Текст книги "Фантом"

Поздней ночью лагерь бы разбужен автоматной очередью. Услышав стрельбу и тревожные окрики часовых, офицеры, подняв солдат, быстро организовали круговую оборону.

– Что случилось? – спросил Роммингер, выбежав из палатки и на ходу заряжая автомат.

– Часовой Миллер заметил странное передвижение двух незнакомцев, – докладывал подбежавший капитан Шульц. – Миллер окрикнул их, спросил пароль. Но они в ответ только издали звуки на непонятном языке. Миллер предупредил, что откроет стрельбу, если те не остановятся. Но незнакомцы не повиновались. К тому же, один из них бросил в сторону часового большой кусок льда. Тогда Миллер начал стрелять и одного прикончил, другой убежал.

– Очень плохо, Шульц! Если наши люди начинают стрелять на поражение, то должны это делать так, чтобы никто не смог убежать! Вам понятно? – зарычал Роммингер.

– Так точно!

– Миллеру ничего не показалось странным?

– Показалось, гер майор. Эти люди были очень крепкого сложения и большого роста.

– Вы рассмотрели убитого?

– Считаю, что нужно дождаться рассвета, гер майор. Вполне вероятно, что в темноте можно нарваться на засаду.

– Хорошо. Усильте бдительность, капитан.

На утро все с удивлением рассматривали убитого ночью непрошенного гостя. Человек ли это или неизвестный науке огромный зверь – было непонятно. Одежды на нём не было, что и дало повод думать, что это, всё-таки, зверь. Длинная бурая шерсть по всему телу, свирепое заросшее лицо с выступавшими крепкими зубами, большие надбровные дуги, объёмистые конечности, свидетельствующие о невероятной силе, лишь подтвердили это мнение. Но человеческого в нём было едва ли меньше. Этакий неандерталец-гигант.

– Что скажете, профессор? – спросил Роммингер, с любопытством склонившись над трупом.

– Это существо не изучено наукой, – ответил Шиманский, внимательно рассматривая труп. – Я слышал о якобы обитающих в гималайских горах гигантских обезьяноподобных людей. Но слухи эти не были подкреплены доказательствами. Вероятно, живущие в Гималаях народности знают об этом больше, чем мы – цивилизованные люди. Давайте-ка спросим у проводников, – профессор кивнул в сторону шерпов.

Сопровождающие экспедицию шерпы топтались чуть поодаль и с удивлением, граничащим с ужасом, смотрели на убитого. Затем один из них осторожно приблизился, внимательно посмотрел на существо и тут же отбежал обратно, в испуге закричав:

– Йети! Йети!

Обычно молчаливые шерпы на этот раз стали громко разговаривать, размахивать руками, обсуждая происшествие. Старший их них – Сикх старался всех перекричать. Все замолчали, слушая его. Потом гвалт поднялся с новой силой. Наконец, Сикх отошел от них, приблизился к Шиманскому и Роммингеру и стал взволнованно что-то говорить.

– Они не хотят идти дальше, – перевел речь испуганного не на шутку шерпа профессор. – Сикх сказал, что мы убили существо, называемое горскими племенами – йети, которому покровительствуют духи гор, поэтому быть теперь большой беде. Духи разгневаются и всех людей до единого уничтожат.

– Что за чушь, профессор! – возмутился майор. – Скажите этому дикарю, что это всего-навсего обезьяны, обитающие в горах и пока еще не изученные наукой.

– Я уже сказал ему примерно то же самое.

Сикх, вдруг, в ответ разразился длинной речью, что было за все время экспедиции очень необычным поступком с его стороны.

– Шерпы уверены, что если мы пойдем дальше, то все погибнем, – кратко перевел смысл его слов Шиманский.

– Это я уже слышал, – недовольно произнес Роммингер. – Передайте ему, что они не должны нас бросать. И ещё пообещайте, что когда мы вернёмся, то их гонорар за дерьмовою работу будет увеличен на четверть.

Услышав от профессора об увеличении платы, Сикх задумался, что-то соображая, потом ушёл к соплеменникам. На этот раз разговор между ними был более спокоен. Лишь один из них отошёл в сторону, быстро собрал кое-какие вещи и пошёл прочь.

– Куда это он пошёл? – спросил Роммингер.

Шиманский перевел ответ Сикха:

– Этот шерп был напуган больше остальных и поэтому решил вернуться домой.

