Текст книги "Из варяг в хазары"

Глава 3
ВСТРЕЧА

Весна 862 г. Северная Норвегия

Ветер выл злобно и неистово, словно одинокий волк, швырял в лицо пригоршни снега, забивая глаза и нос так, что было трудно дышать. Лес, горы и темное низкое небо – всё смешалось в дикой снежной карусели, сливаясь в один сумрачно-серый фон. Непонятно, где здесь было небо, где лес, а где горы. А уж про дорогу и говорить нечего. Замело, закрутило – и захочешь вернуться назад, да не выйдет. Двое путников в шерстяных плащах и подбитых мехом куртках настороженно всматривались в пургу, один из них сжимал в руке меч, второй держал наготове лук с настороженной стрелой.

– Так где твой медведь, Радимир? – крикнул прямо в ухо товарищу тот, что с мечом, – высокий худощавый парень с пробивавшимися усиками и глазами, серыми, как холодное зимнее море. – Может, тебе показалось?

– Да нет, – покачал головой Радимир, выглядевший чуть старше своего спутника, высокий, плотно сложенный, сильный, с темно-русой кудрявистой бородкой, щегольски заплетенной в косицы. – Я же своими ушами только что слышал рычание.

– Может, волки?

– Нет, волки так не рычат. – Радимир зыркнул глазами по сторонам. – Волки-то или, скажем, рысь совсем по-другому рычат, а здесь – словно бы человек разговаривает, жалобно так и будто бы недовольно, мол, почто разбудили? Вот опять! Слышал?

И правда, с той стороны, куда смотрели путники, послышался глуховатый шум. Тот, что помоложе, сунул меч в ножны и сдернул из-за спины лук:

– Думаю, ты зря пустил стрелу, Радимир. Хоть видел, куда летела-то?

– Да вроде видел. Чернота какая-то, думаю – берлога. А медведь-то – шатун, на наше горе. Вернее, на горе нашим скакунам.

– Ты, верно, хотел сказать – на его, медвежье, горе.

– Ну да... Ох, ничего себе!

Радимир едва успел пригнуться, как прямо над его головой просвистели вылетевшие из снежной мглы стрелы. Оба путника разом бросились в снег и ловко откатились в сторону, укрывшись в ельнике. Где-то позади них, не так и далеко, послышалось гулкое воркотание рыси. Рыси?

– Да какая ж это рысь, Радимир? Это же лошади!

Радимир недоверчиво обернулся – да, прямо за ними, чуть глубже в ельник, зябко переступали копытами привязанные кони. Чужие кони. Один, два... семь. Семь.

– Выходит, их семеро. Что ж... – Молодой спутник Радимира пожал плечами и улыбнулся, как улыбнулся бы всякий викинг в ожидании близящейся схватки.

Враги показались внезапно. Зашумели, вывалились, галдя, из серой пелены снега нелепо скученной группкой – и тут же попрятались кто куда, едва хоронящиеся в ельнике люди успели послать несколько стрел. Похоже, промахнулись. Презрительная усмешка заиграла на губах сероглазого юноши. Ну и враги им попались! Разбежались после первого выстрела! Нидинги! Трусы...

– А ну-ка, парень, лежи и не шевелись! – Сероглазый не успел и охнуть, как почувствовал под левой лопаткой холодное острие меча, легко проткнувшее куртку. – Теперь поднимайся, – продолжил приказывать неведомый враг. – Медленно... Ах, ты ж...

Ага! Враг забыл о Радимире! А может, не заметил его или просто не принял во внимание, понадеявшись на своих. И зря понадеялся! А Радимир – молодец, настоящий викинг, даром что не из людей Севера. Как вовремя он метнул копье! Но тот, что за спиной, похоже, увернулся, собака. Ловко, надо признать. Не стал и вытаскивать меч – всё равно не успел бы, – просто отпрыгнул в сторону, схватив воткнувшееся в снег копье. А вот тут-то мы теперь потягаемся. Сероглазый быстро вскочил на ноги, на лету подхватив вражеский меч... А меч хорош – красавец, видно, что надежной франкской работы, из тех, что стоят целое стадо коров, с прочным светлым клинком, скованным из полос железа и стали, с удобной рукоятью, простой, безо всяких украшений, лишь только на самом навершье две руны в виде зигзагообразных молний – «Сиг». «Сиг»...

