Текст книги "Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций"

Парадоксально, но именно деколонизация, снизив политические противоречия между странами «ядра», боровшихся за монопольный доступ к ресурсам и рынкам колоний, включенных в экономику метрополий, позволила им политически сблизиться (НАТО, ЕС, «семерка» и др.), сосредоточив силы на победе в «холодной войне» и сверх того – ускорить экономическую глобализацию.

Очевидно, что обретение номинальной независимости, т. е. изменение международно-правового статуса, той или иной территории в принципе не способно автоматически изменить ее положение в мировой экономической вертикали.

Сложившаяся глобальная система экономических элит, все более независимая от национальных правительств, удерживает ряд стран и элитных групп на периферии в положении вечных должников, что позволяет другим группам находиться в составе «ядра», повышая свой жизненный уровень за счет ресурсов периферии.

Характерно, что важным элементом процесса перманентной маргинализации геополитической периферии служит системная оппозиция, включая и так называемые «антисистемные движения», т. е. массовые протестные общественные движения, ориентированные на преодоление «отсталости» и повышение тем или иным способом жизненного уровня определенных групп населения. Это и различного рода рабочие движения в странах «ядра», коммунистические и национально-освободительные движения в странах третьего мира (под самыми различными лозунгами – от национальных до религиозно-фундаменталистских).

Совокупный итог их действий заключается в том, что внося локальное напряжение в систему в краткосрочной перспективе, они, в свою очередь, становятся ее стабилизирующим фактором, создавая легитимный повод для наращивания репрессивной системы и институтов тотального контроля за населением. Что, собственно говоря, и требуется для эффективного функционирования и снижения рисков глобальной экономической вертикали.

Неопределенность мирового развития в значительной степени усиливается тем, что, помимо старых центров силы, на первое место в мировой экономической вертикали уверенно выходит Китай, совмещающий функции цивилизационно-культурного, экономического, индустриального и силового центра силы.

Еще один атрибут глобализации, тесно связанный с ростом конфликтности и дифференциации, – качественное ускорение социальных процессов, порождающее проблему неуправляемости и, соответственно, неустойчивости развития.

Неуклонное нарастание скорости социальных процессов все чаще опережает их анализ, изучение и, соответственно, целенаправленное регулирование. Дополнительный фактор снижения управляемости – ограниченность во времени управляющего воздействия (в частности, денежных потоков), ограничивающего объемы регулирующих воздействий.

Еще одним общепризнанным атрибутом глобализации стало становление глобального цифрового пространства, как качественно новой, внепространственной социальной реальности, значение которой все более сопоставимо с ролью физического пространства и объективной физической реальности.

Включая в себя и интегрируя в неразрывное единство средства связи (коммуникации), хранения и распространения информации (электронные СМИ), электронного документооборота и электронной торговли (электронные деньги), пространственной навигации, цифровая среда стала четвертым пространственным измерением, непосредственно и мгновенно связывающим людей, находящихся любых точках планеты.

Такое изменение топологии социального пространства, де-факто ставшего четырехмерным, привело, в частности, к исторически мгновенному глобальному распространению виртуальных социальных сетей, как качественно новой формы социальных групп, отношения в которых опосредованы цифровым пространством.

Другим следствием возникновения цифрового пространства, непосредственно интегрированного с социальной средой, стало качественное ускорение социальных процессов, скорость которых отныне не ограничивается скоростью физических перемещений и пространственным фактором.

Глобальная информатизация за каких-нибудь двадцать лет превратила земной шар в «мировую деревню», где каждый потенциально связан с любой точкой мира и имеет доступ к недоступным ранее объемам информации. Тем не менее, надо отметить, что это явление не сопровождается адекватным осознанием весьма весомых негативных социальных последствий цифровой глобализации и воспринимается через розовые очки рекламы IT-индустрии.

Так, «цифровое» ускорение социальных коммуникаций и социальных процессов, утрачивающих пространственные ограничения, стало причиной появления новых видов социальной неустойчивости и дестабилизации, так как ускоряются в первую очередь деструктивные, катастрофические социальные процессы, не требующие затрат времени и ресурсов.