– Ну и дьявол с ним! – выругался майор. – Безмозглые аборигены! Грязные, недисциплинированные дикари! Как бы он сам на обратном пути не попал в руки этих горилл!

Позавтракав, отряд был снова в готовности преодолевать дальнейший путь. Впереди всех шел Сикх, с ним рядом ещё двое шерпов, за ними, также цепочкой, горные стрелки, экипированные соответствующей амуницией. Среди военных уверенной поступью продвигался Роммингер. Рядом с ним – научная группа в лице профессора и его ассистента. Замыкали группу двое шерпов, также как их сородичи, неимоверно нагруженные поклажей, которая, казалось, не придавала им особых неудобств.

Последний перевал дался экспедиции очень нелегко. В условиях высокогорья и разряженного воздуха люди были крайне измотаны. Шли, еле переставляя ноги. Все чаще делали привалы. Сикх торопил – задерживаться нельзя, угрожала очень большая опасность от схода лавин. Но как бы он не предостерегал, одна из них всё же задела отряд – трое солдат были погребены под тоннами снега. Через несколько часов после этой потери случилась другая – проводник и двое горных стрелков сорвались в обрыв. Их отчаянные крики поглотила туманная бездна ущелья. А спустя еще некоторое время не удержались на почти отвесном склоне ещё один стрелок и один шерп.

Мрачнеющий час от часу Сикх что-то бормотал на своем языке, качая головой и повторяя слово «йети». Люди были близки к отчаянию, но мужественно переносили трудности. Профессору Шиманскому и его помощнику Вяльбе было, наверно, труднее остальных – у них не было той подготовки, которую прошли горные стрелки, но они тоже держались молодцом…

Глава 3

Ранним воскресным утром в квартире Мельниковых надрывался телефон. Вставать и идти к нему никому не хотелось. Люба спрятала голову под подушку. Алексей, не открывая глаза, долго ворочался, надеясь, что звонивший пощадит сон хозяев. Но тот, кто хотел дозвониться, был упрям, и пришлось сдаться его настойчивости.

– Ало, – спросонья промямлил Мельников в трубку, навалившись плечом на стену.

– Лёха! Привет! Спите ещё?– на том конце провода раздался радостный голос шурина.

– А… это ты? На часы смотрел? Или тебя бессонница мучает?

– Да я не просто так звоню, сурок ты этакий.

– Чего не просто так, Пашка?! Дал бы поспать ещё пару часиков!

– Эх ты, сейчас упадешь от радости!

– С какой еще радости?

– Короче, слушай. У нас на кафедре мужик работает. Преподаёт французский. Собирается с семьей уехать за границу, то ли в Канаду, то ли в США, но это не важно. Важно то, что есть у него машина – Мерседес. Говорит – почти новый!

– Ну и…

– Так вот, он знает, что ты ищешь машину, и хочет тебе продать свою. И знаешь за сколько? Ни за что не поверишь – за десять тысяч!

– Баксов, что ли? Что-то мало будет.

– Нет, старик, не баксов – рублей!

– Слушай, Пашка, если ты хотел пошутить, то шутка твоя тупая, не даёшь выспаться в выходной день. Да и вообще, откуда он меня знает?

– Да нет же, старик, я не шучу! Мужик этот врать не любит, хотя, если честно признаться, немного странноватый, особенно в последнее время.

– Вот-вот, слушаешь бредни всяких сумасшедших. Ладно, всё… Я ещё, может быть, усну.

– Подожди, не вешай трубку. Я ему пообещал, что мы подъедем сегодня и посмотрим. Чем чёрт не шутит? Лёха…

– Да иди ты!– Мельников бросил трубку и выдернул из розетки шнур.

…– Вот здесь он и живёт, – Павел зачем-то посмотрел по сторонам и постучал костяшками пальцев по калитке. Он, всё-таки, вытащил Мельникова из дома, чтобы вместе с ним посмотреть машину. За высокими воротами неохотно и как-то затравленно забрехала собака. Через некоторое время послышались шуршащие по дорожке шаги.

– Пришли уже? – калитку открыл заросший щетиной мужичок лет пятидесяти и от чего-то усмехнулся. Он был одет по-домашнему: в спортивных штанах, майке, шлёпанцах на босу ногу. – Ну, заходите.

