Текст книги "Тень Земли: Дар"

Амулет

Жизнь Глеба Калинина шла сама по себе. Как облака плывут высоко над городом, или как вода течет по широкому руслу – без проблем. В то время, когда начиналась эта история, ему было тринадцать лет, он учился в обычной школе. После школы… Нет, не всегда после. Иногда и во время занятий он ходил в самый обычный компьютерный клуб. Да, в те времена все ходили в компьютерные клубы, чтобы поиграть. Обычная школа, обычный компьютерный клуб, обычный паренек – отличненько все совпадало! Вероятно, это и называется «нормально». А когда обычное течение времени вдруг нарушается – вот тогда-то и начинается настоящая игра. Еще ее называют реальной жизнью, имея в виду всякие взрослые сложности. Да, и еще, когда невозможно переиграть. Но в компьютерном клубе об этом не задумываешься. Просто некогда.

…Патроны – три обоймы. Автоматическая винтовка – готов! Впереди двое. Снял! Немного вперед. Обернуться. Еще одного снял сзади. Справа коридор. Ящик. Гранаты!! Восемь штук. Коридор уходит круто вниз – гранату туда. Ох! Влепили ракетой. Ничего, аптечка есть. Вперед. Конец коридору. Простор. Хлоп, хлоп – подлый снайпер! Его не достать без ракетницы. О, тут и еще кое-кто. Какой крутой! Назад в коридор! А там уже… Три гранаты хватит? Еще хотите? Нате еще. Теперь чисто. Назад, к развилку. Ну и темень в этих пещерах. Что… Чего тут? За ноги кусать? Вот вам. Эх, патроны кончились. Тогда бежать и больше ничего. И только вперед…

Понятно каждому, что в предыдущем абзаце просто некуда вставить даже маленький кусочек обычной скучной школьной реальности. Только когда сохранишься в хорошем месте, врывается иногда мысль: третий час сижу, пора домой.

Геймеру забавно думать, что есть люди, которые так постоянно и живут в реальности. Глеб знал таких ребят, но не понимал, как можно прожить без игры хотя бы один день. А если о взрослых подумать – им еще и работать приходится, так это ж вообще веревки!

И еще забавно Глебу было бы знать, что пока он в клубе отстреливает монстров из системы Мок, что в созвездии Рыси, на обычной помойке у его реального дома сидит его знакомый – обычный серый кот и думает, облизывая усы после редкого лакомства:

„Жить-то, разумеется, можно как-нибудь, если не попадаться на глаза некоторым“. – Кот вздыхает и принимается выкусывать блох из хвоста, о котором в последнее время очень заботится. – „Э-э-х, хвост! Был когда-то! А теперь только полхвоста, как обрубок метлы. Мяу! Идет кто-то!“

Он вздрогнул, мигом слетел с мусорного контейнера и юркнул в кусты; лишь потом оглянулся и увидел безобидную старушку.

„Нервы! – подумал кот. – Она бы меня не тронула. Интересно, что у нее в ведре? Неплохо бы ин-дентифин-цировать“.

Старушка вывалила мусор и долго выбивала железное ведро об угол контейнера. Кот прижал уши и вздрагивал с каждым ударом: невыносимый шум! Когда старушка ушла, вернулся на прежнее место и принюхался.

Порции мусора, которые люди выносят на помойку, иногда представляют интерес, но это дело случая. А вот Глеб всегда специально приносит что-нибудь вкусненькое. Пора бы ему уже прийти из школы (кот ничего не знал о компьютерных клубах), может, у него осталась колбаска или полстаканчика йогурта? Кот спрыгнул на асфальт и пошел к подъезду, в котором жил Глеб Калинин.

Вот на этом-то коротеньком отрезке асфальта спокойно текущее время вдруг споткнулось, и у некоторых все пошло наперекосяк.

Глеб издали увидел знакомого кота, лениво шагающего по нагретому солнцем асфальту. Лень сделала кота беспечным, и он поздно заметил Анфису Рюшину, которая преследовала его с детской аптечкой в руках. Этой девочке было тогда всего восемь лет, но кошкам, маленьким собачкам и птицам не следовало попадаться ей на глаза.

– Стой! – крикнул Глеб и бросился на выручку своему грязному другу.

Кот испугался и припустил. Анфиса тоже прибавила скорость, шлепая сандалиями и бренча содержимым аптечки. Кот пронесся мимо двух старушек на скамейке и скрылся в подъезде. Там было две лестницы, одна вела вверх, а другая вниз, в подвал. Он, по привычке, побежал вниз. Дети за ним.

