Текст книги "Шпага Софийского дома"

– Так и я про тебя не ведал, – пожал плечами несколько обидевшийся Олег. – Подумаешь, игумен. Видали мы таких игуменов. Ни от кого про тебя не слышал, ни от Гришани, отрока софийского, ни от этого… Варсонофия-ключника.

Феофилакт задумчиво почесал бородку, помолчал и осведомился, откуда Олег Иваныч знает Варсонофия и Гришаню?

Ну вот, давно бы так! Вопрос насчет Варсонофия майор проигнорировал, а Гришаню, наоборот, расписал со всеми подробностями.

– Так ты недавно нанятый? – выслушав рассказ, помягчел игумен. – Так бы сразу и сказал… Говоришь, Тимоха Рысь тут промышляет?

Олег Иваныч кивнул.

– Ай, шильник, – выругался Феофилакт. – Ой не ладно, ой не ладно.

– Да что не ладно-то? – удивился Олег. – Разбойничает себе потихоньку, козлина безрогая.

– Да то не ладно, что не тут его место, а в Новгороде! – неожиданно взорвался игумен. – Кто-то ж его сюда прислал, с такими же шильниками свел, зачем вот только? Впрочем, того тебе знать не надобно, – монах махнул рукой. – Давай, веди к купцам, посмотрим, какие купцы… Пошли, робяты. Покамест его не развязывай. А ты иди, только бежать не удумай – стрела быстро достанет.

– Нужно больно, – буркнул Олег Иваныч.

Вся процессия – игумен Феофилакт с полдесятком воинов да связанный по рукам Олег – ходко направилась вдоль берега, обходя валуны и каменные распадки. Песок под ногами сменился влажным пружинящим мхом, впереди, за деревьями, блеснула излучина реки, вскоре показались и струги.

– Олег Иваныч! Вот ты где! – выбежал из-за орехового куста Гришаня. – А мы тебя уж обыскались, думали, куда сгинул? А ты вот с кем…

Гришаня подошел ближе и низко поклонился игумену:

– Здрав будь, отче Феофилакт!

– И тебе здравие, Григорий-отрок, – улыбнулся монах. – Все трудишься во послание Варсонофьево?

– Тружусь, отче, – согласился Гришаня и кивнул на Олега: – Что ж вы нашего человека связали, али тать он лесной?

– Тать – не тать, на лбу не написано, – резонно возразил игумен, однако ж шепнул людишкам, чтоб развязали пленника.

Олег Иваныч был несколько удивлен непосредственной манерой общения всех этих людей, включая Гришаню и Феофилакта. Раньше ему почему-то думалось, что жители Средневековья должны обязательно изъясняться эдаким велеречиво-церковным стилем, типа «азм есмь червь», «вельми понеже» и так далее. Нет, было, конечно, и подобное, типа любимого Гришаниного выражения «каменья метаху и всех побиваху», однако в большинстве случаев все тутошние Олеговы знакомцы выражались вполне понятно и доходчиво, причем весьма кратко, метко и живо.

Иван Костромич пригласил игумена и его людей к костру, отведать ушицы. Те не отказались, игумен вообще все больше производил на Олега впечатление парня не промах. Стоило только послушать, как ловко он выспрашивает у Ивана и Силантия количество и вид товаров, водоизмещение стругов, вооружение воинов, а особенно обстоятельства крушения немецкого судна. Причем все это с мягкой отеческой улыбкой, под ушицу с медовухой. Сам-то Феофилакт, как лицо духовное, медовуху не пользовал, однако щедро угощал собеседников, включая Гришаню и орденского немца – единственного выжившего во время столкновения с шильниками. Ливонский рыцарь Куно фон Вейтлингер (так звали немца) сидел на парчовой подстилке с перевязанной серой тряпицей рукою и аппетитно прихлебывал дымящуюся уху большой оловянной ложкой. От чарки рыцарь тоже не отказывался, опрокидывал сразу, не морщась, впрочем, не заметно было, чтоб сильно пьянел. Так, раскраснелся только, да все чаще тряс светлой мелко-кудрявистой шевелюрой, отгоняя комаров и мошек. Даже произнес тост – он неплохо говорил по-русски, этот ливонец, – за спасших его людей, особенно – за «герра Олега Ивановитча». Герру Олегу Иванычу рыцарь чем-то напомнил бородатого солиста группы «АББА», очень уж был похож, только посветлее и кудрявый.

