Текст книги "Загадка смерти генерала Скобелева"

Андрей Шолохов
Загадка смерти генерала Скобелева

Утром 26 июня[1]1
  Все даты даются по старому стилю.


[Закрыть] 1882 года Москва напоминала растревоженный улей. Всех буквально потрясло трагическое известие: ночью при таинственных обстоятельствах скоропостижно скончался народный герой Михаил Дмитриевич Скобелев, прозванный за свое пристрастие к белым лошадям и кителям «белым генералом».

В последний путь прославленного генерала провожали тысячи москвичей. Писатель В. И. Немирович-Данченко, брат известного театрального деятеля, оставил нам воспоминание об этом скорбном дне:

«Наконец, отворили дверь на площадь. В ее просвет народ увидел в цветах венков лицо Скобелева. Раздалось многотысячное рыдание.

– Москва плачет… – доносилось отовсюду.

– Народные похороны… – говорили в толпе.

И действительно, траурная процессия со всех сторон была охвачена целым морем голов. Кругом виднелись заплаканные лица, десятки тысяч рук подымались, чтобы издали перекрестить своего любимца. Черные сюртуки, изящные дамские платья – и тут же грязная потная рубаха рабочего, сибиряка крестьянина».

Гроб с телом Скобелева был перенесен в церковь Трех Святителей, что у Красных ворот, заложенную его дедом Иваном Никитичем.[2]2
  И. Н. Скобелев в сражениях потерял руку, но дослужился до генерала, одно время являлся комендантом Петропавловской крепости, был известен также как способный литератор. Генералом стал и его сын Дмитрий Иванович, отец М. Д. Скобелева.


[Закрыть] Епископ Амвросий свою речь об усопшем закончил словами: «Ради любви его к нашему православному отечеству, ради любви к нему народа твоего, ради слез наших и сердечной молитвы нашей о нем, паче же ради твоей бесконечной любви, благоволительно приемлющей чистую любовь человеческую во всех ее видах и проявлениях, будь к нему милостив на суде твоем праведном».

На другой день на панихиду съехались высшие воинские чины: у гроба Скобелева стояли известнейшие русские генералы. Черняев, заплаканный, положил серебряный венок от туркестанцев. Сплошною стеной стояли депутаты от различных частей армии, от полков, которыми командовал Скобелев. Гроб утопал в цветах и венках. Один из них от Академии Генерального штаба. На нем надпись: «Герою Скобелеву, полководцу, Суворову равному».

Выразил свое соболезнование и российский император Александр III. Он прислал сестре М. Д. Скобелева телеграмму: «Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для русской армии незаменимая и, конечно, всеми истинно военными людьми сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей».

Чем же заслужил такую популярность Михаил Дмитриевич Скобелев и почему его смерть породила множество слухов?

Слава Скобелева связана как с русско-турецкой войной 1877–1878 годов, освободившей балканских славян от почти пятивекового турецкого ига, так и с присоединением Туркестана (Средней Азии) к России. Эти победы стали бальзамом для ран, нанесенных патриотическому чувству россиян поражением в Крымской войне. И генерал, чей воинский талант во многом способствовал успешным действиям русской армии, стал национальным героем. А если прибавить к этому пламенный патриотизм Скобелева, любовь и понимание своего народа с его добротой и жертвенностью, терпением и неприхотливостью, то будет ясно, почему он был так почитаем россиянами.

В характере этого человека тесно переплетались отвага и честолюбие, доходившее до авантюризма, либеральные убеждения и консерватизм, вера в славянскую идею и бонапартизм. Все это привело к тому, что рамки военного поприща стали Скобелеву тесны и он с головой окунулся в политику.

Нередко его политические заявления были подобны разорвавшейся бомбе и надолго лишали покоя глав европейских государств. Да и в царском окружении отношение к «неуправляемому» генералу не было однозначным. В чем его только не обвиняли – и в панславизме, и в масонстве, и в подготовке военного переворота. Словом, имя Скобелева у всех было на слуху. Вот почему известие о смерти 39-летнего генерала породило множество слухов и домыслов. Да и по сей день гибель «белого генерала» таит в себе загадку.

Не претендуя на то, чтобы спустя столетие ее полностью разгадать, расскажем лишь о некоторых боевых эпизодах и наиболее насыщенном политическими событиями последнем годе жизни М. Д. Скобелева, дав пищу для размышления любознательному читателю.