С другой стороны, цифровая среда и опосредованные ей человеко-машинные социальные сети порождают и качественно новый уровень целенаправленного и централизованного вмешательства политических субъектов в жизнь общества и отдельных индивидов, что означает становление новых технологий альтернативной власти и новых властных субъектов. Многосубъектность, анонимность и неявный характер «цифровой власти», действующей через цифровую среду, порождают и новые виды социальных угроз.

Все большее количество социальных трансакций и отношений опосредуется цифровой средой, вытесняющей, заменяющей и трансформирующей весь комплекс социальных отношений и институтов в обход не только обычной социальной практики, но и правовых процедур.

В результате тотальной компьютеризации возникла качественно новая человеко-машинная социальная среда, в которой отдельный индивид занимает все более зависимое, неравноправное, манипулируемое положение.

На примере «цифровой глобализации» видно, что реальная глобализация не исчерпывается процессами интеграции и конвергенции, сопровождающими становление глобального рынка и глобальной экономики. Выходя за рамки экономики, в терминах которой определялась первоначально, глобализация начинает принимать всеобщий характер, порождая широкий круг разнокачественных социальных процессов, проблем и угроз, затрагивающих ключевые социальные структуры общества.

Возникает парадоксальная ситуация, когда экономическая и технологическая глобализация находится в фокусе общественного внимания, но ведущие социальные тенденции глобализации все еще не осознаны научным сообществом как объективные закономерности развития. Соответственно, не полностью выявлены атрибуты глобализации, составляющие ее неотъемлемую сущность.

Следующий атрибут глобализации – ее принципиальная многосубъектность, то есть не только наличие, но и господство в ней сильнейших субъективной и идеологической составляющих, отражающих жизненно важные интересы противоборствующих субъектов мирового развития, конкурирующих за все более дефицитные мировые ресурсы во всех сферах и измерениях.

Из многосубъектности современных глобальных процессов следует, что объективно предзаданного, предопределенного исхода глобализации, на чем настаивают сторонники ее западной модели, не существует.

Западный взгляд на глобализацию исходит из трактовки глобализации как устойчивого бессрочного господства исключительно западной цивилизации вплоть до ситуации «конца истории», который отменяет саму возможность исторического выбора как таковую. Отсюда следует, что все незападные и, как следствие, периферийные, участники мирового развития могут только встраиваться, то есть заведомо пассивно адаптироваться к реалиям нового мирового порядка, заметно изменить который, в том числе и на локальном уровне, они уже не в состоянии. Предполагалось, что будущее глобальное «сверхобщество» будет представлять собой однополярное подобие феодально-иерархической системы с Западом в центре и расположенными вокруг концентрическими кругами зависимой геополитической периферии разного уровня. В частности, подобная модель социально-исторического развития была предложена и рассмотрена А.А. Зиновьевым149149
  Зиновьев, А.А. На пути к сверхобществу. М., 2000. – С. 310–355.


[Закрыть].

Однако в последние годы однополярность современной мир-системы и вытекающая из нее предзаданность истории ставятся под сомнение такими влиятельными авторитетными экспертами как С. Хантингтон и Ричард Хаас. Так, в своей статье «Эра бесполярности» («The Age of Nonpolarity»)150150
  Haass, Richard. The Age of Nonpolarity: What will follow US Dominance? // Foreign Affairs. 2008. May–June. – P. 44–56.


[Закрыть] председатель американского Совета по иностранным делам (CFR, Council of foreign relations) Р. Хаас подводит окончательный итог «моменту однополярности», возникшему в начале 90-х, и предлагает концепцию «бесполярности». При этом качественное отличие «бесполярности» от предлагаемой многими исследователями и политиками «многополярности» заключается в том, что активными субъектами, акторами мирового процесса в эпоху «бесполярности» становятся не только государства и блоки, как в случае многополярности. Также ими становятся и другие социальные субъекты, не имеющие выраженной пространственной и государственно-политической принадлежности: транснациональные корпорации (ТНК), террористические и криминальные сети, но прежде всего приобретающие субъектность этнические и религиозные группы.