За гладью озера садилось солнце. Шитая серебром короткая куртка рыцаря и золоченая рукоять его меча отсвечивали красным. Кровавым… как почему-то подумалось Олегу Иванычу, никаких хороших слов о ливонских рыцарях он в прежней своей жизни не слышал, вернее – не читал. Жадные и трусливые псы, мечтающие только об одном – поработить и ограбить великодушный русский народ. Неизвестно, как насчет жадности, но впечатления, что он трус, рыцарь Куно никак не производил – вон как здорово орудовал мечом, один против десятка! Да и вообще, он был Олегу Иванычу чем-то симпатичен – учен, красноречив, вежлив.

– Прошу вас, сир, принять от меня этот скромный дар! – с этими словами фон Вейтлингер протянул Олегу тонкий кинжал в черных изящных ножнах, инкрустированных золотом. – Знайте, в Ливонии у вас есть надежный друг!

– Весьма благодарен, сэр! – торжественно ответствовал Олег Иваныч и замялся. Следовало тоже что-нибудь подарить рыцарю, какую-нибудь безделушку типа двуручного меча или ожерелья из изумрудов… Вот только, как назло, ничего подобного в наличии не наблюдалось… разве что «рэнглеровский» ремень в джинсах. А что? Чем плох подарок? Настоящая кожа… по крайней мере, так уверял продавец на «Звездном» рынке. Впрочем, у них тут вообще нет ничего искусственного. Но и такого ремня тоже ни у кого не сыщется!

Уже ближе к вечеру, когда гости собрались уходить, Олег Иваныч наконец решился. Он вообще не любил казаться неучтивым. Снял ремень, скрутил жгутом, поискал глазами рыцаря… Черт побери, да где же он? Ага, стоит в сторонке, беседует о чем-то с игуменом.

Обойдя костер, не спеша направился к ним… и вдруг замер, не пройдя и половины пути. Феофилакт и ливонец беседовали по-немецки! Олег Иваныч передернул плечами. Сам он в детстве учил – если так можно выразиться – английский, но и немецкую речь мог узнать, хотя и не понимал. Но ведь рыцарь Куно фон Вейтлингер прекрасно знает русский! Так какого же черта… А может, тут дело не в рыцаре, а в игумене… уж больно ухватки у Феофилакта-инока своеобразные… Словно б и не молился всю жизнь, а изучал основы оперативно-розыскной деятельности в спецшколе при ГУВД Санкт-Петербурга и области. Ох, не прост игумен, ох, не прост. Да и вообще, кто тут прост-то? Олег Иваныч сплюнул. Окружающие люди мало соответствовали его представлениям о «древних русичах», простых, доброжелательных и открытых. Ну, Феофилакт с рыцарем, понятно… Однако и Иван Костромич – ему-то какое дело до их беседы – уши навострил, привстал с бревна, на котором сидел, поближе к реке придвинулся – понятно, по воде-то звук лучше идет. Рядом Силантий Ржа… бесхитростный воин, прямой и честный. Ну, честный, это, пожалуй что, и так, а вот насчет бесхитростного… Олег Иваныч хорошо помнил, как не хотел Силантий ввязываться в бой из-за немцев. И видел, как здесь, у костра, тот же Силантий весело хлопал рыцаря по плечу, улыбался, рассказывал что-то веселое, в общем, вел себя так, словно встретил лучшего друга после долгих лет разлуки. И что ему от этого немца надо?

А Гришаня? Ведь следит, змей, за Костромичом и Силантием, осторожно, правда, так, что и понимающему человеку не очень заметно. Но если хорошо присмотреться… Вон, у кострища, служки сняли котел, собрались тащить к реке, мыть… А вот Гришаня сидит, не шевелится, только нет-нет да и зыркнет синими своими глазищами то на Ивана, то на Силантия. Вот спустился Силантий к реке – дивное дело – и Гришаня туда же! Котел помочь мыть якобы… Нужен ему тот котел… Может, спросить его начистоту? А пожалуй, так и сделаю, как случай представится.

Феофилакт с фон Вейтлингером закончили свои тайные беседы, и игумен начал прощаться. И то правда – ночь на дворе, вернее в лесу. Пора и честь знать. Тем более – завтра плыть. И так задержались – дальше некуда, эдак вовек до Новгорода не добраться. Ливонец изъявил желание дожидаться своих в устье Волхова, два орденских судна наверняка еще болтались по Ладоге, в лучшем случае – чинили такелаж где-нибудь в укромном местечке. Игумен Феофилакт любезно предложил рыцарю свои услуги, что никаких подозрений ни у кого не вызвало – ну в самом деле, не на голой же земле спать благородному рыцарю, на игуменском-то струге куда как сподручней. Олег Иваныч лишь только хмыкнул.