Последний штурм

В январе 1881 года генерал М. Д. Скобелев одержал свою последнюю военную победу, взяв туркменскую крепость Геок-Тепе (Денгиль-Тепе), тем самым присоединив к России Ахалтекинский оазис и укрепив ее позиции в Средней Азии, где в тугой узел переплелись интересы России и Британской империи.

Процесс присоединения Туркестана к России растянулся почти на два десятилетия. Скобелев принимал в нем самое деятельное участие. Он приехал в эти края совсем молодым офицером, затем участвовал в Хивинском походе и вот теперь уже прославленным генералом вновь вернулся в Среднюю Азию, чтобы покорить воинственное туркменское племя текинцев.

Совершив тяжелый переход через пески, русские войска осадили крепость. Даже поверхностный осмотр текинской твердыни показал, что взять ее без строительства осадных сооружений не удастся. Крепость представляла собой неправильный четырехугольник, ее стены имели в длину 300–500 метров с множеством выходов. Толщина стен доходила до 10 метров в основании, а ширина коридора между ними – до 6 метров. Внутри крепости по разным данным было сосредоточено от 25 до 40 тысяч защитников, в том числе от 7 до 10 тысяч конных.

Текинцы не допускали даже мысли, что русские одержат над ними верх. И на первых порах воинское счастье как будто бы им улыбалось. Случалось, что вылазки из крепости заканчивались победой джигитов.

Стычки с текинцами продолжались все время, пока велись осадные работы. И не раз на своем неизменно белом коне Скобелев бесстрашно врубался в самую гущу джигитов. Храбрость этого человека воистину была безграничной. Приведем такой пример. При отряде разведчиков было десять станков для запуска ракет. Командовал наводчиками молоденький поручик. Однажды случилась неудача: две ракеты не взлетели, а третья вылетела, но не поднялась, а упала тут же, рядом с офицером. Тот инстинктивно отскочил назад. Тогда Скобелев, чтобы предотвратить панику, наехал на ракету своим конем. Лошадь ранило, зато пострадавших не оказалось.

Михаил Дмитриевич не знал, что такое отдых. Его постоянно видели на строительстве осадных сооружений. Здесь он указывал место для траншей, там подбадривал уставших, в другом месте определял направление подкопов, которые вели для закладки мин под стены текинской крепости. В палатке-канцелярии Скобелев регулярно проводил совещания с начальниками отдельных частей. Ночью свет долго не гас в его личной палатке – генерал просматривал множество поступавших в отряд бумаг, разрешал всевозможные дела, диктовал приказы на следующий день.

При этом Скобелев никогда не забывал о солдатах. Осмотрев полевой лагерь, он сделал замечание: «Мало заботливости о людях. Между тем офицеры построили себе отличные землянки в несколько комнат. Я ничего не имею против устройства землянок для офицеров, но требую, чтобы забота офицера о солдате была на первом месте, т. е. чтобы офицеры строили себе землянки после того, как нижние чины действительно по возможности вполне обеспечены».

Как только закончились минные работы, которые Михаил Дмитриевич всячески торопил, он назначил день штурма на 12 января. Это был понедельник, тяжелый день, да еще годовщина знаменитого указа Павла I Донскому войску о походе на Индию, вскоре после которого императора убили заговорщики, а войско возвратилось назад. Но не таков был «белый генерал», чтобы это повлияло на принятое решение.

В ночь перед штурмом Скобелев, сделав надлежащие распоряжения, велел приготовить парадную форму, эполеты и ордена. А затем до глубокой ночи беседовал со своим личным врачом О. Ф. Гейфельдером о вечных проблемах войны и мира.

Наконец наступил день штурма. Еще густыми клубами плавал предрассветный туман, а русские войска выстроились в правильные ряды и замерли в ожидании объезда главнокомандующего. Скобелев проехал вдоль шеренг, здороваясь с одними, ободряя других, поздравляя с боем всех Он предупредил, что отступления не будет, но никто об этом и не помышлял. Все считали минуты до той поры, когда их поведут к стенам Геок-Тепе.

Когда туман рассеялся, текинцы увидели три русские колонны, стоявшие в боевом порядке. Командовали ими полковники Куропаткин, Козелков и подполковник Гайдаров. А несколько поодаль, на высоком холме, с которого хорошо просматривались окрестности, расположился главнокомандующий и его штаб. Нетерпение войск передалось и Скобелеву. Михаил Дмитриевич то и дело посылал к колоннам своих ординарцев, что-то говорил своей свите, нервно пожимал плечами.

