Текст книги "Инквизитор Светлого Мира"

ГЛАВА 4

У Кристины действительно имелись серьезные проблемы с курсовой работой и все шло к тому, что она могла и не защитить ее. Причиной тому было вовсе не пренебрежение учебой – Кристина Ромеро была способной и добросовестной студенткой. Главной причиной стало то, что она сильно испортила отношения с профессором Салинасом. Человек сей, имеющий высокую научную степень и облеченный немалой властью над учениками, к сожалению, имел отнюдь не лучшие моральные принципы. Если говорить точнее, он не имел их вовсе. Этот толстенький и усатый как таракан человек был искренне убежден, что единственной справедливой платой со стороны хорошеньких студенток за его снисхождение в научных вопросах может быть только предоставление ими определенных услуг интимного рода. Речь, правда, не шла о полноценном сексе, так как Антонио Салинас в его шестьдесят с небольшим годков, осложненных гипертонией и перенесенным инфарктом, не был уже способен к активным телодвижениям. Тем не менее мало кто из девушек, прошедших через его кафедру, избежал уединенных индивидуальных разговоров об историческом процессе, сопровождающихся сальным хихиканьем, слюнявым облизыванием и прикосновениями стариковских пальцев к самым нежным девичьим местам. Не будем давать нравственную оценку сему типу – безусловно, неприятному, – ограничимся только удивлением по поводу того, что и в современной цивилизованной Испании могут существовать подобные ущемления гуманитарных свобод граждан. Тем более, что многие девушки относились к поползновениям профессора достаточно спокойно, а некоторые даже провоцировали его на это, намеренно облегчая себе сдачу экзамена и зная, что серьезным вторжением в их личную жизнь это не грозит по причине мужской слабости пристающего субъекта.

Надобно сказать, что профессор Салинас, в далеком прошлом знаток и даже разбиватель дамских сердец, достаточно хорошо разбирался в женском вопросе, а потому заведомо не ущемлял девиц, по которым можно было очевидно сказать, что они не ведут активной половой жизни. Он не желал излишних, неоправданных неприятностей. К сожалению, Кристина Ромеро к такому невинному контингенту никак не принадлежала. Более того, с первого взгляда можно было сказать, что она весьма чувственная девушка, с удовольствием воспринимающая радости интимного контакта. А поэтому никаких поблажек со стороны старикана Салинаса не предполагалось – он заранее облизывался, когда представлял как залезет в трусики красотки Кристины. Можно представить его разочарование и даже гнев, когда сия студентка не только сказала: "Как вы смеете, безобразник!", но бесцеремонно отпихнула Салинаса, едва не сломав ему ребро.

Таким образом были испорчены всякие взаимоотношения между Кристиной и профессором Салинасом. И именно это было истинной причиной тревог Кристины, которые наблюдал Вальдес. Правда, он не знал всего, что произошло, но составил в своем уме достаточно точную картину после того, как собрал информацию об Антонио Салинасе. Сбор информации стал для него делом нетрудным и даже отчасти увлекательным, потому что для этого ему пришлось провести ночное время в обществе двух однокурсниц Кристины. Правда, обе эти девицы, внешне весьма приятные, нелестным образом отозвались о самой Кристине Ромеро, заявив, что она "девка со сдвигом", но Вальдес обратил на это самое малое внимание, рассудив, что симпатичные девушки только таким образом и могут отзываться друг о друге.

Проблема, возникшая перед Вальдесом, требовала быстрого разрешения, в то же время была нова и непривычна для него. Для начала он составил довольно сложный план, который включал в себя уплату денег какой-нибудь проститутке, соблазнение ею Салинаса, фотографирование их в момент неприличных забав, а потом шантаж профессора тем, что фотографии эти могут быть предъявлены его жене. На выполнение технологического процесса у Вальдеса имелось два дня. Он договорился обо всем с девицей подходящей профессии, снял квартиру, где должно было происходить совращение, одолжил хорошую фотокамеру и научился неплохо ей владеть. К концу второго дня выяснилось, что добропорядочный Салинас никогда не имеет дела с проститутками – ему просто нечем было бы заняться с ними по причине застарелой импотенции. К тому же жена его, именем которой предполагалось вести переговоры, умерла семь лет назад, так что шантаж ее был делом более чем затруднительным. И поэтому к концу третьего дня, вечером накануне защиты, Вальдес стоял на автостоянке, на которую в скором времени предполагалось прибытие самого профессора. Вальдес пребывал в умственном затруднении, он никак не мог решить, что ему лучше сделать.