Благословив Ивана Костромича и его людей, Феофилакт со служками скрылся в темнеющих кустах. Фон Вейтлингер чуть задержался, собираясь… интересно, а что ему было собирать-то? Ливонец походил себе по берегу, зачем-то взошел на струг Костромича, спустился по шатким мосткам обратно, оглянулся… Почти все уже разбрелись по стругам спать, лишь Олег задумчиво сидел у догорающего костра, да Гришаня зачем-то шастал вдоль берега – раков, что ли, ловил.

Ага, раков, как же! Фон Вейтлингера – вот кого! Подойдя к немцу, отрок сказал что-то вполголоса, оборачиваясь незаметно на струги (ну, это он думал, что не заметно, Олег Иваныч-то еще не окончательно в бревно превратился, хоть и выпил изрядно). Внимательно выслушав отрока, рыцарь кивнул, о чем-то заговорил сам. Олег Иваныч напряг слух, сам не понимая, зачем ему это нужно, просто с детства страдал любопытством. В ночной тишине было отчетливо слышно каждое слово. Ну, почти каждое… Слышно, но ни фига не понятно! Говорили-то по-немецки! Ну, Гришаня, ну, фрукт… Интересно, откуда он знает немецкий? А откуда и Феофилакт… Может, у них тут, в Новгороде, немецкий в каждой школе учат по этим… берестяным грамотам…

Наконец, видимо, договорившись, рыцарь пожал Гришане руку, прощаясь. Высокая фигура ливонца растворилась в ночи за деревьями.

– Слышь, Гриша, а кой ляд игумен по озеру на лодьях плавает, ему что, в монастыре делать нечего? – поднявшись с бревна, как бы невзначай поинтересовался Олег. С вопросом о немецком языке он решил погодить, успеется. Гришаня засмеялся и пояснил, словно первокласснику, что монастырь-то у Феофилакта далеко, аккурат у самого Новгорода, а земли монастырские и по брегам Нево-озера есть, тот же монастырь Никольско-Медведский, что в устье Волхова, недавно отремонтированный. Да и людишки Феофилактовы рыбкой промышляют, зверем, бортничают, за ними пригляд нужен, а какой пригляд без хозяина? Вот Феофилакт и ездит иногда, приглядывает. А как людишкам без пригляду? Эдак монастырская братия без рыбы останется, чем тогда чернецы постничать будут, корой, что ли, березовой?

– Экий ты, Олег Иваныч, право слово, непонятливый, – посетовал слегка захмелевший отрок. – Допрежь чем спросить, головой подумать надо!

– Спасибо за науку, Григорий свет Федосеевич, – обиделся Олег. – А то ведь куда уж нам уж.

Слегка щелкнув Гришаню по лбу, чтоб не очень задавался, он подошел к догорающему костру, уселся на поваленное дерево и долго, до ряби в глазах, смотрел на сине-красные угли, думал. В голове шумело от выпитой медовухи.

Захрустели хворостом чьи-то шаги. Олег Иваныч повернул голову – Гришаня. Причесанный, в красивой лазоревой рубахе, шитой серебристыми нитками. Примостился рядом, протянул принесенный туес:

– Испей-ко, Иваныч.

Олег глотнул. Квас исполненный, хмельной. Вкусно. Нет, все-таки неплохой парень Гришаня, хоть и ушлый слишком.

– Чевой-то ты, Олег Иваныч, пояс свой в руках держишь, бить кого-то собрался? – приняв туес обратно, поинтересовался отрок. А и правда, чего? Олег усмехнулся: ну надо же – хотел ведь ливонцу подарить пояс-то, а вот поди ж ты, совсем из башки вылетело.

– Так догоним! – почему-то обрадовался Гришаня. – Рыцарь-то вдоль реки идет, а мы напрямик, лесом. Пойдем, а, Иваныч?

– Ну, сходим, пожалуй. А то что-то совсем сна нет.