В 7 утра подполковник Гайдаров получил приказ атаковать западную часть крепости, дабы отвлечь на себя внимание ее защитников.

В это время у самой стены раздался оглушительный удар. Это взорвалась мина, в результате чего образовался 30-метровый пролом в стене. В него бросилась колонна полковника Куропаткина. Не давая текинцам опомниться, на штурм ринулись и другие русские подразделения.

После этого Скобелев отдал приказ всем войскам о начале наступления. Около Геок-Тепе закипел жестокий бой. Русские орудия, не смолкая ни на мгновение, громили стены крепости, чтобы расширить образовавшуюся брешь. А внутри уже шла рукопашная схватка. Опомнившиеся текинцы дрались отчаянно. Слышались хриплые крики и лязганье железа. Все это временами заглушалось треском выстрелов, громом орудий, пронзительными воплями тысяч женщин и детей, сбившихся в толпу на главной площади крепости.

А тем временем в Геок-Тепе ворвалась вторая штурмовая колонна полковника Козелкова. Во главе атакующих шли бойцы Апшеронского батальона, потерявшего знамя в недавней ночной схватке с текинцами. Для них этот бой являлся делом чести: знамя должно быть возвращено любой ценой. Солдаты взбирались на стены по штурмовым лестницам, вонзая в расщелины штыки. Сверху на них летели пули, сыпались камни, но ничто не могло остановить наступательный порыв русских воинов.

Третья штурмовая колонна подполковника Гайдарова ворвалась в крепость с другой стороны, отрезав текинцам путь к отступлению. Защитники крепости разбились на отдельные группы и отчаянно отбивались.

Через несколько часов после начала штурма громовое, полное радости «ура», покрывая шум боя, пронеслось над крепостью. Скобелеву стало ясно, что его воины победили. Лицо генерала прояснилось, на тонких губах заиграла улыбка. Он вызвал начальника колонны и приказал вывести казаков и драгун в степь, чтобы они изготовились для преследования неприятеля.

Текинцы отступали двумя большими отрядами. Скобелев не мог допустить их ухода и сам принял участие в погоне. Тогда и случилось небольшое происшествие – под ноги коня Скобелева бросилась пятилетняя девочка. Он велел ее отвести к себе, а затем передал дочери военного министра графине Милютиной, приехавшей в отряд в качестве сестры милосердия. Девочку окрестили и назвали Татьяной в честь дня штурма. (Ко всему прочему 12 января был и Татьянин день.) Впоследствии она воспитывалась в Московском институте благородных девиц и была известна как Татьяна Текинская.

Благодаря полководческому таланту Скобелева экспедиция обошлась всего в 13 миллионов рублей и была закончена в 9 месяцев вместо предполагаемых двух лет. Михаил Дмитриевич еще раз на деле подтвердил свой девиз: «Избегать поэзии в войне», рассчитав операцию до малейших деталей.

Официальный Петербург ликовал по поводу быстрого и успешного завершения Ахалтекинской экспедиции? Скобелева произвели в генералы от инфантерии, или полные генералы, наградили орденом Георгия II степени. В царском дворце назначили «большой выход с благодарственным молебствием». Высоко оценил победу русских войск военный министр Д. А. Милютин, заявив, что овладение Геок-Тепе «несомненно, поправит наше положение не только в Закаспийском крае, но и в целой Азии». К тому же это был серьезный удар по притязаниям Англии, стремившейся утвердить свое влияние в Средней Азии.

Скобелеву очень хотелось, чтобы выстрелы 12 января 1881 г. были в Туркестане последними. Он требовал умиротворения края к февралю. «Мы извлечем, – писал Михаил Дмитриевич, – несомненные выгоды, если сумеем сохранить в полности дорого купленное, ныне несомненное, боевое обаяние, затем, вводя наши порядки, не поставим всего дела на чиновничью ногу, как везде, в обширном отрицательном смысле этого слова».

