтора века назад.

Дядька сидел у довольно большого, сантиметров семьдесят в диаметре, лаза и смотрел потухшим, отсутствующим взглядом в никуда, в пустоту. А мимо него, спускаясь откуда-то сверху, из виноградников, проходили боевики, просачиваясь один за другим в этот подземный ход. В том, что это были именно боевики, «духи», не было никаких сомнений, потому что они-то были вооружены, не в пример «часовому», «АКМами» и гранатометами «РПГ-7». И все они были намного моложе «часового» – лет от 25 до 35.

– Он не «дух»! – прошептал Мулла на ухо Алишеру.

– Подождем… Посмотрим… – Алишер уже всматривался в происходящее через оптику своей винтовки.

Бай понимал, что Абдулло прав. На Востоке, где все воспитываются в уважении к старшему, даже если он старше тебя всего-то на пару лет, не принято с ним не здороваться. Это верх неуважения! Здороваются даже со своими заклятыми врагами, спрашивают, как здоровье, как семья, и только после этих традиционных приветствий втыкают кинжал в спину или перерезают горло. Узнать о здоровье старшего и о здоровье и благополучии его семьи – святая обязанность любого правоверного мусульманина.

«Духи» же, спускавшиеся из «зеленки» к обрыву, проходили мимо часового, который был явно старше каждого из них, даже не поздоровавшись, молча, выказывая тем самым не просто неуважение, а явное презрение…

Они «просачивались» в лаз минут тридцать, их было не менее пятидесяти.

А потом часовой остался один. Он так и не изменил своей позы, и все так же раскачивался взад-вперед, шевеля губами, видимо, читая по памяти суры из Корана.

– Что будем делать, Алишер?

– Его надо брать, Абдулло, – прошептал на ухо Бай. – Брать прямо сейчас.

– Нет.

– Почему? – Алишер уставился на Муллу непонимающим взглядом. – Ты же видел, что он охранял вход отряда в кяриз.

– Хвала Аллаху, я видел еще и другое. Он не боевик, Алишер, он простой дехканин.

– Ты хочешь сделать что-то по-своему, Абдулло?

– Да! – Мулла посмотрел на Бая. – Возвращайся к Сому, Алишер, поднимай группу и веди сюда.

– А ты?

– А я попробую с ним поговорить. Мне кажется, что это хороший, но просто очень запуганный человек.

– А если…

– Я молодой, а он старый. И если случится «если» и я ошибаюсь, то я с ним справлюсь, не беспокойся. А те «духи», что ушли в кяриз, – они уже далеко и вернутся не скоро. Мы их как раз успеем встретить. Если ты поторопишься, Алишер.

Бай думал минуту, и наконец произнес:

– Хорошо. Только будь осторожен, как джейран!

Наклоняясь почти до самой земли, на полусогнутых ногах, Бай пошел в обратном направлении.

Абдулло наблюдал за дядькой еще минут десять, а потом все же решился. Он прошел, скрываясь за валунами и снегопадом еще метров пятьдесят вдоль реки, и оказавшись за спиной часового, стал медленно к нему подбираться. Подойдя совсем близко, тихо сказал по-таджикски[15]15
  В Афганистане, кроме местных племен, говорящих на фарси и дари на севере страны и на пушту на юге, живет еще огромное количество этнических таджиков, туркменов, узбеков, киргизов и даже корейцев! Все они говорят на разных языках, но таджикский язык понимают все – он наиболее близко подходит к местным наречиям, ну, примерно, как русский, белорусский и украинский языки.


[Закрыть]:

– Здравствуйте, добрый человек…

«Часовой» даже не обернулся и не напрягся, а просто перестал раскачиваться и сказал в ответ:

– Я уже начал думать, что ты не подойдешь ко мне, юноша.

– Вы меня видели?

– Аллах даровал мне глаза видеть даже под землей. А уж при свете дня… Да, я видел тебя, юноша. И еще я видел, как твой друг целился в меня. А потом он ушел туда, откуда вы пришли.

Мулла был просто поражен этим известием и задал, наверное, глупый вопрос:

– Почему же вы нас не выдали, уважаемый?

А дядька, не обращая на его слова никакого внимания, продолжал неспеша говорить:

– Ты русский «шурави»… Откуда ты так хорошо знаешь наш язык?

– Я таджик, уважаемый, и тот, кто ушел обратно, тоже таджик. Мы родились и выросли на берегах Пянджа…

– А почему тогда ты помогаешь русским «шурави»? Ведь ты правоверный?

– Да, уважаемый, я правоверный, – ответил Мулла. – А помогаю… Это начали большие политики. А нам, простым дехканам, эта война была не нужна… Так же, как и другим русским «шурави». Но теперь здесь гибнут русские парни, которым эта война в чужой стране тоже не нужна. Я просто не хочу, чтобы здесь гибли невиновные, уважаемый!

– Хорошие слова… Мудрые. Подойди ко мне, не бойся – я тоже простой дехканин.

Абдулло вышел из-за спины «часового» и присел на корточки прямо перед ним:

– Кто вы, уважаемый?