 
«Сиг» – руны победы.
Коль ты к ней стремишься,
Вырежи их на меча рукояти
И дважды пометь Именем Тюра.
 

Но ведь... Сероглазый поперхнулся слюной. Он узнал меч – меч Хельги-ярла, молодого владетеля Бильрест-фьорда.

– Стой, Радимир! – Он рванулся вперед, к тому, что стоял с занесенным для удара копьем. Подбежав, схватил за плечо: – Стой и ты, Хельги!

Молодой ярл быстро, словно молния, обернулся, метнув копье, – не стоит подходить к викингу сзади. Это был смертельный удар, немногие в Халогаланде смогли бы его выдержать. А вот сероглазый оказался ловок. Крутнулся влево, закрывая бок правой рукою... еще чуть-чуть, и не успел бы – просвистев, копье ударило в руку. Хрустнула кость, на снег полетели кровавые брызги. Сероглазый упал в снег, прижимая к боку раненую руку, его спутника уже окружили люди ярла.

Хельги подошел к поверженному врагу, нагнулся, поднимая со снега собственный меч.

– Хельги... – улыбаясь, прошептал раненый. – Я всё-таки догнал тебя, Хельги-ярл.

Ярл вздрогнул. Всмотрелся: бледное худощавое лицо, светлые волосы, серые глаза... Да ведь это же...

– Снорри! – закричал ярл, падая на колени рядом с давним другом. – О, боги! Снорри! Где ж ты так долго шлялся, малыш? И вот я чуть было не убил тебя!

– Но ведь не убил же? – Снорри рассмеялся. – Скажи, чтоб не трогали Радимира, это мой друг. Скажи...

Тут Снорри потерял сознание.

Они всю ночь просидели в хижине у жарко пылавшего очага, несмотря на то что снежная буря кончилась и можно было продолжать путь. Однако рана Снорри требовала обработки. И Хельги-ярл – спасибо Велунду – знал, как это сделать. Сломанную руку («Хороший бросок, ярл!» – превозмогая боль, шутил Снорри) обложили лубками, туго перетянув лыком. Вот, пожалуй, и всё, что смогли сейчас сделать, впрочем – а что еще-то? Срастется рука как надо! А то, что боль пока нечем унять, – так какой же викинг не вытерпит боль? А Снорри, сын Харальда и внучатый племянник Эгиля Спокойного на Веслах, был настоящим викингом. Как и его спутник Радимир из далекого народа кривичей. Сильный, хорошо сложенный, темно-русый, Радимир был очень красив – прямой нос, тонкие, с изгибом, брови. Глаза необычного светло-зеленого цвета с поволокой, что так нравятся женщинам, смотрели дружелюбно и прямо, однако по всему чувствовалось, что враги встретят совсем другой взгляд – яростный, свирепый.

Снорри познакомился с Радимиром на большом острове, что местные называли Руяном, а северные люди и аллеманы – Рюгеном. И тот и другой, и Радимир и Снорри, оказались в дружине Радислава, князя ободритов. Снорри привлекали поиски богатства и славы (Хельги-ярл так и не собрался в тот год в поход, не до того было – свадьба, смерть и похороны Торкеля, интриги Скъольда Альвсена и Свейна Копителя Коров, – пришлось скрепя сердце отпустить Снорри и еще с полдесятка молодых ребят к чужому хевдингу), Радимир же бежал на Руян из своих родных мест. Почему – никому не рассказывал, даже Снорри, с которым подружился. Примерно с год всё шло хорошо – набеги на богатые фризские земли, аллеманские и куршские пленницы, добыча и слава. А к концу лета князя Радислава нашли на берегу мертвым. Поговаривали, пришибли собственные же волхвы-кудесники: то ли золото он с ними не поделил, то ли женщин. В общем, разные слухи ходили.

