Текст книги "И опять Пожарский 2"

А управляющие и мастера Вершилова, эти как с самого утра впрягаются в работу, так дотемна с двухчасовым дневным перерывом и крутятся. Они словно присутствуют сразу в нескольких местах. То слышен голос Крчмара от строящегося храма, а вот уже он мелькает среди печей на берегу Волги, а ещё через пару минут он ругается со строителями, что возводят дома для евреев. Тоже загадка, зачем они княжичу Пожарскому.

Само Вершилово, словно город из сказки. Чистота порядок, нет татей, ходи себе всю ночь по улицам, никто тебя и пальцем не тронет, наоборот, поинтересуются, не случилось ли чего, может, помощь нужна. Нужна помощь, объясните, куда он попал! Дом, что выделили бывшему дьяку государеву, был не большой. Но в нём было две печки, топящиеся по белому. Только хозяйки и не хватает. Сначала Шульгин присматривался к местным девушкам в церкви, но сложилось иначе.

Княжич попросил его заниматься с купленной вогулкой русским языком, а у неё учиться вогульскому. Никанор Михайлович проникся, на самом деле, как управлять отрезанным от Руси городом среди вогулов и не знать их языка, хотя бы немного. Во время занятий он привязался к этой простой девчонке. Она была красива своей азиатской красотой и главное она была похожа на него. Девушка тоже всему удивлялась в Вершилово. Они могли бы на пару ходить по улице с раскрытым ртом.

Девушку звали Нены. Местные монашки, что взяли над ней шефство переименовали вогулку в Надю. Надя оказалась беременна, скорее всего, от одного из стрельцов, что оставался на перекатах, при разведке на Урал камне.

Никанора Михайловича, полюбившего девушку, это не остановило, и, окрестив её в православную веру, он в этот же день женился на ней.

Сейчас в конце января, получив дворянство и вотчину из шести дворов, Никита Михайлович Шульга стал задумываться, что он ведь ничего толком не умеет из того, что потребуется, чтобы создать город на новом месте. Он стал всё свободное время проводить с Крчмаром или с Зотовым. Раз в неделю обязательно встречался с Полуяровым и расспрашивал того о выведении новых сортов злаков. Крестьянам нового дворянина не стали строить дома по образу Вершиловских, Шульга уговорил их перебраться с ним в Миасс, там сразу всё и построят. Осталось потерпеть четыре месяца, даже поменьше. Как лёд вскроется, так и отплываем.

Никита Михайлович пришпорил коня, надо спешить. Сегодня ещё с печами по производству извести разбираться. Он заболел общей болезнью. Бывший государев дьяк теперь ничего не успевал.

Событие восемнадцать

Семён Силин, гончар из Арзамаса, что рассказал о белой глине и синей краске с берегов реки Гжелки, всё не мог понять, зачем с ним так носятся. Ему год назад выделили большой тёплый дом с двумя печками, привели на двор двух коров и лошадь. Потом чуть погодя ещё привели двух коз. Снабдили кормами животных, а им выдали несколько мешков муки и различных круп. Прямо какая-то сказка получается. Только через месяц к нему в дом заглянул княжич Пожарский и спросил Семёна, грамотный ли он. Семён грамоты не знал. Пётр Дмитриевич, посмотрел на свистульки, которые лепил гончар, покачал головой и велел Силину ходить по вечерам в школу для взрослых.

К весне Семён обжился в Вершилово, завёл знакомых и осилил грамоту. Работы с него по-прежнему никто не спрашивал. Семён продолжал лепить свистульки и обжигать их в печи для обжига кирпича, на берегу Волги. С мастерами по кирпичу свёл Семёна его благодетель, управляющий княжича, Онисим Петрович Зотов.

Следующий раз Пётр Дмитриевич Пожарский посетил Силина в марте. На этот раз с ним был местная достопримечательность, резчик по дереву Фома Андронов, больше известный как – Фома Безухий. Княжич сказал, что бы Семён до осени учился у Фомы делать фигурки и вообще владеть резцом. Семён и сам пытался делать фигурки из дерева, но возиться с глиной ему нравилось больше. Тем не менее, он с того дня прилип к Фоме и перенимал у того все тонкости мастерства. Он даже помог ему сделать вторую пару медведей, взамен вывезенной князем Пожарским.

Когда начали делать фарфор, Семёна приставили к гончарам, и он вместе со всеми проводил опыты по выделке первых фарфоровых блюдец и чашечек. И вот вчера, наконец, Силин был вместе с Фомой и ещё одним резчиком Сидором Щеглом приглашён к княжичу в терем. Там уже были голландский художник Рубенс и иконописец Иоаким Прилукин.

– Хочу я кроме чашек и блюдец из фарфора фигурки разные делать, – начал княжич, оглядев собравшихся.

– Так, а мы-то тут зачем, князь батюшка? – не понял Андронов.

– Сейчас всё расскажу. Нужно чтобы художники, – он посмотрел на Рубенса и Прилукина, – Нарисовали фигурки девушек. Скажем, царицу русскую и не просто, чтобы она стояла, а пусть она, скажем, в зеркальце смотрится. Потом боярышню. Эта пусть вышивает. Купчиху ещё. Эта девица, пусть со щенком играет. Ну и крестьянку. Эта девушка пусть сидит на травке и венок плетёт. Понятно ли? – княжич обратился к Прилукину.

– Попытаемся, – неуверенно ответил иконописец.

– Резчики из дерева должны этих девиц вырезать одинаковой высоты, скажем, вершок. А Семёну потом с их помощью нужно залить всё гипсом и сделать формы для отливки из фарфора. Тут главное, чтобы формы разнялись. Для этого острых краёв не должно быть на фигурках и сильно выступающих частей, Теперь понятно?

– Сделаем, князь батюшку, не сумлевайся – теперь более уверенно кивнули резчики. Щегол про формовочные уклоны уже наслушался, он и икону для колоколов резал.

– Ну, а уважаемый Пётр Павлович Рубенс пусть сделает те же персонажи только европейские. Принцессу заморскую нарисует, только не с зеркальцем, а с розой, например. Дочь графа. Дочь аптекаря. Прачку молодую с бельём. Ну и крестьянку с серпом. Всё это в национальных голландских или немецких костюмах. Сможешь Пётр Павлович?