Вопреки канонам экономического детерминизма, исчезновение привычных пространственных, политических и экономических барьеров не превратило и вряд ли превратит человечество в единый социальный субъект, «мировое государство», эволюционирующее к объективно предзаданному конечному состоянию, «концу истории»151151
  Сафонов, А.Л., Орлов, А.Д. Глобализация и проблема предзаданности мирового развития// Вестник Бурятского государственного университета. Вып. 14 (Философия, социология, политология, культурология). Улан-Удэ, 2011. – С. 3–7.


[Закрыть].

Таким образом, глобализация – не эволюционное приближение «однополярного» мира к объективно предопределенной точке устойчивого равновесия, но глобальное противоборство широкого круга разнокачественных социальных субъектов, исход которого принципиально непредсказуем. В ходе глобального противоборства решается вопрос рождения, жизни и смерти широкого круга социальных субъектов, определяющих облик будущего.

Практика глобализации предметно доказывает, что достигнутое единство нового глобального мира означает не становление единого социального организма, «мирового государства», а возникновение глобального пространства, снятие пространственных и экономических барьеров между локальными социумами, игравших для них важную защитную роль.

Многосубъектность мирового процесса означает качественно иной характер глобализации – глобальное единство в глобальном противоборстве социальных субъектов. Мир объединился, но не в качестве неделимого социального целого, а в качестве поля перманентного глобального противоборства, на котором решается судьба всех субъектов, акторов мирового процесса – государств, народов, социальных групп, юридических и физических лиц. При этом важнейшее следствие глобальности – невозможность уклонения от глобального кризиса в силу его тотального и универсального характера.

Сущностью и содержанием глобального единства человечества становится эскалация все более многостороннего и многопланового конфликта: глобальная война объединяет противников в единую систему гораздо быстрее и теснее, чем глобальный мир.

При этом состояние мира (как отсутствия войны) можно определить как состояние пониженной интенсивности взаимодействия субъектов, хотя бы потому, что мирное сосуществование не ставит вопроса жизни и смерти сторон.

Соответственно, верно и обратное: рост интенсивности взаимодействия субъектов до определенного порога (а глобализация – это нарастающая интенсификация связей) перерастает в конфликт.

С этой точки зрения всеобщая связность – не что иное, как объективная предпосылка всеобщего конфликта.

И действительно, размывание пространственных и административных границ привело не к снятию, а к обострению межсубъектных, в том числе межцивилизационных и межгрупповых противоречий, переносу старых геополитических конфликтов в новые, непространственные измерения (информационное, правовое, этнокультурное…), количество и роль которых растет.

Так, если раньше кризисы и противоборства самодостаточных локальных обществ носили локальный, изолированный характер, то глобализация трансформировала локальные социумы всех уровней в открытые неравновесные системы, создав мощные каналы финансового, миграционного и информационного «перетока кризиса», не только стихийного. но и целенаправленного («экспорт нестабильности»), что заметно снижает устойчивость мировой системы в целом.

В результате глобализация, как глобальный системный кризис, объединяет мир-систему не через единство интересов и ценностей, а через всеобщность конфликтов субъектов мирового развития, интересы которых объективно антагонистичны152152
  Сафонов, А.Л., Орлов, А.Д. Глобализация: кризис мировой системы как система кризисов // Социально-гуманитарные знания. 2012. № 2. – С. 114–125.


[Закрыть].

Таким образом, само изучение, анализ глобализации неизбежно теряет научную объективность, неизбежно предполагая взгляд на глобальную ситуацию с точки зрения определенного социального субъекта, участвующего в глобализации, как в антагонистическом межсубъектном конфликте.

В итоге попытки создания описательной, дескриптивной теории глобализации обречены на неудачу, поскольку неизбежно переходят в область политики, как «искусство возможного», в стратегию и тактику политического управления и политического конструирования и перманентного глобального политического противоборства, предпосылок к прекращению которого не просматривается.

В целом, атрибутивные особенности глобализации, как системного социального феномена, имеют неэкономический характер. Ввиду этого они могут быть адекватно поняты исключительно в рамках социально-философского и социально-исторического дискурса.

Что касается экономической глобализации, то ее роль заключается в формировании глобальной социальной среды, как поля развития и интенсивного взаимодействия феноменов социальной природы.

