Текст книги "Железо. Книга 1"

– Он хорош, – заверил Поднимающий Ветер.

– Вы туда не копьями махать идете, – процедил Могуль. – Впрочем, поступай, как знаешь, Уретойши. Это тебе же нужен был новый напарник. Или для чего еще ты его туда себе берешь… Того и гляди дела на границе пойдут лучше, если в мужском коллективе начнут расхаживать девчушки. Будут вихлять своими косичками, поднимая воинский дух, – выдав эту уничижительную тираду, встреченную в шеренге неуверенными смешками, командир Смотрящих в Ночь отшагнул обратно к вольеру и стал разглядывать зверушек.

Ачуду не смутили его издевки, да и в целом насмешки сверстников его волновали мало – в схватке он одерживал верх над любым из них.

Струглур смерил Уретойши и его нового Ждущего Закат язвительным взглядом. Мальчик вспомнил, как тот однажды объяснял ученикам происхождение его второго имени – Поднимающий Ветер.

– Он поднимает ветер, но не копьем, а в ваших головах. Копья вам не пригодятся, и эти глупые прыжки через голову тоже. Ров уже давно выкопан, и он сделает всю работу за вас. От вас требуется разве что не обмочить леггины до той степени, чтобы ров появилась возможность переплыть… Развивайте крепость духа, только она вам там сгодится…

Тем временем Кующий Дух высматривал третьего мальчишку, но судя по его сморщенному носу и презрительно раздутым ноздрям, ни один для этого толком не подходил.

– Там еще Регола нуждается в новеньком, – напомнил Могуль наставникам, но Струглур только метался вдоль ряда мальчишек и недовольно качал головой.

– Может ты, Булло?

Широкоплечий юноша с готовностью шагнул вперед. На его копье болталось ожерелье из выбитых в тренировочных поединках зубов. Но тот же Ориганни неоднократно предполагал, что Булло собирал его из выпавших, а не выбитых, так как на веревочке попадались в том числе и молочные. Струглур неожиданно хлестнул ребром ладони юноше в солнечное сплетение. Тот беззвучно согнулся.

– А чего это ты там будешь делать, на границе-то? Брюхо набивать дичью? Ты для этого туда идешь?

Булло не хватало воздуха, чтобы дать ответ, а Струглур стоял над ним и ждал.

– Сказать нечего? В самую точку я угадал, да? Слыхал, среди вас дурачки, которые мечтают оказаться на границе только затем, чтобы стрелять дичь и жрать ее, пока остальные люди в племени давятся баландой из кукурузы…

– Я не… я не… – пыхтел Булло. – Не для…

– Что ты не? – не понял Струглур. – Не ради дичи? А ради рытья рова? Что ж, я вижу, плечи у тебя ничего… Махать лопатой сможешь от заката до рассвета… Это ж у Желудевого Порога на посту стоит Регола?

– Да, там, – кивнул Могуль.

– Ров там еще углублять и углублять, а отходы из Преющей Впадины уже переваливают за край и подтекают к нам… Плотину, по-хорошему, надо там сооружать… Сильные руки нужны…

– У меня сильные руки… Я готов, – с трудом выпрямился Булло.

Ачуда встретился взглядом с Ориганни, у того на лице читалось отчаяние и мольба.

– А что он сделает, если нагрянут Пожирающие Печень? – вдруг услышал он будто со стороны. Оказалось, что это был его голос. – Сколотит из досок перед собой плотину? Границе нужны руки, что умеют держать не только лопату, но и удар…

Струглур выглядел обомлевшим от наглости Ачуды, но Могулю его слова, кажется, пришлись по вкусу.

– Девчонка дело говорит, – отозвался он. – Есть тут такие?

Уретойши, которому Ачуда уже в четвертый раз настойчиво шептал имя своего друга, указал своим копьем на кого-то из мальчишек.

– Ориганни.

Счастливый паренек шагнул вперед, бросив благодарный взгляд Ачуде.

– А семья у тебя полная? – вдруг спросил Могуль, стерев с его лица улыбку.

Друг Ачуды не имел семьи. Его мать тоже умерла, но еще раньше, сразу после родов от горячки. А отец погиб от рук каннибалов, когда пересекал границу. К счастью, своего сына он оставил на произвол судьбы в племени, поэтому того не постигла участь отца.

