Текст книги "Несостоявшийся император Федор Алексеевич"

Андрей Петрович Богданов
Несостоявшийся император Федор Алексеевич

_{От автора}

В истории России трудно найти самодержца, о котором не только широкий читатель, но и специалисты-историки знали бы столь же мало, как о сыне Алексея Михайловича и старшем брате Петра I – царе Федоре (1676–1682). Дело не в том, что отсутствуют документы. Государственные архивы Российского государства за эти годы сохранились на удивление хорошо. «Не обидели» царствование Федора и современники – летописцы, авторы воспоминаний и придворные литераторы, иностранные путешественники и дипломаты, вездесущие (уже тогда!) газетчики.

И чиновникам, документировавшим государственную деятельность Федора Алексеевича, и свидетелям его царствования было о чем писать. Когда в результате ожесточенной придворной борьбы бояре возвели на престол законного наследника Алексея 15-летнего Федора, они убедились, что править из-за спины царя-марионетки не удастся. Образованный, энергичный и богобоязненный царь за несколько лет настолько преуспел в реформаторской деятельности и так напугал оппозицию, что обрек себя на дворцовый переворот и злое умолчание после кончины.

Понятно, что родичи и клевреты нового царя стремились «счистить» со страниц русской истории память о годах правления Федора, скрыть неудавшиеся заговоры и (особенно!) главный, удавшийся, который и привел к власти Петра I.

Самым горьким в истории царствования Федора Алексеевича было то, что именно старший брат начал реформы, которые позволили младшему из сыновей Алексея Тишайшего назвать себя Первым, Великим, Отцом Отечества и, наконец, Императором Всероссийским. Федор начал и успешно проводил преобразования, не заливая, как Петр I, страну кровью, не сокращая ее население почти на четверть, не низкопоклонствуя перед Западом, не отводя могучему государству роль сырьевого придатка Европы – и одновременно не пугая европейского обывателя образом страшного и непредсказуемого «русского медведя»…

Муза Истории Клио стыдлива и консервативна. Стыдлива потому, что наука, по своему содержанию издавна интересующая власть, имеет на совести немало грехов, главным из которых является обман читателя. Консервативна, ибо, по словам профессионального историка Анатоля Франса, «историки переписывают друг друга. Тем самым они избегают лишнего труда и обвинений в самонадеянности».

Царствование старшего брата Петра I дало прекрасный пример этих качеств русской и мировой историографии. Шестилетнее правление царя Федора Алексеевича предельно насыщено важнейшими для судеб России событиями и решениями. Тем не менее личность государя-реформатора веками оставалась «в тени» младшего брата, посаженного заговорщиками на его еще не остывший трон и реально добравшегося до кормила власти только в 1695 г.

Федор Алексеевич решительно вывел Россию из тяжелой и кровопролитной войны с Османской империей, а затем радикально реформировал армию, сделав ее на ⁴/₅ состава регулярной. Он осуществил общую перепись населения, ввел единое налогообложение и трижды снижал налоги, каждый раз добиваясь более справедливого их распределения. В конце концов царь созвал выборных представителей от налогоплательщиков на Земский собор, чтобы народ сам решил, как правильно «и не в тягость» платить подати и выполнять государственные повинности.

Весь государственный аппарат, от Боярской думы до местного управления, был реформирован к вящему восторгу подданных, получивших возможность своими руками разнести по бревнышку бесчисленные гнезда чиновников – мздоимцев и грабителей. Государь отобрал у местных воевод доступ к финансам, лишил их «кормлений» и посадил на жалование. Он ввел единую систему чинов в армии (в общих чертах сохранившуюся доселе) и среди дипломатов, отменил местничество.

Федор Алексеевич впервые в России официально назначил правительство (Расправную палату), сделав крупный шаг к отделению исполнительной власти от законодательной. С судебной волокитой царь боролся с первых дней правления, сумев на время установить «в судах правосудство». Он искоренял обычай бесконечного предварительного заключения, наводил порядок в тюрьмах и отменил членовредительные казни (заново введенные Петром I).

