Текст книги "Танцы угрюмых богов"
Автор книги: Андрей Сутоцкий
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Танцы угрюмых богов
Андрей Сутоцкий
© Андрей Сутоцкий, 2023
ISBN 978-5-0059-3818-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
___________________________________________________________________
Разумеется, поэтическое творчество АС может нравиться и не нравиться, как творчество каждого поэта с лица необщим выраженьем. А он вслед за Мандельштамом в своих стихах будто усмехается: «Я извиняюсь, но в глубине ничуть не изменяюсь». Но вот чего не отнять у поэта АС, так это культуры. Культуры мышления, восприятия прошлого и настоящего, языковой культуры в целом и поэтической культуры как некой константы профессионализма; культуры как знания его багажа, а он велик; культуры отношения к читателю, порой авансом… Культуры как несущей конструкции всего поэтического здания с вывеской СУТОЦКИЙ.
У него не найти стихов на злобу дня, на потребу, тем более с признаками конъюнктурности. И тем не менее можно почти безошибочно узнать, о каком времени и о каких событиях речь – по стремлению разобраться в происходящем, понять, есть ли надежда на благоприятный исход, на избавление от груза того, что от него не зависит, но не отпускает ежеминутно, загружая и без того непростую жизнь. Ибо он дышит своими стихами в онлайне – почти никогда ровно, часто учащённо – российская жизнь насыщена. Его поэтическая социальность не публицистична в традиционном понимании. Он глубоко копает в отношении к действительно-сти, потому и личностные открытия его не всегда радуют: кто умножает познания, умножает скорбь. Поэт по серьёзному, по-ахматовски со своим народом, со страной.
Впасть в неслыханную простоту – не про него. Пока он в пути от простого к сложному. В процессе стихосложения, в экспериментах со словом. Экспериментатор он не рассудочный, и слова для него не детали конструктора. Вербальная искушённость, некоторая усложнённость словоприменения – не самоцель, не оригинальничанье, а скорее стремление приблизиться к точке Абсолюта – при полном понимании невозможности затеянного когда-то в самом начале творческого пути. АС явно доставляет удовольствие погружение в творческий процесс, состояние поиска, пусть даже не венчающегося открытием. А результат… как Бог даст. Поэтический перфекционизм АС питается любовью. Любовью к поэзии как таковой, к поэтам хорошим и разным, радостью собственной причастности к «свету родного слова».
Его неологизмы легки для восприятия и всякий раз удивительно уместны. В них опять же не столько стихотворных технологий как таковых, сколько желания приблизить читателя к тому, что открывается автором – в большом и малом, вечном и сиюминутном.
Вероятно, нужно быть большим знатоком творчества многих и многих избранников/представителей/… поэтического ремесла, чтобы пытаться в их многочисленном ряду идентифицировать АС. И при этом все равно есть риск так и не обнаружить уподоблений того, как пишет наш покорный, слуга, с поэзией других широко и мало известных поэтов всех времён и народов. Перед нами поэтический Кот, который гуляет сам по себе. Как тут не вспомнить сентенцию пастернаковского Николая Николаевича из Доктора Живаго: «Принадлежность к типу есть конец человека, его осуждение. Если его не подо что подвести, если он не показателен, половина требующегося от него налицо. Он свободен от себя, крупица бессмертия достигнута им.»
Социолог, политолог – Галина Соколова
ПОДЗЕМНЫЕ ВСТРЕЧИ
Бежали люди с выдуманным грузом;
Бежали прочь от бытовых проблем,
Неудержимо, по гипотенузам
Подземных станций в бисере морфем.
Людей глотали сонные вагоны
Беззубым ртом, засасывая внутрь,
И там, внутри, светясь, как эпигоны,
Робе́ли люди, трусили взглянуть
В глаза своих попутчиков. Так что же,
Выходит, я такой же, как они?.. —
Опустошён, духовно обезвожен,
Открыв январь отсутствием весны…
Не́т утешенья. Двадцать первым веком
Несётся мяч, а на пути – стена…
Так в чём он смысл жизни человека?..
Уносят в джунгли тайну племена.
«Давай закурим, мученик Винченцо,
В потоках тока мира, не дымя…
И переждём прогресс…»
Болело сердце —
Я внука ждал в метро, а внук – меня.
А внук был с мамой, тихий и спокойный…
Катаясь друг за другом целый час,
Я был в погоне той раба покорней,
Как большинство, таким же становясь.