Так, один за другим, они вбежали в открытую дверь подвала. А затем и дальше – в самую глубь, в самый дальний угол, где среди ржавых труб и пыльных кирпичей кончался тусклый свет электрических ламп.

– Ай, паутина! – вскрикнула Анфиса.

Тут-то Глеб и догнал ее, и она завертелась, стараясь вырваться из рук мальчишки.

– Оставь кота! – потребовал он и хотел добавить «дура», но сдержался.

– Отстань! – девчонка пустила в ход зубы, вырвалась и побежала к выходу.

Теперь лампы, почему-то, не горели, зато впереди сияло солнце, и вскоре сырой подвал остался позади. Глеб налетел на застывшую Анфису и растянулся на земле. Анфиса даже не стала обзываться, как это принято у девчонок, если их случайно заденут; она стояла с открытым ртом и таращилась, казалось, во все стороны одновременно. Глеб осмотрелся и понял, что они вышли не туда, откуда вошли.

Они оказались на поляне между высокими дырявыми холмами. Земля вокруг и сами холмы были покрыты бурым мхом. Кое-где проступала вялая трава с каким-то серым налетом. Редко росли кустарники и деревья – тоже нездорового вида.

– Где это я? – прошептала Анфиса.

– Что за глюк… Прикольно, дома превратились в холмы, а люди исчезли! – удивился Глеб.

Разумеется, удивился! Удивился и испугался – он ведь не знал тогда, что реальный мир, словно коврижка из школьного буфета, состоит из двух слоев. Только нет между ними повидла, поэтому провалиться «не туда» может каждый, если знает, куда наступить и когда наступить, и даже просто случайно. Кстати, знать-то, как раз, мало кто хочет. И мешает, конечно же, этот непробиваемый человеческий эгоизм, скрывающий от нас все, что не соответствует главному принципу «Я – Человек!», который каждый понимает по-своему и только по-своему. Этот слепой, глухой и немой эгоизм возносит человека так высоко над миром, что видно оттуда лишь малую часть реальности, да и то – если Человек соизволит опустить взгляд. Подождите, не опускайте взгляд! Один только пример, и потом – дальше, к реальным событиям. Представьте: человек идет по своим делам и встречает кота, например. Случайно они посмотрят друг другу в глаза. «Кот», – подумает человек. «Человек», – подумает кот. Они в одном измерении – две жизни, два характера, два разума. Но попробуйте убедить в этом человека! Человек пройдет мимо в полной уверенности, что этот кот совершенно недостоин внимания, потому что нет у него ни характера, ни души, ни мысли; и жизнь его – не более чем шелест листьев.

– Мааа-маа-а-а! – тоненько заныла Анфиса, из глаз брызнули слезы.

Но они мгновенно высохли, когда рядом послышался негромкий голос:

– Во-о-от что случается с глупенькими детками. Разумеется, это не относится к тебе, мальчик.

Сказано было очень церемонно – кот гордился своей речью, хотя собаки презирали его за медлительность, да и кошки редко имели столько терпения, чтобы дослушать его до конца. Он имел привычку растягивать слова, и даже короткая фраза «Доброе утро» превращалась у него в долгую песню. Такая манера речи, а также весьма обширный словарный запас появились у него после многолетней жизни в университете. Много научных знаний и серьезных слов впитала его кошачья голова в учебных аудиториях. Правда, последние два года он жил совсем в другом месте и постепенно приобретал новые манеры.

– Я в волшебной стране!! – восторженно завизжала Анфиса.

– Помолчи, Фишка! – перебил Глеб. – Я хочу знать, что случилось с людьми. Типа, в сказке, что ли? Все, заигрался я по-крупному, кажется. Котик, ты что еще скажешь?

„Что-то случилось, но не с людьми, а с вами“, – собрался было повествовать кот, но не успел начать, потому что возмущение Анфисы вдруг вырвалось наружу с силой кипящей воды.

– Обзываешься! – выдохнула она и прыгнула на обидчика, стараясь достать до лица ногтями.

– Как я тебя обозвал?! – закричал Глеб и подумал: „На «фишку» ведь обиделась“.

В ответ Анфиса заверещала так громко, что откуда-то сверху посыпался засохший мох.

От потасовки детей избавил кот, который был озабочен развитием событий и оскорблен невниманием присутствующих.