В этом же письме Михаил Дмитриевич изложил принципы, на которые должна опираться русская политика в Средней Азии. «Наступает новое время полной равноправности и имущественной обеспеченности для населения, раз признавшего наши законы. По духу нашей среднеазиатской политики париев нет; это наша сила перед Англией. К сожалению, буйный нрав отдельных личностей не всегда на практике сходится с великими началами, корень которых следует искать в государственных основах великого княжества Московского. Ими только выросла на востоке допетровская Русь; в них теперь и наша сила. Чем скорее будет положен в тылу предел военному деспотизму и военному террору, тем выгоднее для русских интересов».[3]3
  Цит. по: Гродеков Н. И. Война в Туркмении. – Спб., 1884. – Т. 4. – С. 18


[Закрыть]

В Ахалтекинском оазисе, включенном в Закаспийский военный отдел, затем преобразованный в область с административным центром в Ашхабаде, довольно быстро установились новые порядки. По словам английского лорда Керзона, это произошло благодаря способности русских добиваться верности и дружбы тех, кого они подчинили силой.

Особое внимание было уделено привлечению на сторону Российской империи феодальной знати. Некоторые представители племенной верхушки получили звания офицеров местной милиции. Пятеро из них прибыли в Петербург в качестве делегации туркменских старшин и были приняты царем и военным министром.

Наверное, в те дни М. Д. Скобелев был по-настоящему счастлив. Его военные успехи были оценены по достоинству, да и политические воззрения успешно претворялись в жизнь. Но вскоре произошло событие, всколыхнувшее всю Россию и надолго лишившее Скобелева, да и не только его, душевного покоя.

Конфликт с императором

1 марта 1881 года был убит царь-реформатор Александр II. За несколько часов до гибели он вызвал в Зимний дворец председателя комитета министров П. А. Валуева и возвратил ему одобренный проект правительства о привлечении местных деятелей к участию в обсуждении законодательных актов. Фактически это был значительный шаг к созданию Российской конституции. Однако бомба, брошенная агентом Исполнительного комитета «Народной воли» И. И. Гриневицким, изменила ход событий.

На престол вступил Александр III, отличавшийся крайне консервативными взглядами. Краеугольным камнем его внутренней политики была незыблемость самодержавия. Современник охарактеризовал происшедшие перемены следующим образом: «Так кончилась эта странная попытка примирения культурных классов с бюрократией и абсолютизмом, так устранен был единственный путь к мирному развитию русского народа, к завершению тех реформ, начало которых было положено 19 февраля 1861 года».

В высших правительственных сферах сформировались две группировки: консерваторы во главе с бывшим воспитателем Александра III обер-прокурором Священного синода К. П. Победоносцевым и либеральная бюрократия со своим лидером – министром внутренних дел генералом М. Т. Лорис-Меликовым.

Авторитет Лорис-Меликова постепенно падал, а Победоносцева укреплялся. Появились и новые лица, влияние которых росло. Среди них граф Н. П. Игнатьев, в прошлом посол России в Турции. Сохранилась его записка, излагающая программу правительственной деятельности. Он полагал, что прежде всего нужно освободиться от некоторых явлений общественной жизни, сгубивших лучшие начинания Александра II. Игнатьев писал: «В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел.

Отдельными своими частями эта группа соприкасается и с развившимся расхищением казны, и с крамолой. Проповедуя слепое подражание Европе, люди этой группы, ловко сохраняя свое нейтральное положение, очень охотно пользуются крайними проявлениями крамолы и казнокрадства, чтобы рекомендовать свой рецепт лечения: самые широкие права полякам и евреям, представительные учреждения на западный образец. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается польско-жидовскими критиками, твердящими о том, что нужно слушать только интеллигентный класс и что русские требования следует отвергнуть как отсталые и непросвещенные».

Такая концепция, судя по всему, импонировала молодому императору и его идейному вдохновителю К. П. Победоносцеву. Еще будучи наследником престола, Александр Александрович в узком кругу выражал недовольство по поводу пристрастия батюшки к инородцам. Его злило, что Россией фактически правит армянин Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, а пост Государственного секретаря занимает Евгений Абрамович Перетц – сын еврея-откупщика, вдобавок брат декабриста.

29 апреля 1881 г. Александр III обнародовал манифест, в котором изложил программу своей внешней и внутренней политики: поддержание порядка и власти, наведение строжайшей справедливости и экономии, возвращение к исконным русским началам и обеспечение повсюду русских интересов.