Первые в стране дома призрения для ветеранов, больных и инвалидов были построены на личные средства Федора Алексеевича. Беспроцентные кредиты горожанам и предоставление им ресурсов приказа Каменных дел обновили Москву – при Федоре в столице было возведено 10 тысяч каменных зданий. Государь ввел при дворе европейское платье и линейные ноты, при нем расцвели русская музыка, живопись, архитектура и поэзия. Этими искусствами, наряду с гуманитарными науками и коннозаводством, Федор Алексеевич с успехом занимался лично.

Книголюбам особенно интересно уникальное явление его царствования – крупное и весьма эффективное независимое издательство с государственным финансированием, построенное по последнему слову техники. Последняя развивалась столь эффективно, что уже в ходе войны с турками русская армия получила не только первые в Европе ручные гранаты и унифицированную полевую артиллерию, но и «пищали винтованные», которые уже тогда назывались просто: «винтовки».

Историки должны были заметить, что Россия времен Федора была могучей и процветающей державой, признанной на мировой арене в ранге империи. Ее армия стала в это время одной из самых мощных в Евразии. Укрепленная граница за несколько лет отодвинулась в европейской части далеко на юг, россияне получили тысячи квадратных километров плодородной и хорошо защищенной земли.

Утверждая на территории от Балтики до Тихого океана концепцию России как великой православной державы, гаранта мира и справедливости для всех народов, царь энергично защищал ее интересы в международных отношениях, поставив наше государство на один уровень с ведущими мировыми империями.

Руководствуясь мыслью, что могущество и слава государства зиждутся на богатстве, защищенности и просвещенности каждого подданного, Федор Алексеевич разумными мерами обогатил страну, изрядно пополнив казну за счет снижения налогового бремени и оптимизации государственных расходов.

Царь успел утвердить основные принципы организации финансово автономного, независимого от властей Московского университета, студентов которого нельзя было не только забрать в армию, но и арестовать без разрешения академического совета. Среди готовившихся Федором Алексеевичем реформ было и устройство профессиональных училищ для сирот и детей неимущих, и многократное умножение епархий русской православной церкви, и введение единой системы государственных чинов, и издание первой научной истории России.

Далеко не полного перечня крупных событий и преобразований, осуществленных в царствование Федора Алексеевича, достаточно, чтобы обратить самое пристальное внимание на личность самодержца, впервые в истории правящего в России рода получившего высшее гуманитарное образование.

Архивы и публикации документов переполнены весьма энергичными «именными» (личными) указами царя Федора по важнейшим вопросам политики и экономики России. По запросам самодержца государственные учреждения, политики и военные составляли подробные справки, аналитические обзоры, карты и планы, на основе которых царь принимал смелые стратегические решения и разрабатывал проекты преобразований, многие из которых сумел провести в жизнь.

Тем не менее историки продолжают повторять сказку про «слабого и болезненного» государя, будто бы не принимавшего никаких самостоятельных решений. Но если страной правил не царь Федор, то кто стоял за его спиной? – На это у авторов исторических сочинений не оказалось ответа, и не случайно.

При государе не было не только явного фаворита или «первого министра» (как всегда было при его отце Алексее Тишайшем, а затем при сестре Софье, мачехе Наталии и брате Петре). Перемены в составе приближенных Федора и распределении руководящих постов говорят о том, что ни конкретной личности «серого кардинала», ни определенной группировки за спиной царя не стояло.

У отдельных замыслов царя были сторонники среди аристократов, государственных деятелей и полководцев. Например, будущий канцлер боярин князь Василий Васильевич Голицын, идею которого Федор Алексеевич поддержал, отдав секретный указ командующему русской армии уничтожить Чигирин – яблоко раздора между Россией и Турцией (1678), чтобы вывести страну из разорительной войны. Или прославленный генерал Григорий Иванович Косагов, план которого по решительному продвижению укрепленной границы России на юг царь утвердил вопреки мнению ряда влиятельных царедворцев. Сохранившиеся в архивах документы свидетельствуют, что эти и другие стратегические решения были приняты царем после весьма серьезного изучения всех относящихся к делу материалов.

Есть некая ирония в том, что историки, активно использующие в своей работе аналитические материалы и подборки документов по конкретным проблемам, подготовленные в свое время для царя Федора, продолжают делать вид, что все это возникло само собой. Ведь делопроизводители XVII в. точно указывали, для кого, когда и почему потребовалась справка! Более того, в своих ясных и четких указах, особенно касающихся «общенародной пользы», государь часто считал должным раскрыть суть проблемы, объяснить, чего он хочет добиться и как именно его решение скажется на интересах широких слоев подданных.