Тем не менее Ориганни решил посвятить свою жизнь мести и борьбе с убийцами. Вступить в ряды Презирающих День ему помог Ачуда, его единственный друг детства, после долгих увещеваний своего влиятельного отца. А сирот, как известно, в Смотрящие в Ночь не брали.

Струглур склонился над ухом Могуля, вполголоса что-то объясняя. Могуль скривил свои жесткие губы и, бросив на Ачуду непонятный взгляд, молча покинул ристалище.

– Ты принят, – Струглур хлопнул Ориганни по плечу, подгоняя к Уретойши. – Приготовь их и веди на границу, – велел он Поднимающему Ветер, а сам вернулся к ученикам. – Ваше время придет позже. А пока… В колонну встать!..

* * *

Заложив копье за голову себе на плечи, Уретойши шагал и насвистывал, подражая пению голубых соек. Ориганни и Ачуда поспевали за ним.

– Желудевый Порог – недурное место, если так подумать, – рассуждал Ачуда. – В ореховой каше недостатка у тебя не будет… Еще мелкое зверье там кишит…

– А еще там стоит жуткая вонь, если ты не забыл, – сморщился Ориганни. – Никогда не понимал, почему бы мусор попросту не сжигать на карьере…

– Не весь мусор подходит для топки. Так мне отец сказал. Ну и сам посмотри, мы с Поднимающим Ветер будем стоять у Сосновой Тиши, а от тебя это всего в двух-трех полетах стрелы, пущенной рукой Арно.

Ориганни фыркнул.

– Что?

– Старика Арно уже давно нет, а мы все никак не откажемся от глупой привычки измерять все подряд в количестве вздохов, чихах и прочих измывательствах над дряхлым телом, устроенных незадолго до его кончины… Не проще ли выдумать мерило понадежнее?

– Наверное, не проще.

– Почему?

– Потому что это стало привычкой. Ты сам ответил на свой вопрос. Все привыкли, вот и все…

– Да, но кому же однажды пришло в голову вложить в его трясущуюся руку лук и предложить ему задать меру, что станет нарицательной не для одного поколения потомков? – недоумевал Ориганни. – Чем его рука была особенна?

– Говорят, он был самым старым, – вспомнил Ачуда. – А на его плече уже давно закончилось место для новых рубежей мудрости, но он все продолжал жить… С трудом передвигался, а кости скрипели, как жернова… Говорящий с Отцом объяснял нашим родичам, что шлак из костей Арно выпарился полностью, а значит, железа в них было больше, чем когда-либо им удавалось застать вживую…

– Ага, а теперь его костями с умным видом измеряют все, что попадется под руку…

– Всему должна быть мера, – пожал плечами Ачуда. Его угольно-черные локоны вспотели от взошедшего солнца, и он скрепил их на уровне шеи кольцом из рудного шлака.

Уретойши вывел ребят на Скалящуюся Равнину – ее так назвали из-за целиком вырубленных деревьев, – из потрескавшейся земли торчали, подобно кривым зубам, пни, чьи ряды обрывались на границе рва, выкопанным дозорными.

С тех пор как Пожирающие Печень зажали большую часть Кровоточащего Каньона в кольцо, Кланяющиеся Предкам утратили возможность выходить за пределы своей вотчины, дичь в их краях быстро закончилась, а почти все деревья, что были, ушли на восстановление Отца, – так что наслаждаться людям оставалось разве что пеньками да россыпями камней.

Но мало кто жаловался, так как на любование природой времени не хватало ни у кого, все силы шли на возделывание кукурузы, в меньшей мере – на проращивание бобовых, тыквы, ягодных культур и корнеплодов: едой необходимо было обеспечивать не только себя, но и воинственных соседей, племя Грязь под Ногтями, помогавшее им в войне. Но несмотря на возросшие аппетиты, граничащие с голодным мором, Скалящуюся Равнину все равно засеивать не пытались – земля была здесь мертвой и непробиваемой, некоторые ее даже именовали проклятой, не простив несметного количества убитых соплеменников на ее просторах. Да и Могуль с вождем были против ее засеивания, так как опасались, что густые заросли посевов послужат людоедам отличным укрытием от взоров Смотрящих в Ночь.