– Ма-а-а-а-ууу!! – завопил он, как обычно кричат очень избалованные домашние коты, когда хозяйка не укладывается в отведенные ей три секунды, чтобы разморозить, сварить, остудить, очистить от костей и подать с ласковыми словами рыбу любимому Ваське.

– Я полагаю, вы не хотите остаться здесь навсегда? – продолжал кот, добившись внимания. – Скорее в подвал, пока не проснулся Страж!

Им бы послушаться кота да бежать обратно, не болтая и не оглядываясь. Но ведь надо же все выяснить сначала. Вот они и выясняли, теряя время.

И опоздали.

Что-то случилось с солнцем. Оно погасло, прикрытое гигантской тенью. Мутная мгла разливалась между холмами. Стало сумрачно, и дохнуло откуда-то ледяной жутью. Серая темень накрыла Глеба и ворвалась в легкие вместе с воздухом, который вроде и не пах дымом, а был как густой дым. В ватной тишине послышался свист ветра, и Глеб увидел черную воронку торнадо – от серой земли до серого неба. Он нагнул голову и бросился к подъезду.

Анфиса оглянулась и сразу попала в бешеный вихрь. Глеб успел юркнуть в подъезд, но вниз, к подвалу, пути уже не было – там густо клубилась тьма, и доносился, приближаясь, чей-то вой. Мальчик вскрикнул от острой боли в плече, но сразу понял, что это кот, и еще, что надо бежать вверх.

Так он и сделал: взлетел на третий этаж по замшелым ступеням и ворвался в проем вроде бы своей двери. И за ним словно захлопнулись ворота; тут было тихо, откуда-то просачивался слабый колеблющийся свет.

„Это что-то новенькое, – подумал Глеб, переводя дыхание. – Может, я проснулся? Но это не наша квартира. Если это игра, то не помню я такого уровня. Куда же это я попал?“

В помещении было пусто. То есть, здесь не только отсутствовали люди, но и вообще ничего не было: ни мебели, ни люстры, ни обоев на стенах, ни паркета на полу. Вскоре выяснилось, что обитаемой была только одна маленькая комната, туда и направился кот.

– Здравствуй, мальчик. Присаживайся здесь, у моего огня. Впереди у нас долгий день, а потом вечер и ночь.

Глеб еще не очухался от того страха, которого натерпелся, и не смог по достоинству оценить новые чудеса. Он опешил, разглядев маленького, заросшего седыми волосами (как древний гриб зарастает плесенью) старичка, и хлопал глазами, пытаясь осознать, видит он его наяву, или это все только кажется. Он даже начал вспоминать, как выходил из компьютерного клуба. Вспомнил все подробно: как в таблице рекордов его фамилия стояла выше фамилии друга и постоянного напарника в играх Лешки Понарокова, как они вышли вместе, обсуждая последний поединок в полузатопленной шахте восьмого уровня, как переходил через дорогу и шел мимо помойки вслед за котом. Глеб глядел на старичка и думал, что с ума он пока что не сошел, это точно. А новый персонаж выглядел не просто необычно, он был вообще не похож на существо, обладающее речью. Казалось, вся его фигура состояла только из носа (большого и бесформенного) и волос, да еще поблескивали в свете пламени глубокие глаза.

– Куда я попал? Где люди? Где Анфиса? И что это было в подвале? И кто Вы такой?

– Ты случайно попал в наш мир, давно забытый людьми. Здесь все не так, как в твоем мире. Когда ты привыкнешь, то, может быть, станешь повежливее. Вернуться назад тебе будет непросто, но мы поможем, когда уснет Страж, – голос старичка был тихим и скрипучим, а слова проникали в самую душу, возрождая отзвуки древних легенд, прочитанных когда-то в затрепанных библиотечных книжках, хотя ничего такого он, вроде бы, и не сказал.

– Не надо вам было мешкать у нас, – продолжал хозяин. – А вы разбудили Стража, и теперь мы все в беде. Сюда-то ему не проникнуть, пока я здесь, не бойтесь. Но и вас он не выпустит.

– Нас, это меня и Анфиску? А где она? И что это еще за Страж, о котором Вы говорите? Я его не видел, кто это?

– Это он унес девчонку, – вставил кот, устраиваясь возле маленького очага, сложенного из неровных закопченных камней.

– Страж унес несносную девчонку! Кто теперь спасет ее душонку? Ха-ха!

Глеб про себя возмутился: мол, нашел, чему радоваться, а когда до него дошло, кто произнес эти слова, он отскочил от очага.

– Угомонись, озорник! – старичок погрозил пальцем веселому огню и успокоил гостя: – Не бойся, мальчик, он не обожжет и не обидит.