Разумеется, для правильного понимания внутреннего мира царя-реформатора одной логики его решений, вытекающей из содержания рассмотренных государем документов и мотивировочной части указов, недостаточно. Человек – не логическая машина, на него влияет множество обстоятельств, которые историку приходится восстанавливать по всей огромной массе подлинных документов и свидетельств того времени. А главное, у каждого из нас (и не будем в этом отказывать царю Федору) есть свой весьма сложный внутренний мир, свои вкусы, убеждения и предпочтения, сложившиеся с детства.

Личная жизнь царя, которого безосновательно представляли слабым, больным и ни на что не способным, оказалась на удивление богатой и даже романтичной. Сама логика исследования заставила автора построить повествование о делах правления и проблемах государственных вокруг внутреннего мира, семейных и прочих личных отношений царя-реформатора. Воспитание, увлечения, склонности и пристрастия царевича, а затем и царя Федора Алексеевича и в жизни, и в книге тесно переплетены с принятыми им принципиальными, часто драматичными решениями о судьбах Российской державы.

Как достоверно раскрыть этот внутренний мир человека, прожившего необычную для нас жизнь в далеком XVII веке? Вопрос непростой для историка. Прежде всего, следует выявить и изучить все обстоятельства жизни Федора, детали его окружения, книги, которые он читал, найти все, что может быть известно о его вере и убеждениях, его любимых, друзьях и игрушках, увлечениях и симпатиях. Однако единственным критерием, что реконструированная таким сложным путем (и неизбежно имеющая лакуны) картина внутреннего мира героя верна, является ее полнота и гармония, т. е. в конечном итоге – убедительность для читателя.

Я не оговорился. Оценка широким читателем воссозданной в книге картины внутреннего мира царя Федора Алексеевича и России его эпохи объективно имеет не меньший вес, чем мнение профессиональных историков. На высоком уровне обобщения, к которому в данном случае пришлось прибегнуть, хитроумные приемы обработки источников, применяемые на ранних стадиях работы, уже не имеют значения. Для оценки логики автора специальных знаний не требуется: это свойство обобщающих трудов по истории, часто заставляющее ученых в испуге отказываться от их написания и даже уверять, что такие работы недостаточно научны.

Уверен, что книги, содержание которых абсолютно ясно читателю, являются естественным результатом и целью всех специальных исторических исследований, вообще придающим им смысл. Если результат изысканий не может быть изложен в ясных для каждого грамотного человека выражениях, если логика его построения непонятна, а полученная картина неубедительна – то работа не завершена или историк выполнил ее плохо.

Мне доставило огромное удовольствие писать эту книгу о загадочном и романтическом периоде Истории России, в котором жил и упорно трудился первый и вполне истинный, хотя официально и не объявленный император.

Надеюсь, что эта радость узнавания нового в полной мере достанется и Вам, любезный читатель.