И вот он ты. «Внучок мой умноглазый,
Добрейший Марк, не странно ли, скажи,
Что за полгода грусти ненапрасной
Мы под землё́й обнялись – две души?..
Не понимаешь. Ладно. И не будем».
Держал я крепко за руку тебя…
А по краям – изнывшиеся будни
Несли любовь, рассветы торопя.
ТОПЬ
Заставь служить сознанью мозг.
Не потакай его причудам.
Не вопрошай: «Взялся откуда
В моём уме просчётов воз?»
Ты сам забрался в эту топь,
Кормя органику соблазном,
Чтоб в страстных потугах напрасных
Пошла Природа на растоп.
Стада, пленённые умом,
Своих телес скупцы-лакеи,
Понять бы вам, что – в тупике вы!..
Само невежество, само
Незнанье – вы, пажи зеркал,
Почти отсутствие и… плесень…
О, как тошнит от ваших песен!..
Не та стезя, не тот накал…
Томясь, подобно мертвецам,
В глухонемых бетонных склепах,
Умом обманутые, слепо
Ещё берётесь порицать,
Учить блуждать, преподавать
С холмов, трибун и мавзолеев,
Известных потчуя злодеев,
Как будто можно мир познать.
Заставь служить сознанью мозг
И, не привязываясь к телу,
Ты примешь смерть легко и смело
Без болевых метаморфоз.
В ИСХОДЕ ДОЛГОЙ НЕЛЮБВИ
В многоэтажке тёмно-серой,
На двадцать первом этаже,
Чета субъектов престарелых
Жила друг другу не к душе.
И вот исход – расстались други.
Нашёл размен им тот же дом.
Торчит в окне старик в недуге,
Глядя на бабушку в пальто.
Жила семья и вот распалась
Отнюдь не сахарным песком.
Была любовь, иль показалось?..
В глазах – слеза, а в горле – ком.
МОЛОДЫЕ ХУДОЖНИКИ
«Послушайте, мы – другие», —
Поют молодые художники,
До «новых» свобод дотошные,
Стремясь провестись на мякине.
Запутав себя в проекциях
Внутреннего бунтарства,
Художники верят в инъекцию
Губительного лекарства.
Оттенки размылись, а формы
Приняли прежний облик.
Не выведенными остались
Одни лишь татуировки.
Да, боль не заглушишь бромом.
Остыньте: эстетский топлес,
По правде сказать – подстава,
Горячая стометровка…
А пирсинг из брови в ноздри,
А волосы сбриты и снова…
До плеч. Вы заметили?.. Просто
Мы, люди, не знаем иного
Телесного оформленья.
И прёт изнутри наружу
Протестом пружинное мненье,
Вулкана гремя не хуже,
Пробив тесноту стесненья.
Период аффектной идеи
Кончается полным штилем.
В глубинах гуляют тайны…
Снежинками падают ноты…
За синими окнам – тени,
Костюмы в классическом стиле…
А где же бунтарство?.. Буквально
Аукционным лотом
Ушло, чтоб придать гостиной
Оттеночек цвета aqua.
НАЗОЙЛИВЫМ ДО СЛАВЫ
Нет, графоманам ротик не закроешь.
Пущай себе фонят на все лады.
Вон, книжечки с обложками пирожных
Опять плывут, как хлябкие плоты.
Плоты утонут, ил добавит порчи…
Но вы пишите, плоские умы,
С сорнячной плодовитостью на почве
Неплодовитых гениев восьми.
Зачем? А просто так, для интереса,
Чтоб жизнь свою конфетно отскучать,
Чтоб лестные изысканные бесы
Могли вас, бесталанных, привечать;
Чернильно-измождённых, многословных,
Косноязычных до сухой кости,
Расплывшихся в регалиях условных,
Что куплены за… «господи прости».
Открыть бутылку с горя и напиться,
Коль стану я таким говоруном!..
Прочувствуйте, не стоит торопиться…
Но прёт, и прёт, и прёт из вас дерьмо…
Умерьтесь, наконец, облейтесь хладом…
Но вы опять берётесь за перо,
Упорно демонстрируя, как надо
Писать стихи… прямёхонько в ведро…
О нет, не ждёт меня изданий глянец,
Что посвящён хрустящим кошелькам.
Не той купюры, видимо, талантец…
Не так пуста, наверное, строка.