– Куда он ее унес? Что тут, вообще, происходит? Странно у вас тут как-то… Кот разговаривает. И из камина голос…

– Странные обычаи есть у людей: говорят «Вы», когда обращаются к одному человеку. Меня это всегда путает.

– А как Вы узнали о наших обычаях, если, живете в другом мире, типа того? – перебил Глеб.

– Ты все узнаешь, если позволишь мне начать и закончить рассказ, – в голосе старичка появилось раздражение. – Сядь-ка вот на скамью.

И сразу все вокруг осудили нетерпеливого мальчика. Заворочалась скамейка: „Расселся тут, невежа“. Тихо застучали деревянные ложки и миски на дощечке у очага: „Как он может! Где его добрая душа!“ Зашелестела травяная подстилка: „Такой наступит и не заметит“. Со всех сторон доносились шорохи и вздохи, а из очага взметнулись искры, и насмешливый голос произнес:

– Гадким мальчикам урок, если им рассказ не впрок!

Только кот сохранял спокойствие, наверное, потому, что сам был гостем; он лениво чистил языком свою шкурку.

– Уймитесь! – прикрикнул хозяин. – А ты, мальчик… Пожалуй, надо тебе кое-что втолковать. Садись и слушай.

После этих слов Глеб почувствовал сонливость, и ему стало так спокойно и легко, как в своей домашней постели в десять часов вечера, когда мама целует его в лоб, приглаживает челку и идет ужинать с папой. Он лег на скамейку, повернувшись к огню и поджав ноги, и уснул. Но глаза остались открытыми, и он будто видел все, о чем говорил таинственный житель неведомого мира.

Много веков прошло с того дня, когда Старобор поселился в этом месте. Он ушел навсегда из дома своего родителя, как только тот передал ему тайны старинной магии. Такой был обычай у домовых хозяев – смолоду они покидали семью и искали себе пристанище у чужих людей, там, где скрещивались в одной точке три опорные линии жизни: линия солнца, линия луны и линия времени. Некоторым не везло, приходилось скитаться годами. Старобор искал два года, пока не нашел просторную усадьбу, только что отстроенную, в которой поселилась веселая боярская семья, и уж с этого места – ни на шаг. Вокруг был лес, а с запада – поле и деревенька с двадцаток домов. Покой и птичий щебет. Хотя о покое Старобор тогда не думал. Был он молод, и ему нравилось устанавливать в доме свои порядки, играть с детьми и дурачить взрослых. Были у него и обязанности: создавать домашний уют, заботиться о скотине, а главное – оберегать дом от злых духов и от злых людей. И ведь справлялся не хуже других, более опытных! Люди считали усадьбу счастливой.

– Духов недобрых я держал в узде, распоясавшихся гнал прочь; не только у ворот моих, но и до самых Поддубных топей было спокойно. Радостно рождались в нашей усадьбе дети, счастливо жили и спокойно уходили к земле глубокими старцами. Никто не мешал. На пажитях всего росло вдоволь, мед не переводился и лес кишел дичью. Деревня разрасталась, люди тянулись к нам. Войны, конечно, были, мы слышали о бедах, но нас не задело, разве что чуть.

Оттого что жили уединенно, нас не только события, а и слухи долго стороной обходили. Веками жили, как жили. И не сразу заметили перемены к худшему. Но с каждым поколением все тише становилось в доме, потому что разъезжались дети, а если и наведывались изредка, то казались чужими; они приносили все больше дурные вести. Люди замыкались в своем мире, а под конец и совсем перестали замечать многое, что вокруг них. Усадьба ветшала, и я корил себя за плохую службу, думал – дело во мне. А дело-то было в людях, и не в наших именно, а вообще в людях. Изменились они. Больше стало злых людей, осмелели и злые духи. Наслушались мы о чужих бедах и ждали своей беды. Было мне неспокойно, и я враз поседел.

Беда всегда приходит внезапно, сколько ее ни жди, а дождешься – как град посреди лета, не поверишь, ибо ждал ты всего лишь дождя. Усадьбу захватили чужие люди, их души были такими черными, что привлекли внимание самого Адда, и он прислал сюда наместника, Стража, а рядом поселились свирепые троглодиты, о которых я и не слыхивал никогда. Тут мне и помог Пал, дух огня, – он сжег всю усадьбу, а с нею и половину леса. Остался лишь погреб, и в нем я дремал долгие годы под защитой сонного заклятия.