Вальдес не решался просто избить Салинаса до полусмерти, как сделал бы в более простой жизненной ситуации, и чего Салинас на самом деле заслуживал. Профессор был довольно значимой фигурой, с большими связями, он хорошо осознавал неприкосновенность собственной персоны, и его расквашенный нос мог привести к обострению ситуации и самым неприятным последствиям непосредственно для Кристины. Тем не менее Вальдес не сомневался, что найдет выход. В своих изысканиях он не сделал еще самого важного – он не познакомился лично с Антонио Салинасом. Он был уверен, что как только увидит поганца-профессора, то сразу поймет, в чем состоят его слабые места. Поймет, куда стоит ударить, а может быть, и просто нажать, чтобы добиться желаемого результата. Вальдес плохо разбирался в хороших людях, но вот в плохих-то он разбирался лучше некуда.

Подземная автостоянка являла собою темное и мрачное место, вполне пригодное для съемки какого-нибудь кинотриллера. Но это не смущало профессора Салинаса – он экономил деньги и не желал тратить их на более приличное место для платной парковки на поверхности земли. Каждый день, ровно в девятнадцать тридцать, он подагрическим шагом входил в помещение автостоянки, подходил к своему "Саабу" и нажимал на кнопку снятия сигнализации. Со щелчком открывался центральный замок, профессор садился за руль, включал мотор, ровно через две минуты трогался с места и уезжал домой.

На этот раз его ждал неприятный сюрприз. Через минуту после включения стартера мотор чихнул и заглох. Салинас с ворчанием выбрался из салона, оставив дверь полуоткрытой, и отправился за технической помощью к будке охранника, от которой его отделяло двадцать шагов. Незаметный Вальдес наблюдал за этим из-за бетонной колонны. Он уже увидел лицо профессора, и оценил его. Он понял, как ему надлежит действовать.

Салинас вернулся с охранником. Охранник открыл капот, заглянул внутрь и обнаружил, что все там находится на месте – даже мотор. В это время профессор снова повернул ключ стартера и выявилось, что двигатель работает так, словно никогда и не глох. После этого произошло короткое препирательство между профессором Салинасом и охранником, в ходе которого Салинас убедительно доказал, что ничего не должен последнему, поскольку последний не произвел никакого ремонта. Охранник вполголоса обозвал профессора жадной старой каргой, козлом и недоумком, и отпустил с миром – что ему еще оставалось делать?

Профессор Салинас жил не в самой Севилье – дом его находился в пригороде и дорога занимала около сорока минут. Через тридцать одну минуту после того как он выехал с автостоянки и уже покинул пределы города, и находился на широкой платной шестирядной автостраде, и несся по ней со скоростью сто десять километров в час, Салинас услышал голос. Голос раздался с заднего сиденья.

– Добрый вечер, господин Салинас, – произнес голос. – Я слышал, что вы являетесь опытным специалистом в области средневековой истории?

Голос, услышанный профессором, принадлежал к той разновидности мягких ласкающих голосов, богатых чувственными обертонами, от которых женщины начинают млеть сами по себе. Однако профессор женщиной не был и млеть не начал – более того, крупные, даже можно сказать гигантские мурашки пробежали сверху вниз по его спине. Сердце Салинаса, подпорченное инфарктом, спазматически сжалось на секунду; боль пронзила внутренние органы профессора с такой остротой, что он вынужден был вцепиться в руль изо всех сил, дабы не выпустить его совсем. Почему-то профессору представилось, что нет в этом голосе ни нежности, ни даже чувственности, а есть только плохо скрываемое желание всадить ему, Антонио Салинасу, нож между лопаток.

Собственно говоря, так оно и было.

– Не советую вам сбавлять скорость, господин Салинас, – продолжал между тем голос сзади. – Видите ли, я предпочитаю вести научные диспуты именно с такой большой скоростью. Меньшая скорость приводит меня в состояние неконтролируемой ярости, и при этом я могу совершать ужасные, бесчеловечные поступки… Вы поняли?

