Текст книги "Грамота самозванца"

– Так и знал, что вы дворянин, месье.

– Как, наверное, и вы, сударь?

– Гм… ну да, месье… Конечно. До встречи, до встречи, месье де Перишен.

– До встречи, друг мой. Рад буду оказать услугу столь вежливому юноше.

Митрий поклонился и, выпрямившись, отбросил с лица волосы – длинные, по молодежной моде. Люди постарше стриглись и носили короткие бородки – с испанскими воротниками длинные волосы не смотрелись, иное дело с новомодным кружевом. Вот уж тут – да. Не то чтобы Митрий был записным модником, но если выпадала возможность – почему бы не следовать моде? Тем более здесь, в Париже, все больше отбиравшем пальму первенства у Мадрида, Толедо или Кордовы.

В последнее время Прохор был очень зол на себя. Еще бы – так легко поддался на уговоры Рене Мелиссье и подставил друзей. Нечего сказать, развлекся, помахал кулаками – едва Митрия не угробил, старинного своего дружка. Эх, жизнь! Вообще-то не сказать, чтобы Прохору в Париже не нравилось: и улицы нравились, и забегаловки, и вино, и даже веселые парижские девки, среди которых молодой здоровяк пользовался неизменным успехом. Однако вот французская речь парню давалась с трудом, да и, честно говоря, к учебе прилежания не было. Ну их к ляду, эти лекции, все одно ни черта не понятно. Другое дело с какой-нибудь механикой повозиться – с пушками там или самозакрывающимися воротами, что как раз сейчас чинил кузнец, дядюшка Ремье. Он же был еще часовщиком и оружейником, да и бог знает кем еще! Один раз даже конструировал диво-машину – одно слово-то чего стоит – машина! – взял полый металлический шар, насадил на ось, наполнил через загнутые трубки водой, стал нагревать на горелке – опа! Под воздействием пара шар закрутился, да как быстро! Куда как быстрее, чем крутят мельничные колеса даже самые быстрые реки! Сказал наставительно:

– Вот она, Про-ша, великая сила пара! Когда-нибудь она закрутит мельничные жернова, будет поднимать многофунтовые молоты, гнать корабли по морям и океанам. Когда-нибудь… Верю, так будет.

Прохор лишь молча кивал. Много всяких механических диковин имелось в каморке Пьера Ремье.

Вот туда-то и поспешал Прохор солнечным субботним утром. Собственно, и не утро уже было, а самый настоящий день – солнце давно уже сверкало в самой середке неба. Прохор даже вспотел и, сняв плащ, повесил его на согнутую в локте руку.

Вот уже и знакомая мастерская, увитый зеленым плющом забор, ворота. Одна створка распахнута.

Прохор осторожно заглянул:

– Эй, дядюшка Пьер!

Никакого ответа. Лишь из-за распахнутых ставень высунулась кудрявая головенка малыша Антуана, внука старого мастера:

– А дедушка на рынок ушел. Сказал, что не скоро вернется.

– Да уж ладно! – Прохор подмигнул мальчонке, уселся у ворот на траву. – Я тут посижу, подожду.

– Напрасно сели, можете не дождаться, – вскользь заметил проходивший мимо прохожий – не старый, но и далеко не молодой мужчина в черном плаще и высоких ботфортах. Лицо волевое, с седой бородкой клинышком, тщательно накрахмаленные брыжи…

– Почему – не дождусь? – Уж самые-то простые фразы Прохор понимал, только произносил их коряво.

– А потому, что старик Ремье может пойти посмотреть на механическое судно.

– Что… что вы сказали, месье? Механическое судно? Когда? Где?

– Как, вы разве ничего не слышали? Его должны испытать на Сене у Сен-Жермена, как раз сегодня утром и еще завтра в полдень. Я бы и сам не прочь посмотреть, да сегодня уж не успеть. Пойду завтра.

– А там… – заволновался Прохор. – Там всех пускают смотреть?