С животноводством же было несколько сложнее. Разводить зверье толком не удавалось, потому как это было исключительно уделом советника Ог-Лаколы, а у него и без того было много хлопот с контролем над плантациями и женщинами, что на них трудились.

Однако у Смотрящих в Ночь было право охотиться в пределах приграничья для нужд племени, а отдельным группам даже позволялось подниматься в ближайшие горы ради особо крупной дичи вроде толсторога. Каждую пятую добычу дозорный оставлял себе либо отправлял семье. Нетрудно догадаться, что некоторые семьи по этой причине отдавали своих сыновей, даже если те не горели желанием, на воспитание к Струглуру – мясо в племени считалось ценной редкостью и уделом зажиточников и воинов, поэтому его можно было не только вкусно приготовить в честь какого-нибудь празднества, но и выгодно обменять.

– Куда будешь отправлять пищу? – обратился к другу Ачуда. – Ведь у тебя нет семьи.

Ориганни жил в тени красного останца в убогом вигваме, доставшемся от родителей. Место было нехорошим, так как в участках, куда редко заглядывало солнце, в избытке водилась ядовитая живность. Там-то он и познакомился со своим тарантулом, которого прозвал Ожог. Укус от него горел не меньше, чем от языка пламени.

– Перепелку можно обменять на два мешка свежих початков кукурузы, – прикинул Ориганни. – Толсторога так вообще на целый обоз. Представляешь, сколько голодных ртов я смогу накормить?

– Толсторога? – усмехнулся Ачуда. – Нам не позволят так рискованно отдаляться от границы. На толсторогов охотится только Вогнан и братья его уровня. Опытней них никого нет. Они пережили множество из тех, кто вступил позже, а на их телах до сих пор ни шрама. Вогнан с самого начала на границе, и он знает всё про повадки Пожирающих Печень, знает, как избежать встречи с ними…

– Ха, избежать… Я жду не дождусь, чтобы увидеться с ними, – Ориганни сжал рукоятку крика на своей портупее. – Эти твари утаскивают своих падших сородичей с собой, не давая нам толком насладиться зрелищем. Но я-то успею одного урвать. Пусть все племя наконец увидит…

Мальчики уже давно изнывали от желания узнать, как же выглядят каннибалы, эти человекоподобные существа, хотя бы издалека или по скупым описаниям столкнувшихся с ними, но все Смотрящие в Ночь, кого они рискнули об этом спросить, лишь мрачно отмалчивались.

– А может, спросишь у своего отца? – как-то спрашивал Ориганни друга. – Он наверняка хотя бы одного-то видел…

– Не могу.

– Почему?

– Мы редко видимся.

– Но вы же живете под одной крышей!..

Ачуда и сам не знал, как так выходит. Со службы Жигалан возвращался, когда Ачуда уже дремал, но стоило ему утром проснуться, как отцовская лежанка уже пустовала. Это можно было объяснить трудностями, что порой выпадали на патруль их большого племени, но все же Ачуда не мог отделаться от мысли, что отец его избегал. А началось это сразу после смерти матери…

– Пришли, – остановился Поднимающий Ветер напротив бревенчатого острога с человеческий рост.

Стена острога, что была обращена к вражеской территории, служила подъемным мостиком через ров – ее опускали и подымали по необходимости с помощью канатов, переброшенных через прогон.

На крыше стоял треножник из огнеупорной глины, в котором все еще дотлевали с прошедшей ночи угли. От острога отходила вдоль рва невысокая изгородь из толстых жердей – по недавнему указу вождя решили добавить препятствий для врагов, желающих тайно пересекать границу, – строительство шло вяло и в свободное от дозора время. Тут же рядом с острогом располагалась костровая яма, выложенная из камней, а над ней бурлил чан с одурительно пахнущей похлебкой.

Смотрящий в Ночь стоял у бреши в изгороди надо рвом и мочился.

– Еще один Ждущий Закат? – крикнул он, повернув голову через плечо. – Не дождешься. Вот эта гора справа над Преющей Впадиной скрывает солнце задолго до его захода.

Ориганни храбро вскинул свой волевой подбородок.

– Я пришел сюда не закат ждать, а нашествия людоедов.