И мне смешно. Мне как-то не по нраву
Пред дверью шефа коврик отирать…
И, вам предоставляя это право,
Я ухожу в сторонку отдыхать.
Я рад за вас, шныряющие всюду,
За ваш улёт и по́лочность томов…
Куда мне до прыгучести батутной,
С баллоном спрея против комаров!..
Купили новый фантик от конфетки?..
И к стеночке, на гвоздик, между строф?..
Не жа́дуйте, салфетные креветки,
Чтоб заглотить крючки редакторов.
СЕНТИМЕНТ
В старом доме, где звучит Кристалинская,
Нет ни времени, ни грусти, ни возраста…
В простоте проникновенно-таинственной
Я обратно растворяюсь в непознанном;
Я обратно возвращаюсь в далёкое,
Отзвеневшее в снегах колокольчиком,
В нескончаемый спектакль с монологами,
Уверениями в счастье заочными.
Разве жизнь, она, синоним страдания?..
Или то – совсем иная конструкция?..
Невесомые шаги, марши, здания,
По перилам спит в горшочках опунция…
Мир высоких потолков, окон узеньких…
Предпочтённых ночников освещение…
Вот и чай (звенит фарфор), да в прикусочку
С сахорочком кусковым в угощение.
Пью я чай с янтарной «ля»… Мельхиоровой
Звонкой ложечкой стараюсь не очень, но…
Песня Майи прервалась… Чёрным вороном
Темнота влетела в дом, обесточила.
ДЕПУТАТ
Закрыв глаза на все напасти,
Предельно прост, как самокат,
Людя́м сочувствуя отчасти,
Сосёт валюту депутат.
Недавно стал он депутатом,
Напялив маску на лицо.
А ведь в дружках моих когда-то
Ходил любезным молодцом.
А что теперь? В слежалой роли,
Одной из выделенных форм,
Он заполняет тур гастрольный
Антигуманностью реформ.
В размыве ложных оппозиций
Он получает свой кусок
И смотрит вдаль, куда возница
Стремит ненашенский возок.
Вполне устроенный и пресный,
В кругах отмеченный винцом,
Лоснится он от песен лестных,
Давно забыв своё лицо;
Забыв о чаяньях народа
И о предательстве господ…
«Какая свежая банкнота!..
Как много свеженьких банкнот!..»
НАСКВОЗЬ
Оскудели смыслом песни.
По периметру – конвой.
Далеко от Красной Пресни
Спит концлагерь цифровой.
Ни мятежников, ни бунтов —
Новоявленная хунта
Да курантов мрачный бой.
Заблудились с разворота
Велемудрые умы,
Полосаты, как еноты,
В гулких окликах тюрьмы.
Где б узнать мне по секрету,
Как убрать заблуду эту…
Хорошо бы до зимы…
Друг, не стоит… Не умеешь
Врать, похоже, ты, мой друг.
Каждый раз пустое мелешь
С анекдотами не вдруг.
Но тревожно мне, ребята…
И от темени до пяток —
Молоточки – тук-тук-тук…
Ночи – ти́хи, у́тра – серы,
Дни – бескрылы и тупы.
Не выдерживают нервы,
Встав, как кони, на дыбы.
Строчки прячутся в тетради,
Конспирируются ради
Вольнодумной худобы.
Но и в мыслях кто-то дышит,
Кто-то ходит взад-вперёд,
Стенографии бесстыже
Через темя в небо шлёт…
В космос там, иль нет – не знаю.
Я не думаю – зеваю.
А ко мне в открытый рот
Снова кто-то метит, чтобы…
Почему же вы, микробы,
Не решаетесь вступать
В битву с этим, так сказать,
Неуступчивым субъектом,
Разрушительным проектом?..
Душу оторопь сковала.
Кто я?.. Кукла, чёрт возьми?..
Мне твоей свободы мало,
Царь цугундера, пойми!..
«Помоги, – пишу, – кудесник…»
«Отзовись, – кричу, – ровесник!..
…и бесстрашия займи».
СТРАТЕГАМ ЗЕМНОГО БЕССМЕРТИЯ
А те, что пожелали вечно жить
В своих телах, пропитанных лекарством —
Так тяжелы, так медленны, так властны,
Что никакою ниткой не пришить
К ним душу и… Незрячие глаза
Фактически не видят небеса.
Но лучшая натурщица Пикассо
Позировать художнику спешит…
Что сделает он с ней?.. Какой кошмар!..