– Да всех, – беспечно рассмеялся прохожий. – Только вот мало кто пока еще знает. Вы тоже языком не болтайте, молодой человек, иначе точно сквозь толпу не пробьемся.

– Я – молчок, – клятвенно заверил Прохор. – Так, значит, завтра в полдень у Сен-Жермена?

– Да, там. Думаю, увидимся.

– Обязательно, сударь!

Прощаясь, молодой человек вежливо приподнял шляпу.

Назавтра вся троица отправилась к Сен-Жермену. Вышли загодя, еще поутру, больно уж боялись опоздать, особенно – Иван. Прохор с Митькой посматривали на него искоса, но расспрашивать о будущей дуэли не решались, справедливо полагая, что если приятель захочет, так сам расскажет, а не захочет – так нечего и в душу лезть, спрашивать. Так и прошагали молча почти до самого аббатства. Лишь, завидев тополя, Прохор забеспокоился:

– У тебя когда дуэль, Иване?

– В полдень.

– Ну, ты уж это, постарайся укокошить своего старичка побыстрее. Мне тут нужно кое-что посмотреть.

– Да и у меня важная встреча, – поддакнул Митрий.

– Ага! – Иван только руками развел. – Так вот почему вы оба так сюда рвались. А я-то думал – лишь мне помочь.

– Ну и тебе помочь, а как же?! – рассмеялся Прохор. – Ты, главное, не беспокойся, ежели что… – Он решительно сжал кулаки. – Так твоего задиру отметелим, никакой шпаги не нужно!

– Ну вот. – Иван остановился у зарослей. – Кажется, пришли… Что-то мой старец задерживается. Ага… Вон, кажется, он.

Все разом обернулись.

По тополиной аллее, в сопровождении двух дюжих слуг, не спеша шествовал седобородый человек в черном испанском платье, усыпанном мелким жемчугом и при шпаге. Завидев компанию русских, он радостно улыбнулся и помахал рукою.

– Господи! – удивленно воскликнул Митрий. – Это ж месье Перишен, книжник! Обещал сегодня принести мне Парацельса.

– А мне сказал, что здесь, на реке, пройдут испытания механического судна! Хочется посмотреть на такое диво.

– Так ты, Иван, значит, с ним дерешься?!

– Здравствуйте, господа! – подойдя ближе, церемонно поклонился седобородый. – Думаю, вопросы с книгой и механическим судном мы обсудим чуть позже. Сейчас же – дуэль. Готов дать удовлетворение, правда, не здесь… Неподалеку имеется более уединенное место. Пройдем?

– Извольте, – коротко кивнул Иван. Седобородый почему-то сейчас не вызвал в нем никакой ненависти, да и особого желания драться не было. А все же придется – к тому все идет. Что ж… Пусть будет как будет!

– Ваша шпага чуть длиннее моей, – с улыбкой заметил соперник. – Но меня это не смущает. Если не против – начнем?

Острый клинок просвистел в воздухе.

– Начнем, – согласно кивнул Иван.

– Да, я бы попросил господ секундантов расположиться во-он у той клумбы… Там бывают прохожие. Редко, но бывают.

Все четверо – Митрий с Прохором и секунданты седобородого – послушно отошли к клумбе, усаженной красивыми желтыми и ярко-красными цветами.

Оба бойца приняли боевые позы – встали друг к другу грудью, в правой руке – шпага, в левой – кинжал.

Начали!

Оп!

Иван атаковал первым. Нанес удар непростой, с выпадом, так, чтобы поскорей со всем этим покончить. Соперник ловко отскочил в сторону, уклонился, в свою очередь нанес удар, который юноша тут же парировал, надо сказать, довольно изящно. Ап! Удар – налево – а гош! Затем сразу – а друат – направо, потом – ту друа – прямо в грудь! Отбивка! Скрежещущий звук стали. Снова удар… И еще, и еще… Седобородый вроде бы только защищался, и Иван, обрадованный, решил взять его на измор, измотать, довести до усталости. Однако соперник, такое впечатление, оказался из стали! И словно бы играл с юношей, нанося то один удар, то другой. Опытный человек, сразу видно. И опыт этот явно был приобретен не в фехтовальных салонах, а в боевых стычках, в войнах или на палубе пиратского корабля.