1.3. ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Важнейший аспект социодинамики глобализационных процессов – соотношение дивергентных и конвергентных аспектов социального развития. Господствующий взгляд на глобализацию, как однонаправленный и всеобъемлющий процесс унификации и конвергенции, исходит из доминирующего в научном сообществе экономического детерминизма. Например, принято считать, что все сколько-нибудь значимые в современном историческом процессе социальные группы и общности почти исключительно сформированы экономическими интересами и отношениями. Такими исторически значимыми группами обычно признаются нации, национальные (локальные) и глобальные элиты. Что касается этноса и этничности, то «настоящая» этничность и этническая идентичность признается почти исключительно за изолированными маргинальными этносами, ведущими традиционный образ жизни.

При этом этническая идентичность членов политических наций либо отрицается полностью, либо признается, но только в качестве социально-исторического фантома, исторического пережитка. Показательно, что конструктивизм, как одно из ведущих направлений теории социогенеза, отвергает и неразрывный, эволюционный характер культурной преемственности, считая современный всплеск этнического сознания результатом целенаправленной политической пропаганды в интересах маргинальных элит. Признавая, хотя и вынужденно, устойчивое сохранение этнизма и этнической идентичности вне архаичных сообществ, конструктивизм отрицает существование самого современного этноса, как реальной социальной общности153153
  Тишков, В.А. Этнос или этничность? // Этнология и политика. Научная публицистика. М.: Наука, 2001. – 240 с.


[Закрыть].

Считается, что превращая относительно замкнутые национальные экономики в открытые социальные и экономические системы, глобализация порождает кризис и отмирание гражданских наций и национальных государств, теряющих свою экономическую основу. Из этого делается на первый взгляд логичный вывод о неизбежности и всеобщем характере конвергентного развития, порождающего некое глобальное «сверхобщество», в котором национальные, культурные и религиозные различия низводятся до уровня маргинальных субкультур и в обозримом будущем нивелируются окончательно.

Соответственно, в рамках этого подхода в качестве акторов мирового процесса мыслятся национальные государства (state-nations), в первую очередь великие державы (great powers) и их блоки, а со второй половины двадцатого века – транснациональные корпорации (ТНК). Важнейшим инструментом этнокультурной конвергенции стала глобализация сначала национальных медиарынков, а позже и систем образования, технической основой чего стало возникновение глобального цифрового пространства.

Таким образом, с точки зрения экономического детерминизма, глобализация рынков, товарных, денежных, информационных и миграционных потоков ведет к конвергенции и унификации человечества, стиранию культурных и цивилизационных границ, безальтернативному формированию некой глобальной идентичности, как продукта всемирного «плавильного котла».

Однако процессы реальной глобализации, наперекор логике экономического детерминизма, неожиданно повернули в сторону этнической, цивилизационной и конфессиональной дивергенции.

Таким образом, мы видим нарастающее противоречие экономического детерминизма, как преобладающего теоретического подхода, с практикой глобализации.

В 1991 году, после триумфальной реализации западного сценария конвергенции двух мировых систем, реальный процесс глобализации, несмотря на разрушение экономических и политических границ, формирующих локальные социумы, пошли в направлении этнической и конфессиональной дивергенции. Поэтому ни одна из возникших в XX веке теорий этно– и нациогенеза в достаточной степени не объясняет постиндустриальный всплеск этничности и религиозности.

Давно предсказанный кризис гражданских наций стал не синтезом глобальной наднациональной и надэтнической общности, а фрагментацией постиндустриальных наций на этнические и конфессиональные группы.

Вопреки ожиданиям, «плавильные котлы» регионального и глобального локального уровней не привели к созданию однородного общества с общей идентичностью.

Пример неожиданного краха теории «плавильного котла» в ходе глобализации – сами США, где родилось как само понятие «плавильного котла» (melting pot), так и идея полиэтнической, мультикультурной и мультиконфессиональной «нации иммигрантов». Строго говоря, американский «плавильный котел» не действовал уже с миграционной волны конца XIX века. Именно со второй половины XIX века американское общество состоит из ряда этнических общин (итальянской, ирландской, китайской, афроамериканской…), устойчиво сохраняющих свою идентичность в городской социальной среде.