После смерти Радислава началась на острове борьба за власть, всяк хотел сам княжить, не до походов было – меж собою грызлись. Не по душе то было многим, народ потихоньку разбегался – кто в Фризию, кто в Англию, а кто и к Железнобокому Бьорну, знаменитому конунгу. Некоторые – к Ютландцу, тот как раз в очередной раз собрался в Гардар – страну русов, уважали его там многие, а некоторые боялись, а кто не уважал и не боялся, те хотя бы знали, кто такой Рюрик Ютландец. А чего б Рюрику не ходить в Гардар, коли у него там родственники? Мать его, Умила, чай, не кто-нибудь, а дочь самого Гостомысла-конунга, а люди из Гостомыслова рода по сю пору власть в Гардаре делят, взять хоть ярла Вадима, по прозвищу Храбрый. Вот и Рюрик вполне может в Гардаре править, вполне. В числе прочих засобирались к Ютландцу и Снорри с Радимиром, да потом раздумали. Уговорил Снорри дружка податься на север, в Халогаланд, к старому своему хевдингу Хельги-ярлу. Не гоже вот так просто к Ютландцу срываться, не показавшись на глаза родному ярлу, бесчестно это. С тем и Радимир согласился, что бесчестно. Составил компанию – ему всё равно куда было, лишь бы не в родные места. Добрались до Скирингсалля, а оттуда уж и в Бильрест-фьорд решили, будет возможность – морем, с купцами, а не будет – так и на лошадях, посуху. Дорога, правда, трудновата, да какой же викинг трудностей опасается? Если их и нету, трудностей да опасностей разных, так сам себе наделает! Вот и эти, Снорри с Радимиром, уж, казалось бы, куда там в путь собираться в метель да бурю, ан нет – как раз такая-то погодка и по душе настоящему воину! Заодно можно будет и Хельги-ярла нагнать, если это и вправду он корабли у мастеров скирингсалльских осматривал. «Я тут все горы знаю! – бахвалился Снорри. – Если сразу к Рекину не свернет – нагоним ярла!»

Нагнали...

– Что ж вы сразу стрелы пускать начали? – укоризненно покачал головой Хельги. – Сначала б разузнали, кто в хижине.

– Да мы и хижины-то вашей не видели, – усмехнулся Снорри. – Думали – берлога. А вообще – кто бы говорил? Ты ведь сам, Хельги-ярл, не очень-то со мной разговаривал, сразу ка-ак махнул копьем, я еле увернулся!

Радимир громко захохотал. Рассмеялся и Хельги. И в самом деле: с чего б это он вздумал учить Снорри выдержке? Сам-то ведь тоже хорош... Эх, куда ж девалась его хваленая рассудительность? Его рассудительность? Его? Да нет. Нет же! Не его... А Того... Того, кто посещает его мозг в самые опасные моменты. И тогда Хельги – обычный молодой парень – вдруг становится необычайно прозорливым, выдержанным, умным. Впрочем, он и так, сам по себе, далеко не глуп. Например, быстро догадался, что Тот помогает ему, Хельги, а вовсе не вредит. Привык даже. Интересно вот только, кто этот Тот? И... и не почудилось ли всё это? Ведь уже давно, пожалуй года три со времен последнего открытого столкновения со Скъольдом, не чувствовал Хельги-ярл ничего необычного. И даже как-то не по себе становилось первое время. А потом привык и вот уже засомневался даже – а было ли что?

– Если выйдем завтра с утра, думаю, к вечеру будем у Рекина, – задумчиво произнесла Сельма. Снорри тут же перебил ее:

– А зачем нам сворачивать к Рекину? Лучше уж ехать сразу до Бильрест-фьорда.

– Мы так и хотели, – кивнул Хельги. – Как твоя рука?

– Горит, словно в огне! – приподнявшись на ложе, захохотал юноша. – Хороший удар, ярл! Боюсь, он будет стоить тебе не один бочонок пива.

– Для тебя, Снорри, у нас в Снольди-Хольме всегда найдется доброе пиво, – торжественно пообещал ярл. – Как и для твоих друзей.

К утру распогодилось. Засияло солнце, растапливая снега, зазвенела капель с крыши, а над деревьями, над проталинами на полянах закружили, галдя, черные тучи грачей. В страну Нордвегр, от Вика до Халогаланда и Трендалага, приходила весна.

– Но они могут заехать к Рекину и дальше плыть морем?

– А что, у Рекина есть лишние лодки? Да и не рискнут они.

– А если Хельги почует неладное? У него же, говорят, нюх на это дело. Недаром кое-кто зовет его Вещим.

– И кто же этот «кое-кто»? Не старый ли и хромой Сердар, давно выживший из ума?

– Но хватит ли у нас воинов для засады?

– Их всего семь человек, Лейв. Сам ярл – недоносок Хельги, – его жена и пятеро старых слуг, из которых самый ловкий – рыжий бездельник Гирд.

– Но... успеем ли мы?

– Успеете, если не будешь слишком долго со мной препираться. Тебе нужно серебро или нет?