Оп!

Иван внезапно пропустил особо хитрый выпад… Странно, но соперник его не заколол, хотя мог бы. Просто остановил атаку и посоветовал в подобных случаях опустить клинок чуть ниже. Учитель нашелся!

Обозленный, Иван снова кинулся в атаку.

– А вот это ты зря, – без труда отбивая наскок, промолвил седобородый. – Никогда не маши шпагой, как мельница крыльями. Это только со стороны смотрится эффектно, на самом же деле клинок в руке неустойчив… его легко выбить… Оп!

Иван и сам не заметил, в какой именно момент его шпага птицей упорхнула в небо, выбитая хитрым ударом соперника. Что ж… Если так…

Седобородый вдруг воткнул клинок в землю. Надо же, какое благородство!

– Ну, не дуйся, фехтуешь ты неплохо, – улыбнулся враг. – Иван, Леонтьев сын, разбойного приказу служилый человек!

Глава 4
Задание думного дворянина

Когда б добиться в жизни цели

Одним ударом мы умели,

Миг улучив, рискнув собой

И банк сорвав в игре с судьбой.

Пока во рту все зубы целы,

И голова не облысела,

И возраст в вас не охладил

Недолгий юношеский пыл!

Робер де Монтескиу-Фезанзак

«Шах и мат»

Май 1604 г. Париж

– Ну, что выпялился, Иван, Леонтьев сын? Зови своих людей – дела решать будем.

Седобородый подбоченился и неожиданно весело подмигнул опешившему от такого поворота Ивану.

– Эй. – Юноша растерянно обернулся к секундантам. – Митька, Прохор… Зовут!

– Ага, ну, конечно! Митька и Прохор, кто же еще-то? – с усмешкой промолвил недавний вражина. – Оба, я так понимаю, Тихвинского Богородичного монастыря тяглые люди?

Услыхав русскую речь, подошедшие парни насторожились.

– Мы-то из Тихвина и того не скрываем, – негромко промолвил Митрий. – А вот ты, мил человек, кто таков?

– Ах, ну да, совсем забыл представиться… Думный дворянин Андрей Петрович Ртищев, боярскому роду Ртищевых дальний родич и доверенный человек государя Бориса Феодоровича!

Услыхав имя царя, парни, не раздумывая, поклонились.

– Вот моя грамота. – Ртищев жестом подозвал слугу и, взяв у того свернутый пергаментный лист, протянул Ивану. – Читай, знаю – грамотен. Понимаю – в такое можно и не поверить, потому кое-что сейчас расскажу. Место удобное, глухое – никто не подслушает.

– Так за вами следят?!

Думный дворянин кивнул:

– Еще с Польши. Едва сумел оторваться от соглядатаев, выйти на вас… Ох, и нелегко было! Присядем вон тут, под кусточком.

Парни покорно опустились на траву. Ртищев окинул их жестким взглядом и улыбнулся:

– Смотритесь орлами. Вижу, даром времени не теряли. Постой, Митрий, все ваши вопросы – чуть погодя. Во-первых, хочу вам сообщить одну вещь – в марте, в Москве, приказом царя Бориса Феодоровича схвачен и брошен в темницу Тимофей Соль, дьяк разбойного приказу, теперь уже – бывший.

– Что?! – округлив глаза, воскликнул Иван. – Тимофей Соль схвачен?!

– Да. Идет следствие. За что – говорить надо?

– Да нет. – Юноша покачал головой. – Чай, сами догадываемся… Но как…

– Как я вышел на вас? – Думный дворянин хитро прищурился. – И главное – зачем? Это ведь вас сейчас волнует?