Ага, нет, как же! Башка, как бубен, в веки хоть спички вставляй, чтоб не закрывались. Чем шляться черт-те где по лесу, Олег Иваныч, конечно, всхрапнул бы сейчас на струге минут шестьсот будьте-нате, однако вот поперся вслед за Гришаней. А все любопытство, чтоб его…

Ливонца нагнали быстро – то ли тот еле шел, то ли просто стоял, дожидался.

Увидев Олега Иваныча, рыцарь обрадовался, улыбнулся широко, будто родного брата встретил, Гришане «данке» сказал, а тот, дурак, и кивнул, прокололся, ну уж теперь-то от вопросов не отвертится, налим скользкий.

Рыцарь чуть поклонился:

– Не позволит ли достопочтенный сир Олег сказать ему пару слов наедине?

Олег Иваныч хмыкнул:

– Позволит… Гришаня, исчезни!

Отрок кивнул и скрылся в зарослях ореха-лещины. Пошел обратно? Ну, это вряд ли, наверняка затаился за кустами и подслушивает. А какая ему в том корысть? А ливонец какого черта с ним, с Олегом, собрался секретничать? Ведь Гришаня-то, надо полагать, и без того в курсе всего. Вот только чего «всего»?

– В суровые времена даже друзья не должны знать лишнего, – проводив отрока взглядом, тихо произнес рыцарь. – Пройдемте ближе к реке, любезнейший господин Олег, ибо каждое дерево в этом лесу может иметь уши…

«Любезнейший господин Олег» молча спустился к реке вслед за ливонцем.

– Мне рекомендовали вас, господин Олег, как благородного человека, состоящего на службе Новгородского герренсрата и близкого к архиепископу Ионе, – присев на камень, торжественно произнес фон Вейтлингер. Услыхав такое, Олег Иваныч важно качнул головой, а про себя ахнул, испытав непреодолимое желание хорошенько надрать уши Гришане, ибо кто еще мог его «рекомендовать», как не ушлый отрок. Ну, Гришаня, ну, козлик. Надо же – герренсрат какой-то, Иона… Олег Иваныч ни про кого ни сном ни духом… однако надул важно щеки, приготовился дальше слушать.

– Я – ливонский рыцарь Куно фон Вейтлингер, направляюсь в Новгород с очень важным делом…

«Ежу понятно, что не рыбу ловить!» – подумал Олег.

– …по поручению Орденского магистра Вольтуса фон Герзе, надеюсь, хорошо известного своим благородством и вам, господин Олег.

Олег Иваныч кивнул. (Впервые слышу! Вольтус какой-то…)

– Однако судьба полна превратностей, и лишь немногим людям уготовано знать ее прихотливые изгибы…

Рыцарь распространялся насчет судьбы довольно долго, с ненужными, по мнению Олега, литературными изысками, а в конце своей цветистой речи признал, что он, Куно фон Вейтлингер, к сожалению, смертен (а что, раньше в этом сомневался, что ли?). А раз смертен, то его миссия находится под угрозой. Особенно теперь, когда оставшиеся корабли Ордена находятся черт-те где, многие люди убиты, а он сам спасся от разбойников лишь чудом да милостью господина Олега.

– Только игумен Феофилакт знает теперь о моей тайне, – продолжал рыцарь, – однако он не скоро будет в Новгороде. Григорий хоть и умен, но, к сожалению, еще мальчик и не выдержит пыток…

(А я, значит, выдержу?! Ничего себе заявочки!)

– …тем более что он, кажется, низкого звания…

(Интересно, кем меня-то Гришаня представил – боярином или князем?)

– …Вы же, как доверенное лицо архиепископа, несомненно, имеете определенное влияние…

(Вот, значит, как… доверенное лицо! И не кого-нибудь, а архиепископа… Этого самого Ионы, надо думать!)

– …поэтому я доверяюсь вам, как самому себе…

(Спасибо за доверие! Как бы оно мне боком не вышло…)

– …и прошу передать господину архиепископу и Новгородскому герренсрату: магистр Вольтус фон Герзе готов поддержать Новгород против московитов и Пскова. Но пусть и Новгород тоже поддержит Орден в отношениях с Псковом, извечным врагом Великого Новгорода…

(Ну, насчет Пскова, как извечного врага Новгорода, ты, наверное погорячился, парень… хотя все может быть, кто вас тут знает…)

– Мы готовы даже поддержать ваши вполне справедливые претензии к Ганзейскому Союзу и выступить посредником в отношениях с Любеком, Ревелем и прочими городами Ганзы… Нет, нет, не хмурьтесь, действительно готовы…

– Да не хмурюсь я, Куно, – комара вот со лба согнал. А сообщение твое обязательно передам, ежели сподоблюсь.