– А их тем более можешь не ждать, – усмехнулся Смотрящий в Ночь и спрятал член в леггинах. – Дубы обращаются в крутой склон, по нему еще надо суметь взобраться… А если кто Преющую Впадину вплавь преодолеет, то я ему сдамся без боя – от такого все равно не спастись…

Поднимающий Ветер расхохотался. Он всегда был щедрым на смех.

– Регола, не дурачь мальчишку…

– А с чего ж мне его дурачить, – удивился Смотрящий в Ночь. – Я только предупреждаю, что это самый скучный пост из всех… Сюда мусорщики разве что приходят помои свои сбросить… Пора бы уже плотиной заняться. Или Могуль захаживает, но он горазд только аппетит портить… К вони здесь привыкаешь, но к Предвещающему Грозу…

– Предвещающий Грозу? – переспросил Ачуда. – Нам не говорили его второе имя.

– Да он и сам о нем не знает. Это мы его так между собой…

– Такое имя звучит достойно, – оценил Ориганни. – Я бы с гордостью его носил.

– Перед кем бы ты его носил, если бы тебя все избегали? Не, Могуль не предвещает грозу. Он и есть гроза, если ему что-то не нравится. А ему всегда все не нравится…

– Нам пора, – сказал Уретойши.

Смотрящие в Ночь схватили друг друга за предплечья и стиснули их – таким был прощальный жест. Но у Ачуды с Ориганни был свой прощальный, а заодно и приветственный знак. Они выбросили руки с зажатыми копьями вперед и звонко соударились ими.

В который раз глаза Ачуды приковали странные рисунки, выжженные на древке копья друга – они были единственным украшением его оружия. А рисование в племени было под строжайшим запретом. Нельзя было вышивать изображения на ткани, рисовать углем на камне или древесине, складывать из веточек образы, нельзя было даже мочиться, выводя струей нечто похожее на символ – одному бедолаге за это воины однажды отхватили кинжалом член, чтобы преподать урок всем остальным.

Дело в том, что помимо Пожирающих Печень племени также досаждали и загадочные Танцующие на Костях. К счастью, этих было намного меньше, но их талант к неожиданным диверсионным ударам держал на ушах воинов и нервировал простых людей изо дня в день. Чуднее всего было разглядывать их трупы – выкрашенные целиком в черные и белые цвета с колдовскими рунами поверх, в уши были продеты обломки трофейных ребер или ключиц, чтобы посрамить Отца. Но, пожалуй, самой странной особенностью их мертвых тел – живыми их брать никогда не удавалось – считались языки. У всех Танцующих на Костях они были вырезаны.

Говорящий с Отцом одно время тщательно изучал их трупы и в попытке вникнуть в мотивы их мародерства пришел к выводу, что дикари верят в магию слов и изображений. Заблудшие души были далеки от представлений об единственном и истинном Отце и долге перед ним и наверняка верили в какие-то глупости вроде призыва темных духов и порчу, но поди да попробуй разубедить животное, которое с детства насильственно утратило возможность к речи и которое бурно реагирует на все, что хотя бы отдаленно похоже на знаки. Деваться было некуда. Нет рисунков – нет и Танцующих на Костях.

Но несмотря на строго соблюдаемый запрет, ночные поджоги вигвамов время от времени все равно происходили. Воины без устали патрулировали окрестность, пытаясь это предотвращать. Однако Смотрящим в Ночь позволялось на свой страх и риск наносить на свои копья гравировки – они все равно находились на границе и были способны за себя постоять, так что Говорящий с Отцом смотрел на эти нарушения сквозь пальцы.

Ачуда с Уретойши приближались к Сосновой Тиши. Воздух здесь был чище, а деревья через ров – гуще. Красно-желтые сосны возвышались, а прогалы между ними, темные и молчаливые даже в дневное время, так и манили, предлагая углубиться в них, чтобы затеряться, забыться и прилечь отдохнуть навечно…

Мальчик судорожно вдохнул тянущийся через ров аромат хвои и влажных листьев. Как же ему не хватало вида зелени… Ему и всем его соплеменникам. Уретойши приблизился к куску изгороди.

– Только взялись ставить ее с парнем до тебя, но много не успели, – посетовал Уретойши.

– А что произошло с ним? – спросил Ачуда, хотя ответ был очевиден.

– Его не стало, – просто ответил ему Смотрящий в Ночь. – Так что со следующего дня продолжим тянуть изгородь вплоть до Открытой Ладони. Да и эту часть еще предстоит скрепить венцами, а я терпеть как не могу их плести… Надеюсь, ты любишь.