Андрей Богданов,

доктор исторических наук, академик РАЕН,

ведущий научный сотрудник Института

российской истории РАН

Глава 1
Катастрофа во дворце

В ночь на 30 января 1676 г. Кремлевский дворец был освещен всеми имеющимися светильниками. Подобно огромной люстре горел он над Москвой, сверкая золотом и переливаясь красками бесчисленных маковок и шатров, колонн и балюстрад, рельефов и росписей. С высоты Ивана Великого катились на столицу волны набата, возвещая народу о внезапном и страшном горе, поразившем страну. Как громом пораженные слушали москвичи Большой колокол, возвещающий о кончине великого государя, Тишайшего Алексея Михайловича [1]1
  О личности и царствовании Алексея Михайловича см.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1990–1991. Кн. V–VII. Т. 10–12 (или др. изд.); Забелин И.Е. Царь Алексей Михайлович // Опыты изучения русских древностей и истории. – М., 1872. Ч. I. С. 203–283 (то же: Отечественные записки, т. 110); Хмыров М. Царь Алексей Михайлович и его время // Древняя и Новая Россия, 1875. Т. III; Письма русских государей и других особ царского семейства. – М., 1876. Т. 5; Кизеветтер А.А. День царя Алексея Михайловича. – М., 1897 (переизд.: М., 1998); Катаев И.М. Царь Алексей Михайлович и его время. – М., 1901; Иловайский Д.И. История России. – М., 1905. Т. 5. Алексей Михайлович и его ближайшие преемники; Дневальные записки приказа Тайных дел 7165–7183 гг. / С.А. Белокуров // Чтения в Обществе истории и древностей российских (далее – ЧОИДР). 1908. Кн. 1–2; Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. – Сергиев-Посад, 1909–1912. Т. 1–2 (репринт: – М., 1996); Платонов С.Ф. Царь Алексей Михайлович // Собр. соч. – СПб., 1994. Т. 2. С. 5–240; Медовиков П. Историческое значение царствования Алексея Михайловича. – М., 1854; Fьhrmann J.T. Tsar Alexis, His Reign and His Russia. – Gulf Breeze, 1981; Longworth P. Alexis, Tsar of all the Russians. – London, 1984; Сорокин Ю.А. Алексей Михайлович // «Вопросы истории» (ВИ), 1992. № 4–5. С. 72–90; Талина Г.В. Царь Алексей Михайлович: личность, мыслитель, государственный деятель. – М., 1996; Преображенский А.А. Алексей Михайлович // Романовы. Исторические портреты. – М., 1997. Кн. I. С. 71–155; и др.


[Закрыть], Царя-Солнца, названного так московским поэтом раньше, чем французский поэт сравнил с Солнцем его соперника на другом краю Европы, Людовика XIV [2]2
  5 июня 1656 г. игумен Полоцкого Богоявленского монастыря Игнатий Иевлевич с ученой братией воспели в поэтической декламации миссию царя, грядущего «от Востока» для спасения угнетенных Западом православных людей в Речи Посполитой: «Тма бысть, царю Восточный, в странах сих… ныне же сияющу тебе зде Солнцу праведному». Прежде, чем они произнесли свои полоцкие «Метры», младший член авторского коллектива, месяц как постриженный в монахи Симеон Полоцкий с «отроками», успел лично приветствовать Алексея Михайловича в Витебске, объявив, что явившийся с Востока царь как «Солнце» воссиял над Белой Русью, разгоняя западную «тьму неверия» (цит. речь Иевлевича: Древняя российская вивлиофика, далее – ДРВ. Изд. 2. – М., 1788. Ч. III. С. 317; полоцкие «Метры» см.: Прашкович Н.И. Из ранних декламаций Симеона Полоцкого // Труды Отдела древнерусской литературы, далее – ТОДРЛ. – М.-Л., 1965. Т. XXI. С. 29–38; витебские «Метры» см.: Коршунау А.Ф. Хрэстаматыя па старожитнай беларускай лiтаратуры. – Мiнск, 1959. С. 346–352). Симеон воспел «вождя Богом данного», а коронованный 27-летний сверстник исполнил желание поэта славить его и далее, пригласив Полоцкого ко двору. Прибыв в 1660 г. Москву (и с 1664 г. в ней поселившись), Симеон сделал образ царя-Солнца центральным символом аллегорической системы созданной им придворной поэзии: царь – Солнце, царица – луна, их дети – звезды, а Россия, разумеется, небо. Хотя «Солнце едино весь мир озаряет», ясно, что свет миру несет именно «Солнце российское»: свет, испускаемый царем, освещает мир в семь раз ярче лучей Феба. (См.: Робинсон А.Н. Борьба идей в русской литературе XVII века. – М., 1974. С. 32–33, 36, 142; ср.: Пушкарев Л.Н. Общественно-политическая мысль в России. Вторая половина XVII века. – М., 1982. С. 194; и др.). Аллегория была развита преемниками Полоцкого, придворными поэтами Сильвестром Медведевым и Карионом Истоминым. Король Людовик выбрал своей эмблемой солнце в 1662 г. (Борисов Ю.В. Дипломатия Людовика XIV. – М., 1991. С. 52), так что англичанин свиты графа Чарльза Говарта Карлейля, прибывшего в Россию летом 1663 г., сравнил царя с «блестящим солнцем» по обычаю московского Двора и в пику французам (Посольство в Россию графа Карлейля // Отечественные записки. – СПб., 1855. Кн. 11. Отд. II. С. 60; ср.: Описание Московии при реляциях гр. Карлейля / И.Ф. Павловский // Историческая библиотека. 1879. № 5. Паг. 3. С. 1–46). – Оценка особенно любопытна потому, что дипломатическая миссия графа провалилась. См.: Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 35. Сношения с Англией. Оп. 1. Кн. 11.