– Борисыч, а где твой «мерин»? – спросил Павел, переходя сразу к делу.

– Где, где? Где же ему быть-то, странный ты человек, мон шер? В гараже конечно! Сейчас выгоню во двор, подождите чуток, – мужичок устало поковылял к гаражу, ворчливо разговаривая вполголоса, как будто сам с собой:

– Он еще спрашивает: «где?!» Да там же всё! Где-где?! Да разве его можно оставлять под открытым небом? А вдруг это… того: дождик там, или снег, не дай, бог… Ну и что – июль на дворе? Однако всё может случиться. Как потом быть? Башка у меня, однако, не железная…

– Чего это он? – недоуменно спросил Алексей.

– Не обращай внимания. Я же тебе говорил, что он немного странный. Это даже к лучшему – мерс чуть ли не забесплатно отдаёт, – жизнерадостный Павел, как обычно был в хорошем расположении духа.

– Да, но может он того… больной на голову? А я, пользуясь этим, решил купить так дёшево у него машину. Слушай, а может он пошутил? Или ты чего-нибудь не понял? Сейчас вот выгонит машину из гаража и назовёт истинную цену. Вот тогда я посмеюсь над тобой, лопухом.

– Я, Лёха, нормальный человек. И несколько раз переспрашивал его насчёт цены. Не думаю, что он откажется от своих слов.

– Но ты же видишь – он не совсем нормальный. Разговаривает сам с собой. Заметил, как у него глазки бегают, как будто бы чего-то боится? От такого всего можно ожидать. Признают потом куплю-продажу незаконной, потому что хозяин машины был невменяемым…

Их разговор прервался, когда они увидели, как из гаража почти неслышно выехал Мерседес серебристого цвета. Хозяин вырулил на середину двора, вышел из автомобиля и отошел на несколько шагов. Как будто бы вдруг, что-то вспомнив, хлопнул себя руками по бокам и поспешил обратно к машине.

– Конечно-конечно, козёл я безмозглый! А как же!.. – Борисыч округлил глаза, взял ветошь и забегал вокруг Мерседеса, стирая невидимую пыль со сверкающего кузова.

– Слушай, Борисыч, мы с другом решили ещё раз цену на машину уточнить, – осторожно спросил Павел, уже сам засомневавшийся в нормальности Борисыча.

– Ты чего, Пашка, мон шер, несуразный такой, а? – Борисыч злобно оглянулся и вперился в Павла покрасневшими, как будто бы, от недосыпания глазами. – Я же тебе несколько раз говорил: десять тысяч рублей. Понял?!

– Ага. Понял.

– А товарищ твой понял?

– Ты понял, Лёха? – перевел взгляд на друга Павел.

– А почему так недорого? – недоумевал Алексей.

– Эк, чудак-человек! – не понятно от чего усмехнулся Борисыч и почесал ухо. – Потому что тебе продаю.

– Это для меня, выходит, исключение, потому и недорого?

– Ну конечно, мон шер! Так надо, поверь!

– Кому надо?

– Кому-кому? Вот пристал, а! Понравился ты мне. Веришь? Сам не знаю почему. Вот понравился и всё! Пашка рассказал мне про тебя, и я на следующий день решил, что продам тебе этого красавца. Нравится машинка? Ну, тогда забирай, чего тут долго размусоливать? Да ты это, мон шер… не думай, что я придурок какой-то там или что-то в этом роде. Не бойся – назад не заберу. Всё без подвоха, честное слово, ну!

Павел толкнул Алексея и, округлив глаза, чуть слышно процедил сквозь зубы:

– Да чего ты растрепался, Лёха?! Бери, пока он не передумал. Смотри тачка, какая! Локти потом кусать будешь!

– Ладно-ладно. Беру, – согласился Мельников, поморщившись от настойчивости Павла и непонятного странного Борисыча. – Когда переоформлять будем? Может, завтра?

– Зачем же откладывать? – встрепенулся Боричыч. – Сейчас и поедем. Государство, слава богу, повернулось к народу лицом – сделки по машинам оформляет в любой день. Подождите, я переоденусь.

Борисыч, что-то бурча под нос, проворно удалился, оставив друзей любоваться сверкающим автомобилем. В доме послышался женский плач.

– Кто это там плачет? – шёпотом спросил Алексей.

– Жена, наверное, – также шёпотом ответил Павел.