Меня потревожили люди. Я и не думал, что они еще остались на земле. Сначала смотреть на них не мог, а потом разглядел добро в некоторых сердцах. Потому и переселился в этот уродливый дом, который вырос на месте усадьбы. Люди меня не замечают, а мне ваша жизнь открыта, хоть и не всегда понятна.

Старобор надолго замолчал – задумался или задремал. А Глеб тихо лежал, снова и снова представляя себе услышанное, было ему грустно и спокойно. Комнату затопила тишина. Огонь почти угас, и стало прохладно. Из дальних углов наползала чернота, обволакивая Старобора таинственной тенью, в которой он казался еще древнее и волшебнее. Красноватые блики раскаленных угольков в его седой бороде словно оживали отблесками давно отгоревших пожаров, костров и свечей, давно постаревшего щедрого солнца, давно забытых деяний, легенд и песен. А может, это глаза отживших людей, судьбы которых навсегда остались в памяти старика?

„Сколько ж веков то прошло… – задумался Глеб, медленно пробуждаясь. – И зачем мне все это? Типа, от меня тут хотят чего-то. Да только я ведь ничего не могу! Тут все так странно, если это вообще не сон и не кино, и не шутка. Хотя, наверно, не шутка: я же знаю, что случилось с Анфисой… Или не знаю?“

– Ее ждет пытка и смерть, если она чиста сердцем и не способна творить зло. А если способна, то она навсегда останется в нашем мире по воле Черного Стража и для его пользы, – произнес Старобор, для которого человеческие мысли, как видно, не были тайной. – А ты должен…

Глеб еще не успел представить, не то что осознать, какая связь может существовать между маленькой девочкой из его двора и такими неведомыми понятиями, как «пытка» и «смерть», которые встретишь только в триллерах да боевиках… Он даже не успел остановиться на этом мысленным взором, как голос хозяина оборвался, а откуда-то сверху послышался мрачный смех, словно рычание цепной собаки, если бы ей вдруг вздумалось каркать. В нем звучала такая лютая злоба, что мальчику захотелось убежать и спрятаться где-нибудь, и в то же время с ужасом думалось, что спасения нет, что чудовище догонит и раздавит.

Даже в глазах Старобора отразилось замешательство, но он показал себя истинным Хозяином, когда встал, воздел руки и с суровой твердостью произнес заклинание:

– Духи тлена и болот, убирайтесь от ворот!

Страх вмиг исчез. Прекратился жуткий хохот. Но голос остался, хотя он потерял прежнюю власть и доносился как бы издалека, приглушенно:

– Глупый старик! Не вздумай наложить сонное заклятие, иначе тебя опять придется будить, а мальчишка никогда не проснется. Я оставлю тебя в покое – меня не прельщает твое жалкое логово. Но сначала я открою тебе свою волю. Девчонка жива и скоро будет дома. Зачем мне ее пытать! Ты совсем озверел в своей берлоге, Старобор, если держишь в плену ребенка, которого я мог бы вернуть к людям. Подумайте об этом!

Неведомый голос затих. Старобор стоял, напряженно вслушиваясь в зловещую тишину. Глеб смотрел на него – маленькое лохматое существо – и видел, как смешно он водит ушами, как дрожит его борода, как колышутся волосы, растущие у него прямо из носа. Он почувствовал, что сейчас рассмеется, но, как воспитанный мальчик, сдерживался изо всех сил, чтобы не обидеть старика. Сдерживался, пока озорной голос из очага не произнес:

– Знал я барина когда-то: он увел коров у брата, а потом всем говорил, что на рынке их купил.

Вслед за Палом, веселым духом огня, Глеб от души расхохотался, хотя шутка, может быть, этого не стоила, зато попала под настроение.

Тем временем Старобор несколько раз пересек комнату, не обращая внимания на шутников, его не покидало беспокойство. Наконец он остановился и опустился в старое, низенькое, с моховой подстилкой, деревянное кресло, которое постоянно таскалось за ним. Понемногу все успокоились.

– Это страж? Чего делать то? – спросил Глеб.

– Подождем, – ответил Старобор. – Спешить некуда. Сегодня у нас день трапезы, так что ты вовремя попал к нам.

Он изрядно покривил душой. Еда у домовых – редкое событие. Старобор, например, ел раз в неделю, и то очень мало. А поскольку это было два дня назад, то сегодня никакой трапезы не намечалось. Но ему хотелось подольше задержать, а может, и удивить гостя, поэтому уже незаметно готовился праздничный пир.