– Рад довериться столь благородному мужу!

– Спасибо за добрые слова. Да, вот еще что…

Чуть смущаясь – все-таки не так уж и велик подарок, ну, да главное внимание, – Олег Иваныч вручил рыцарю ремень, попрощался и медленно пошел обратно. Фон Вейтлингер тоже исчез за деревьями. Олег так и не понял, понравился ли ему подарок, – слишком темно было, чтобы пристально всматриваться в выражение лица рыцаря, да и некогда, по правде сказать.

Пройдя шагов тридцать, майор ощутил вдруг какое-то беспокойство – поблизости что-то не видно было Гришани. Ушел, не став дожидаться? Это ушлый-то софейский служка? Ага, сейчас! Что-то слабо верится. Тогда где же он?

Ответ на этот вопрос Олег Иваныч получил почти сразу, как только свернул чуть в сторону от реки. Поперек тропы лицом вниз лежало чье-то тело. Чье-то? Рубаха-то уж слишком яркая, даже в полутьме небесно-голубым сияет, да блестит в лунном свете серебряная вышивка по вороту и подолу. Гришаня! Стонет… Значит, еще жив! Но кто же…

Олег Иваныч бросился к отроку. И неяркий свет июньской ночи вдруг померк в глазах майора. Нет, он не потерял сознание – просто на голову Олегу, осторожно подкравшись сзади, набросили большой пыльный мешок из-под муки.

«Хорошо – не из-под перца!» – чихая, подумал Олег Иваныч, чувствуя, как несколько человек скручивают ему руки.

– Будешь дергаться – пришьем! – шепотом пообещал чей-то приглушенный бас. И убьют – с них станется! Олег Иваныч и не дергался, зачем? Против нескольких рыл, да еще с мешком на башке, не очень-то сладишь. Пока не прибили – и то ладно, а уж потом… потом видно будет. Гришаню вот только жалко. Правда, вроде бы жив, но эти уроды ведь и добить могут: сунут нож под лопатку – секундное дело. Впрочем, в данной ситуации он, Олег Иваныч Завойский, к сожалению, ничем Гришане помочь не может. Самому бы упастись как-нибудь. Интересно, зачем он им нужен? Еще интереснее – кому это – «им»?

Немного протащив пленника по лесной тропе, неизвестные ночные тати черными тенями спустились к реке (сквозь мешок было хорошо слышно плесканье волн). Чьи-то гулкие голоса. Команды. Ругань. Узкое помещение… мокрый пол… нет, не пол – палуба, или, скорее, дно. Ого! И еще, кажется, кто-то рядом! Черт, как бы освободиться от этого мешочка. Жаль, руками не получится. Вот если б за что-то зацепиться… Хоть сучок какой-нибудь или гвоздик.

Олег Иваныч пошарил вокруг связанными за спиной руками. Пошарил…хм… если можно так выразиться. Покрутился, чувствуя неподвижное, лежащее рядом тело.

– Эй, товарищ! Господин! Тьфу ты…

Ни ответа, ни привета. Ладно, придется самому. Ну-ка, что там у него… Вроде ноги. Ага, точно, башмак. Пятка. А надо бы – носок. Так-так. Еще немного…

– Вам, господин майор, в цирке выступать можно! – весело похвалил себя Олег Иваныч, стаскивая с головы мешок, зацепленный за носок башмака лежащего рядом человека.

Обстановка вокруг более всего напоминала гроб, только сырой. Мокрые доски по всему периметру, а сверху, в щелястых досках, пропускающих внутрь тусклый утренний свет, что-то вроде лаза, прикрытого бычьей шкурой. В высоту около метра, а в ширину дай бог с половину того. Прямо пенал какой-то, не повернуться. Да еще и сосед рядом – «отель „Атлантик“, двухкоешный нумер». И кто же этот товарищ по несчастью?

Мама дорогая!

Ну, не прошло и года!

Куно фон Вейтлингер, ливонский рыцарь, собственной персоной! Все в той же сиреневой, с серебром, курточке-вамсе и узких штанах. Только без меча и кинжала. И в полной отключке! Саданули сзади чем-то тяжелым, типа кистеня, – видал Олег Иваныч у воинов Силантия Ржи такую штуку. На совесть саданули – и тяжкого вреда здоровью вроде бы нет, и – лежит доблестный рыцарь Куно, не шевелится. Ага, зашевелился все-таки, застонал. Ну, давай, давай, милый, просыпайся, давно пора!