– Да нужно, дядько Скъольд... Только вот...

– Что «вот»?

– Только вот хотелось бы побольше.

– А ты, я смотрю, жадноват, Лейв Копытная Лужа. Я ж и так даю целых пять монет. Куда тебе больше?

– А остальным?

– Остальные – мое дело. Самое главное – ты, Лейв! Кроме тебя, известного своим умом да силой, никому из моих не потянуть такого важного дела. Ну, сам посуди, неужто я могу доверить его своим глупым слугам?

– Да, оно, конечно, ум у меня есть... но серебра следовало бы прибавить.

– Ну, хорошо. Шесть монет.

– Вот, другое дело!

– Но – после.

– А...

– А сейчас иди-ка на конюшню, Лейв, да бери лошадей. Людишек я подошлю, да и в путь. До вечера-то едва управитесь.

Когда Лейв вышел, Скъольд Альвсен кликнул жену, старую Смельди Грачиху, известную своей скупостью далеко за пределами Бильрест-фьорда. Впрочем, и сам Скъольд отнюдь не отличался щедростью, за что и был прозван по-простому – Жадина. Та еще была эта семейка, претендовавшая на власть в Бильрест-фьорде. Правда, три года назад молодой ярл прижал им хвосты, да, видно, не надолго.

– Зря ты пообещал ему шесть монет, – поставив на стол перед мужем большую деревянную кружку скисшего пива, недовольно пробормотала Грачиха. Погруженный в собственные думы, Скъольд обратил на нее не больше внимания, чем на надоедливую муху. Лишь шмыгнул носом да протянул ноги поближе к огню очага. Он ничуть не изменился за шесть лет – всё такой же жилистый, мощный, с темным морщинистым лицом и бородой, заплетенной в косы. Старшая жена его, Смельди, некрасивая, с широкими выступающими скулами и плоским, вытянутым книзу лицом, недалекая и скупая, тоже не стала лучше.

– Зря ты пообещал этому бездельнику шесть монет, – вытерев руки грязным, засаленным сарафаном, снова повторила она. – Монеты – они ведь на земле-то не валяются!

– Не валяются, – согласился Скъольд. – И что Лейв – бездельник, тут ты тоже права. Однако он всё-таки наш племянник. Надо б его женить.

– Женить?! – Смельди Грачиха как стояла – так и села с размаху на лавку. – Этакого-то урода?

Да, Лейв Копытная Лужа, если присмотреться (а даже если и не очень-то присматриваться), красавцем явно не был. Руки длинные, узловатые, грязные, сам весь круглый, с покатыми толстыми плечами, похожий на гриб боровик, лицо тоже круглое, угреватое, нос картошкой, глаза непонятного цвета, то ли светло-карие, то ли пегие, то ли вообще бесцветные, волос на голове редок, такой же и на подбородке – ну это понятно, Лейву от роду всего-то пятнадцать лет, из которых большую часть дразнили его все сверстники за то, что соплив, да неухватист, да глуп. К тому же злобен, мстителен, ну и трусоват немного, что есть, то есть. Кто постарше да посильнее – перед теми стелился Лейв, словно лён-трава под дуновением ветра, а кто послабей, помладше – ух, тут давал Лейв волю своему нраву. Мог и побить ни за что, и прижучить. Тех, кто помладше. Лет на пять. Да и то – один на один, если двое – боялся. Вообще, с детства не любил Лейв всяких скопищ, вечно там над ним подшучивали да смеялись. А он и не отвечал ничего, боялся да копил злобу, вымещал потом на мелких, кто попадется. Тем, правда, тоже это скоро надоело. Выждали момент, собрались вместе да и отлупили Лейва – мало не показалось. Побили бы и больше, да наш толстяк не стал того дожидаться, ноги в руки – и бежать куда подальше. По пути споткнулся, нос раскровянил. Подумал – не иначе как башку пробил, вот-вот мозги на землю вытекут. Побежал к ручью – посмотреть, велика ли рана, – да день ветреный оказался, ничего в ручье не отражалось. Тогда принялся Лейв искать подходящую лужу, нашел быстро – в ямке из-под копыта коровьего – нагнулся посмотреть – тут его кто-то и пнул от души в зад. Повалился парень мордой в лужу, аж брызги в стороны. Отсмеявшись, так его и прозвали с тех пор – Лейв Копытная Лужа.