[Закрыть].

Государь умер внезапно. Совсем еще нестарый по московским меркам, Алексей Михайлович сидел на престоле 31-й год и, казалось, будет сидеть вечно. Правда, при Дворе знали о периодических недомоганиях государя, которые доктора определяли как приступы цинги; в последние годы к ним присоединилась водянка. Но в глазах подданных Царь-Солнце оставался все тем же здоровяком, любителем конной охоты и спицами и борзыми, чьи выезды с пышной свитой на бесценных конях, в пестрых охотничьих нарядах, с сонмом сокольничих и доезжачих некогда оживляли столицу. К тому же женившись несколько лет назад на 20-летней девице, Алексей Михайлович сам как бы помолодел. Шумные игры и торжественные шествия, парадные выезды, балы и комедийные действа чередовались с пышными церковными службами и пирами по случаю родин и крестин новых детей, когда во Дворец допускали не только знать, но и всех зажиточных горожан. Все это ясно говорило, что надежа-государь еще в полной силе.

Отец

В январе того года все шло при Московском дворе как обычно. Алексей Михайлович давал прием посольству попавших в трудное положение, осажденных врагами Нидерландов, обещал помощь. На следующий день он с царицей и вельможами слушал приехавшего с посольской свитой музыканта-виртуоза, а назавтра занемог [3]3
  События отражены в посольской книге – сводном документе о переговорах, составленном в Посольском приказе: РГАДА. Ф. 50. Сношения с Голландией. Оп. 1. Кн. 9. Опубл.: Ловягин А.М. Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. – СПб., 1900. Здесь же опубл. текст и перевод сочинения участника посольства, дворянина Балтазара Койэта: «Исторический рассказ, или описание путешествия господина Кунраада фан Кленка, чрезвычайного посла великомощных Штатов и его величества господина принца Оранского, к великому государю царю и великому князю Московскому» (вторая пагинация, с. 1–592). Отрывки из этого сочинения, ярко воссоздающего обстановку в Москве в последние дни правления Алексея и в начале царствования Федора, изданы тем же А.М. Ловягиным: Москва при смерти тишайшего государя // Русская старина. 1893. Т. 80. № 12. С. 528–538; Голландец Кленк в Московии // Исторический вестник. 1894. Т. 57. № 9. С. 760–791.


[Закрыть]. Царь содержал большую Аптеку – целое ведомство, наполненное чиновниками и выписанными из-за границы лучшими дипломированными врачами, фармацевтами в звании не ниже доктора наук и множеством лекарей рангом пониже [4]4
  Материалы Аптекарского приказа, вплоть до выписанных врачами рецептов, хранятся в 143-м фонде РГАДА (с небольшим включением в ф. 396). Значительная их часть (но далеко не все) опубл.: Материалы для истории медицины в России. – СПб., 1881–1885. Вып. I–IV; Новомбергский Н.Я. Материалы по истории медицины в России. – СПб., 1905–1906. Т. I–II. См. также приложения к фундаментальным исследованиям, использованным здесь и далее для характеристики медицинских вопросов: Рихтер В. История медицины в России. – М., 1814–1820. Ч. 1–3 (первое нем. изд. – М., 1813–1817. Т. 1–3; фототип. воспр. – Leipzig, 1965); Змеев Л.Ф. Чтения по врачебной истории России. – СПб., 1896; Новомбергский Н.Я. Черты врачебной практики в Московской Руси. – СПб., 1904; он же. Врачебное строение в допетровской Руси. – Томск, 1907; Лахтин М.Ю. Медицина и врачи в Московском государстве. – М., 1906.


[Закрыть]. Царь с удовольствием беседовал с обладателями докторских дипломов знаменитых университетов о тайнах астрологии и ятроматематики (врачебной астроматематики), о лечебных свойствах растений, минералов и естественных препаратов, даже о европейской политике [5]5
  См.: Богданов А.П., Симонов Р.А. Прогностические письма доктора Андреаса Энгельгардта царю Алексею Михайловичу // Естественнонаучные представления Древней Руси. – М., 1988. С. 151–204; Богданов А.П. О рассуждении Самуила Коллинса // Там же. С. 204–208.