– Чего это она?

– Не знаю… Странная семейка, скажу я тебе. Еще недавно Борисыч был другим. А потом получил в наследство квартиру. Продал её и купил на все деньги эту игрушку. Давно, говорит, мечтал о таком автомобиле. Да вот вскоре после покупки чего-то испортился наш Борисыч. Стал замкнутым и нелюдимым, от всех отвернулся, много времени проводит с машиной. Даже с лекций иногда ни с того ни с сего убегает, чтобы лишний раз на мерс посмотреть. Вот, видимо, и свихнулся. Но потом, вдруг, решил продать его после того, как узнал от меня, что ты ищешь машину. К тому же, его родственники зовут переехать к себе за границу. Борисыч и говорит, что хлопотно машину туда переправлять. Там, мол, этого добра и без того хватает.

– Почему, интересно, он решил продать машину именно мне, да ещё так дёшево?

– Я же говорю тебе: странный он. Может, устал он этого бремени: нужно ухаживать за такой дорогой игрушкой, лелеять её, беречь от всего, смотреть, чтобы не угнали…

– Не очень-то убедительно.

– Ну почему? Это, знаешь, как ещё посмотреть…

– Знаешь что? – перебил его Алексей.

– Что?

– Давай-ка, пошли отсюда, – решительно засобирался Мельников, разом передумав покупать этот автомобиль. – Пошли-пошли. Не нравится мне всё это.

На пороге возник Борисыч в цивильном костюме, сидевшем на нём словно с чужого плеча. Так бывает, когда человек внезапно, вдруг, худеет и одежда на нём смотрится явно великовато.

– В общем это… Борисыч, – замямлил Алексей, подбирая слова, чтобы не обидеть хозяина, у которого они отняли время. Борисыч, почувствовав неладное в перемене настроения покупателя, вмиг погрустнел, печально заморгал, втянул голову в плечи.

– Борисыч! Чего ты так долго? – взял инициативу в свои руки Павел. – Поедем уже, давай! У меня ещё дела кое-какие сегодня. Лёха, запарил ты меня, честное слово!!!

Мельников на этот раз сдался окончательно и махнул рукой. Борисыч, видя, что сделка всё-таки не отменяется, моментально повеселел. Он любезно, даже по-холуйски, открыл перед друзьями двери машины, усадил их. Потом сел за руль, и Мерседес выехал со двора.

Оформление купли-продажи автомобиля прошло достаточно быстро и без проволочек. Мерседес ожидал на стоянке. Борисыч передал ключи новому хозяину.

– Ладно, поехали мы, – сказал Алексей Борисычу и собирался уже сесть в машину, в которой нетерпеливо ёрзал Павел.

– Подожди, послушай… – потянул Мельникова за рукав Борисыч, как будто бы вдруг вспомнив что-то важное.

– А..? – отозвался Алексей. – Что, передумали? Хотите расторгнуть сделку? Ещё не поздно, если будете настаивать, я не буду возражать. Что я – не понимаю?

– Нет, – отрицательно замотал головой Боричыч. – Ну… Как бы это тебе объяснить, мон шер? Понимаешь, я… В общем, я виноват перед тобой. Ты этого не заслуживаешь, наверное. Но… Нет, я не то хочу сказать, – Борисыч говорил сбивчиво и непонятно. По его лицу струился пот. Он вытащил мятый носовой платок, вытер лоб, снял и затеребил в руках кепку. – В общем, это, мон шер, – губы его запрыгали, на глазах выступили слёзы. – Господи, да что же это?! Знаешь, это не я, если честно!.. Нет-нет, что это я говорю?! Это я, это я, только я! – Борисыч зажал на секунду ладонью рот, испугавшись за свои слова, потом сказал плаксиво:

– Прости меня, парень. Ладно?

– За что?

– Прости… – Борисыч не стал вдаваться в подробности и поплелся восвояси.

– Борисыч! – окликнул его Мельников. – Может подвести?

Бывший владелец Мерседеса отмахнулся и, не оглядываясь, прибавил шаг.

– Псих, – сделал заключение в отношении него выглянувший из машины Павел и покрутил пальцем у виска.

***

– Да, папа, повезло же тебе! – двенадцатилетний сын Димка развалился на переднем сиденье и восхищенно шарил глазами по салону Мерседеса.