Было это года четыре назад, в тот самый год, когда жив еще был Торкель-бонд и его пегая корова родила двухголового теленка. То был плохой знак, все про то знали, а особенно Лейв, так и ждал всё время неприятностей – вот и дождался. А того парня, что пнул его, Лейв запомнил – тощий Снорри Харальдсен. Запомнил и решил – отомщу! И за четыре года не забыл Лейв своей клятвы, правда, вот случая отомстить пока не представилось. Сгинул где-то Снорри, может, и нет уж в живых, ну, туда и дорога. Лучше б, конечно, чтоб погиб он не в бою, а где-нибудь в яме со змеями, как Рагнар Мохнатые Штаны когда-то. Вот то-то было бы хорошо.

Отвлекшись от своих мыслей, Лейв Копытная Лужа важно вошел в конюшню, на ходу отдавая распоряжения слугам. Нет, несмотря на всю опасность предстоящей затеи, всё-таки было очень приятно чувствовать себя ответственным за столь непростое дело. Лейв ухмыльнулся и принялся тщательно выбирать лошадей. Скъольд, он такой, – не доглядишь, так подсунет какую-нибудь дрянь, не смотри, что родной дядька!

А тем временем Скъольд и его старшая жена Смельди Грачиха продолжали начатую беседу. И касалась она теперь вовсе не денег, а Лейва, который об этом, конечно же, не знал и даже не догадывался. Ну а если б догадался или подслушал, тогда б... Тогда б еще больше заважничал, ибо жизненные перспективы для него открывались – прямо головокружительные.

– Так вот, надо б его женить, – отхлебнув кислого пива и скривившись, снова повторил Скъольд. – И невеста на примете имеется.

– Это кто ж такая? – изумилась Грачиха.

– Ингрид, внучка Свейна Копителя Коров, старого моего дружка.

Смельди Грачиха широко открыла рот, да так и осталась сидеть, не в силах произнести ни слова.

– Рот-то закрой, муха залетит, – заботливо посоветовал Скъольд и, допив кружку, снова послал жену за пивом в амбар. Слугам ни Скъольд, ни Смельди не доверяли: пошли-ка слугу за пивом, так он же, гад, всё пиво, пока несет, и выхлебает!

Дождавшись супруги с пивом, Скъольд снова приложился к кружке и снова скривился. Пиво было кислым. И не потому, что хозяин усадьбы любил кислое, а потому, что осталось с прошлого праздника, уж и не упомнить с какого. В тот раз так и не выпили до конца, гостей было мало, а слугам Скъольд не наливал, жадничал. Вот и пил теперь кислое – а что, не выливать же?

– Красавица Ингрид, говоришь, пойдет за нашего Лейва? – переспросила Смельди. И сама же ответила: – Да ни за что! Не отдаст ее Свейн, хоть он тебе и друг.

– Не отдаст? – Скъольд ухмыльнулся. – А теперь вот послушай меня, женщина. – Он отхлебнул из кружки. – Чьи там верхние луга, что у Черного леса, сразу за угодьями Свейна? Правильно, этого ублюдка Хельги, сына старого дурака Сигурда. Богатые луга, сочные, много коров прокормить могут. Свейн на них давно глаз положил, да опасается молодого недоноска. Хоть тот за морем был, не тронул Свейн луга – мало ли, вернется, скандалу не оберешься... А вот ежели погибнет Хельги от разбойничьей руки? Мало ли народу по горам шастает? Сожгут его тело, справят погребальную тризну... А ведь луга-то он с собой не заберет. А наследников у него – одна дочка мелкая...

– Жена еще есть. Дочка Торкеля-бонда.

– Допустим, и жену тоже разбойники того... прибьют. А?

– Складно как у тебя получается, Скъольд.

– А ты думала? – Скъольд Альвсен довольно погладил бороду. – И слушай дальше. Будет ли благодарен Свейн тому человеку, с помощью которого и ублюдок Хельги, и его жена, дочка Торкеля, переселятся в мир иной? А? Конечно будет, а как же! И кто же этот человек, я тебя спрошу? Что, молчишь? А я отвечу. Это наш Лейв. А между прочим, приданое за Ингрид Свейн дает изрядное.

– Значит, наш Лейв прибьет их обоих, и молодого ярла и его супругу, – кивнула Грачиха. – Что ж, дело хорошее. А сможет?