Ачуда прислонил свое копье к стене острога, а сам полез наверх. Угли в треножнике сильно отсырели и пахли едкой тоской. Окинув взглядом просторы, он не увидел ничего, кроме одиноких и давно высохших пней. На смену синеве утреннего неба уже пришла сероватая дымка, тянущаяся от карьера, где уже вовсю шло освобождение Отца. Солнце тоже надежно заволокло ей, от чего то стало мутным и чахлым, как глаз мертвой сипухи, но слабее от этого припекать не стало.

– А чем тут заниматься днем?

Уретойши вместо ответа подошел ко рву, развернулся спиной и сделал сальто назад прямо в ров. Ачуда ахнул.

– Как ты теперь выберешься оттуда, мастер?

– В этом и вся игра, – улыбнулся Поднимающий Ветер, поднимая свое копье повыше. Его оружие было обвито змеиной кожей. – А как бы ты выбрался, попади сюда?

Ачуда не задумывался над этим. Он впервые видел ров вблизи.

На глаз можно было предположить, что тот шириной в шесть или семь локтей Арно – такое не каждый сможет перелететь в прыжке, – а стены отвесные и из рыхлой глины, высотой в двух рослых мужчин.

– Я бы шел, пока не наткнусь на пост, и позвал бы на помощь…

– Так не интересно, – отмахнулся Уретойши. – Своими силами бы как вылез?

– Начал бы рыть как можно выше. Земля осыпалась бы, и я б ее утоптал…

– Это все не то… Смотри и запоминай, – велел Смотрящий в Ночь.

Отшагнув для разгона, он бросился на стену, оттолкнулся ногой вверх и выставил копье поперек. Тупой конец уткнулся в глину, а противоположную стену пробороздило острие, пока не застряло от своевременного разворота лезвием. Уретойши повис рукой на древке, что служило ему теперь перекладиной. Аккуратно подтянувшись и взгромоздившись на него с ногами, он снова прыгнул и уцепился за край рва.

– А как же копье?

Отряхиваясь, Уретойши дернул рукой и его копье, взметнув комья глины, бросилось в раскрытую ладонь. Ачуда заметил сверкнувшую на солнце тонкую леску.

– Я так не смогу, – покачал головой мальчик.

– А ты пробуй. Спешить здесь все равно некуда…

* * *

Языки пламени взвивались из треножника, жадно пытаясь слизнуть с угольно-черного неба звезды. Говорящий с Отцом утверждал, что это искры, высеченные железом, до которых еще не добралась всепоглощающая Мать – этим объяснялось то, что они до сих пор не угасли и продолжали озарять путь сыновьям, которые поклялись освободить Отца.

Ачуда украдкой смотрел на Уретойши, стоящего на крыше острога, а Уретойши взирал на Скалящуюся Равнину, за которой находилось их племя. Прошло уже немало времени, но Смотрящий в Ночь даже не повернулся к деревьям, в которых прямо сейчас могли прокрадываться людоеды.

Ачуда откровенно этого не понимал, но может в этом заключалась какая-то военная хитрость? От Поднимающего Ветер ждать можно было что угодно, особенно после его трюка с леской на копье.

Но даже эта военная уловка не могла объяснить, почему граница приближена к стене деревьев вплотную, а не хотя бы на один полет стрелы Арно подальше, давая дозорным возможность хоть как-то подготовиться, в случае, если враги скопом ринутся из мрака Сосновой Тиши в бой.

– Болтуна не хочешь? – вдруг подал голос Уретойши.

Ачуда вздрогнул. Сгущающаяся над ними тьма и затишье, нарушаемое разве что треском головешек, его тревожили.

– Болтуна?

– Если знаешь, как правильно обработать живицу на огне, то ее можно жевать хоть до восхода. Всю ночь язык будет работать. Потому и прозвали болтуном. Сходи за тигелем – он прямо за бочонком смолы.

Ачуда выполнил указание и расселся у костровой ямы. Над ней сушилась на слабом огне барсучья шкура – днем Уретойши ходил в лес, оставив мальчика на посту одного. Освежеванная тушка же висела в подсобной, где хранился резервуар со смолой, лопаты, трутница, корзина для угля, составной лук с колчаном стрел и прочая утварь Смотрящих в Ночь.