– Повезло, это точно, – согласился Алексей. – Спасибо дяде Паше. Если бы не он, то и не купили бы мы эту машину.

– Дядя Паша у нас шустрый, – сделал вывод Димка.

– Иногда, даже слишком.

– Твой дядя Паша, сын, хороший человек, – в машину села Люба. – С братом мне повезло. Другой бы на его месте купил машину себе, а потом перепродал бы за огромные деньги.

– Да здравствует дядя Паша! Ура! – закричал Димка, приветствуя припозднившегося Павла.

– Сдрасьте, родственнички! – Павел сел в машину, хлопнул в своеобразном приветствии несколько раз своими ладонями ладошки племянника.

– Ну вот, все в сборе. Можно и ехать, – сказала Люба. – Свёкру не нравится, когда гости опаздывают. Уже пол-одиннадцатого, а мы обещали приехать в двенадцать. Ещё ехать часа два. Так и опоздаем на день рождения к старику.

– Не опоздаем, – возразил Алексей. Это на автобусе два часа ехать, а мы на машине.

– Да еще на какой! – радостно вставил Димка.

– Даже если и опоздаем, то не на много, – Алексей хотел уже было завести машину.

– Погоди-ка, Лёша, – остановила его Люба. – Эй, малышня, марш на заднее сиденье!

– Я уже не малышня, мама, – надул губы сын, – уже ростом с тебя. К тому же, впереди можно ездить с двенадцати лет.

– Ну, сынок, – извиняющимся тоном попросила мать. – Дай мне впереди посидеть. Ты с отцом всё равно чаще ездить будешь.

– Дим, уступи место даме. Айда ко мне, – весело позвал Павел. – Я тебе такие анекдоты расскажу, задохнешься от смеха.

– Ладно, но с условием. Ты, папа, дашь мне порулить немного.

– Сын, я ещё сам к машине не привык, а ты уже порулить просишь. Да и не положено, водительских прав у тебя нет.

– На «шестерке» так давал, когда на рыбалку ездили!

– Ну, это ж на «шестерке»… Ладно-ладно, не обижайся, немного дам. Но только по проселочной дороге.

– Йес! – Димка обрадовался и поменялся с матерью местами.

– Поехали, ключ на старт! – дал команду Павел.

С лица неизбалованного хорошими автомобилями Алексея не сходила довольная улыбка. Он наслаждался от процесса вождения. За окном мелькали поля и населенные пункты. Любе, казалось, тоже нравилось ехать на шикарной машине. На заднем сиденье возились Павел и Димка. Павел смешил племянника анекдотами и веселыми историями.

– Слушай, папа, а наша машина до ста пятидесяти разгонится?

– Легко сынок.

– А до двухсот?

– Думаю, что без труда.

– А до двухсот пятидесяти?

– Не провоцируй папу, Дима. Пусть едет спокойно. Не отвлекай его и не приставай с вопросами. Вот к деду с бабушкой приедем, им и надоедай, спрашивай о чём-нибудь.

– Да о чём их спрашивать-то? Они ничего не понимают в машинах.

– В машинах, может быть, и немного понимают. Но зато о чём-то другом знают побольше тебя.

Димка отмахнулся от матери и вновь переключился на Павла.

Глава 4

За столом было многолюдно. Собрались родственники, друзья и близкие пожилого человека, отмечавшего свой день рождения. Несмотря на прожитые годы, Михаил Антонович Мельников был достаточно бодрым, пребывал в здравом уме. Оптимизма и хорошего расположения духа ему было не занимать. Он пользовался всеобщим уважением в своем небольшом городке.

На своём дне рождения старик был во главе стола. По одну руку от него сидела пожилая и заботливая жена, по другую брат, такой же, как и он пожилой человек, но более с виду серьезный. В квартире было по-стариковски скромно, без излишеств, но чисто и уютно. На стене под рамками висели фотографии – свидетели жизненного пути Михаила Мельникова и его семьи. На одной из фотографий он, тогда еще одноногий мальчишка, вместе с братом Николаем в партизанском отряде. Худые мальчишки с автоматами наперевес среди партизан с любопытством смотрят в объектив.

– Ну что, споём? – предложил дед Николай.