По кубикам и шарикам рассыплет….
Они плывут?.. Но каменным – не выплыть,
Не переплыть, не встать на пьедестал…
А так охота жить и раздражать
Рецепторы, себя сопровождать
Охранником в беспутном деле гиблом!..
Но рисовальщик, кажется, устал
Ходить по кругу в поисках иных
Мазков и стилей. Всё спешит в одну
Смешаться кучу. Якорем – ко дну.
Трещит жилет спасательный… Полны
Глаза картин отчаянья. Кричать?..
Нет, лучше ничего не замечать,
Ведь выбор сделан… Жить, доить луну,
От солнца прячась в приторные сны…
Не дать уйти, насильно удержать
Себя в соблазнах плесенных!.. Гния,
Тащится в кресле, в мясо всунув «я»,
Как зубчик чеснока… «Легко ль дышать
Вам, господа?», – прописывает врач
Шашлык под первачок от неудач.
И не стыдит, не мучает вина…
Не умирать – вот корень всех задач.
Втянув в себя последний кислород,
Поглаживать дразнящую купюру,
Обняв диван, вгрызаться в землю буром,
Глушить вином логический уход…
Ссыпаться в рюмку жёлтым порошком
И некой даме чавкать на ушко
Про аппетитно-манкую фигуру,
Набив икрой свой непристойный рот…
Охота ль так тошниться тыщщи лет,
Забыв о том, что тело нам обуза,
И что бильярдный шар не ляжет в лузу,
Коль больше будет он её. В ответ
Вы создаёте новый аппарат…
И так – до бесконечности. Пора
И мне сие заканчивать… Excuse me.
Жизнь – это смерть, и вечного в ней – нет.
В ПОСЛЕДНИХ ЧИСЛАХ ФЕВРАЛЯ
(этюд)
Зима была тиха. Трусливые метели
Нашёптывали сны, качали колыбели,
Катались на коньках, убеливая сад,
И угождали тем, что дули невпопад.
Зарылись звери в снег, оттуда наблюдая,
Как бродит меж стволов Веснянка молодая,
Отогревая лес дыханием своим…
И вслед за ней гурьбой летели воробьи.
Зима была тиха. Поскрипывали льдинки.
Топилась жарко печь. Затёртые пластинки
Настырно заставлял крутиться патефон.
И кубарем летел бубенчиковый звон.
То – тройки по полям пылили снежным вихрем.
Лепился снежный ком… Глазастая зайчиха
Ждала, когда в окно морковку бросят ей.
И ревностью пылал к нам котик Тимофей.
Подтаивал февраль. Последняя неделя.
Зима была тиха. Лучистою куделью
Свисали до земли в рассвете облака…
И ёжились в лучах колючие снега.
УГОВОРИТЬ ОСТАТЬСЯ
Займи меня, ангел, далёкой страною,
Такою далёкой, что кажется бликом.
Куда ж ты под ночь?.. Оставайся со мною…
А я тебе чаю налью с земляникой…
А я тебе, знаешь, спою под гитару
Из регги и рока, из джаза и фолка…
А хочешь, за домом запустим петарду, —
Вспугнём под кустами сидящего волка?..
Эй, что опечалился, друг мой крылатый?..
Вздыхаешь, садишься на пуфик в прихожей…
Как мог я забыть!.. Выдавали зарплату…
Пропустим по сотке?.. Согласен – попозже.
И будем болтать, философствовать, думать,
Сметать произвольные цифры в совочек,
Иль строчки снимать с облаков на ходу и…
Читать эти строчки со стула. А впрочем,
Ты всё понимаешь и видишь, приятель…
И чувствуя, как я скучаю по крыльям,
Несёшь из кладовки такие же, кстати…
Не верю глазам: у меня они были?..
Выходит, и я был тобою когда-то,
Способность летать потеряв, как опеку?..
Умно ли считать мне себя виноватым,
Когда не подходят они человеку?
Понятно – уходишь, точней – улетаешь,
Чуток постояв на пороге и… сплюнув…
…и ангел всё выше, и ангел всё дальше
От шпилевых крыш перламутрово-лунных.
ГЕКЗАМЕТРИЧЕСКИЕ СНЫ
В старой гостинице, второстепенной, не знавшей ремонта,
Время тянул слишком падкий до женщин Арсений.