– Клятые мухи, – шепнул Ачуда, заглядывая над жаровней в тигель. Угораздило же зачерпнуть крохотной чашечкой в объемистом бочонке маленькую черную муху.

Выплеснув содержимое в ров, Ачуда потряс тигель и, убедившись, что он пуст, вновь шагнул в подсобную острога. Здесь было темно. Доски, что образовывали крышу, тесно друг к другу прилегали – свету от жаркого пламени наверху сюда не удавалось просочиться. От живицы подымался плотный и убаюкивающий запах соснового бора. Снова наполнив тигель, Ачуда вернулся к костру и уже выругался громко.

– Что у тебя там? – воскликнул Уретойши. – Не шкуру мою спалил, надеюсь?

– У нас смола полная мух…

– Эй!.. – голос Смотрящего в Ночь изменился. – Ты что, не следишь за огнем совсем?

– А что с ним?

– Шкура стягивается от жара и выделяет сок. Угли все закапало, они еле дышат!.. Ты совсем, что ли, не видишь?

Ачуда тупо всматривался в дым, волнующийся над барсучьим мехом.

– Не вижу.

– Накинь еще углей.

Мальчик сходил за горстью и рассыпал в яму. Дым пошел сильнее.

– Да как можно-то углями затушить костер? – выругался Поднимающий Ветер и спрыгнул с крыши острога.

– Я не понимаю, я же их…

Отпихнув Ачуду, Уретойши опустился на четвереньки и стал прицельно дуть на головешки. Те покраснели. Вместе с тем взвихрилось облако золы, что запорошило глаза мальчику.

Закашлявшись, и пытаясь продрать веки, Ачуда пятился. Его мутило, а глаза дико слезились. Яростно протирая их, он привалился боком на стену острога. Но, судя по тому, как земля у него пошла из-под ног, это оказалось вовсе не стеной…

– Я же предупреждал, что изгородь не закреплена, – выкрикнул ему Уретойши, но было поздно.

Жерди, к которым прислонился Ачуда, качнулись и провисли надо рвом, а сам мальчик перевалился через них, зацепившись портупеей за стяг. Наплечный ремешок порвался, и портупея сползла с пояса до самых щиколоток Ачуды, а на них затянулась узлом. Мальчик беспомощно закачался надо рвом.

– Помоги!..

Уретойши бросился к поваленной изгороди, пытаясь придержать оставшиеся в земле жерди. Ачуда подтягивался, но пальцы не доставали до кольев. Ремешок опасно трещал.

– Помоги…

– Не вижу, где ты зацепился, – проворчал Поднимающий Ветер, слепо шаря рукой по кольям и вглядываясь в потемки рва, где висел вниз головой Ачуда. – Не дергайся, я тебя вытащу. Мне нужен огонь.

Он забежал в острог за факелом, окунул его в бочонок со смолой и нетерпеливо сунул в покрасневшие угли. Паклю быстро охватило пламя. Уретойши поднял факел над провисшей изгородью.

– Клятая плоть!..

Обжигающие смоляные струйки протекли на его пальцы. Уретойши зло закричал, пытаясь стряхнуть с ладони кипящую смолу – факел канул в ров, пролетев мимо головы Ачуды.

– Да чтоб тебя!.. – раздраженно вскричал Смотрящий в Ночь.

Шкура барсука свалилась в жаровню и начала тлеть. Жердь треснула, отчего мальчик с криком провис еще ниже.

– Прошу, помоги мне, я сломаю себе шею, – взмолился он.

– Подожди…

Уретойши бросил шкуру на землю и начал топать ее ногами, но та продолжала тлеть, красные круги расползались по ней, жадно пожирая мех. Уретойши заглянул в подсобную, но к своей невыразимой злости не обнаружил кувшина с водой.

– Куда ты дел воду?!

– Что? – донеслось изо рва. – Она же на крыше…

– Да… Да… – Уретойши уже и сам вспомнил, что отнес кувшин наверх, готовясь жарить на открытом огне мясо. – Ерунда какая-то… Погоди, не дергайся… Что-то здесь не так…

Смотрящий в Ночь выпрямился, пытаясь унять злость и раздражение. Его настороженный взгляд скользнул вдоль сосновых столбов. Ачуда снова подтянулся, пытаясь дотянуться пальцами до стяжки.