Вместо ушедшего в отставку М. Т. Лорис-Меликова министром внутренних дел стал Н. П. Игнатьев. Он начал свою деятельность с очищения государственного аппарата от различных оппозиционных, либеральствующих элементов. Новый министр придерживался славянофильских настроений и считал, что преодолеть трагическое расхождение между властью и обществом возможно лишь присущими России мерами.

По мнению Игнатьева, дальнейшее развитие российской государственности могло пойти по трем путям. Первый – усиление репрессий, как он полагал, не приведет к положительным результатам, а лишь заставит недовольство уйти глубже. Второй – уступки, также неприемлем, потому что «каждый новый шаг, ослабляя правительство, будет самою силою вещей вынуждать последующие уступки». В результате преобладающее значение в общественной жизни страны займет интеллигенция, которая «вмещает в себя все более опасные, неустойчивые элементы… ее участие в делах всего скорее приведет к ограничению самодержавия, что Россия, несомненно, станет источником вечной смуты и беспорядков». Единственно правильный, спасительный путь новый министр видел в возвращении к старине, к «исторической форме общения самодержавия с землею – Земским собором».

Идею созыва Земского собора горячо поддерживал и лидер славянофилов И. С. Аксаков. Чтобы помочь Игнатьеву к коронации разработать соответствующий проект, он послал ему в помощь П. Д. Голохвастова, хорошо знакомого с историей вопроса. Забегая вперед, отметим, что этим славянофильским планам не суждено было сбыться: царь увидел в них шаг к ограничению своей власти.

Как же встретил перемены на российском троне М. Д. Скобелев? Весьма настороженно. Ведь Александр II признал его дарование, доверял ему ответственные посты. Теперь все могло измениться. Молодой государь набирал свою команду. В любой момент мог получить отставку и его высокий покровитель, министр двора А. В. Адлерберг, родственник Скобелева. Он был близким другом Александра II и оказывал Михаилу Дмитриевичу существенную помощь при решении различных вопросов. Опасения Скобелева вскоре подтвердились, Адлерберг был вынужден уступить свою должность графу М. М. Воронцову-Дашкову.

Понятно, что, находясь в Средней Азии, трудно было разобраться в том, что происходило в коридорах власти. И Скобелев решил ехать в Петербург. Сдав управление Закаспийской областью генералу П. Ф. Рербергу, он осмотрел пограничную полосу с Персией, чтобы затем изложить свои соображения о границе специальной комиссии. Только после этого 27 апреля генерал уехал в столицу.

Скобелев возвращался из Ахалтекинской экспедиции триумфатором. Его встречали как народного героя. Чем ближе подъезжал он к центру России, тем торжественнее и многолюднее были встречи. Но прибытие в Москву превзошло все ожидания. На площади перед вокзалом собрались десятки тысяч людей, и сам генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков едва сумел войти в вагон, чтобы сопровождать Михаила Дмитриевича до столицы Российской империи.

В мае М Д. Скобелев прибыл в Петербург Прямо с вокзала Михаил Дмитриевич, как полагалось, поехал в Петропавловскую крепость на могилу императора Александра II засвидетельствовать свое почтение. А затем поспешил во дворец. Новый самодержец встретил прославленного генерала крайне сухо, даже не поинтересовался действиями экспедиционного корпуса. Вместо этого он высказал неудовольствие тем, что Скобелев не сберег жизнь молодого графа Орлова, убитого во время штурма Геок-Тепе, и презрительно спросил: «А какова была у вас, генерал, дисциплина в отряде?»

Холодный прием Скобелева царем получил широкую огласку «Об этом теперь говорят, – писал императору К П Победоносцев, – и на эту тему ему поют все недовольные последними переменами. Я слышал об этом от людей серьезных, от старика Строганова, который очень озабочен этим. Сегодня граф Игнатьев сказывал мне, что Д. А. Милютин говорил об этом впечатлении Скобелева с некоторым злорадством».[4]4
  К. П. Победоносцев и его корреспонденты: письма и записки. – М.-Л., 1923. – С. 233


[Закрыть] Напомним, что военный министр Д. А. Милютин, поддерживавший М. Т. Лорис-Меликова, к этому времени вынужден был уйти в отставку. Его сменил генерал П. С. Ванновский.