Этнокультурная фрагментация американского общества не только сохраняется, но и нарастает, несмотря на более высокую, чем в Европе, мобильность рабочей силы. Характерно, что уже в конце 60-х под давлением ряда этнокультурных меньшинств, в первую очередь афроамериканского, правящие элиты США вынужденно отказались от модели «плавильного котла» и перешли к модели «мультикультурализма».

По мнению автора монографии «Этносы и лоббизм в США» Э. Лозанского, этнические меньшинства и диаспоры в США все больше обособляются, создавая в органах власти все более влиятельные лобби, сопоставимые с корпоративным лобби (ТНК) и даже партийной системой. При этом этнические лобби США все более целенаправленно лоббируют интересы государств своего происхождения: диаспоры «в себе» не только превратились в диаспоры «для себя», но и стали инструментами влияния этнических метрополий на принимающие иммигрантов государства.

«Ориентация Америки на формирование не единого сплава в «тигле» многих национальностей, а на формирование пестрого многоцветья мультикультурализма привела к логическим результатам – к закреплению позиций этническими меньшинствами»154154
  Лозанский, Э.Д. Этносы и лоббизм в США. О перспективах российского лобби в Америке. М.: Международные отношения, 2004. – 272 с.


[Закрыть].

В подтверждение своей позиции Э. Лозанский отмечает озабоченность других американских авторов угрозой этноконфессиональной фрагментации американской нации, вплоть до перспективы «балканизации».

В частности, рост влияния цивилизаций в мировой политике и устойчивость связей иммигрантов со странами происхождения отмечает С. Хантингтон, который считает, что основой единства Соединенных Штатов и Советского Союза является идеология, а не единая национальная культура155155
  Huntington, S. The Erosion of American National Interests// Foreighn Affairs. – 1997. – Sept./Oct. – P. 35.


[Закрыть]. Это указывает на то, что роль этнических культур и этнических общностей остается достаточно высокой.

Основную роль в интеграции общества в этом случае играет государственная идеология.

США являются ведущим центром силы в современной мировой системе и могут рассматриваться как вполне корректная модель глобального постиндустриального общества. Из этого можно сделать вывод, что наблюдаемая в мире повсеместная актуализация этничности, этнизация политики и превращение диаспор в игроков локальной и мировой политики – не случайный парадокс, а одна из ключевых, атрибутивных особенностей глобализации.

Вопреки ожиданиям конца XX века, глобализация экономики с ее конвергентной направленностью порождает процессы этнокультурной дивергенции. Это отчасти отражает повсеместное усиление конкуренции за жизненно важные ресурсы, объективно обусловленное углублением мирового ресурсно-демографического кризиса, но несводимо к экономической конкуренции.

Размывание границ национальных государств и национальных экономик вызвало к жизни процесс реконструкции и регенерации этносов, в том числе процесс актуализации крупных государствообразующих этносов Старого Света, «похороненных» теоретиками XX века.

Этнизацию массового сознания и политики государств Восточной Европы и бывшего СССР можно рассматривать с позиции социального конструктивизма, трактуя актуализацию этничности как целенаправленную «реконструцию» этноса в интересах локальных элит, создающих идеологическую базу для своего национально-государственного проекта.

Широко обсуждаемый этнокультурный кризис в Германии, провоцируемый растущей нелояльностью диаспор к принимающему обществу – пример восстановления, регенерации государствообразующего этноса «снизу», идущий во многом вопреки интересам политических элит Германии, избегающих обвинений в германском национализме и этнизме.

В то же время кризис политики «мультикультурализма» в Германии – фактическая констатация нарастания этнокультурной фрагментации «классических» европейских наций, как проявления общей тенденции глобализации.

Размывание экономических и политических границ государств-наций, не преодолевая противоречий глобального ресурсно-демографического кризиса, трансформирует конфликт, перенося противоречия с межгосударственного уровня на уровень социальных групп, в том числе на уровень этнических общин.

В результате привязка этнического и национального самосознания к экономическому строю156156
  Бромлей, Ю.В. К вопросу о сущности этноса // «Природа». 1970. № 2. – С. 51–55.