– Уважаемый… – Ах, какая же горькая ухмылка мелькнула на этом лице. – Когда-то в этих местах я действительно был уважаемым человеком. Я делал свое дело, а люди платили мне благодарностью и уважением. Теперь этого нет… Пришли люди с оружием, называющие себя воинами Аллаха и объявившие священный джихад, а на самом деле – простые бандиты и воры, которые покрывают свои грязные дела священным именем Аллаха. Они грабят и убивают и совершенно забыли наши традиции. Они набивают свои карманы, прикрываясь именем Всевышнего! Они уже давно превратились в бешеных шакалов. А ты другой, юноша… Ты умеешь уважать старших…

– Почему же вы им помогаете, уважаемый?

– Так велел Аллах! «Помоги правоверному, дай все, что он просит, и воздастся тебе».

– Кто вы, уважаемый! Как вас зовут?

– До этой войны меня называли мастер Селим…

– И многие вас знают?

– Многие? – Мужчина горько улыбнулся. – Да, многие знали мастера Селима… Вся долина…

– Кто вы, уважаемый?

– Я тот, кто помогал зеленеть винограду, расцветать хлопчатнику и плодоносить садам…

– Вы садовник, усто? – спросил Мулла.

– Нет, юноша. Я давал всему этому воду. Я строил кяризы в этой долине почти 40 лет…

– Вы кяризник, усто? – На такую удачу Абдулло даже не надеялся.

– Когда-то я был мастером… Как и мои деды и прадеды. Теперь строить кяризы никому не нужно, а те, которые уже построены, плохие люди используют для своих противных Аллаху дел…

– И вы знаете здесь все?

– В этой долине кяризы строили только одни мужчины – моя семья… Вот уже больше двухсот лет. Мой отец, да будет светла его память, учил меня сначала чинить то, что пришло в упадок, поддерживать уже построенное, и уж только потом строить новое…

Абдулло думал несколько минут, как правильно задать самый главный вопрос этому пожилому человеку, но, так ничего и не придумав, спросил напрямую:

– Уважаемый усто Селим… Нам очень нужна ваша помощь!

– Русским «шурави»?

– Да, усто!

– И твой брат скоро приведет их сюда?

– Да, уважаемый. Я попросил его об этом…

«Часовой» думал минуты две, и Мулла его не торопил…

– Аллах велит в первую очередь помогать правоверным мусульманам… Те люди, которых ты видел, – они бандиты. Но они мусульмане… А русские «шурави» – гяуры…

– Тогда помогите мне и моему брату, усто, – сказал Абдулло. – Мы тоже правоверные!

Дядька внимательно посмотрел в глаза Муллы и сказал:

– Да… Я вижу, что ты, юноша, не умеешь обманывать. И тебя научили уважать старших. Хорошо научили! Но… Скажи мне, для чего тебе нужна моя помощь?

– Мы хотим очистить вашу долину, усто, от этих шакалов! Пусть они уходят высоко в горы! Те, кто сумеет уйти… Мы хотим принести в ваш дом тот покой, который был здесь раньше.

– Хорошо… Я помогу тебе, юноша.

25 января, 17.20 вечера

– Ну, что у тебя, Мулла?

Сомин немного нервничал, поглядывая искоса на пожилого вооруженного афганца.

– У нас будут очень хорошие разведданные, командир, – улыбнулся Абдулло. – Очень хорошие. Таких еще никогда не было!

– А если ты еще и доложишь обо всем так, как это положено в армии, то тебе вообще цены не будет, Мулла!

– Этот усто – тот самый мастер-кяризник, который чинил и поддерживал всю эту систему кяризов много лет и строил новые…

– Не может быть! – Сом просто опешил от такой новости. – И что? И он…

– Он готов нам помочь, командир. Он понял, что мы хотим им помочь, простым людям, а потому готов помочь нам.

– Твою мать, Мулла!.. Сколько ты мне за сегодня еще преподнесешь таких сюрпризов? Да ты уже просто за сегодня на медаль заработал!.. – Старлей смотрел на Абдулло каким-то странным взглядом. – И ведь даже не выстрелил за целый день ни разу, а «языка» взял. Да еще и перевербовать смог. Да не просто рядового «языка», а, можно сказать, «главного инженера» всех этих сооружений. Да еще сумел убедить его добровольно нам помогать… Так вообще бывает, Абдулло? Чтобы все это сделал один человек да всего лишь за несколько часов?

– У нас, Сом, говорят, что жизнь долгая, если ее жить… И еще, говорят, что Аллах улыбается тем, кто живет честно и праведно. Если ты любишь людей, то они всегда ответят тебе взаимной любовью и уважением и никогда не откажут тебе в твоей просьбе…

– М-да-а… Никогда бы не подумал, что таким простым вещам меня будет учить девятнадцатилетний философ!

– Аллах иногда являет свое лицо даже в младенцах, командир. А я просто говорю то, чему меня учил дедушка Саттар…

Мастер Селим не только рассказал, когда ждать обратно отряд моджахедов, но и сделал еще одну вещь – он провел Муллу вдоль этого кяриза по винограднику, на несколько сотен метров показывая, где находятся диканы. И оказалось, что Мулла засек едва ли третью их часть… Помощь старого мастера была просто неоценимой.