– А чего бы и не спеть? – весело отозвался брат-именинник. По рядам пошёл старенький аккордеон и оказался у него в руках. Заскорузлые пальцы пробежались по клавишам. Комнату наполнили знакомые всем мелодии. Пели про смуглянку-молдаванку, про холостых парней, которых так много на саратовских улицах, про замерзающего в степи ямщика, про любовь к жизни, и про то, как Стенька Разин выплывал на стрежень. В общем, те песни, которые знают в каждой российской семье и трогающие сердца своей задушевностью.

За окном сгущались сумерки. Кто-то произнёс последний тост, после которого гости, уважив в этот день старика особенным вниманием, стали расходиться. Мать Алексея распределила, кто и где из родственников будет ночевать.

– Бабушка, – сказал ей Димка, – а папа будет спать в машине, чтобы её не украли.

– Этого еще не хватало, – рассердилась она. – Где же это видано – сын приехал, а его в машину ночевать оправляют! Что про нас люди скажут?

– Да, мама, вы уж не обижайтесь с отцом, спать буду действительно в машине, – сказал Алексей. – Машина дорогая. А сейчас угонщикам никакая сигнализация не помеха. Жалко будет, если угонят.

– Ты что же, сынок, теперь всё время будешь в своей машине спать? – не унималась мать.

– Ну, не всё время, конечно. У меня же дома гараж есть в кооперативе, сдаю под охрану…

– Всё равно как-то неправильно это.

– Да ничего, высплюсь. В машине уютно, есть кондиционер, музыка.

– Папа, а можно я с тобой? – спросил Димка.

– Нет уж! Хватит с меня одного фанатика, – не выдержала Люба. – Ты, Дима, останешься в квартире и будешь спать здесь. Лёша, если уж так решил, то пусть ночует в машине. Я уже тебя скоро ревновать буду к ней.

– А я вот, между прочим, не хочу спать в машине, – отозвался заплетающимся языком захмелевший Павел.

– А тебя, между прочим, я и не зову, – сказал Алексей.

– Нахал, – безобидно заметил шурин.

– Ну что с вами делать, молодёжь? Ладно уж иди, сынок. Только подушку с одеялом захвати, вздохнула мать.

Алексей в приподнятом настроении вышел из родительской «хрущёвки», во дворе которой под кроной большого дерева стоял его автомобиль. Сел в машину, достал диск, вставил в проигрыватель. Развалившись в кресле, какое-то время смотрел фильм. Быстро устав от просмотра бесконечной стрельбы и выяснения отношений между киногероями, перешел на прослушивание музыки по радио. Вскоре и это занятие ему наскучило. Он решил, что пора бы уже поспать, откинул назад спинку кресла, подложил под голову небольшую подушку. Глаза постепенно стали слипаться, веки потяжелели. Машина, окутанная темнотой, стояла в тишине, лишь сверчки переговаривались унылыми трелями…

Вдруг в машине стало светло – сам по себе зажёгся плафон. Алексей, еще не совсем погрузившись в сон, сощурил глаза. Он потянулся к выключателю и погасил свет. Через несколько секунд плафон загорелся снова. Алексей щёлкнул выключателем. Но вскоре всё повторилось, и салон осветился светом. Алексей открыл глаза, полежал так некоторое время, обдумывая ситуацию. Принять какое-то решение помешало разложенное кресло, на котором он спал. Спинка вдруг самовольно поднялась до сидячего положения.

– Что за чёрт, – пробубнил Алексей и на всякий случай заглянул назад. Никого не обнаружив, вернул спинку в горизонтальное положение, щёлкнул выключателем. Почти сразу же свет зажегся вновь, а спинка опять поднялась. Вдобавок ко всему на этот раз Алексей ощутил шлепок, как будто бы кто-то отвесил ему подзатыльник, от чего даже всколыхнулся хохолок волос на макушке. Алексей вздрогнул, обернулся назад, но там по-прежнему никого не было. Потянув ручку, попытался открыть дверь. По непонятной причине она не открывалась. Он сделал еще несколько неудачных попыток. Схватил брелок, стал нажимать кнопки. Быстро опустив стекло, попытался выбраться наружу. Неизвестная сила вернула его на место. Вне себя от ужаса Алексей ощутил, как ему стали наносить удары в живот, в грудь, по бокам. Он захотел закричать, но из горла вылетали лишь сиплые жалкие вопли. Если бы кто-то сейчас проходил мимо автомобиля, то наверное, мог подумать, что сидящий в ней человек сходит с ума. Сердце бешено стучало, по лицу струился пот. Стало плохо и его вырвало.