Все трое разом кивнули.

– Как вышли, дело не столь уж хитрое. Когда зачали пытать Тимофея, заодно спросили – куда верстанные в приказ людишки делись, вы то есть. Списки, вишь ли, в приказе имеются, а вот вас, увы, не нашли. Копнули дальше, узнали – оказывается, дьяк Тимофей Соль и его сообщники пытались от вас избавиться, как раз после возвращения из Тихвинского посада… Пытались, но не сумели. Больно хитро вы извернулись, уж пришлось поломать голову, пока на Париж вышли.

Митька восхищенно присвистнул:

– И как же, интересно, догадались, Андрей Петрович?

– Хороший вопрос, вьюнош, – хохотнул Ртищев. – Вы ведь по осени сгинули… Вот и опросили стражников, что в то время караулы несли. Один и припомнил французского посланца… с которым этак ловко балаболил кто-то из отроков. Французской речи стражник не знал, но что не по-русски балаболили – усек точно. А ведь никто из отобранных для учебы в иных державах отроков чужих языков, увы, не знал. Давай сличать, кого послали… Глянь – а все посланцы-то – дома! Проверили на заставах списные книжицы – опа, – а по книжицам-то все верно выходит! Уехали вместе с посланцем французским Андре де ля Веером трое наших отроков, на учебу царским велением отправленные. Справились у тех французов, что недавно в Москву приехали, – те подтвердили: да, мол, учатся в Сорбонне русские, о том много слухов ходило – лично король Генрих их принимал и милость оказывал. Было дело?

– Было, – скромно отозвался Иван. – Выходит, нашли…

– Эй, чего пригорюнились?! – Ртищев неожиданно расхохотался. – Думаете, царю-государю и мне больше заняться нечем, как вас изобличать да наказывать? Нет, парни, тут дело сложней будет, куда как сложней! Ты, Ваня, сейчас в каких чинах ходишь? Ну, что смотришь? Ходишь, ходишь, никто тебя со службы государевой не изгонял, как и вас всех. Предатель и вор Тимофей Соль – не в счет. Ну?

– В городовых чинах был, – тихо пояснил Иван. – Язм из детей боярских.

– Знаю, знаю. – Думный дворянин отмахнулся и перевел взгляд на Прохора с Митькой. – Ну а вас и спрашивать не буду – не о чем.

Оба парня поежились под пристальным взглядом. Почему-то показалось, что Ртищев знал о них все, а ведь ребята-то, по сути, считались беглыми, Иван поверстал их на службу в приказ на свой страх и риск.

– Скажу так, – снова улыбнулся Ртищев. – Тебе, Иван, – чин дворянина московского глянется, а то и бери выше – стряпчего! Вам же, парни, придется в городовых дворянах походить, насчет землицы не сомневайтесь – испоместим за службишку, и не самыми захудалыми деревеньками. Ну, что уставились? Спросите, с чего бы такие милости?

– Спросим, батюшка.

– А вот с чего… – Посланец с далекой родины вновь стал серьезным. – Сказать по правде, нам очень повезло, что здесь, во Франции, оказался хоть кто-то… Впрочем, не «кто-то», а вон какие орлы! А коль вы со службы не изгнаны, так и должны будете послужить.

– Послужим, Андрей Петрович! – Все трое разом вскочили на ноги. – Животы свои положим за-ради Отечества нашего!

Ртищев покивал:

– Рад таковы речи слышать. А насчет животов… уж их щадить не придется – задание, не скрою, опасное. А ну-ка садитесь… Так… Так вот, вам надлежит как можно скорее – хотя бы за год – отыскать в одном из французских монастырей несколько грамот, хранящихся в вырезанном из рыбьего зуба ларце. Обращаю внимание – искать нужно грамоты, а не ларец, мало ли, в чем они теперь хранятся. Грамоты написаны по-польски… сию речь кто-нибудь из вас понимает?