– Да! – проскрипел Салинас и вдавил носок своей лаковой туфли в педаль акселератора. Голос его при этом никак не мог сравниться по своей нежной красоте с голосом незнакомца – скорее он напоминал вопль кота, по недоразумению попавшего под медленный асфальтоукладочный каток, и уже наполовину раздавленного.

– Отлично! – констатировал человек. – Господин профессор, вы, случайно, не помните, какая мера наказания была применена по отношению в июле 1317 года к Гуго Герольду, прелату, епископу города Кагора, когда он был обвинен в обвинении на жизнь Папы Иоанна Двенадцатого?

– Нет!

– Я напомню вам. С него живого содрали кожу, протащили по улицам и сожгли на костре. Он сильно кричал, когда раскаленное пламя лизало его обнаженное мясо и заставляло закипать кровь большими пузырями…

– К чему вы это вспоминаете? – Салинас уже представил, что его преследует один из религиозных фанатиков и судорожно вспоминал, не допускал ли он в последнее время особо богохульственных высказываний. – Я… Я ничего не имею против Папы! Я даже почитаю его! Клянусь вам!

– Папа тут не причем. Но иногда покушение на честь обычного человека может быть приравнено к покушению на жизнь Папы – в том случае, если этот человек близок вам, а вы имеете силы и желание за него постоять.

– Кто вы? – просипел Салинас. – Как вы сюда попали? Что вы от меня хотите?

Профессор глянул в зеркало заднего вида и увидел молодого мужчину довольно внушительных габаритов. Нижняя часть лица мужчины была обвязана красным платком – очевидно, он не хотел, чтобы жертва запомнила его лицо. Но глаза его профессор не забыл бы никогда. В жизни он не видел таких пронзительно холодных голубых глаз. Лед их не был противоположностью адского огня – скорее, он был его разновидностью.

– Я очень плохой человек. А может быть, очень хороший. Это не имеет особого значения. Главное состоит в том, что я – жених одной из ваших студенток.

– Как ее зовут? – прошептал Салинас, холодея от совсем уж плохого предчувствия.

– Так я вам и сказал! – Незнакомец коротко хохотнул. – Но вы правы в своих плохих предположениях, почтенный доктор Салинас! Вы обидели мою невесту! Вы грубо лапали ее под предлогом того, что иначе она не сможет пройти через вашу кафедру и вылетит из университета. И я знаю, что вы поступили так не только с нею! Позвольте, я зачитаю вам небольшой список. – Профессор услышал шелест разворачиваемой бумаги. – Итак: Анна Ортис, Лидуэнья Луна, Леонора Ользина, Мария Нуньес, Мария Вега… Впрочем, я не буду зачитывать вам все имена и фамилии. Вы знаете лучше меня, каких девушек вы оскорбили грязным действием! Пусть для вас останется тайной, какая именно из них является моей невестой. Главное состоит в том, что у меня есть предположение, что вы намерены провалить завтра некоторых из них только потому, что они недостаточно старались угождать вашей стариковской похоти. Я мог бы отдать вас в руки правосудия, Салинас, но не хочу выносить на всеобщее обсуждение имя моей возлюбленной, вовсе не виноватой в том, что старый распущенный импотент не может сдержать поползновений своих рук. Я сделаю по-другому. Я прослежу за результатами завтрашней защиты дипломов. И если хоть одна из девушек не получит должной высокой оценки… Извините, профессор, я вынужден буду сварить вас живьем в кипятке, как это делали с фальшивомонетчиками в Германии.

– Вы… Вы не смеете!

– Смею.

– Вы не сможете…

– Смогу. – В голосе незнакомца была такая уверенность, что профессор понял – и вправду сможет. – Даже если вы потратите все ваши сбережения и наймете охранника, это не поможет вам. Я сварю вас вместе с охранником – бульон будет наваристей. Я приправлю вас чесноком и петрушкой, Салинас, я посыплю вас перцем и приправой для улиток, а потом скормлю ваше мясо собакам. Я думаю, разумнее будет выполнить мои требования. И не грешить в будущем, кстати. Я оставлю вас в покое, но всегда может найтись такой же как я…

Разговор истек – машина Салинаса худо-бедно добралась до его дома и встала у обочины.