– Сможет, – заверил Скъольд. – Все мои слуги помогут. А потом... потом шепну я ненароком Свейну, кто ему с лугами помог...

– А ежели упрется Свейн?

– А ежели упрется, пусть-ка попробует без меня на тинге те луга отстоять, чай, на них желающие-то найдутся!

– Да уж найдутся, – согласно кивнула Грачиха, прикидывая в уме, много ль приданого даст за Ингрид старый Свейн. По прикидкам выходило – много. Смельди заметно повеселела и даже, набравшись наглости, хлебнула из мужниной кружки.

– Ну, ты уж совсем, женщина, – недовольно поморщился Скъольд, но тут же осклабился. Эх, хорошо б всё сегодня сложилось. Должно сложиться, должно. Недаром ведь вчера вечером принесли в жертву Одину белого петуха да жирную курицу Тору. Не забыли и Хель с Локи – обоим по куропатке досталось. Теперь уж, конечно, помогут боги в задуманном, подивившись неслыханной щедрости Скъольда. Теперь уж – помогут. Должны...

Не успело солнце перевалить за полдень, как четверо верных Скъольдовых слуг, прихватив с собой кое-какие припасы, ходко понеслись на север, к дороге, что вела с юга. Впереди на белой рысистой кобыле скакал Лейв Копытная Лужа.

Глава 4
«ТЫ ДОЛЖЕН!»

Наши дни – весна 862 г. Северная Норвегия

Лепестковым, розовым слоем

Мир от сознанья закрыт;

Пусть достанется он героям,

Тем, кто спасает и мстит —

Зигфриду, Хагену; сонно

Вспомни: всего лишь одна

Капля крови дракона —

И смерть сразит колдуна.

Готфрил Бенн. «Салы и ночи»

– Слышь, ты, нидинг! Ты едешь, или как? – крикнул щуплый светлорусый пацан лет двенадцати на вид, нырнул в такси – старый, видавший виды «сааб». Уселся на переднее сиденье, повернулся к водителю: – Пожалуйста, подождите. Сейчас этот чертов Нильс купит пива и...

– А не рано вам пива? – Таксист, длинноусый мужчина средних лет, с усмешкой посмотрел на парня. Тому стало неуютно. Он даже принялся что-то путано объяснять про безалкогольное пиво, и про своего беспутного приятеля Нильса, и про предстоящий концерт в Черном лесу... Таксист не вникал, еще не хватало вникать в тинейджерские проблемы, вернее, в проблему вот этих конкретно подростков, щуплого светленького, что сидел сейчас в машине, и второго, «чертова Нильса» – во-он он выходит из павильона, выглядит постарше своего приятеля – лет шестнадцать (и всё равно, как такому пиво продали?), – волосы темные, длинные, этакая волнистая грива, как было модно носить во времена его, водителя, молодости, в эпоху «Лед Зеппелин», «Дип Перпл» и разных там «Шокинг Блю». Впрочем, эта мода на длинные волосы из Норвегии, похоже, не очень-то и уходила, даже в армии и то разрешали носить, правда, без подобного прикида, как вон у этих. На «чертовом Нильсе» потертая куртка из черной кожи, вся в блестящих заклепках, под ней длинная маечка с изображением какого-то черепастого урода с непонятной надписью... даже не готикой, а черт-те как... «Дакт... «Дат... «Дак-т-рон» какой-то. И этот, на сиденье, тоже туда же. Таксист скосил глаза. Малыш малышом, а поди ж ты, тоже, как они говорят, «в прикиде». Майка с бледнолицым окровавленным монстром и змеей, такая же черная куртка, шорты из обрезанных джинсов. Не холодновато коленкам-то? В ушах у обоих... не поймешь что – то ли серьги, то ли булавки. А ведь у него самого, у таксиста Акселя Йоргенсона, могли бы быть такие. Не серьги, а дети. Даже чуть постарше. Если бы Марта тогда согласилась родить... Если бы... Так ведь нет – «поживем пока для себя». Пожили... Первый аборт... и всё! Никаких детей. Навсегда. Поначалу даже как-то спокойно восприняли это известие и Аксель, и Марта, ну правда – зачем они нужны-то, дети, одна с ними морока, подгузники, соски, памперсы. Так вот и жили, «для себя». Да и вроде бы неплохо жили, между собой ладили, чтоб серьезных каких размолвок – ни разу. Аксель даже и не изменял почти – ну, та связь с Ирмой, диспетчером, не в счет, она всё-таки, можно сказать, не женщина, а товарищ по работе, – да и чего было изменять? Марта – женщина что надо, настоящая нордическая красавица, с высокой грудью и ногами «от шеи», и в сексе была неутомимой, вот только насчет детей... Да и черт с ними, с детьми. Черт-то с ними, да только чем старше становился Аксель, тем всё чаще при виде подростков возникали у него мысли: «А вот этот мог бы быть моим», «А эта годится в дочки», «А вот если б эти были моими детьми, я бы им...». Ну и так далее. Грустные, честно признаться, мысли. Вот и сейчас... Этот, светленький, что сидит сейчас на переднем сиденье, чем-то похож на Марту. Такой же нос уточкой, пухлые губы, веснушки... Как только Марта с ними не боролась, а всё равно высыпают каждое лето. А второй, волосатый Нильс, вроде посерьезней, молчаливый – видно, клещами слова не вытянешь, – Аксель сам таким был в детстве, да и сейчас, впрочем, не очень-то разговорчив. Ладно, черт с ними...