– Швайн! – ударил по ушам, откуда ни возьмись голос. – Ты есть грязный свинья, за это тебе будет не карашо! Убирайт! Быстро!

Алексей вздрогнул и потянул за ручку. На этот раз дверь легко открылась. Он выскочил из машины и, шатаясь, медленно попятился от неё, затем бросился бежать к подъезду. Не добежав, упал, как будто ему подставили подножку. Чувствительные удары посыпались с новой силой.

– Швайн! Хотел сбежать? Получай!

Алексей привстал, но вновь был сбит с ног…

Очнувшись, он открыл глаза и почувствовал, что лежит на спине, а кто-то невидимый тащит его за ноги к автомобилю. Со стороны эта картина выглядела очень необычно: человек с приподнятыми ногами, лёжа на спине, самопроизвольно передвигается по асфальту. Из темноты появился шатающийся мужичок, возвращающийся с запоздалой пирушки. Он недоумённо посмотрел на происходящее и отмахнулся руками как от наваждения, но потом всё-таки любопытство взяло над ним верх и он склонился над Алексеем. Раздался характерный звук, и мужик, схватившись за ягодицы, пролетел несколько шагов. Что-то прокричав невнятное, он уполз на четвереньках в темноту.

– Встать! – прозвенело над ухом Алексея. – Убирай в машине! Шнеля!

Алексей поднялся. Затравленно всматривался в темноту, но ничего не видел. Ощутил грубый толчок в спину. Подойдя к автомобилю, вздрогнул – багажник, лязгнув замком, неожиданно открылся. Взяв тряпку и пластиковую емкость с водой, стал убирать в салоне. Навёл относительный порядок. Голова ничего не соображала, даже отказывалась это делать.

– Сядь в машину! – приказал невидимка, уже более спокойно.

Алексей повиновался. Чтобы унять дрожь в коленях, зажал их ладонями. Вдруг включился приёмник. В динамике после недолгого выбора мелодий заиграл немецкий марш времён второй мировой войны. Когда бравурный хор немцев исполнил несколько куплетов, громкость убавилась.

– Слушай меня внимательно, – напомнил о себе жесткий голос с немецким акцентом. – Отныне ты есть мой раб, потому что я так захотел. Чтобы ты кое-что понял, я расскажу тебе одну историю.

Звук в приёмнике убавился, и салон заполнился голосом, хозяин которого продолжал оставаться невидимым.

– В 1943 году я был немецким офицером Куртом Зибертом, – начал свой рассказ невидимка. – Наша пехотная дивизия дислоцировалась в здешних местах. Однажды мне поручили отвезти важные документы. По дороге я сжалился и подобрал двух замерзающих мальчишек, которые своеобразно отблагодарили за проявленное милосердие и вскоре застрелили моего водителя, а потом и меня. Что случилось дальше – этого понять не возможно. Казалось, что я покинул своё истерзанное тело, по крайней мере, я наблюдал за ним со стороны.

Сначала было очень странно находиться в таком состоянии. Боль куда-то пропала, было легко и необычно. Я подумал, что, может быть, я не умер и должен вернуться в свое тело, но не смог этого сделать, – голос на несколько секунд умолк, а потом невидимка продолжил свой рассказ. – Я очень сильно переживал. Но постепенно привык к своему состоянию. Даже нашёл это забавным. Отныне не нужно было заботиться о пище, о сне, о других земных потребностях. Я – никто, меня нет, и в то же время по каким-то неведомым законам я существую…

Это, наверное, неправильно. Я тогда был уверен, что застряв между миром живых и миром мертвых, несу наказание за свои грехи. Я полагал, что прохожу чистилище перед тем, как уйти в загробный мир, куда мне пока дорога закрыта… Самое интересное, что у меня осталась способность передвигать предметы и сохранилась возможность думать. Но происходило это как-то по-другому. Мои мысли отныне рождались не в той мёртвой голове, которая лежала передо мной на холодной земле, а как-то загадочно по-другому…

В скорби и печали я находился возле своего тела, которое служило теперь кормом для диких животных и мерзких птиц. Но вскоре появились страх и тревога. И я уже больше не мог находиться на месте своей кончины. Я слонялся по окрестностям, заходил в деревни и города, но уходить далеко из этих мест не хотел.