– До свидания, господин Салинас, – произнес Вальдес, открывая дверцу. – Я думаю, вы поняли меня…

Едва захлопнув и заперев за собой дверь дома, Антонио Салинас бросился к телефону. Он дрожащей рукой набрал номер полиции и сообщил, что только что около дома на него с целью ограбления напал мужчина лет тридцати пяти высокого роста, со светлыми волосами и голубыми глазами. Салинас не стал называть истинную причину инцидента – если бы преступник попал в руки правосудия, Салинас смог бы разобраться с ним, подключив свои связи. Подумаешь, жених одной из студенток… К удивлению Салинаса, полицейские появились буквально через минуту – так случилось, что одна из патрульных машин проезжала рядом с его домом. По настоянию уважаемого профессора срочно были вызваны еще две машины, и весь небольшой пригород был прочесан тщательнейшим образом.

Преступник не был найден.

На следующий день случилось удивительное событие. Одновременно тридцать пять студенток исторического факультета получили самые высшие оценки по курсу европейской истории средних веков – и это у профессора Салинаса, который всегда славился небывалой придирчивостью и даже скаредностью в выставлении оценок! Декан факультета озабоченно качал головой – пожалуй, старина Салинас совсем сдал и настала пора окончательно отправлять его на пенсию. Но он не успел сделать этого – через два дня Антонио Салинас был доставлен в клинику с острым инфарктом миокарда и скончался в реанимации через три часа.

"Сам виноват", – сказал Вальдес, узнав об этом.

* * *

Они встретились, как и положено, через неделю. Правда, на этот раз не в зале пыток. Вальдес дождался Кристину у дверей музея, взял ее за руку и повел в кафе. В сумке ее снова лежал альбом – вероятно, она надеялась придти раньше Вальдеса и успеть хоть немного порисовать и поймать свой маленький кайф. Но, как ни странно, то, что это не получилось, не испортило ей настроение. Улыбка не сходила с лица девушки и Вальдесу было приятно думать, что он имеет отношение к ее хорошему настроению.

В десять утра на улице было уже по-настоящему жарко и они предпочли полутемное и прохладное кафе с кондиционером. Заказали кофе с мороженым для Кристины и двойной кофе для Вальдеса. Девушка щебетала, рассказывала какие-то пустяки о своей жизни. Вальдес слушал ее рассеянно. Он никак не мог сосредоточиться. Думал о чем-то своем.

– Вальдес, ты принес мне удачу! – он услышал свое имя и очнулся и даже, кажется, вздрогнул. – Помнишь, ты пообещал, что я хорошо защищу свою курсовую? Так и случилось! Просто невероятно!

– Поздравляю, – сказал Вальдес. – Что же здесь невероятного? Ты умная девушка. Что для тебя какая-то курсовая? Пустяки…

– У меня были проблемы… – Глаза Кристины чуть затуманились. – Ну да ладно, не будем о плохом. Представляешь, наш профессор Салинас, похоже, сбрендил окончательно! Он поставил высшие оценки всем девчонкам на курсе!

– Это правильно, – утвердительно произнес Вальдес. – Стало быть, он молодец – ваш профессор.

– Он – старый придурок.

– Иногда и старые придурки совершают правильные поступки. – Вальдес развел руками, как бы ставя точку на истории с Салинасом. Существовало кое-что, что интересовало его сейчас больше, чем похотливые старички. – Кристина… Помнишь, ты говорила что-то о том, что мы с тобой – необычные люди. Что ты имела в виду?

– А, ты об этом… – Кристина неожиданно смутилась, опустила взгляд. – Может быть, об этом потом?

– Ты не хочешь говорить об этом сейчас? Почему? Тогда ты говорила об этом и не боялась…

– Ну… Это же было тогда. Знаешь, иногда так бывает… Ты думаешь, что больше никогда не увидишь человека, и хочется наговорить ему всяких глупостей. Представить себя чем-то большим, чем ты есть на самом деле. Тогда это так и было. Я думала, что вижу тебя в последний раз… Забудь все это.

– Ну уж нет! – Вальдес покачал головой. – Тогда ты говорила правду. А сейчас пытаешься от правды избавиться – выбросить из окна поезда на полном ходу, как маленькую, но опасную улику. Почему ты так делаешь? Ты считаешь, что твои секреты не подходят для наших с тобой отношений?

– Не знаю… – Кристина упорно расковыривала ложечкой тающее мороженое, словно искала там решение вопроса. – Я на самом деле не знаю, Вальдес. Все это – так, детские забавы. К тому же это достаточно интимно… Ты умный, Вальдес, с тобой интересно разговаривать. Но ты такой серьезный! Ты почти никогда не улыбаешься. Мне кажется, что все это тебе не понравится.