Очнувшийся рыцарь открыл глаза и очумело уставился на Олега Иваныча.

– С пробуждением вас, ваше сиятельство, – криво усмехнулся майор и, покосившись на узкую дверь, сразу же приложил палец к губам: – Ругаться не советую, сэр, не время!

Перехватив взгляд Олега, ливонец так же с подозрением посмотрел на затянутый шкурой лаз в потолке.

– Меня они зацепили кистенем, а вас? – морщась от боли, шепотом спросил рыцарь.

– Мешок на голову. Куно, давай без церемоний, на «ты». Припечатать кому-нибудь сейчас сможешь?

– Э? – ливонец непонимающе посмотрел на Олега.

– Ах, да… не совсем въезжаешь… Битва! Драка! Бой! Понимаешь?

Рыцарь закивал. Бледное лицо его понемногу розовело – значит, тяжких телесных точно нет, максимум – сотрясение.

– Короче, надо отсюда как-то выбираться, – резюмировал Олег Иваныч. – И, желательно, побыстрее. Вряд ли нас захватили из праздного любопытства, да и на простой киднэппинг с целью выкупа тоже что-то не очень похоже. Для этой цели им только ты мог пригодиться, но никак уж не моя скромная персона.

– Полагаю, все дело в моей миссии, – сурово поджав губы, тихо произнес рыцарь, – за мною, вероятно, следили.

– Весьма глубокомысленное замечание. Впрочем, скорее всего – верное. Значит, мы с тобой носители важных государственных секретов. Черт, и угораздило же!

– Вероятно, нас будут пытать, – согласился ливонец.

– Вот и я о том же. Ай, как скверно-то.

Фон Вейтлингер замолк и многозначительно поднял глаза к небу. Вернее, к потолку, к лазу, затянутому бычьей шкурой. По потолку ходили. Впрочем, для тех, кто ходил, это был не потолок, а палуба. Ощутимо покачивало – судя по всему, это было какое-то небольшое судно. Интересно, чье? Разбойничье? Вполне возможно, местные людишки промышляют еще и пиратством. Тогда почему наверху такая тишь? Ни те удалых песен, ни похвальбы славными подвигами на ниве экспроприаций чужой собственности. Даже ругань и то вроде бы поутихла. Что за пираты такие, притихшие? Может, кого опасаются? Ан, нет!

Качка заметно усилилась, за бортами зашипела вода – видно, корабль прибавил скорость. Наверху раздался довольный смех вперемешку с руганью. Прогнулся под чьими-то шагами потолок, откинулась шкура.

В узкий прямоугольник лаза заглянула противная улыбающаяся рожа козлобородого Митри!

– Што, шпыни, поймалися? – Митря довольно затряс жидкой свалявшейся бороденкой.

– Отвали, чучело, – угрюмо бросил Олег Иваныч. – А то сейчас как плюну в глаз!

– Ужо поимеешь за чучело-то! – погрозил кулаком Митря и, обернувшись, прокричал кому-то: – Стяпашка, глянь, развязались, шпыни-то. Нут-ко, слазьте-ка вниз, робяты!

Он отступил в сторону, и в узкое обиталище пленников спрыгнули двое молодых крепких парней в застиранных, выбеленных солнцем и ветрами, рубахах. Незлобиво пнув пленников, они тщательно перевязали стягивающие руки ремни, обильно смачивая их какой-то дурно пахнущей жидкостью. Пока перевязывали, Олег размял затекшие запястья…

– Ну все, бывайте! – двинув попавшегося под ногу Олега под ребра, весело попрощались «робяты», ловко выбираясь на палубу.

Олег Иваныч задумался. С чего это они так радуются? Ну, поймали кое-кого, и что? Не такая уж и заслуга. А! Может, проскочили удачно мимо кого-нибудь? Типа стругов Костромича или Феофилакта. Совсем скверно, ежели так: выходит, могли б Олег с Куно немного шумнуть и… Что «и», майор не додумал, помешал Куно, поинтересовавшись дальнейшими планами «господина Олега».