– Нет, – покачал головой Иван.

– Но, если надо, я могу выучить! – тут же добавил Митька.

– Молодец, вьюнош, – посмотрев на него, одобрительно отозвался посланец. – Однако некогда уже учить. Будете смотреть на подпись, по-латыни, «In Perator Demeustri» – запомнили?

– Странная какая-то надпись. – Митрий пожал плечами. – Может быть, не «ин ператор», а «император»?

– Верно, так и должно было быть. Просто подписывающий грамоты человек плохо знал латынь. Так запомнили?

– Да чего уж проще, – улыбнулся Иван. – «Ин ператор Демеустри». Так в каком монастыре грамота?

– А вот тут, вьюноши, я вам не очень хороший помощник. – Ртищев поморщился. – Ведомо только одно, монастырь тот – в Нормандии или где-то с ней рядом, скажем, в Пикардии или Бретани. Знаете такие волости?

– Да знаем, у нас даже приятель есть – нормандец! – не выдержав, похвалился Митрий. – Уж разыщем вашу грамоту, Андрей Петрович, и не сомневайтесь.

Думный дворянин покачал головой:

– Хочу сразу предупредить, о грамоте – никому ни слова. Молчать даже под пытками – а их могут к вам применить. Все, что в грамоте этой записано, для России, для Отечества нашего, важно настолько, что даже не знаю, как и сказать. Верьте на слово. Клясться в соблюдении тайны не нужно – не дети малые, понимаете, ради пустячных дел я бы сюда не приехал.

– Да мы выполним все, не сомневайтесь…

– Василиса-дева, что на Тихвинском посаде живет, передавала вам всем поклон, – неожиданно сообщил Ртищев.

– Василиска! Так вы и ее знаете? Видали? Как она там?

– Сам не видал, врать не буду, – улыбнулся посланник. – Говорю со слов Паисия, Богородичной обители старца.

– Паисий! А он…

– Был в Москве. Правда, недолго.

Думный дворянин поднялся на ноги и неспешно зашагал по узкой дорожке, идущей вдоль стен аббатства к Сене.

– Пообедаете с нами? – предложил Иван. – Знаю одно неплохое местечко.

– Нет, парни. – Ртищев невесело улыбнулся. – Мы сюда явились порознь, порознь и уйдем. Уйдем и больше не свидимся… Ну, разве что – дома, в России. Грамоту, буде удастся, доставите лично в канцелярию Посольского приказа – мне либо дьяку Филофею Арцыбашеву. Запомнили?

– Да. А если…

– А если что с нами случится… лично государю!

– Господи…

– Доложитесь челобитчиками с французских земель. Он поймет. Ну… – Ртищев внезапно остановился. – Прощайте. Мне пора уезжать и как можно быстрее – больно уж приметен. И все же… – Он вдруг усмехнулся. – Все же ловко я выскочил из Кракова! Теперь бы так же ловко заскочить обратно. Вы тоже не сидите долго в Париже, могут дознаться, с кем вы встречались.

– Кто? – тут же переспросил Иван. – Кто именно может дознаться?

– Иезуиты, – тихо уточнил Ртищев. – Опасайтесь папского нунция Александра Рангони… Впрочем, вы с ним вряд ли столкнетесь, разве что на обратном пути. Пуще же берегитесь некоего брата Гилберта – высок, мосласт, лыс, лицо угрюмое, словно у лесного татя. Если случайно увидите его – то для вас знак: грамота где-то неподалеку. И еще… Монастырь вы должны искать большой, старинный. Скорее всего – бенедиктинский, хотя – не уверен.

– Большой старинный монастырь, – смешно наморщив лоб, шепотом повторил Митрий. – В Нормандии или рядом – в Пикардии, Бретани… Есть у меня на примете один пикардиец, Робер. Толстый такой, не особо умный…

– Рангони. – Иван, запоминая, наморщил лоб. – Монах Гилберт.