– Думаешь, это не понравится мне, и я уйду?

– Да.

– А ты не хочешь, чтобы я уходил?

– Не хочу.

– Почему? Я же не понравился тебе сначала. Я видел это тогда, в музее…

– Я испугалась тебя тогда. Мне показалось… Показалось, что в тебе есть что-то жестокое. По-настоящему жестокое. Страшное. Извини…

– А сейчас?

– Я не боюсь тебя. – Кристина положила тонкие длинные пальцы на руку Вальдеса. – Мне кажется, что ты – хороший, Вальдес. Просто ты сильный человек. Очень сильный. Это пугает многих людей. Ты твердо знаешь, чего хочешь, и привык брать свое. Ты привык, чтобы тебе подчинялись. Ты наверное, занимаешь какую-то начальственную должность?

– Глупости! – Вальдес не выдержал и улыбнулся. На этот раз улыбка его получилась приятной и даже доброй. – Я не начальник, Кристина. Я простой автослесарь. Я не люблю, когда мной командуют, но и сам не люблю командовать другими. Я – одиночка, который живет больше в мире своих фантазий, чем в мире людей.

– И ты хочешь, чтобы я скрасила твое гордое одиночество?

– Да.

– Чтобы я жила с тобой?

– Да.

– И спала с тобой?

– Ну… Да, в общем-то. Конечно.

Странно, но на этот раз смутился несгибаемый Вальдес. Опустил глаза и занялся изучением кофейной гущи в своей чашке. Девушки, с которыми он привык общаться, были совсем не такими, как Кристина. Они могли говорить о том, что касалось постельных вопросов, но ведь постель была их профессией, и для них это было естественным. Кристина была приличной девушкой, – наверное, из хорошей семьи. Почему она сама начала говорить об этом? Это было просто непристойно.

– А ты как больше любишь? – В черных глазах Кристины загорелись лукавые огоньки. – Сверху или снизу? Я – сверху. И еще я люблю, когда меня…

– Перестань! – Вальдес едва удержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. – Неужели обязательно обсуждать это прямо сейчас, в кафе?!

– Эй, Вальдес, что это с тобой? – засмеялась Кристина. – Ты порозовел как школьница! Думаешь я не видела, как у тебя встало там, в музее?

– Подожди. Почему ты так торопишься?! Мы же с тобой почти не знакомы. Мы не говорили с тобой о звездах, мы не гуляли с тобой ночью вдоль моря, я не читал тебе стихов и не успел подарить тебе огромный букет самых красивых цветов. Я не искал робко твоего поцелуя, а ты не отворачивалась стыдливо и не говорила, что, право, это так неудобно. Все это – то, что у нас может быть, и чего мы навсегда лишимся, если будем делать все наспех, в глупой суете…

– Ты всегда так ухаживаешь за девушками?

– Никогда я так за ними не ухаживал, – горько произнес Вальдес. – Никогда в жизни! Ты можешь себе это представить? Я просто проводил время с кем-то в постели, а потом уходил. Но ведь я и не любил никогда и никого! У нас с тобой все должно быть по-другому. Все должно быть правильно. Потому что я люблю тебя.

– Ты меня любишь?

– Я тебя люблю.

– Какая глупость… – Девушка закрыла лицо руками, качая головой. Минута проходила за минутой. Очевидно, какая-то борьба шла в ее душе. И вдруг Кристина убрала руки и посмотрела на Вальдеса большими влажными глазами.

– Скажи так еще раз…

– Я тебя люблю, Кристина.

– Еще.

– Люблю.

– А я могу поцеловать тебя прямо сейчас, Вальдес?

– Пока нет. Я еще не подарил тебе цветы.

– Тогда ты должен сделать это как можно скорее. Я люблю розы – большие и темно-красные.

– Хорошо, хорошо, Кристина…

– Купи мне цветов. Немедленно. Я хочу тебя поцеловать.

– Да, конечно… Я сейчас…

Руки их встретились на столе – подползли друг к другу как влюбленные существа и теперь нежно трогали друг друга, заменяя лаской своей соприкосновение горячих тел, предчувствуя это прикосновение и готовясь к нему.