– Для начала хорошо б осмотреться, а то черт его знает, где мы? Куда плывем-то? Ежели в открытом море… пардон, в озере, – один расклад, а если рядом берег – совсем другой. Кстати, не попробовать ли развязаться? Мне что-то кажется, наша недалекая охрана чересчур самонадеянна. А ну-ка…

Олег Иваныч подтянул ноги к животу. Миг – и стягивающие руки ремни оказались перед его зубами. Ну и пахло ж от них!

– Стой, господин Олег! – непритворно ужаснулся ливонец, разгадав явные намерения Олега. – Ты что, никогда не сталкивался с подобным?

Олег Иваныч пожал плечами. С чем «подобным»-то?

Рыцарь только покачал головой. Оказывается, люди козлобородого Митри не были такими уж «лямыми». Во-первых, как пояснил фон Вейтлингер, жидкость (он называл и состав, да Олег не запомнил – к чему?) была ядовита. А во-вторых – она быстро твердела и простые сыромятные ремни приобретали крепость цемента. В чем и убедился Олег Иваныч, попытавшись пошевелить руками.

– Как же они нас потом сами-то развяжут, сволочи?

– Зачем развязывать? – удивился рыцарь. – Можно распилить осторожненько!

– Ну и суки…

Олег Иваныч сплюнул на пол и раздраженно ударил связанными руками в заднюю стенку. Доска чуть спружинила. Что-то полетело на палубу, открыв в заднем борту судна маленький – в полсантиметра – глазок. Сучок, чтоб его… Через такую дырку не удерешь. Однако посмотреть вполне можно, все ж лучше, чем пялиться в щели наверху – окромя неба да сапог пиратов ни хрена не видно.

Нет, Бог никак не хотел сжалиться над несчастными пленниками – никакого берега поблизости было не видно. Да и не только поблизости. Безбрежная даль Нево-озера. Впрочем… Что-то маячило за кормою, поднимая пенистые брызги. Олег присмотрелся. Лодка! Маленький челнок, привязанный к стругу прочной веревкой. Фон Вейтлингер тоже вдосталь поразглядывал его, поцокал языком зачем-то. Потом оторвался от дырки, взглянул на соседа и перевел внимательный взгляд серых, почти как у Олега Иваныча, глаз на кормовую стенку. Стенка как стенка. На вид – вполне крепкая. Но ведь и стягивающие руки ремешки отнюдь не мягки – замечательно хорошо затвердели, качественно! Постарались «шильники», дай бог, на свои дурные головы!

– Какой хороший цемент! – довольно произнес Олег Иваныч с акцентом «Василия Алибабаевича». – Как ты считаешь, Куно, вышибем?

– С трех ударов! – улыбнулся ливонец. – Если не помешают… Доски совсем прогнили.

– А мы сейчас и не будем, – зашептал майор. – Подождем. Глянь-ка на небо! – он кивнул на верхние щели, сквозь которые виднелась уже не нежная синь неба, а угрюмая тучевая серость. Да и качка стала явно сильнее! Чтобы сидеть ровно, пленникам приходилось сильно упираться ногами в противоположную стенку.

– Надо успеть, – прислушиваясь к доносящемуся снаружи вою усилившегося ветра, предупредил рыцарь. – В бурю они пристанут к берегу. Хотя… – он помрачнел, – …хотя могут и уйти на широкую воду. В море бывалые моряки именно так и делают. Что ж, у нас, похоже, нет большого выбора!

Ветер становился все сильнее, свинцом угрюмилось небо, волны – спины морских коней – бросали струг в разные стороны, словно неумелый игрок легкий теннисный мячик. По верхней палубе забарабанили крупные дождевые капли. Все чаще и чаще… Громыхнуло. А потом та-а-ак качнуло! Словно в яму ухнули!

Олег Иваныч – человек насквозь сухопутный – внезапно почувствовал себя плохо. Этого еще не хватало! Стиснув зубы, он подполз поближе к корме и с силой ударил в нее ногами. Кроме отбитых пяток, никакого видимого эффекта действия его не произвели – то ли удар был недостаточно силен, то ли доски, вопреки предположению фон Вейтлингера, оказались не такими уж и гнилыми.

– О, нет, господин Олег, не так! – ливонец поднял повыше руки. – Вот этим узлом… Вот сюда… – он показал на пару досок, видимо, более гнилых. – С ударом грома – разом ухнем!

С ударом грома ухнули! Разом!