[Закрыть]. Но с годами все более упорно отказывался пользоваться их врачебными услугами.

Доктора не могли заставить царственного пациента принимать приготовленные по последнему слову науки лекарства. Простая простуда вскоре уложила Алексея Михайловича в постель. Страдая от лихорадки, государь требовал ледяного кваса – такого, чтобы льдинки звенели о края целебного бокала из кости инрога (бивня нарвала). На живот себе он приказывал класть толченый лед. Через неделю положение больного стало безнадежным. 29 января Алексей Михайлович исповедался и принял причастие из рук святейшего Иоакима патриарха Московского и всея Руси [6]6
  Записал связанный с врачами Аптеки Балтазар Койэт. См.: Ловягин А.М. Голландец Кленк в Московии. С. 781–782; и др.


[Закрыть].

Это был знак, который как сигнал боевой тревоги поднял на ноги тысячи чиновников самого большого в Европе Двора [7]7
  О событиях в Кремле с момента смерти Алексея Михайловича см. официальные записи: Дворцовые разряды (далее – ДР). Т. III. – СПб., 1852. Стлб. 1636 и сл.


[Закрыть]. Затаенное ожидание сменилось лихорадочно поспешными действиями, восстановить которые в памяти во всей полноте не могли потом и главные участники. В ночь на 30-е толпы придворных строго по чину заполняли дворы и переходы, крыльца и сени, лестницы и палаты. Все взоры были обращены к Верху – обширной и сложной по форме площадке над тяжелыми нижними этажами Дворца, где среди висячих садов и цветников высились яркие, как игрушки, царские терема. Только бояре и избранные ближние люди (см. Приложение), заранее одетые в скромных цветов платье без обычных нашивных украшений, минуя все фигурные решетки и «переграды», поднимались по Золотой лестнице к покоям, где умирал объединитель Великой, Малой и Белой России, раздвинувший границы державы от Минска и Киева до Амура и Камчатки.

В четвертом часу ночи (по-нашему – около восьми вечера 29 января, для предков зимой – это была уже глубокая ночь на 30-е) с Верху объявили, что угасла свеча страны русской, померк свет православия, прияв нашествие облака смертного, оставя царство временное отошел в жизнь вечную государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец. Ударил в первый раз Большой колокол – и продолжал затем мерный набат до самого погребения русского царя.

А по Золотой лестнице уже спускалась к сеням Грановитой палаты скорбная процессия бояр, окольничих и ближних людей, ведя под руки, чуть не неся юного наследника престола. Царевич Федор Алексеевич тоже болел и лежал в своих палатах, да мачеха и не пускала ни его, ни теток и сестер к постели умирающего, верно, надеясь вымолить трон для своего маленького сына Петра. Ввалившись к нему всем скопом, бояре поволокли Федора по лестнице в одной рубахе. Тело отца еще не успело остыть, как Федор Алексеевич был усажен на спешно принесенный из казны парадный трон и обряжен в царское облачение. Широкое одеяние отца окутало юношу, подобно савану, руки больного с трудом удерживали тяжелые скипетр и державу. Но рынды в белом платье со скрещенными золотыми цепями на груди и секирами в руках уже стояли подле трона, а виднейшие люди государства один за другим приносили присягу и целовали крест новому царю.

Всю ночь присягали в Грановитой палате бояре и окольничие, думные дворяне и думные дьяки, стольники и стряпчие, дворяне московские и жильцы. Даже выборные дворяне из городов, несшие службу в Москве, стремились поцеловать крест непременно перед лицом нового государя. Лишь с рассветом 15-летнему царю позволили подняться в Верх, чтобы проститься с телом отца. Патриарх с освященным собором архиереев и архимандритов важнейших монастырей со священниками кремлевских храмов заняли места перед Дворцом, чтобы принимать присягу у стекавшихся со всех концов столицы дворян, стрелецких, солдатских, рейтарских и драгунских офицеров, дворцовых служителей и служилых иноземцев.