– Ну, все… – подойдя берегу реки, резко остановился Ртищев. – Во-он моя лодка. Сегодня же покину Париж и – как можно быстрее – Францию. Хотя… – Он вдруг улыбнулся. – По пути не буду особо торопиться, пусть иезуиты побегают… Ну, вьюноши, храни вас Господь и Богородица Тихвинская!

Думный дворянин перекрестил ребят и, махнув на прощанье, с неожиданной прытью спустился к реке. Молчаливые слуги его, кивнув парням, последовали за своим хозяином. На мачте вместительного челна затрепетал парус.

– Наверное, в Гавр поплывут, – глядя вслед удаляющейся лодке, негромко заметил Митрий. – Там порт, корабли, море.

– Интересно, – подал голос до того молчавший Прохор, – откуда он про Василиску прознал?

– Откуда? – Иван почему-то вздохнул. – Служба у них такая – все про всех знать. Ну, – он вдруг улыбнулся, – идем домой, господа городовые дворяне?

Митька расхохотался:

– Идем, господин стряпчий!

Смеялся, а самому приятно было – не каждый день бывших тяглых людей во дворянство верстают! Правда, пока еще не поверстали, но… Но все равно – было приятно.

Повернувшись, Митрий с Иваном быстро зашагали назад. Уже когда дошли почти до самого аббатства, обернулись: Прохор все так же стоял у реки, словно не в силах отвести взгляд от ее бирюзовых, с белыми барашками волн.

– Эгей, ты чего там застрял?

– Да так… – Прохор нагнал друзей в три прыжка. – Смотрю, может, и впрямь покажется механическое судно?

Митька с Иваном переглянулись и, громко захохотав, повалились в траву.

Когда они явились домой, уже темнело, и в синеющем небе зажигались первые звезды. Где-то на крышах, мяукая, дрались коты, в тавернах веселились и пели, а на втором этаже дома напротив кто-то играл на лютне. Приятно так играл, с душевностью.

– Завтра хорошо бы расспросить знакомых про монастыри, – поднимаясь по лестнице, обернулся Иван.

– Завтра? – Митька улыбнулся. – А чего до завтра-то ждать? У нас ведь в доме и нормандец имеется и пикардиец. Вы поговорите с Жан-Полем, а я спущусь к Роберу. Встретимся у нас с Прохором.

– Молодец, Митрий, – одобрительно отозвался Иван. – Так и поступим.

Сосед, Жан-Поль д’Эвре, встретил их удивленно-весело. Он уже почти совсем выздоровел, лишь немного прихрамывал – все-таки рана еще давала о себе знать.

– Вон!

Едва парни успели войти, Жан-Поль кивнул на небольшой сундучок, стоявший на полу посередине комнаты. Интересный такой сундучок – раньше Иван его что-то не видел.

– Какие-то люди оставили его для тебя, Иван!

– Для меня? – Юноша несказанно удивился.

– Да-да, для тебя! Так и сказали – для месье Ивана, студента из Русии!

– Однако… А что за люди?

– Дюжие такие парни. Не очень разговорчивые. Сказали только, что от какого-то Ры…Ри-сче-ва…

– Может, от Ртищева?

– О-ля-ля! Именно так и сказали. Ну и язык у вас… Не обижайтесь.

– Ну, что, Прохор? – присев у сундучка, обернулся Иван. – Посмотрим, чем нас порадовал Андрей Петрович? Кажется, тут замков нет… А не открывается!

– Там, сбоку, должна быть особая кнопка, – подсказал Жан-Поль. – Я не открывал, не думайте. Но, честно сказать, любопытством терзался!

– Что ж…

Ивану, конечно, хотелось открыть сундук без лишних глаз, но… потом пришлось бы что-то придумывать для Жан-Поля, а насчет него имелись теперь кое-какие планы. К тому же, если бы в сундуке имелось нечто такое этакое, люди Ртищева уж никак не оставили бы его нормандцу.