– Куда везти, ребята?

– В Черный лес.

– Ку-да?!

– Ну, где концерт.

– А, на площадку? Так бы сразу и сказали, а то – «лес».

– Так мы и...

Не слушая больше, Аксель включил двигатель и осторожно, стараясь не задеть припаркованный впереди «вольво», отъехал от тротуара. «Концерт», надо же! Ну да, туда такие только и едут. А вообще, хорошо, что муниципалитет выделил молодежи площадку подальше от населенных мест, – грохот там временами стоял такой – коровы на ближайших хуторах пугались. Подобную музыку, состоящую из дикого гитарного скрежета и молотиловки ударных, Аксель не понимал, но и не хаял. Всякому овощу – свое время. В молодости-то хаживал на концерты, покруче нынешних дела были. Бывало, и входные двери на какой-нибудь «Моторхед» головами вышибали, а как брали автограф у Удо Диркшнайдера из «Акцепт» – вообще отдельная история... Кто теперь помнит Удо? Да никто. А тогда, в начале восьмидесятых, казалось – круче музыки нету.

Справа проносились хмурый еловый лес и близкие синие горы, слева, за маленькими белыми домиками, синело море. Всё-таки в красивой стране они все живут. Интересно, понимают ли? Нет, судя по беспечному виду – вряд ли. А мелкий пацан – кажется, зовут его Ханс – так ведь и не пересел на заднее сиденье, к приятелю, «чертову Нильсу», по-прежнему сидел вполоборота, болтал. А когда Аксель по доброте душевной предложил остановиться да пересесть, лишь небрежно повел плечом: «А меня сзади укачивает». Укачивает его, видели? Тогда на трамвае езди...

– Вон здесь поворот, не проедьте.

– Знаю. – Аксель усмехнулся. «Не проедьте». Уж как-нибудь дорогу узнал, за двадцать-то лет.

Свернув на проселок, машина углубилась в лес. Дорога сделалась уже, стало заметно темнее. Вот уж действительно Черный лес! Вон и кемпинг, за ним небольшой ресторан, а чуть дальше, на большой поляне, сцена. Кто-то уже по ней шлялся в таких же «прикидах», как и пассажиры.

– Уже начался! – Ханс досадливо хлопнул себя по коленкам. – Говорил же, надо было раньше выйти. Опоздали теперь! А всё ты: «Успеем, успеем!»

– Ничего и не опоздали, – соизволил наконец ответить Нильс. – В самое время приехали.

– Да какое ж в самое время, когда вон уже играют вовсю?!

– И не играют, а аппаратуру настраивают. Вон, кстати, Фенрис!

– Где?!!

Ханс чуть было не выскочил из машины на ходу. Аксель притормозил:

– Заплатить не забудьте.

– Ах, да... Вот, пожалуйста.

Монеты. Одна, две, четыре... Мельче, конечно, не могли найти? Наверное, на школьных завтраках целый год экономили. Ладно, их дело...

– Спасибо. Счастливо повеселиться.

Выехав из леса на шоссе, Аксель включил радио. И тут же чертыхнулся, услыхав искаженный старой рацией гнусавый голос Ирмы, диспетчера. Вызов в соседний городок. Вот уж некстати. А херре Йоргенсон уж было настроился на тихий домашний вечер. Вкусный ужин, пиво, телевизор...