Одновременно целование креста происходило в приказах, ведавших разными территориями и различными категориями подданных (см. Приложение). Не только молодшие, но середние и старшие подьячие, инде даже дьяки скрипели перьями, спеша размножить текст присяги новому государю. За ворота Кремля, отбив копытами дробь по мостам, то и дело вылетали гонцы, разносившие крестоцеловальные грамоты в полки московского гарнизона, на Пушечный двор и другие государственные предприятия, в крупнейшие, а затем и во все приходские храмы столицы, к которым еще с ночи сходились православные. Пасторы и муллы тем временем принимали по своим обрядам присягу служилых иноверцев.

Около десяти часов утра (по нашему времени) процессия иерархов и священнослужителей двинулась от Патриаршего двора к царскому Дворцу, где все было уже готово к похоронам раба Божия Алексея Михайловича. День был морозный и ясный. Мерные удары Большого колокола все плыли в голубом небе над огромной толпой народа, собравшегося проводить своего государя в последний путь. Цветные кафтаны и блестящие стальные каски стрельцов расчертили на Соборной площади дорожки, выстланные посредине черным сукном.

В одиннадцать часов траурная процессия медленно потекла по лестничным пролетам и украшенным золотыми львами площадкам Красного крыльца. Перед ней двигалась в воздухе завеса или сень из драгоценной материи, затканная золотыми и серебряными цветами, щедро усыпанная жемчугом и бриллиантами. Триста или четыреста священников в великолепном облачении шли со свечами. Специальные чиновники пучками разбрасывали в народ бесчисленное множество свечей, огоньки которых слегка колебались в тихом воздухе над коленопреклоненной толпой.

Золотые хоругви известили зрителей о приближении патриарха. Перед ним несли великие сокровища Российского царства: чудотворный образ пречистой Богородицы Владимирской и святой животворящий крест Господень с животворящим древом Христовым и частицами мощей великих чудотворцев. Патриарх Иоаким шел, поддерживаемый под руки двумя боярами, во главе освященного собора, сверкавшего сказочным убранством облачений. Следом на плечах одетых в траур вельмож плыла крытая парчою крышка гроба. Сама несомая на носилках домовина была почти не видна под грудами роскошных материй, за лесом высоких белых свечей и клубами воскуряемых кругом благовоний. Крупные слезы катились по щекам и бородам старых друзей и соратников Алексея Михайловича, бояр и воевод, несущих гроб. Впрочем, рыдала и горестно вопила уже вся площадь, весь Кремль и не вместившиеся в него толпы окрест.

Страдавший в эти дни от болезни ног молодой царь Федор Алексеевич, весь в черном, с обнаженной головой, двигался вслед гробу на черных носилках [8]8
  «А за телом несли сына его государева, великого государя царя и великого князя Феодора Алексеевича… в креслах стольники комнатные. А платье на нем, великом государе, было смирное, и кресло обито сукном черным». ДР. Т. III. Стлб. 1642–1643.


[Закрыть]. Его сопровождала небольшая свита бояр, окольничих и ближних людей, надевших «смирное платье» в знак скорби. За новоиспеченным царем шла молодая вдова, царица Наталия Кирилловна, окруженная старыми боярынями своей свиты. Только ей, единственной из многочисленных женщин царской семьи, позволено было сопровождать тело Алексея Михайловича к месту его последнего упокоения в Архангельском соборе [9]9
  Все эти детали см.: Ловягин А.М. Голландец Кленк в Московии. С. 781 и сл.


[Закрыть].

Лишь после того как процессия вошла в собор и гроб был установлен в каменной усыпальнице (из которой он будет извлечен для предания земле через шесть недель, когда окончится траур), после первой поминальной службы толпа стала расходиться из Кремля. Но суета и озабоченность при дворе не ослабевали. То и дело с Постельного крыльца выкликались царедворцы, с Конюшенного двора выводили лихих коней. Получив крестоцеловальные грамоты и казенные подорожные, дворяне отправлялись в далекий путь, чтобы привести к присяге население всех земель обширной державы.

Каждый уездный город, каждый воевода должен был получить крестоцеловальную грамоту, будь то на Дону или на Тереке, в Сибири или на берегах Ледовитого океана [10]10
  См., например, Грамоту о воцарении Федора Алексеевича и приведении всяких чинов людей к присяге новому государю и его семье от 30 января 1676 г., посланную стольнику князю Хованскому, проводившему в момент смерти Алексея и воцарения Федора смотр и верстание (запись в чины) служилых людей Владимирского разряда: городовых дворян и детей боярских Центральной России: Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. Серия I (далее – ПСЗ-I). – СПб., 1830. Т. II. № 619. С. 1–3.