– Опа!

Сбоку и в самом деле оказалась кнопка. Чуть слышно щелкнула пружина, крышка откинулась…

– Ну, ничего себе! – ахнул Жан-Поль, увидев золотые и серебряные монеты. – Тут по крайней мере на пару десятков ливров!

– Это очень много?

– Для кого как. – Нормандец усмехнулся. – Но для вас, наверное, много. Неплохой сундучок. Его прислал ваш покровитель?

– Земляк.

– Ага, понятно. Мне б таких земляков.

Иван поднял глаза:

– Знаешь, Жан-Поль, я бы хотел поговорить с тобой о нормандских монастырях.

– О чем, о чем? – Нормандец удивленно хлопнул ресницами и признался: – Уж от кого-кого, а от тебя, Иван, я никак не ожидал такого вопроса!

– И тем не менее…

– Что ж. – Жан-Поль развел руками. – Изволь.

Митрий явился в свои апартаменты раньше ребят и, запалив свечу, утомленно растянулся на узкой кровати с подложенным вместо одной из ножек камнем. Разговаривать с пикардийцем Робером – все равно что таскать камни на крутую горку – семь потов сойдет! Робер и говорить-то толком не умел, щедро перемежая и без того не очень-то внятную речь целым потоком «как бы», «короче», «это самое» и прочих слов-паразитов, служивших тупым невеждам для облегчения коммуникации, которую они вовсе не облегчали а, наоборот, делали весьма затруднительной. Митрий едва пробился через частокол подобных фраз и междометий. А как пикардиец отвечал на вопросы! «Да нет», «ну, это самое, может быть», «как бы есть».

– Господи! Да объясни ж ты мне наконец, что значит «как бы есть»? – не выдержав, кричал Митька. – Так имеется у вас большое старинное аббатство или нет?

– Да, как бы сказать, наверное, это самое, короче, что-то такое есть. В Амьене точно есть – собор, такая громадина…

– Так аббатство или собор?

– Короче, собор. И как бы аббатство.

Тьфу! Вот и попробуй пойми!

Хорошо хоть Иван с Прохором добились от Жан-Поля куда большего! Короче, это самое, как бы узнали. Лягушки в прудах этак вот «как-бы-квакают», а не люди!

– В общем, так, – выслушав Митьку, кивнул Иван. – Давай-ка, запиши все, что вызнали. Посидим, подумаем. После запись сожжем.

А получилось следующее: крупных старинных монастырей – аббатств – на севере насчитывалось вовсе не много, гораздо больше было мелких или больших, но не таких уж старинных. Самого пристального внимания были, несомненно, достойны аббатство Фонтенель, аббатство Савиньи, мужской и женский монастыри в Кане, аббатство Гингам в Бретани и аббатство на горе Сен-Мишель.

Расположенный в дельте Сены монастырь Фонтенель принадлежал монахам-бенедиктинцам, как и Сен-Мишель, Савиньи относился к цистерианским обителям, а в Гингаме всем заправляли августинцы. Кому же принадлежали аббатства в древней столице Нормандии – Кане, – Жан-Поль, увы, не помнил. Кажется, бернардинцам.

Иван обхватил голову руками:

– Теперь бы еще узнать, чем они друг от друга отличаются, эти бернардирцы, августинцы и прочие.

– О! – Митька на французский манер закинул ногу на ногу. – Тут и знать нечего. Начнем по порядку. Августинцы – монашеский орден, приписывающий свое основание блаженному Августину. Очень древний орден, нищенствующий, там есть черные монахи, белые монахи, какие-то босоногие братья-отшельники… В общем, нестяжатели – так получается… Францисканцы. Созданы святым Франциском Ассизским, тоже бедные, бедность – одно из их основных правил. Участвуют в инквизиции, преподают в университетах, странствуют, проповедуя слово Божье. Монастырей у них мало. Теперь цистерцианцы – эти богаты, влиятельны, многочисленны… Из них как раз и выделились бернардинцы… есть еще доминиканцы… но в Северной Франции у них монастырей нет. И, наконец, бенедиктинцы. Тоже древний орден. Много монастырей, послушание, воздержанность. Пожалуй, все. Не знаю, правда, чем все эти сведения могут нам помочь?