[Закрыть], 157157
  Бромлей, Ю.В. Очерки теории этноса. – 3-е изд., исправленное. М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 440 с.


[Закрыть], вполне адекватная для реалий XX века, все больше противоречит практике глобализации. В результате нация и этнос, воспринимаемые как «пережитки» буржуазной и даже догосударственной эпох, оказывают растущее влияние на сознание масс и мировую политику. Ожидаемая «корпоративная глобализация» на практике оказалась глобализацией этнических диаспор и этносов.

Таким образом, практика показывает, что по мере углубления глобализации и нарастания кризиса национального государства этнокультурные различия не «сглаживаются», а современный этнос не «ассимилируется» и не интегрируется в глобальную «мультикультурную» среду, устойчиво сохраняя свою идентичность.

В то время, когда социальные институты национального государства переживают глубокий кризис, этнос и этническое и религиозное самосознание переживает период подъема и активно востребуется массами.

Вынужденное осознание «этнического ренессанса» маргинальных этносов и эмигрантских общин не мешает научному сообществу игнорировать главную проблему современной теории этно– и нациогенеза – проблему бытия крупных государствообразующих этносов, как наиболее массовых социальных общностей, составляющих основу социума, во многом независимую от институтов государства.

Не получили адекватного теоретического осмысления движущие силы и социальные механизмы этнокультурной фрагментации современного общества и их связь с глобализацией с одной стороны, и кризисом современного постиндустриального государства – с другой.

Логично предположить, что объективной движущей силой процессов социогенеза, трансформации и конкуренции социальных общностей в условиях глобализации является их способность удовлетворять наиболее важные потребности и интересы своих членов, обеспечивая участникам общности дополнительные возможности и преимущества в обстановке более конкурентной и конфликтной глобальной среды, лишенной защитных пространственных и политических барьеров.

Предпосылкой дивергентной фрагментации современных наций на этнокультурные составные части стало сужение социальных функций государства, порожденное глобализацией локальных экономик. За достаточно короткий исторический период государство индустриальной эпохи отказалось от целого ряда жизненно важных для граждан социальных гарантий и функций, составляющих институциональную основу социального государства середины-конца XX века. Прежде всего, постиндустриальное государство все более утрачивает функции крупнейшего работодателя, социального гаранта и социального регулятора, в том числе роль регулятора этноконфессиональных отношений и миграционных процессов.

Не менее значим постепенный отказ государства от важнейшей для социогенеза функции основного «социального лифта», реализующего принципы равноправия и обеспечивающего вертикальную социальную мобильность, и сплачивающего участников общей социальной перспективой.

Если классические европейские нации и национальные элиты индустриальной эпохи формировались государственными системами всеобщего образования, то постиндустриальная приватизация, коммерциализация и глобализация образования означает не только снижение достигнутого в прошлом образовательного уровня. Она снижает социальную привлекательность национального государства и его институтов, все менее способных создать своим членам социальную перспективу, связанную с участием в нации, как социальной общности.

Важную роль в этнокультурной фрагментации современных постиндустриальных гражданских наций играет «бунт элит» – все более открытый отказ бывших национальных элит от ключевых социальных обязательств перед согражданами, создавших основу «социального государства» и гражданского общества второй половины XX века. Очевидно, что отказ государства от системообразующих социальных функций ведет к обесцениванию нации, как наиболее значимой для населения социальной общности, обеспечивающей индивидуальные и групповые интересы своих граждан158158
  Сафонов, А.Л., Орлов, А.Д. Глобализация как дивергенция: кризис нации и «ренессанс» этноса // Вестник Бурятского государственного университета. Вып. 6 (Философия, социология, политология, культурология). Улан-Удэ, 2011. – С. 17–23.


[Закрыть].

Отказ элит от социальной кооперации и поддержки в рамках нации ведет к тому, что индивид вынужден искать альтернативные нации социальные общности, повышающие его конкурентоспособность и безопасность, и позволяющие ему адаптироваться к новой структуре общества, меняя идентичность159159
  Тишков, В.А. Множественные идентичности между теорией и политикой (пример Дагестана) (в соавт. с Э.Ф. Кисриевым) // Этнографическое обозрение. 2007. № 5. – С. 96–115.