У меня было и есть желание понять, почему я стал таким. Я думал, что скоро встречу таких же, как сам призраков и мне после общения с ними кое-что станет понятно. Но так никого и не встретил. Как видимо, я одинок в своем положении. Быстро пролетало время, оно теперь не властно надо мной. Я много думал и не замечал, как на смену зимам приходили вёсны, как зеленела трава и светило солнце. Пение птиц и какие-то другие земные радости и потребности, когда-то волновавшие меня как человека, теперь не трогали. Потеряв счет дням, и застыв на целые годы где-нибудь в лесу или в чьем-то доме, оставаясь невидимым и не привлекая к себе внимания живых, я думал и думал, но так ничего и не понял. Может быть, действительно, я понёс небесную кару за какие-то грехи. Но за какие? За время войны я не убивал людей, мне по долгу службы не нужно было этого делать. Тогда почему Всевышний позволил случиться тому, что кто-то убил меня? Хотя, конечно, шла война… И чем больше я размышлял, тем больше запутывался. Однажды в поисках ответа, я забрел в церковь и пытался разговорить священника. Но тот, услышав меня, был испуган до полусмерти, и я уже пожалел, что этот человек, возможно, навсегда потерял рассудок.

Не найдя ответов на свои вопросы, я время от времени отрывался от мрачных мыслей и тогда начинал что-то делать, как мне казалось, добрые дела, чтобы Бог простил меня и дал успокоение. Но мои усилия чаще всего пропадали даром. Я только обозлился, осознав безвыходность своего положения…

***

…Полковник Вельц, услышав вернувшегося Фидлера о поломке мотоцикла, на котором ехала охрана, вышел из-за стола, пришёл в ярость и едва не испепелил взглядом докладчика.

«Опять этот проклятый австрийский лавочник обер-лейтенант Франц! Его непозволительная безалаберность не знает границ! Сломался мотоцикл?.. Кто, в конце концов, отвечает за транспортное обеспечение? Если техника ломается в неподходящий момент и не в боевых условиях, то это называется однозначно халатностью! Не дай бог, если эта поломка приведёт к непоправимым последствиям! И тогда этому Францу (забери его в преисподнюю, дьявол!) не поможет никто – ни командир дивизии, ни влиятельный родственник, ни даже сам фюрер! Отправлю его в первый же бой на передовую! В окопы к свирепым иванам! Пусть они выпустят кишки этой самодовольной свинье!..»

Вельц как в воду смотрел. Когда его адъютант спустя три часа доложил о том, что обнаружена с пулевыми повреждениями машина, на которой ехал Зиберт, а также труп водителя и что не найдено секретных документов, начальник штаба стал багровым как свекла. Он немедленно потребовал к себе нерадивого обер-лейтенанта Франца. И вскоре, не взирая на свою должность и потеряв самообладание, гонялся по штабу с винтовочным шомполом в руках за ошалевшим и верещавшим от страха заплывшим жиром Францем. Догнав его, бил и бил, пока сбежавшиеся на шум офицеры, не оттащили в сторону задыхающегося от гнева полковника…

…Сегодня на рубеже 43-го и 44-го годов Вельцу не хотелось вспоминать события недельной давности. В эту новогоднюю ночь хотелось думать о чём-то хорошем. Но в голову упорно лезли неприятные мысли. Как оно там сложится в дальнейшем? Какие будут для фронта последствия после пропажи штабных донесений? Наступление, если враг успеет расшифровать документы, будет сорвано или подавленно. Русские получили хорошие козыри на руки. С этими сведениями они могут сильно навредить, и тогда не одна тысяча германских парней навсегда останется лежать на полях этой проклятой страны. И его, Вельца, ставка по голове не погладит, и все последующие неудачи, да и предыдущие тоже, свалит на его счёт. Ах, этот негодяй Франц!.. Хотя виноват, по большому счету, конечно же, не Франц, а он, полковник Вельц. Давно надо было предоставить обер-лейтенанту малозначительную должность! Например, пусть бы командовал стариками из зондер-команды и выковыривал бы с ними из мёрзлой земли трупы немецких солдат на полях сражений. Эх, такого офицера, как Зиберт потеряли! И дело не только в пропавших документах. Хоть и война, а всё-таки жалко терять настоящих офицеров…