– Может, и не помогут, – усмехнулся Иван. – Но и не будут лишними. Ты же сам все время твердишь, что лишних знаний не бывает.

– Это верно! – улыбнулся Митрий. – Я спущусь к булочнику? А то что-то так есть хочется, аж просто выпить нечего!

– Ну, вино мы найдем! – расхохотался Иван. – У Жан-Поля был где-то заныкан кувшинчик. А за едой, изволь, сходи… Вот тебе деньги.

– Ого! – Отрок подкинул на ладони большую серебряную монету. – Откель серебришко?

– Ртищева подарок. Не на баловство – на дело.

– Оно понятно, что на дело, – несколько обиделся Митька. – Спаси Бог Андрея Петровича. Так я пошел?

– Давай. Смотри только, недолго.

Махнув рукой, Митрий умчался. Слетел по лестнице чуть ли не вниз головой и, выскочив на улицу, едва не сбил с ног человека с неприметным лицом и пристальным взглядом. На ходу извинившись, бросился к булочнику, рядом, через улицу. Подбежав, заколотил кулаками в ставни:

– Месье Периго, месье Периго!

– Кого там черти принесли?

– Это я – Ми-ти, дядюшка Периго! Хочу вернуть вам вчерашний долг и еще кой-чего прикупить.

– Ми-ти? Долг, говоришь, отдать?

Ставни вдруг резко распахнулись, едва не зашибив отрока, хорошо – тот вовремя отскочил в сторону.

– Ну? – высунулся на улицу вислоусый булочник Периго, торговавший кроме булок еще и всякой прочей снедью. – А, вот он ты, Мити. Ну, иди к дверям, открою.

Митрий послушно подошел к обитой железными полосками двери.

– Заходи, Мити! – Булочник тут же захлопнул дверь, едва посетитель успел войти.

– Шляется тут какой-то черт целый вечер, – пояснил месье Периго. – Все выглядывает, вынюхивает, выспрашивает чего-то.

– А, – отсчитывая долг, безразлично промолвил Митрий. – И про кого выспрашивает?

– Да не бойся, не про тебя, – хрипло расхохотался булочник. – Вынюхивал тут про одного молодого нормандского дворянина, дескать, не живет ли такой где-нибудь поблизости?

– Вот как? – насторожился отрок. – И что, вызнал? Вы-то ему что сказали, дядюшка Периго?

– А ничего не сказал, – буркнул булочник. – Отмахнулся и все… Ветчины взвесить?

– Угу… И еще творогу!

– Творогу ему на ночь глядя… Я-то знаю, кем тот хлыщ интересовался – каким-то раненым. А кто у нас ранен? Жан-Поль! Кто Жан-Поля не знает? Какого-нибудь важного черта пришиб на дуэли – вот и ищут теперь. Сказать по правде, – месье Периго наклонился к самому уху Митьки, – я бы на месте Жан-Поля сбежал от греха куда-нибудь к аббатству Святой Женевьевы, там бы и поснимал жилье некоторое время, пока все уляжется. Ты-то его увидишь?

– Кого, Жан-Поля?

– Ну да, его.

– Увижу, как не увидеть? – задумчиво протянул Митрий. – И обязательно все ему передам. Вот вам денье за сведения, дядюшка Периго!

Хлопнув дверью, юноша выскочил на улицу и осмотрелся. Неприметного незнакомца поблизости не было.

– Ну, Жан-Поль, – на ходу прошептал Митька, – видать, и ты наследил где-то, видать, и ты…