Командировкою был он, бедняга, чертовски измотан…
Страшно подумать – отправиться с дамой в бассейн!..
Быстро домчит его красный трамвай, звенящий на стыках,
К месту Ледовой арены… Но вот незадача:
В сон его клонит, смежаются веки… А тут ещё – стирка…
Жизнь не зада́лась, – грошовым сегментом на сдачу;
Лишь прозвенела недолго, вращаясь в конвейерном ходе,
Подслеповатой, крадущейся в окнах луною
Прошелестела…
Лапой кошачьей, не цепкой, холодной,
Мягко легла на озябшую ветвь в полуметр длиною.
Спит наш Арсений, свалившись на пол с голубой табуретки.
Видит он сон, как в бассейне скучает по другу Илона.
Манкими икрами ног возбуждённых мужчин вдохновляет,
Падая в воду, изящною спинкой играет.
Чем не русалка?.. К такой подходить с миллионами надо,
Или хрустеть перед носом крупой бриллиантов…
«Здесь я, Илона!..», – кричит он сквозь сон голоском рафинадным,
Брызжа в глаза претендентов избыточным ядом.
Спит наш Арсений, софой пренебрегнув, слюни глотая…
Мимо ползёт таракан полосой пограничной…
Отблески света жужжащих машин, по стене проплывая,
В медленный сон переходят. Теперь это – лица…
Снова Илона, упругой дугой изгибаясь, дра́знит…
Смотрит на часики, что перешли ожиданье…
Мчится в малиновом ме́рсе, и тут же отдаться согласна
Некому Тестостерону, что страха не знает.
Сидя в гостиной, он потчует страсть земляникой, или
Выпить даёт из фужера обманного зелья…
Липкие пальцы, отняв от стекла холодной бутыли,
Он переносит на пункт обнажённой коленки.
Дальше – ведёт по бедру…
«О, нет-нет!!!..», – восклицает Арсений
И, просыпаясь, бежит, неумытый и сонный,
В несуществующем городе ночи… Ужели в бассейн?..
«Что вам?.. Бассейн?..», – смеются две милых особы…
Утро настигло героя спонтанно, всё в том же отдельном…
Старой гостиницы с видом на сны и заплатки.
Ноют суставы избитые полом, представшим постелью.
Киснет под кружкой пивною конспектов тетрадка.
«Где ж ты, Илона?.. Скорей отыщись, аккуратная детка…
Змейкой скользни по руке, постирай мне бельишко…
Командировка, признаться – счастливое поле монетки…», —
Выдохнул он и, прикрыв чёрной шляпой умишко,
Прыгнул в гремящий трамвай.
Вот и вся оперетка.
ЗИМА. НАЧАЛО ФЕВРАЛЯ
И пусть зима засыплет мир до чистого листа,
Чтоб ни проехать, ни пройти и не прочистить путь,
Чтоб просто сесть под абажур и всюду опоздать
И с доброй книгою в руках нечаянно заснуть.
Буграми снежными замрут машины во дворах…
Мальчишки выстроят дворцы из комьев голубых…
Грести устанут поезда и встанут на путях…
Какой чудесный зимний день готовит этот вихрь!..
Ни толкотни, ни трескотни, ни планов, ни надежд,
Что всякий раз по пустякам обманывают нас…
А может, запросто в снежки?.. Взбодри себя, потешь!..
Когда ещё случится быть такому, как сейчас!..
Лови мгновенья, умный пёс, слюнявой пастью влёт,
Беги удачи впереди, неси в зубах янтарь,
Что меж снежинок кружевных над крышами плывёт
И, позволяя быть зиме, приветствует февраль.
На узких тропках разойтись непросто двум сердцам.
Как ни крути, а это – знак… И волею пурги
Сойдутся двое чудаков ценить и восклицать:
Она – из Малых Утюгов, а он – из Шри-Ланки́.
Глядит в окно холёный кот, читает по слогам,
Что лыжной палкой написал влюблённый оптимист…
Такой уж выдалась зима… И вьюжные снега
Весь день метут и…
город стал…
похож
на белый
лист.
ИНТЕРМЕЦЦО №2
Любовь, любовь… – твердят, как попугаи,
Играя этимоном, как мячом…
Задумавшись, упорно постигают,
Достав из ножен розовый сачок…
Но нет – не изловчиться, не оформить
Цветущий свет, что таинством пьянит.
Так может быть, тогда его запомнить
В количестве пятидесяти бит?..