В чем же причина столь пристального интереса оппозиции к «белому генералу»? Думается, что силы, недовольные новым режимом, видели в лице Скобелева прежде всего военачальника всероссийской известности, народного героя, человека волевого, готового на самые смелые действия, и стремились заполучить его в свой стан. В тот момент личная позиция Скобелева во внутренней политике еще не была ясна. С одной стороны, он был известен как сторонник некоторых мероприятий Лорис-Меликова, а с другой – поддерживал Игнатьева, разделял многие суждения И. С. Аксакова. Все это порождало множество слухов.

Обер-прокурор Священного синода К. П. Победоносцев как опытный политик понимал всю опасность перехода талантливого военачальника в лагерь оппозиции и был чрезвычайно обеспокоен обострением взаимоотношений Скобелева с императором. Он пишет Александру III письмо, в котором настойчиво советует постараться привлечь на свою сторону «белого генерала». Приведем отрывок из этого объемного послания. Итак, Победоносцев пишет: «Я считаю этот предмет настолько важным, что рискую навлечь на себя неудовольствие вашего величества, возвращаясь к нему. Смею повторить слова, что вашему величеству необходимо привлечь Скобелева сердечно. Время таково, что требует крайней осторожности в приемах. Бог знает, каких событий мы можем еще быть свидетелями и когда мы дождемся спокойствия и уверенности. Не надобно обманывать себя: судьба назначила вашему величеству проходить бурное, очень бурное время, и самые опасности и затруднения еще впереди. Теперь время критическое для вас лично: теперь или никогда – привлечете вы к себе и на свою сторону лучшие силы России, людей, способных не только говорить, но, самое главное, способных действовать в решительные минуты. Люди до того измельчали, характеры до того выветрились, фраза до того овладела всеми, что, уверяю честью, глядишь около себя и не знаешь, на ком остановиться. Тем драгоценнее теперь человек, который показал, что имеет волю и разум и умеет действовать, ах, этих людей так немного! Обстоятельства слагаются, к несчастью нашему, так, как не бывало еще в России – предвижу скорбную возможность такого состояния, в котором одни будут за вас, другие против вас. Тогда, если на стороне вашего величества будут люди, хотя и преданные, но неспособные и нерешительные, а на той стороне будут деятели, – тогда может быть горе великое и для вас, и для России. Необходимо действовать так, чтобы подобная случайность оказалась невозможной. Вот теперь будто бы некоторые нерасположенные к вашему величеству и считающие себя обиженными шепчут Скобелеву: „Посмотри, ведь мы говорили, что он не ценит прежних заслуг и достоинств“. Надобно сделать так, чтобы это лукавое слово оказалось ложью не только к Скобелеву, но и ко всем, кто заявил себя действительным умением вести дело и подвигами в минувшую войну. Если к некоторым из этих людей, ваше величество, имеете нерасположение, ради бога, погасите его в себе; с 1 марта вы принадлежите со всеми своими впечатлениями и вкусами не себе, но России и своему великому служению. Нерасположение может происходить от впечатлений, впечатления могли быть навеяны толками, рассказами, анекдотами, иногда легкомысленными и преувеличенными. Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. Вспомните, ваше величество, много ли в истории великих деятелей, полководцев, которых можно было бы назвать нравственными людьми, а ими двигались и решались события. Можно быть лично и безнравственным человеком, но в то же время быть носителем великой нравственной силы. И иметь громадное нравственное влияние на массу. Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние, т. е. люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно и теперь важнее, чем когда-нибудь… У всякого человека свое самолюбие, и оно тем законнее в человеке, чем очевиднее для всех дело, им совершенное. Если бы дело шло лишь о мелком тщеславии, не стоило бы и говорить. Но Скобелев вправе ожидать, что все интересуются делом, которое он сделал, и что им прежде и более всех интересуется русский государь. Итак, если правда, что ваше величество не выказали в кратком разговоре с ним интереса к этому делу, желание знать подробности его, положение отряда, последствия экспедиции и т. д., Скобелев мог вынести из этого приема горькое чувство…»[5]5
  К. П. Победоносцев и его корреспонденты; письма и записки. – С. 233–234.


[Закрыть]

Так оно и случилось. Скобелев если не пытался играть роль Бонапарта, возвратившегося из Египта, то во всяком случае фрондировал, чувствуя свое влияние, и, судя по отзывам лиц, знавших его в то время, не всегда был сдержан на язык. Петербургские острословы тут же окрестили его иронической кличкой «первый консул».

В Петербурге незаслуженно обиженный генерал пробыл недолго. Ему был предоставлен отпуск, и Скобелев отправился за границу.