«Как дела, дорогой?» – «Спасибо, всё хорошо. А у тебя, милая?» – «Тоже нормально. Знаешь, я тут недавно смотрела передачу о международном усыновлении...»

Да и черт с ним, с вечером. Можно и поработать, деньги никогда лишними не бывают. А на обратном пути заехать на рынок, купить рыбы... Впрочем, какая рыба? Ночь на дворе.

Аксель два раза подряд еще смотался в соседний город – один раз вез профессора из местной клиники, другой – пожилых туристов с парома. Всю дорогу слушал их восторженные описания Эйфелевой башни, Елисейских полей и горы Сен-Мишель. Да, оно, конечно, неплохо во Францию съездить, можно было бы летом махнуть с Мартой. Вот только климат там не очень – больно уж жарко, сухо. Куда ж тогда? В Санкт-Петербург, в Россию? Так там обманут либо ограбят. Вон в прошлый год ездили соседи Аренсены в Россию – без бумажников вернулись и без вещей, хорошо еще сами живы остались. Нет, такой вид экстремального туризма, как поездка в Россию, был Акселю не по нутру. А какие в России дороги? О, об этом Аренсены тоже порассказывали. А уж водители! Злобные, дикие, дорогу никому не уступают, словно играют в детскую игру «Кто на горе хозяин?». Впрочем, с чего бы им быть вежливыми-то, коли уж они по таким дорогам ездят, про какие Аренсены рассказывали? Да, наверное, и не бывает таких дорог, врут всё соседи. Самим надо съездить да посмотреть. Набраться бы только смелости.

Однако уж скоро полночь. Пора, пожалуй, завязывать на сегодня. Заехать разве что по пути в Черный лес, забрать кого-нибудь из припозднившейся публики. Правда, многие на своих авто поедут, да и муниципальный транспорт там, если верить слухам, бесплатный – подарок мэра перед выборной кампанией. Так, может, не заворачивать? Ехать сразу домой? Ладно, можно и свернуть, делов-то на десять минут. Навстречу, сигналя фарами, выехал разноцветный автобус, за ним грузовик с трейлером. Аксель съехал к обочине, остановился, пропуская, – дорога-то узкая. Автобусы шли вереницей, один за другим, украшенные горящими лампочками, словно огромные новогодние елки. Видно было, что тут ловить нечего. Ну, разве что какая-нибудь слегка подгулявшая парочка попадется. Аксель доехал до кемпинга, развернулся и, поставив машину напротив наполовину заполненного автобуса, заглушил двигатель. Зашел в кемпинг – внутри было на удивление прилично и чисто, – выпил чашку черного кофе, довольно недурного, возвратившись, осмотрел машину... правое заднее надо бы качнуть, да уж ладно, потерпит до завтра. Да, похоже, пассажиры тут не светят. Хорошо хоть кофе приличный. Аксель открыл дверцу» уселся и тут услышал:

– Такси! Такси. – Однако!

– Вон тебе такси, Ханс, не ной только.

Надо же! Те же ребята. Светленький Ханс и длинноволосый темненький Нильс. Оба раскрасневшиеся, довольные. И явно под хмельком. Старший-то еще куда ни шло, а вот на месте папаши мелкого, Ханса, можно было бы и всыпать.

– Ой, здравствуйте! – Ребята узнали таксиста, заулыбались.

– Возьмете до Гронма?

– Так тебя ж укачивает?

– Не, меня только на заднем...

Распахнув двери, ребята забрались в салон. Мелкий Ханс – снова на переднее сиденье.

– Наверное, весь год на такси копили? – выруливая, усмехнулся в усы Аксель.

– Почти. – Ханс кивнул. – До города у нас точно хватит... А вы не могли бы... – Он просительно улыбнулся. – Не могли бы сделать небольшой крюк, не доезжая до города... там совсем чуть-чуть, к Снольди-Хольму?

– Да там и пешком чуть-чуть, – хохотнул Аксель.

– Он просто боится пешком, – объяснил с заднего сиденья Нильс. – Там темно, знаете. А дорога лесом.

– Я боюсь? – встрепенулся Ханс. И тут же опустил плечи. – Ну и боюсь. И что же? Там еще старое кладбище... Сам-то небось не пробовал прогуляться ночью по снольди-хольмской дороге?

– С чего бы это мне там гулять, я что, некромант?