– Не дергайся, говорю, – негромко процедил Уретойши. – Только хуже сделаешь.

– Я сейчас упаду…

– Что бы мы ни предприняли сейчас… Все будет ошибкой, и будет только хуже, – Смотрящий в Ночь напряженно вглядывался во тьму, будто надеясь на ответ. – Такого просто так не случается…

Внезапно его глаза расширились. По ту сторону рва из-за деревьев шагнул неизвестный. Борясь с вращением вокруг оси, Ачуда извернулся, пытаясь хоть что-то увидеть, но чем усерднее он пытался, тем сильнее его отворачивало обратно.

Неизвестный медленно приближался к краю рва. Нечто в его походке наводило на мысль, будто он сам не знает, чего хочет. Свет сигнального костра на крыше острога упал на него.

– Ты кто? – обрел дар речи Поднимающий Ветер. – Тебе здесь не место.

Тот ему не ответил. Он равнодушно взглянул себе под ноги и обнаружил под ними сухие комья земли. Наклонившись за тем, что поувесистее, неизвестный размахнулся и швырнул в задавшего ему вопрос.

Ком земли лениво летел прямо в лицо Уретойши, но тот был достаточно ловким, чтобы увернуться от такого неуклюжего броска. Он резко мотнул головой, уклоняясь. Ком пролетел мимо, но от слишком быстрого движения в шее Поднимающего Ветер что-то хрустнуло. Он как бы нехотя осел на колено, а затем беспомощно и без единого звука сорвался в ров, хрястнувшись об дно прямо на глазах Ачуды. Мальчик закричал.

Неизвестного, казалось, не было способно хоть что-то удивить. Он безучастно смотрел на подвешенного за ноги мальчика. По крайней мере, лицо было обращено к нему, но глаза будто уводило в сторону. Вязко-синие, как аконит. Зачарованно глядя в них, Ачуда перестал кричать.

Неизвестный нагнулся за еще одним комом и бросил в мальчика. Ачуда даже не предпринял попыток уклониться. Кусок глины пронесся мимо. Тот бросил еще один, но так же промахнулся.

Никак к этому не отнесясь, мужчина обвел напоследок своими аконитовыми глазами ров, острог и открывающуюся за ним Скалящуюся Равнину, и, рассеяно развернувшись, скрылся в соснах.

Ачуда запрокинул голову. Его учитель лежал с удивленно раскрытыми глазами и неестественно подвернутой головой. Собрав волю в кулак, мальчик подтянулся еще раз – в этот раз ему повезло ухватиться повыше ремешка. Раздирая ногтями затянутый узел, он заметил, что к их посту приближались огоньки.

Первым подоспел Регола. Бегло осмотревшись, он взволнованно повел светочью над поваленной изгородью.

– Что произошло? Кто у вас кричал?

Во мраке нарисовалась скрюченная фигура Ачуды, покачивающаяся на портупее. Глянув ниже, Смотрящий в Ночь охнул.

– Нападение, – выдохнул Ачуда. – Помогите выбраться…

Со стороны Открытой Ладони прибежал еще один дозорный по имени Далик.

– Напарник в пути за подмогой, – отчитался он. – Они скоро прибудут.

Регола вручил побелевшему Ориганни факел, а сам протянул конец своего копья Ачуде. Мальчик ухватился, и его вытянули на поверхность. Острием наконечника разрезали ремень на лодыжках.

– Что произошло? – повторил Регола.

– Пожирающий Печень, – тяжело дыша, ответил Ачуда. – Он вышел оттуда… И убил мастера Уретойши.

– Это невозможно, – процедил Далик. Вдалеке за ним прыгали и росли в размерах еще четыре огонька.

– Кто тебя связал?

– Никто. Это вышло случайно.

– Случайно? – глаза Далика подозрительно сузились. – Зачем ты пытаешься обмануть нас, мальчик?

– Клянусь костями, я не вру…

– Предвещающему Грозу споешь эту песню, – дозорный оглянулся на подоспевших.

Факелы в руках освещали хмурые лица двух старших Смотрящих в Ночь, бледного Могуля и запыхавшегося от долгого бега Ждущего Закат.