Но память оставляет только крохи,
И то, рассыпав их – пойди-найди…
Так что же обуславливает вздохи
Дрожащих чувств, бегущих впереди?
Смеётся мозг – он знает все секреты…
А ты – пиши, угадывай, ищи…
Любовь, любовь… И пустота при этом, —
Святой обман для женщин и мужчин.
И всё же – будь, проигрывая сцены
В окне театра, там, на этаже,
Где вопиют в духовном неглиже
Лекарство и болезнь одновременно.
ИЗ ДИАЛОГА С ДВОРНИЧИХОЙ
– Держите, Тоня, интервал, не разгоняйтесь,
Не увеличивайте скорость бытия…
Другое дело, если б дела в результате
Открыто будущее было… Не тая,
Вы поделились бы со мной до самой дали?..
А так – снуёте, запинаясь о метлу…
Придётся, Тонечка, отметить вас медалью,
Неблагодарных пешеходов на виду.
Пусть шоколадка… Ну и что, что вы вспотели…
Вниманье, милая – всегдашний дефицит.
А может, с вами мы сегодня двор поде́лим,
Чтоб я не действовал на вас, как пестицид?..
Куда мы катимся!.. Неглупая же баба…
А променяли на метлу недюжий ум.
Да вам куда-нибудь на строечку прорабом,
Или на Красную заведующей ГУМ…
Есть много факторов?.. Понятно, жизнь – не сахар…
– Да, жизнь – не сахар, и вообще незнамо што…
А провались, коли пошло оно всё на х..!.. —
Сказала Тоня и одёрнула пальто.
НА ВТОРОЙ ФЕВРАЛЬСКИЙ ДЕНЬ
«Ноль-два, ноль-два, два-ноль-два-два».
Что было – вспомню я едва.
Варил супец, глядел в окно
С котом британским заодно…
И плыли стрелочки, тихи́,
На старых часиках… Стихи
Случались, лились невпопад…
И я бродил вперёд-назад…
Но кот настаивал на том,
Чтоб изучать соседний дом,
Глядеть в окно и представлять
То, чем реальность обладать
Не может: ткань её груба,
Как у бетонного столба.
А за окном – февральский снег,
Дурацкий двадцать первый век,
Что, словно берца на плацу,
Жестокосердию к лицу;
Обрывки фраз, немой укор
Творца, смотрящего в упор
Через февраль застывших линз
В унылый день… А в нём сошлись
Всего две цифры – два и ноль…
Невероятный карамболь.
…стоял и плыл, как апостро́ф,
Фонарь над бейтом поездов,
Плюс некий шум живых систем,
Что заполняли, между тем,
Ячейки мира, где в тот час,
Друзья, похожие на нас,
Глядели в окна естества…
«Ноль-два, ноль-два, два-ноль-два-два».
СВЯТОЙ АКИМ
Прошу внимания, народ!..
Меня зовут Акимом.
Я нарисую вам сейчас
Плохие времена.
Утратят люди бедам счёт,
Мечты, идеи, гимны…
И в слюдяном бесцветье глаз
Исчезнут имена.
Ни богоизбранным, ни вам
Не петь рулады в кущах,
И сокам фруктов налитых
Не таять на губах…
Лишь ветхий треск на рукавах
Да чёрствый хлеб насущный,
Лишь старость мыслей молодых
Да верный сердцу страх.
Шеренги вырытых могил
В колючих мшистых сучьях
Являть вам будут ваши сны,
Гуляя по гробам…
Эй, тихо!.. Слышите?.. Шаги…
Грядёт наместник сучий,
С венком искусной новизны,
К привязанным рабам.
А те, что вычеркнут себя
Из обречённой массы,
Хрустя бриллиантовым песком
В кругу любезных дам,
Уездясь вечностью забав
Несчастных и напрасных,
К ногам богов сбегут гуськом…
И… вновь придёт Адам.
Не стоит Небо умолять,
Выдумывать благое,
Себя по уху пяткой бить
И гнуть хребет в дугу,
Когда так трудно вам принять
Простейшие законы,
Над головой обрезать нить
И дать отпор врагу.
Не удивляйтесь временам,
Природным возмущеньям,
Изрядной пошлости нагих
И наглости господ…
Как ни была бы жизнь длинна —
Во всём проси прощенья.
Зовут меня – святой Аким.
И вот мой QR-код.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?