[Закрыть]. На месте грамота незамедлительно переписывалась в необходимом числе экземпляров и рассылалась во все приходские церкви, всем полковым священникам, в самые отдаленные поселения и отряды землепроходцев. Московские гонцы спешили. Они лично должны были привести к присяге местное военное и гражданское начальство. Князь Тимофей Афанасьевич Козловский, к примеру, одолел две с половиной тысячи верст до Тобольска за 22 дня [11]11
  Так сообщает В.Н. Берх (Берх В.Н. Царствование Федора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта. – СПб., 1834. Ч. I–II.), опираясь на пометы в экземпляре грамоты Тимофея Афанасьевича Козловского. Согласно Сибирскому летописному своду, князь действительно прибыл в Тобольск 28 (по сокращенным редакциям свода – 29) февраля 1676 г. с крестоцеловальной грамотой, написанной в Москве после 3 февраля: под этим числом известна грамота на Дон, куда обычно писали раньше, чем в Сибирь (ПСЗ-I. Т. II. № 622), – но до 10 февраля, когдя дядя Тимофея, стольник Иван Петрович Козловский, получил крестоцеловальную грамоту в Туринск, куда писали позже (там же. № 624). Дядя объявился в Тобольске 3 марта, потратив на дорогу также около 22 дней, осчастливил племянника царским указом приводить к кресту Томск, Сургут, Нарым, Кетск, Енисейск, Красноярск и Кузнецк, а сам 12 марта выехал на Тюмень, Туринск, Пелым и Верхотурье (Полное собрание русских летописей. Т. 36. – М., 1987. Сибирские летописи. Ч. 1. С. 167–168 и др.).


[Закрыть].

Пока знатные гонцы летели по стране, меняя коней на ямских дворах, в Москве тщательно следили, чтобы никто не уклонился от присяги новому государю. Первым своим распоряжением Федор Алексеевич «указал: которые стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы станут ему, великому государю, бить челом, что они больны и из-за болезни у крестного целования быть не могут, – и тех, осматривая в домах их, приводить к присяге разрядным дьякам у приходских церквей по месту жительства» [12]12
  Именной указ от 31 января 1676 г. см.: ПСЗ-I. Т.II. № 620.


[Закрыть].

И этот указ, и нервозная поспешность присяги новому царю, и недостойная скоропалительность прощания с почившим государем были не случайны. Наученные опытом Смутного времени, россияне как огня боялись замешательства, которое мог вызвать в умах незанятый трон. Недаром Алексей Михайлович постарался утвердить на своей голове унаследованную от отца корону решением Земского собора [13]13
  Широта сословного представительства на этом мероприятии под вопросом (Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. – М., 1948. Т. 2. С. 10–11). Но стремление Алексея Михайловича утвердить свою власть соборным избранием сомнений не вызывает (Беляев И.Д. Земские соборы на Руси. Изд. 2. – М., 1902. С. 54; Латкин В.Н. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. – СПб., 1885. С. 208; Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв. – М., 1978. С. 272–274; и др.). Более широко политическая ситуация представлена: Кошелева О.Е. Лето 1645 года: смена лиц на русском престоле // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. Альманах. – М., 1997. С. 148–170.


[Закрыть]. Недаром и Федора Алексеевича он еще в 1673 г. представил подданным в церкви Спаса Нерукотворного как своего законного наследника [14]14
  См. Чин объявления царем Алексеем Михайловичем своего наследника царевича Федора Алексеевича 1 сентября 1674 г. и Образец окружной грамоты об объявлении царевича Федора Алексеевича и пожалованиях по сему случаю 5 сентября 1674 г.: Собрание государственных грамот и договоров Российской империи (далее – СГГиД). – М., 1826. Т. 4. № 97, 98. С. 316–322.


[Закрыть]. Романовы опасались выпустить из рук скипетр власти. В 1676 г. дело осложнялось тем, что раскол противоборствующих «в верхах» партий проходил через царскую семью.