[Закрыть].

Социологические исследования показывают, что результат выбора новой основной идентичности заранее предрешен наличием у индивида альтернативной, этнической идентичности, которая в новых условиях становится ведущей. По мере демонтажа системы социальных отношений с государством и его институтами гражданин почти неизбежно выбирает альтернативную, этническую идентичность, осознавая себя прежде всего членом этноса. Очевидно, что именно этническая принадлежность предопределяет в большинстве случаев и выбор религии.

В результате глобализация, демонтируя формирующие нацию и национальную идентичность социальные институты, порождает этнокультурную фрагментацию полиэтнических наций на этносы, которые в определенных условиях политизируются, порождая скрытые и явные этноконфессиональные противоречия и конфликты.

Таким образом, представления о глобализации, как этнокультурной унификации и конвергенции, порожденные экономическим детерминизмом, не подтверждаются социальной практикой. В ходе глобализации кризис гражданской нации, как системообразующей социальной общности индустриальной эпохи, порождает процессы дивергенции и фрагментации наций, в том числе актуализацию этничности, консолидацию глобальных этнических диаспор и религиозных конфессий в качестве акторов мировой политики.

В ходе глобализации сформировались транснациональные корпоративные элиты, связанные с глобальным сектором экономики и глобальными финансами, а также крупные и значимые социальные группы глобального масштаба, обладающие собственной идентичностью. Тем не менее, не сформировались соответствующие таким глобальным группам социальные роли и статусы, которые бы имели существенное значение для большинства индивидов.

Таким образом, вместо конвергентного развития, ведущего к синтезу «единого человечества», наблюдается во многом принудительное, объективно обусловленное сущностными особенностями глобализации, соприкосновение локальных сообществ и групп, объективно ведущее к конфликту за ресурсы и все большему непространственному обособлению конкурирующих социальных общностей. Создав единое глобальное поле для конкуренции за ограниченные ресурсы, глобализация усилила процессы расслоения, обособления, групповой кооперации, то есть процессы социальной дивергенции160160
  Сафонов, А.Л., Орлов, А.Д. Глобализация как дивергенция: кризис нации и «ренессанс» этноса // Вестник Бурятского государственного университета. Вып. 6 (Философия, социология, политология, культурология). Улан-Удэ, 2011. – С. 17–23.


[Закрыть].

Качественно меняя формы социального взаимодействия, глобализация не только трансформирует и уничтожает прежние цивилизационные, культурные, этнические, национальные, политические, государственные и другие формы общественной жизни и соответствующие социальные общности, но и с необходимостью порождает растущее разнообразие социальных субъектов и форм их проявления и развития. В первую очередь трансформации подвергаются те формы, которые в процессе предшествующего исторического развития приобрели вполне самостоятельное локальное существование.

В ходе этой трансформации неизбежны дивергентные процессы, то есть создание новых, более или менее нестабильных социальных общностей и других феноменов коллективной природы в результате трансформации и фрагментации прежних субъектов и форм общественной жизни. В этом потоке трансформаций, вовлекающем все большие потоки материальных, финансовых, человеческих и иных ресурсов, неизбежно возникновение широкого спектра нестабильных социальных групп, как типичных «диссипативных структур», изучаемых синергетикой, одни из которых определят лицо будущего, в то время как другие обречены исчезнуть.

Более того, на сегодняшнем этапе развития глобализации можно говорить о повороте вектора социогенеза в сторону дивергенции, явным проявлением чего становится этнокультурная фрагментация локальных общностей, прежде всего кризис идентичности и этнокультурная фрагментация наций. В любом случае, интенсивность дивергентных социальных процессов будет возрастать по мере нарастания глобальных кризисных процессов.

При этом одной из ведущих атрибутивных особенностей глобализации является наличие мощных тенденций дивергентного характера, включая этнокультурную дифференциацию и фрагментацию локальных сообществ и человечества в целом, нарастание многосубъектности глобальных процессов, качественное усложнение и снижение устойчивости исторического процесса.