Да так, что бедная доска треснула сразу аж в двух местах! И тут же огромный водяной пласт с непостижимой силой ворвался внутрь, припечатав сотоварищей к стенке. Каморка быстро наполнялась водой, так что еще немного и…

Одно утешение – разбойникам явно было не до Олега с рыцарем – судя по оглушающему сухому треску, у них обломилась мачта.

Напор воды вдруг ослаб – судно заметно «клюнуло» носом, то ли напоролось на камни, то ли просто скатывалось с волны, черт его знает, вовсе не этот вопрос тревожил сейчас пленников, внезапно почуявших близкую – вот она, рядом! – свободу.

Выломав еще пару досок, Олег и фон Вейтлингер, уцепившись сцепленными пальцами за веревку, поочередно ухнули в воду… Слава Богу, хоть не холодно, лето все-таки, но тем не менее в бурных волнах со связанными руками – приятного мало. Олег Иваныч так, например, очень обрадовался, когда с помощью ливонского рыцаря оказался наконец в лодке. Хотя, если рассудить хорошенько, радостного в этом было мало – утлый дощаник посреди разгулявшейся стихии. Веревку скоро сорвало – не пришлось и перебивать, – и оторвавшаяся от корабля лодка пустилась в вольное плавание.

Выл ветер протяжно и гулко, бесновались вокруг свинцовые волны. Покрытые белесовато-коричневыми шапками пены, они накатывались на утлый челн, словно огромные живые горы. Казалось, каждая из них может стать последней. Впрочем, что – казалось – так оно и было!

«Два дурака в одном тазу пустились по морю в грозу», – вспомнилось вдруг Олегу Иванычу. Примерно такие стишки читала ему бабушка в раннем детстве.

Выбрались, блин, на свободу, два придурка. Один дурацкие стихи вспоминает, другой… А другой вообще с ума спятил – принялся терзать лодку, и без того утлую, пытаясь отломить кусок кормы. Это чтоб поскорее потонуть, наверное. Чтоб не мучиться… Таки отломил, собака! Затем выбил ногой скамейку, бросил Олегу:

– Гребите, майн герр!

Хм… Гребите… Куда, интересно?

– Держим лодку носом к волне, ясно?

Да ясно, куда уж яснее. Олег Иваныч кивнул. Носом к волне… Да хоть хреном – похоже, один черт!

Особенно наглая волна накрыла вдруг беглецов с головами. Олег Иваныч уж думал – все, амба, ан нет, выплыли. Водичку изо ртов повыплевывали, вновь веслами замахали, вернее досками…

Разбойничьего струга уже давно не было видно. Сгинул, пропал, словно призрак. То ли на берег выбросился, то ли унесся в глубь озера, то ли разбился о подводные камни. А может, и так затонул, нахлебавшись водицы, – дырочку-то Олег с рыцарем не фиговую в корме проделали, так что туда ему и дорога, на дно, стругу бандитскому, окаянному. Впрочем, похоже, и им то же светит…

Вот еще одна волна захлестнула лодку, еле выплыли. Позади шла, нагоняла, другая. Вполне можно и не вынырнуть.

Рыцарь неожиданно обернулся. Улыбнулся ободряюще, ткнув доской в небо. Действительно, плотная пелена облаков, похожая на овсяный кисель, заметно посветлела, улыбнулась голубоватым разрывом, сквозь который показался на мгновенье золотистый луч спрятавшегося солнца. Блеснул, упал на вершину волны, враз сделав ее бирюзовой, жутковато красивой, и пропал, словно и не было. Обозленная волна яростно подхватила лодку. Что-то узрев впереди, ливонец вскрикнул от ужаса. Олег Иваныч присмотрелся – черная громада острова внезапно замаячила перед ними. Лодку неудержимо несло на скалы… Беглецы даже не успели ничего сообразить, как подхваченное волною утлое суденышко с размаху шваркнулось о прибрежные скалы. Слава богу, не очень сильно! Нет, лодка, конечно, сразу потопла, но ее пассажиры никаких травм не получили, а, оказавшись в воде, сноровисто погребли к берегу. Правда, слово «погребли» не совсем подходило к способу передвижения невольных пловцов – ну-ка погребите-ка со связанными руками, попробуйте… Передвигались как могли: где – отталкиваясь ногами от дна, где – «по-собачьи», – по определению Олега Иваныча, именно таким стилем он плавал в далеком детстве. Очередная коварная волна сбила его с ног. Несмотря на это, Олег обрадовался, поскольку почувствовал коленями песчаный, чуть притопленный волнами берег.