– Мальчишка говорит, что Уретойши убили.

Могуль шагнул к краю рва и заглянул вниз.

– Вытащите его, – отдал он приказ.

Двое Смотрящих в Ночь съехали в ров, а Регола вынес из подсобной моток запасной веревки. Братья просунули ее под мышками покойника.

– Тяните, – велел Регола остолбеневшим мальчикам. Те будто проснулись и вцепились в трос. – Вот, та-а-ак, взяли!..

Мертвец показался на поверхности. Могуль ухватил его за болтавшиеся руки и дотащил поближе к свету жаровни. Черные глазки изучающе скользили по мертвому телу.

– Не знаю, – молвил Предвещающий Грозу, поднимая тяжелый взгляд на содрогающегося от пережитого Ачуду. – Не знаю, от чего он мог так глупо погибнуть. Но я точно знаю, от чего погибнешь ты, если вздумаешь мне лгать…

Ачуда вытянул дрожащий палец в сторону Сосновой Тиши.

– Оттуда кто-то вышел… Пожирающий Печень. Он был один. Он бросил камень, вот этот, кажется… Мастер от него уклонился, но неудачно… Я слышал хруст в шее. Он скатился в яму, где уже висел я…

– Чушь, – буркнул Далик. Другие молчали, неотрывно глядя на мертвеца.

– Как он выглядел? – спросил Могуль.

– Леггины из кожи, – вспомнил Ачуда. – Почти как и у нас. Но верх без всего. И глаза у него синие, не совсем как у человека…

Лицо Могуля вытянулось. Повернувшись к старшим Смотрящим в Ночь, он обменялся с ними несколькими репликами на незнакомом наречии. Самые первые братья, включая Могуля, были родом не из племени Кланяющихся Предкам, а из крохотной кочующей общины, что величали себя Снежными Койотами. Но они первыми откликнулись на призыв вождя, с которым их что-то связывало в прошлом. Они первыми вызвались помочь ему в войне с людоедами.

– А волосы какого цвета? – вкрадчиво спросил Могуль.

Мальчик старательно нахмурил лоб.

– Обычные, черные… Но было так темно, и я висел вниз головой в яме со связанными ногами…

– Но кто тебя подвесил? Этот синеглазый?

– Нет, это вышло случайно. Хотя… – Ачуда покачал головой. – Не совсем случайно. Нам с мастером сильно не везло. С каждым новым мигом неудач становилось все больше… Мастер тоже это заметил и сказал мне, – подожди, иначе будет только хуже…

– Не везло? – подал голос Далик. – А может, это ты столкнул с обрыва ничего не подозревающего Уретойши так, что он свернул себе шею? И не придумал ничего лучше, чем сломать изгородь и привязать себя к петле, чтобы никто не подумал на тебя?

– Заткни свой сраный рот, пока я не перерезал тебе горло, – негромко отозвался Могуль.

Далик неверяще вылупился на командира Смотрящих в Ночь, но тот смотрел на него абсолютно серьезно. Остальные братья предпочли промолчать. Далик пожал плечами и отодвинулся в тень от острога.

– На его животе был шрам? – вдруг спросил один из пожилых Смотрящих в Ночь.

Ачуда изо всех сил напряг память.

– Да, что-то вроде пятна, но на груди. Прямо там, где у нас бьется сердце. Но это не выглядело как шрам. Скорее родимое пятно…

– Это шрам, – мрачно ответил Смотрящий в Ночь.

– Вы его знаете? – не выдержал Ориганни. – Это кто-то из Пожирающих Печень?

– Нет…

– Кто же тогда?

– Вы, трое, – Могуль вдруг выпрямился во весь свой немалый рост, уставившись на мальчишек. – Встаньте передо мной.

Ачуда и Ориганни боязливо переглянулись и повиновались. Третий мальчик Ждущий Закат замер рядом с ними.

– То, что вы сейчас услышите, превратит вас в Смотрящих в Ночь либо… – Предвещающий Грозу выразительно покосился на тело Уретойши, – …в него. Зависит от вашего выбора.

Ачуда покосился на других. Его друг подрагивал, как натянутая тетива. Старшие Смотрящие в Ночь будто в угрюмом предвкушении застыли позади мальчиков. Регола сел у костровой ямы и не отрывал напряженных глаз от пламени.